Присутствует ли любовь среди современных христиан? Почему они не доверяют друг другу? Почему некоторые готовы рисковать здоровьем ближних? Обязан ли Бог совершать чудо в обмен на посещение храма? Эти и другие вопросы мы продолжаем обсуждать в рамках круглых столов.
***
Ведущий круглого стола — историк Глеб Чистяков (РПСЦ).
Мы переходим к третьему и очень важному вопросу — к проблеме пренебрежительного отношения к здоровью прихожан и священнослужителей. Это то, о чем просил ректор Московской духовной академии, владыка Питирим, который сам заболел на Страстной седмице: «Поберегите священников, поберегите ваших духовников, не идите в этот период в храм». Но нет, люди все равно идут и заражают и священников, и других верующих. В Троице-Сергиевой Лавре заболело 150 насельников, умерло 10 иноков, включая нескольких архимандритов и игуменов.
Но вот что ужасно, когда происходят эти вспышки, некоторые настоятели начинают это скрывать, пытаясь показать, что ничего нет и все хорошо, хотя люди лежат больные. Иногда заставляют ходить без масок, чтобы показать, что все здоровы. Мне кажется, что это на грани самоубийства или убийства своих братьев, которых мы, наоборот, должны стараться уберечь. Не так много фактов взаимопомощи в рамках общины. Многие заболевшие оказались брошенными.
В чем причина такого пренебрежения христианами здоровьем и благополучием других людей? В чем феномен, как вы думаете?
Публицист Алексей Шишкин (РПСЦ).
Это вопрос сложный. Этот, связанный с эпидемией, кризис открыл и вывел на поверхность какие-то глубинные вещи, которые незаметны в обычной жизни. Первая проблема, которая лежит на поверхности, — это та модель церковной экономики, которая основана на том, что человек пришел непосредственно в храм, принес наличность и положил на тарелку. Она вызвала то, что люди, которые профессионально связаны с этими пожертвованиями на храм (это и священники, и епископы, и магазины церковной литературы, потому что это тоже какая-то инфраструктура профессионально связанных людей), боялись остаться без этого источника существования. Возможно, этот страх был подсознательным, и они даже не всегда его осознавали, но в результате начались вот эти богословские теории: «Лучше придем в храм, пусть потом умрем как мученики». На более глубоком уровне, в разных православных исповеданиях, которые сейчас существуют, в большей или меньшей степени существует одна и та же проблема — это отсутствие любви. «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35).
В реальной повседневной жизни без всяких эпидемий реальная любовь к человеку, к своему церковному брату или сестре, оставляет желать лучшего.
Жестокость, черствость, безразличие, отношение к человеку как к средству достижения цели, к сожалению, очень широко распространены и в мирной жизни. Если в мирной жизни, в стандартных ситуациях, к этому как-то все привыкли и даже начали воспринимать как должное, то эпидемия вывела это все в таких радикальных формах, что это безразличие к ближнему, нелюбовность к брату и сестре во Христе, стали ставить под угрозу его жизнь и здоровье. Например, при глубоком повреждении легких при «ковиде», как мы знаем, люди зачастую могут остаться инвалидами и иметь тяжелые последствия на всю жизнь. И это уже, к сожалению, радикальное проявление нелюбви, которая глубоко укоренилась в церковной жизни за последние тридцать лет.
Г. Ч.: Кстати, хотел сказать, что смерть по глупости (в результате езды на машине в пьяном виде или бравирования тем, что ты ничем не заболеешь, потому что «Бога за бороду держишь», или еще от какого-то безрассудства) к христианскому мученичеству и осознанному исповеданию Христа никакого отношения не имеет.
Этнолог Вячеслав Печняк (часовенное согласие).
И опять же, такое получается почему? Потому что потребитель свою покупку впечатлений (как об этом говорила Мария) воспринимает как подвиг: вот я пришел, два часа постоял, попотел в пуховике в храме, ничего не понял, но постоял, и вот я потребил. А тут меня лишают этой возможности, я чувствую себя некомфортно, ведь я привык так потреблять. Это логика потребителя. Он не думает о других, он думает о себе. Вот буквально вчера на «Русской вере» продолжилась пря под одним из постов о «ковиде», когда очередной человек написал, что в средневековье люди собрались, помолились, язва прекратилась, поэтому нам тоже нужно собраться, и все прекратится. Вообще-то, для современного человека, как писали Джордж Фрезер и Бронислав Малиновский, есть три способа познания мира: магия, наука и религия, которые между собой конкурируют, но друг с другом слиться никогда не могут. Но почему же мы, современные люди, даже если способ нашего познания — это религия, напрочь отвергаем науку? Раньше люди не знали ни про бактерий, ни про вирусы, но они об этом догадывались и запирались на карантины.
Мы знаем примеры, когда архиепископы и вообще архиереи шли во главе крестных ходов, а потом через какое-то время умирали.
В частности, в Новгороде во время одной из эпидемий чумы умер архиепископ Новгородский, хотя он и попытался в своей владычной палате сделать карантин, но все равно заразился и умер. И мы знаем столько же случаев заражения и смерти в результате заражения, сколько и чудесного избавления. Да, конечно, это промысел Божий, но это если ты, как говорится, идиот, не веришь в то, что на самом деле есть, то имеешь ли ты право требовать чуда? И еще почему-то не все внимательно читают Евангелие, а великопостные чтения (Мф. 4) как раз посвящены диалогу Христа и дьявола, который имеет очень глубокий смысл. Дьявол Ему говорит: «Сказано…», а Христос отвечает: «Писано…», то есть, чтобы не было никаких искажений. И разговор заканчивается, как мы знаем, на том, что Христос говорит: «Не искушай Бога твоего».
А у нас получается очень странная ситуация: человек считает, что раз он совершает такие великие подвиги, как раз в неделю два часа на службе постоять, значит у него с Богом заключен договор, и для него, в случае чего, будет совершено индивидуальное чудо.
Мол, я же верю, что Ты есть, — это моя часть договора, поэтому я Тебе буду ставить условия, когда Ты должен будешь мне и всем окружающим доказать, что Ты существуешь. Это очень глубокая антропологическая проблема, когда слово «искушение» понимается очень узко. А на самом деле искушать Бога — это проявлять неверие, самый главный грех человека. Человек ставит Богу условия, в которых Он должен доказывать Свое существование. Верой здесь уже и не пахнет. Они считают, что маленькое чудо будет именно для них и болезнь их не коснется, потому что храм — это вообще помещение с барокамерой, со своим микроклиматом, где покадили, и уже полная дезинфекция произошла. Это смешение двух мировоззрений: к религиозному сознанию примешивается научное, получается, что люди начинают верить, что колокольный звон убивает чуму (об этом экскурсоводы многих монастырей говорят как о факте, хотя это не так. В католических церквях в средневековой Европе тоже звонили, но это не очень-то помогало, потому что дело не в звоне). Следующий момент заключается в том, что когда в сознании человека-потребителя, абсолютно ориентированного на себя (но не в том смысле, о котором сказал Алексей, когда человек остается один на один с собой и своей душой, и это абсолютно нормальная ситуация и, более того, то, к чему каждый должен стремиться), происходит наложение разных типов мировоззрения, возникают все эти последствия, которые мы сегодня обсуждаем.
Г. Ч.: И, кстати говоря, потом, когда заболевают монахи или прихожане, священноначалие всячески пытается скрыть этот факт, чтобы, так сказать, не ударить в грязь лицом перед неверующими или представителями других религиозных объединений, чтобы как бы показать, что у нас все-таки случилось чудо. Поэтому зачастую нет ни раскаяния в таком поведении, ни попыток переосмыслить свои взгляды, а вместо этого по-прежнему продолжается отрицание, вплоть до того, что уже все начинают заболевать и вымирать.
А. Ш.: Я бы хотел добавить по поводу призыва «Давайте все вместе соберемся на молитву, и эпидемия отступит». В этом есть, конечно, большая доля истины, и мы знаем из истории многих чудотворных икон, действительно, бывало, что при соборных молениях эпидемии отступали. Например, много раз за XIX век отступали эпидемии холеры. Но холера — это неконтактная болезнь, то есть можно собраться большой толпой вместе с больными холерой, но при этом больные не будут заражать здоровых. А, например, чума или оспа — это уже совсем другая ситуация.
Чудеса, несомненно, были, но каждая эпидемия не может автоматически прекращаться чудом. Потому что иначе в христианском мире эпидемий не было бы вообще.
И совершенно очевидно, что идея собраться в храме или провести крестные ходы приходила в голову не только нашим современникам. Это делали при любой эпидемии в Византии или средневековой Европе, когда люди были гораздо более религиозны, чем сейчас. Они это, несомненно, тоже делали, но, как мы понимаем, не при всякой эпидемии это помогало. Почему же современные люди считают, что если они соберутся и помолятся вместе, это непременно поможет?
Вероятно, потому, что они считают, что, дескать, мы перед Богом согрешили тем, что мало ходим на службы, мы ленивы, теплохладны на молитве и т. п., а вот когда мы соберемся все вместе и будем истово молиться, с сердцем, сильным чувством, не рассеянно, тогда вся наша вина перед Богом будет исчерпана, Бог нашу просьбу непременно выполнит, болезнь отступит.
Это говорит об отсутствии глубокого понимания греха. Ведь мы видим, что в христианской жизни зачастую оказывается повреждена самая основа и, собственно, сущность православного исповедания — в ней отсутствует любовь между христианами.
Кроме того, церковный организм часто оказывается сверху донизу пронизан какими-то меркантильными интересами, то есть у людей могут быть какие-то более глубинные и укоренившиеся прегрешения перед Богом, чтобы изжить которые недостаточно собраться большим числом и помолиться перед чудотворной иконой. Господу нужно глубокое изменение сердец человеческих и глубокие изменения в церковной жизни, что одним или несколькими многолюдными молебнами не достигается. На самом деле, духовная болезнь гораздо более запущена, а этого люди не понимают.
Г. Ч.: Можно посоветовать людям, которые указывают на случаи чудес в древности, воздержаться в наши дни бахвалиться молебнами и чудесами. С начала эпидемии в России молебнов прошло великое множество, а моровая язва продолжается, и конца эпидемии пока не видно. Иначе придется признать, что молитва других народов (там, где эпидемия почти прекратилась, например, в Греции или Черногории) более угодна Богу.
В. П.: Тут важно понимать, что сместился ракурс сознания. Если для средневекового человека нужно было действо, ведь Бог, на самом-то деле, не делает «за», Он делает «в помощь», Он помогает, то современное потребительское сознание этот уровень абсолютно убирает из видения. Современный человек думает: «Вот я сейчас соберусь и помолюсь, все само собой рассосется, а я смогу больше ничего не делать, потому что я уже все сделал».
А. Ш.: Вот именно, люди не понимают, что надо делать. «Мы были недостаточно усердны к внешнему культу. Станем более усердными, и Бог получит то, что Он от нас хотел». А Он хотел совсем другого: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мк. 12:31). Как ты можешь любить Бога, если не любишь ближнего? Это страшная болезнь, которая церковный организм сейчас просто съедает.
Г. Ч.: Андрей, пожалуйста, ваша точка зрения на тему частичного расхристианивания христиан на фоне этой пандемии.
Председатель православного Боголюбского братства Русской Православной Церкви Московского патриархата Андрей Васенев (РПЦ).
Мне кажется, что, действительно, для многих определяющим фактором такого поведения явился экономический фактор. Но это не имеет отношения к христианству, как вы понимаете. Это значит, что люди не верят в Бога, они верят в деньги. Есть люди, для которых подобное поведение определялось привычкой, и это тоже очень мощная сила.
Если человек определял для себя духовное состояние интенсивностью своих хождений в храм и этим ограничивал свое погружение в познание Бога, то это большая проблема!
Когда такой человек лишен этой возможности, он продолжает настаивать, что это нужно и важно. Это прерогатива фундаменталистского крыла Церкви: не объясняется, почему это важно, просто важно и все. Но хочется понять, почему люди, забывая о сути познания Бога и, собственно, цели христианской жизни, требуют повторения привычных форм (это то, о чем справедливо сейчас говорили Алексей и Вячеслав). Думаю, просто потому, что, когда эти люди пришли в Церковь, когда они принимали Крещение, когда они жили годами и десятилетиями в Церкви, их никто не учил, что христианство — это путь Христа, Который пришел в этот мир послужить. Не чтобы Ему послужили, но чтобы Он послужил. То есть эта позиция потребления не где-то вовне сформирована, а, простите, внутри Церкви. Ее транслировали служители Церкви, и служители Церкви учили этому обычных людей, начиная с их первых шагов, с Крещения, когда Крещение стали называть уже не Таинством, а требой, то есть тем, что служитель совершает за деньги. И это поощрялось на всех уровнях. Стоит ли ожидать теперь от людей высокой нравственности и самопожертвования?
В этом смысле трагедия колоссальна. Но в этом же смысле стоит сейчас пересмотреть свои позиции. И дальнейшая жизнь Церкви будет определяться тем, как духовенство, священноначалие, да и миряне будут выстраивать свою жизнь после того, как вся эта эпидемия отойдет, и зависеть от того, сделают ли люди выводы о том, что их вера заключалась не совсем в том, или не сделают. Тут, конечно, очень высок риск, что все захотят отыграть и вернуть на круги своя, потому что это удобно, потому что здесь никто ни за кого не отвечает — это еще одна проблема безнравственного поведения, что никто ни за кого не отвечает. В этом смысле сейчас самым острым образом встал вопрос о том, в какую Церковь мы веруем, и что такое Церковь. Поэтому, мне кажется, если наш разговор послужит положительному решению этого вопроса, в нем будет толк. Потому что мы сейчас можем назвать еще множество причин, и мы будем друг с другом согласны, но что это будет для тех людей, которые сейчас переживают эту трагедию?
В Твери, вы наверняка знаете, есть такая одиозная группировка «Тверской прихожанин». И один из адептов этой группировки, сформированной по конкретному случаю в феврале этого года, был как раз из тех, кто утверждал, что вирус православным не страшен.
Этот человек, отрицавший существование вируса, попал в больницу с довольно тяжелой формой.
Как только ему стало полегче, как только он смог добраться до фейсбука, он написал, что, действительно, попал в больницу с «ковидом», но позиции своей не изменил и снова стал говорить, что не надо никого смущать и надо по-прежнему ходить в храм, что все у всех будет хорошо. То есть обнуления не случилось. Но я согласен с Марией, что революционные предпосылки присутствуют, и вопрос в том, кто крикнет: «Есть такая партия».
В. П.: Да, ситуация очень похожа на 1905-10 годы.
Г. Ч.: Я хотел добавить по поводу нашего с вами согласия по ряду вопросов, которые мы сегодня обсуждали. Мы же собрались не просто для того, чтобы поговорить, а для того, чтобы показать, что есть люди разных исповеданий, разных социальных взглядов, которые сходятся в каком-то очень важном вопросе церковной жизни, которые готовы публично этот вопрос отстаивать и информировать других людей, потому что эти агрессивные потребители, которых лишили хлеба и зрелищ, очень активно себя ведут и продолжают везде выступать.
И мы не то, что имеем право, а просто обязаны формировать повестку дня, чтобы хоть как-то попытаться исправить ситуацию, которая касается не только каждой нашей конфессии в отдельности, но и нашего общества в целом. Ведь наше общество, как было совершенно верно сказано, больно теми же болезнями, что и Церковь, а Церковь больна теми же болезнями, что и общество.
М. О.: Я бы хотела добавить к словам Алексея о том, почему нет любви в современном православном христианском сообществе. Вы знаете, наверное, это какая-то неверно понятая аскетика, с одной стороны, потому что этот разрыв церковной традиции, когда несколько десятилетий люди жили вне церковной традиции, привел к тому, что в начале 1990-х и в последующие годы, когда люди стали воцерковляться, они стали реконструировать несуществовавшую старину. И, в частности, этот образ старины, который был сформирован в их головах путем чтения каких-то популярных брошюрок и исторических романов, привел к формированию этой, дурно понятой, аскетики: плоть тлен, заботиться о ней грех, чем быстрее мы умрем, тем быстрее конец света. Такой, знаете, некий платонизм. А между тем, нерелигиозное общество, вообще-то, становится добрее и гуманистичнее.
Эту эпидемию, которая сейчас происходит, в 1960-х годах не очень бы и заметили. Ну, умирали бы люди от тяжелого воспаления легких чаще, чем обычно. Тогда (во всяком случае, в Советском Союзе) не было широкого информирования общества о всяких катаклизмах, СМИ молчали, а люди о чем-то таком узнавали, если только это происходило в их ближайшем окружении. Вот умерла, например, какая-то двоюродная тетя, жалко, конечно, но, с другой стороны, ей уже было 45 лет, пожила уже, хватит, пора и на тот свет, как говорится. Люди были, во-первых, моложе, и такого количества населения 65+ все-таки не было, а во-вторых, во всем мире люди были более ограничены в своих социальных контактах, поэтому они не переживали и не включали свою эмпатию по поводу каких-то незнакомых людей. А сейчас мы читаем свою новостную ленту в соц. сетях и понимаем, что вот этот болеет — он в Москве, вот этот болеет — он в Перми и вот тот болеет — он вообще в Италии. И нам их жалко, хотя мы, может, с этими людьми даже не встречались раньше и вряд ли когда-то встретимся. Раньше максимальный круг общения обычного человека — это где-то 50 человек, а если среди этих 50 человек ничего не происходит, значит и во всем мире ничего не происходит. Сейчас, кстати, тоже есть люди, которые так живут, как ни странно, но все равно, их гораздо меньше.
Общество стало добрее. А в это же время православные христиане, пытаясь реконструировать какую-то несуществовавшую никогда мифическую старину, наоборот, уходят в какой-то даже сатанизм, можно сказать.
А. В.: Мне кажется, есть еще одна проблема, которая осталась не названа, хотя мы все о ней сказали, — чем Церковь в данном случае отличается от нашего общества. Вот кризис. Кризис обнажает многое.
Все в период кризиса себя проявили: политики, чиновники, институты, бизнес и т. д. А чем проявила себя Церковь?
На этот вопрос сейчас ответить трудно, потому что еще рано делать выводы, но мне кажется, есть одна метрика, которая принципиально должна отличать Церковь (я имею в виду христиан вообще, в какой бы стране они ни находились) — это общение.
Я наблюдаю, что в нашей стране по причинам, которые отчасти мы уже назвали (к ним надо добавить тяжелое советское наследие и еще многое другое), христиане не доверяют друг другу.
Даже внутри одной Русской Православной Церкви, прежде чем с тобой войдут в какие-то доверительные отношения, у тебя будут долго выяснять, откуда ты и чей ты. Я даже по опыту нашего братства знаю, как это непросто. Когда мы паломничаем по разным приходам в разных городах и весях, как в нашей епархии, так и по стране, мы видим, что священники настороженно относятся к людям, которые к ним приезжают и отличаются от обычных потребителей, о которых мы много сегодня говорили. Откуда это необщение? И мне кажется, возрождение и решение проблем, о которых мы с вами говорим, начинается.
Также приглашаем читателей ознакомиться с материалами других круглых столов:
- «Воскреснет ли Христос, если я в храм не пойду», или почему утрачиваются навыки домашнего богослужения
- Тридцать лет так называемого «духовного возрождения» дало поколение духовных потребителей
- Мужские головные уборы в культуре русского народа и старообрядчества
- Роль мирян в старообрядчестве
- Конституционная реформа в Российской федерации
«в разных православных исповеданиях, которые сейчас существуют, в большей или меньшей степени существует одна и та же проблема — это отсутствие любви. »
«радикальное проявление нелюбви, которая глубоко укоренилась в церковной жизни за последние тридцать лет.»
«повреждена самая основа и, собственно, сущность православного исповедания — в ней отсутствует любовь между христианами.»
дак и не мОлитесь «избави нас от неприязни» (нелюбви)
В этот день узнаете вы, что Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас. Не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть. Сами не знаете какое богатство в вас.