Читателям «Русской веры» о знаменном распеве известно хорошо. Лучше, чем верующему русскому обществу в целом, которому еще рассказывать и рассказывать о знаменном пении и его непреходящем значении для русской культуры. Не так давно древнерусская богослужебная музыкальная традиция стала главной темой нашего сайта, а снятый силами редакции ролик о древлеправославном пении на Ютуб собрал уже более 40 тысяч просмотров. Тем не менее, хотелось бы вновь поговорить о положении дел с этой драгоценной частью церковной культуры. И о его положении в РПЦ.
«Якобы единственный подлинный стиль»
Как известно, русское церковное пение имеет тысячелетнюю историю, начинающуюся с Крещения Руси. В какой-то период византийские невмы, которыми записывались мелодии песнопений, видоизменились и получили на Руси название «крюков», или «знамен». После реформ, начатых патриархом Никоном и царем Алексеем Михайловичем и повлекших за собой церковный раскол, в Российскую церковь было привнесено многоголосие (партес), источником которого была западная светская музыка, получившая распространение в западнорусских (малороссийских) церквях. Вскоре традиционное знаменное пение было вытеснено из практики церкви, и прежняя богослужебно-певческая традиция более чем на 300 лет сохранялась и развивалась в основном в среде старообрядчества. Причем наиболее консервативными оказались старообрядцы беспоповских согласий, а поповцы творчески меняли древние традиции, сохраняя верность общему стилю пения.
Впрочем, будет большой ошибкой утверждать, что новообрядчество совершенно «забыло» знаменный распев. Это не так. Одноголосно пели псаломщики практически по всей России, несколько крупных монастырей хранили эту традицию, не говоря о сотнях единоверческих приходов. В крупных городских соборах доминировали, конечно, авторские сочинения и малороссийские традиции, и в богослужении «новообрядцев» знаменное пение постепенно вытеснялось на периферию, но не исчезало вовсе. Окончательное же вытеснение знаменного распева в «единоверческую резервацию» состоялось уже в советское время, после разгрома РПЦ и физического уничтожения огромного числа представителей клира, причта и простых верующих — носителей дореволюционной церковной традиции. До 1917-го можно было говорить об осторожном сосуществовании (староверы настаивают, что оно не было «равноправным», и абсолютно правы) древнерусской культурной традиции и богослужебного искусства нового времени: наряду с партесными нотами издавались синодальные сборники древних распевов, причем знаменный официально признавался основным, базовым для русской традиции.
И вот здесь хотелось бы заострить внимание на текущем моменте развития церковно-певческой ситуации. Определяющими для нее стали программные слова Патриарха Кирилла о знаменном пении, произнесенные на Архиерейском Соборе 2013 года. Принципиально осудив либеральную модернизацию богослужения (сокращение служб и придание им концертного характера), Патриарх выступил и против его архаизации, выражающейся «в искусственном, а порой и неумелом применении „древлеправославной“ практики за пределами единоверческих храмов или в придании знаменному распеву значения якобы единственного подлинно церковного певческого стиля»:
«Лучшие образцы этого распева, несомненно, принадлежат к сокровищнице церковного искусства, однако Церковь знает и другие стили пения, прочно вошедшие в ее литургическую практику». Тогда же Патриарх Кирилл дал установку — «сохранять и развивать все лучшее в нашей многовековой, многообразной церковно-певческой традиции». С тех пор никакой эволюции этого взгляда не было — судя по речи Патриарха Кирилла на I Международном съезде регентов и певчих Русской Православной Церкви в 2016-м году, сосуществовать должны и знаменная традиция («Не нужно, думаю, ломать знаменный распев, он тоже пришел к нам из истории, это историческое сокровище», — сказал Святейший), и, как основа, дореволюционный российский обиход, и всевозможные распевы Западной России, и композиторские опусы, и, как вишенка на торте, традиции иных православных народов, в первую очередь, греков.
Тем не менее, Патриарх мягко призвал «подумать о систематизации церковно-певческой практики», особо оговорившись, что речь не об унификации, а о сохранении многих певческих традиций. На втором певческом съезде в 2019 году Патриарх уже говорил о знаменном пении лишь в контексте «замечательных гармонизаций» Чеснокова, «благодаря которым начал возрождаться интерес к исконно русской певческой традиции». И вот получается, что уже вторую сотню лет этот интерес все только «начинает возрождаться» и никак не возродится. Похоже, что епископат Русской Православной Церкви, в целом, все устраивает — никаких проектов большой реставрации древней певческой традиции как основы русского богослужебного пения не просматривается, однако запрещать и «выбрасывать» ее тоже никто не намерен: пусть сосуществуют разные традиции и цветут все цветы, а там посмотрим. С таким отношением к знаменному пению как к «якобы единственно подлинному церковному певческому стилю» (читай: нет, не единственному) и живет сейчас РПЦ. Пусть будет.
«Правильными древними напевами»
Недавно мне на глаза попался изданный в 1960-м году в США сборник постановлений Собора епископов РПЦЗ, прошедшего годом ранее. Мое внимание привлекла резолюция Собора Зарубежной церкви о церковном пении: «Призвать пастырей-настоятелей храмов к неуклонному соблюдению, по силе возможности, богопреданного церковного устава и церковного пения, освященного многовековой практикой Церкви и овеянного молитвенным духом, вложенным в него богомудрыми и благочестивыми составителями наших древних церковных напевов. Насколько возможно, разъяснять регентам необходимость сохранения этого пения, сосредотачивая свое внимание на исполнении положенных песнопений (стихир, тропарей, кондаков, ирмосов, прокимнов и т.п.), которые представляют собой главное содержание каждого празднуемого церковного события, стремясь к тому, чтобы они исполнялись правильными древними напевами».
Собор епископов РПЦЗ отдельно оговорил вопрос современного репертуара: «Что касается самостоятельных композиций, допускать их с разбором, руководствуясь принципом их наибольшего приближения к благолепному молитвенному церковному духу, которому чужда страстность, светская вычурность и громоподобная напряженность в пении, осужденная св. канонами. 75-е правило VI Вселенского Собора гласит: „Желаем, чтобы приходящие в церковь для пения, не употребляли безчинных воплей, не вынуждали из себя неестественного крика и не вводили ничего несообразного и несвойственного церкви, но с великим вниманием и умилением приносили псалмопения Богу, назирающему сокровенное. Ибо священное слово поучало сынов израилевых быти благоговейными“ (Лев 15.31). Помимо такого влияния в отношении хоров, пастырям надлежит самим, особенно в простом клиросном пении, стремиться восстанавливать правильное церковное пение, широко пользуясь и поощряя к пользованию поющих — готовящимся к изданию в Св.Троицком монастыре „Спутником псаломщика“, в котором собраны освященные длительным церковным употреблением древние церковные напевы».
Как мне представляется, такой церковный подход гораздо более правилен, чем безразборное «сохранение всех традиций» с привнесением новых. Существует правильное и неправильное церковное пение, это факт. И критерий правильности — не просто «закрепление» в практике, поскольку она может быть ошибочной, дурновкусной или противной духовной стороне богослужения.
Критерий — соответствие древним образцам, пусть временно утраченным в обиходе, но вечно актуальным, как об этом вполне разумно заявили владыки собора РПЦЗ.
Помимо процитированной резолюции РПЦЗ «О церковном пении», существует большое количество высказываний различных иерархов РПЦ в поддержку древнего стиля пения. Так, например, Патриарх Алексий I (Симанский) говорил: «Старинные церковные распевы являются самым лучшим выражением высоких религиозных настроений. Это и понятно, потому что творцами их были люди высокого религиозного духа, подвижники, святые, одаренные тайной познания божественных звуков. И у нас на Руси, во многих обителях до последнего времени можно было утешаться истинно церковным пением… К величайшему прискорбию приходится сказать, что в настоящее время это почти полностью утрачено, и вместо небесной музыки, какая слышалась в древних строгих и величественных распевах, мы слышим мирское легкомысленное сочетание звуков. И, таким образом, пение в храмах наших, особенно в городских, не соответствует той цели, которую оно должно преследовать, и храм из дома молитвы часто превращается в зал бесплатных концертов, привлекающих публику, а не молящихся, которые поневоле должны терпеть это отвлекающее от молитвы пение».
Ему же принадлежат такие удивительные слова: «Зачем нам гоняться за безвкусным с точки зрения церковной подражанием светскому пению, когда у нас есть изумительные образцы пения строго церковного, освященного временем и традициями церковными? Мы должны сделать все возможное для того, чтобы изгнать мирской дух из нашего церковного пения, обратиться к древним его прекрасным образцам, столь любезным сердцу верующего и молящегося православного христианина».
Архиепископ РПЦЗ Аверкий (Таушев) так говорил о знаменном распеве: «По признанию знатоков и ценителей церковного пения это один из самых оригинальных вкладов русского народа в мировое искусство. Он отличается бесстрастием и подлинно-небесной красотой и умилительностью, располагающими к молитве, отрешенной от всего земного… К сожалению, эти реформы дали доступ в русское церковное пение иностранным влияниям, а со временем стремительного сближения России с Западом в 18 веке настоящее истинно-православное русское церковное пение постепенно отходит на задний план, забывается и заменяется итальянским партесным пением, по сути чуждым духу православной аскетики…».
Митрополит Арсений (Стадницкий) сетовал: «Древнее церковное наше пение, выражавшее благочестивый дух русского народа, забыто и заменено измышлениями нового, чуждого духу нашего народа пения». А митрополит Будапештский Иларион (Алфеев) в своем двухтомнике «Православие» честно пишет: «Партесное пение… не имеет никакой генетической связи с предшествующим развитием литургической музыки на Руси. Его введение в обиход Русской Церкви знаменовало собой подлинную „культурную революцию“ в церковном пении. Образовался культурный разлом, который не был воспринят значительной частью церковного общества. Новое пение категорически отвергли старообрядцы, справедливо усмотрев в нем радикальный разрыв с многовековой традицией русской богослужебной музыки…».
Приведем еще одну цитату из его исследования: «Образцы древнерусского пения в настоящее время приобретают все большую известность. Подобно древнерусским иконам, некогда забытым, но в сравнительно недавнее время (в начале XX века) возрожденным к жизни, очищенным от многовековых наслоений копоти и засиявшим в своей первозданной красоте, знаменное пение ныне восстанавливается мастерами, способными читать крюковые рукописи. Мне кажется, что без возрождения канонического церковного пения, каковым для русской богослужебной традиции является знаменный распев, немыслимо возрождение православной богослужебной культуры в ее первозданной красоте, величии и назидательности… Если древнерусская икона — богословие в красках, то древнее пение — богословие в музыке. И если партесное пение, как и „академическая“ живопись на религиозные темы, в лучшем случае является школой благочестия, то одноголосное знаменное пение является также и школой молитвы и школой богословия». Впрочем, отдавая дань уважения старине, владыка сочиняет духовную музыку вполне современного плана, а не распевает стихеры демеством или большим знаменем… Да и в РПЦЗ в ходу все больше партес и авторские сочинения различных композиторов. И совсем странной, парадоксальной выглядит такая мысль владыки Илариона: «До тех пор, пока преобладающими в клиросной практике являются эстетические стандарты, сложившиеся в эпоху „итальянского пленения“ (т.е. в XVIII-XIX вв.), разговоры о реабилитации знаменного пения преждевременны…». Когда же тогда будет не «преждевременно», а «в самый раз»?
Восстановление прерванной традиции
В моей статье «Реставрация традиции — воссоздание образа» я уже поднимал вопрос о том, что в деле литургического возрождения не всегда следует ориентироваться на вкусы «толпы», поскольку они сформированы в ненормальных условиях нездорового постсоветского общества. Напротив, опыт ряда Поместных Церквей (Элладской, Константинопольской, Грузинской, Румынской, Сербской), зачастую административными мерами, «сверху», волевыми усилиями патриархов и митрополитов, возвращавших традиционные нормы, формы (унисонное пение, каноническая иконопись), дает пример успешного сознательного возрождения и внедрения исконного, ориентированного на древние образцы и национальный стиль, церковного искусства. Там «восстановление традиции шло через поддержанную церковной иерархией унификацию на основе слегка модернизированной, но безусловно преемственной по отношению к древней традиции методике». Разумеется, это не было «возрождением ради возрождения», а служило большим целям литургического подъема и развития церковной жизни в условиях секулярного общества. Интересные параллели в этом плане дает также Римо-католическая церковь, где активно внедряется древний одноголосный григорианский хорал, ради чего действует целый Папский институт духовной (священной) музыки (Pontificium institutum musicae sacrae), основанный папой Пием Х в 1910 г.
То, за что так высоко ценится «аромат» старого обряда — дисциплина, единообразие и строгость, выраженные прежде всего в пении, — вполне может благоухать и в новом обряде, если его «усилить» одноголосным пением. Это не мнение старообрядца-единоверца, но очевидная для многих прихожан новообрядных церквей картина: партесное пение, в особенности авторские концертные композиции XVIII-XIX вв., неорганично, нецерковно по происхождению, отдает оперой, а то и опереттой, часто мешает, а не помогает молитве, не дает разобрать слов песнопений, особенно изменяемых — тропарей и стихер… Да по правде говоря, партесное пение сегодня находится в упадке, попросту эстетически устарело и плохо сочетается с древнерусским стилем, постепенно, в течение ХХ века и далее возобладавшим в иконописи и архитектуре. Ясно, что существует запрос православного народа, хранящего «генетическую память» об образе молитвы своих предков, на аутентичные формы древнерусского пения.
У Русской Церкви есть все для восстановления прерванной традиции — именно древнерусское одноголосное знаменное пение является наиболее органичным выражением певческой культуры Русской Церкви, настоящей духовной сокровищницей, обращение к которой может решить множество проблем как эстетического, так и литургического плана, качественно возродить духовную жизнь. Первым следствием и признаком такого возрождения будет приходская демография — в храмы со знаменным пением тянутся мужчины. О психологических и эстетических предпосылках этого я подробно говорил в статье «Мужской извод православия». Есть все, кроме «политической воли» священноначалия.
Да, в РПЦ сегодня на словах признается большое значение знаменного распева в русской богослужебной традиции, но на деле он находится на правах второсортного, дискриминированного явления, терпимого, но не предпочитаемого. Это положение неестественно и ненормально (даже до революции 1917 г. было не так), а аргументы против знаменного пения («затягивает службу», «прихожане не поймут», «тяжело для восприятия», «непривычно для людей», «отдает старообрядчеством» и т.п.) не выдерживают критики. Опыт таких исполнителей, как Юлия Назаренко (РПЦ) или ростовского хора «Параклит» (РПСЦ), набравших большую популярность в Интернете, говорит о востребованности подлинно-церковного древнерусского стиля в молитве. А значит, «знаменный реванш», как минимум, не невозможен. Но, на сегодняшний день, маловероятен.
В интервью для «Русской веры» Юлия Назаренко посетовала на нехватку профессиональных кадров: «Никто не любит, когда поют плохо, а знаменный часто поют к сожалению, плохо, неинтересно, скучно. Наверное в этом кроется причина, почему знаменный распев не распространен. Очень хочется надеяться, что профессионалов знаменного распева будет становиться больше, ведь только они способны ему научить. Любитель никогда не сможет это сделать, не став профессионалом. Петь в знаменном коллективе, подпевать можно. Но вести, быть головщиком — нет». Здесь, действительно, кроется основная причина слабого распространения «знамени» в РПЦ. Как представляется, эта проблема может быть решена лишь «сверху», волевым решением русского епископата, имеющего ресурсы для организации обучения певцов и возвращения древнего одноголосия в наши храмы. Кое-где и сейчас поют догматики, задостойники и великопостные службы знаменным столповым распевом, но этого мало. Скорее всего, процесс возрождения старинного пения начнется с Севера, где и сейчас несколько монастырей (в частности, облюбованный главой нашего государства Валаам) и некоторое количество приходов возродили у себя древние распевы. Но поживем-увидим.
Источник: Василий Клинцов
Комментариев пока нет