За рамками разговора о Русском церковном возрождении, программа которого заложена в древлеправославном единоверии, пока остался весьма важный аспект — его, если можно так выразиться, механика и логистика. Как именно будет происходить «поворот рек»? И здесь не лишним будет вспомнить, что другие поместные церкви-сестры уже проходили через возрождение своих забытых традиций. И обращение к этому опыту весьма продуктивно, направление его, как мы увидим ниже, прямо противоположно скороспелым модернистским «реформам» XVII века, которыми руководила агентура Запада, частично внедренная на Русь в Смутное время, частично завезенная наивным мечтателем Никоном и его последователями.
В рамках краткого очерка не получится отразить во всей глубине и полноте «передовой опыт зарубежных товарищей» в реконструкции некогда утраченной литургической старины. Приведем лишь три примера: Грузия, Греция, а также (хоть это и другая, западная вера) Римо-Католическая церковь. Желающие могут провести собственный research и узнать об этих сюжетах подробнее. Мы же ограничимся беглым обзором с небольшими комментариями. На примере возрождения самобытных певческих традиций мы увидим, как из почти полного небытия восставал национальный стиль, дух и самосознание.
«Планомерное возрождение» — как?
Начнем с Грузии. Митрополит Иларион (Алфеев) пишет: «В XIII-XVI веках из-за постоянных нашествий и войн грузинское церковное пение пришло в упадок, однако в конце XVIII века, при царе Ираклии, началось его возрождение. Новый удар по грузинской певческой традиции нанесло превращение автокефального Грузинского католикосата в 1811 году в Грузинский экзархат Русской Церкви. Во многих храмах грузинский язык был заменен церковнославянским, а древнее пение — партесным четырехголосием. Но ни насильственная русификация в XIX веке, ни гонения на Церковь в XX веке не привели к полному исчезновению национальной традиции церковного пения. Даже в советское время она продолжала теплиться в отдельных храмах, а с 1980-х годов, при личной поддержке католикоса-патриарха Илии II, началось ее планомерное возрождение. В настоящее время в большинстве храмов Грузинской Церкви практикуется традиционное для грузинской церковно-певческой традиции трехголосие».
Как видим, российское церковное влияние своей унификаторской политикой отрицательно сказалось на национальной традиции Грузии, подобно тому, как доминирование выходцев из ополяченной Малороссии в XVII-XVIII веке «перемололо» древнерусский обряд в пользу нового, латинизированного, а также пошатнуло основы национального мировоззрения и народной веры в самой России. Но нашим православным братьям-грузинам удалось в условиях религиозной свободы возродить и разрекламировать на весь мир свою древнюю самобытную традицию. Отметим, что «планомерное возрождение» древнего пения (а с ним и всего стиля национального православия) стало возможным лишь благодаря личной поддержке грузинского патриарха, вообще церковной власти. Такие вещи делаются в основном «сверху». Что мешает это осуществить и русским, со своей собственной церковной стариной и национально-ориентированной идеологией? Вопрос вопросов.
Усовершенствованные традиции
Теперь взглянем на главных «злодеев» русской церковной истории, что XVII, что XXI века, на греческих наших «старших братьев». У них тоже, при всем церковном национализме (этнофилетизме), были периоды упадка национального духа и культуры (для примера также остановимся на певческом искусстве, хотя это лишь вершина айсберга), вызванные иноземным господством, но были и моменты национально-церковного возрождения. Вновь слово митрополиту Илариону: «После падения Константинополя в 1453 году развитие византийского пения не прекратилось, хотя и подверглось в некоторых регионах западному, в других — арабо-турецкому влиянию. В тех областях бывшей Византийской империи, которые долгое время находились под латинским владычеством, традиционные распевы были модифицированы… В течение XVII-XIX веков многочисленные мелоды и псалты усовершенствовали традиционное византийское пение, сочиняя музыку по древним образцам и редактируя древние распевы.
Эта деятельность увенчалась реформой 1814 года, инициированной Хрисанфом из Мадита (ок. 1770–1840) и одобренной Константинопольской Патриархией.
Реформа, получившая название „нового метода“, касалась как нотации, которая была существенно упрощена, так и самих мелодий, подвергшихся кодификации и редактуре. Хрисанф, в частности, возродил античное деление ладов на диатонические, хроматические и энгармонические. Византийское пение в редакции Хрисанфа до сего дня употребляется в Православных Церквах греческого Востока».
Итак, строго говоря, вся сверхмодная в православной России музыкальная «византия» — это, в лучшем случае, продукт середины XIX века (то есть около 400 лет после падения Второго Рима). Но с греческим пением в России носятся так, словно выше и прекраснее этих мелодий ничего нет и быть не может. И греческие церкви по всему миру не без оснований гордятся своим вполне аутентичным и, кстати, преимущественно унисонным (добавлю, что и строго мужским) пением и преподносят его как национальный «бренд» со знаком качества и многовековыми корнями. Ну а на Афоне и в ряде других местностей у греков бережно и благоговейно сохранены действительно старинные певческие обычаи, как тот же «терирем» (аналог русских старообрядческих аненаек и хабув) и более древние, чем в общепринятой практике, распевы. Мы имеем похожую на грузинский сюжет историю, и похоже, что это самая действенная модель: восстановление традиции шло через поддержанную церковной иерархией унификацию на основе слегка модернизированной, но безусловно преемственной по отношению к древней традиции методике: «сочиняя музыку по древним образцам и редактируя древние распевы».
Распространение традиционного
Стоит сказать несколько слов и о западных христианах, ведь римо-католики тоже прошли через многие реформы и контрреформы. Как известно, нынешний понтификат в очередной раз закрепил весьма ограниченное положение латинского «старого обряда», что связано с последствиями «литургического» раскола ХХ века, но нас в данном случае интересует не частная флуктуация, а общая тенденция. В РКЦ, несмотря на все «гонения» на латынь и «старую мессу», действует Папский институт духовной (священной) музыки (Pontificium institutum musicae sacrae), основанный папой Пием Х в 1910 г. Согласно Википедии, «целями Папского института духовной музыки являются преподавание музыки в практическом, теоретическом и историческом плане, содействие распространению традиционной духовной музыки и поощрение художественного выражения музыки в наши дни, а также оказание музыкальных услуг католическим церквям по всему миру».
По факту, это научный центр развития и распространения григорианского хорала, который восходит к тем же основаниям, что и древнерусское (византийское) знаменное пение. Несмотря на все регуляторные зажимы в отношении мессы на латыни, древняя традиция западного молитвенного пения пользуется широкой поддержкой Ватикана и определенной популярностью у любителей музыки (ансамбли Gregorian, Era, Magna Canta и др.). Встает вопрос: почему бы и русскому православию, заблудившемуся в трех соснах петро-могилянских «особенностей», не пойти тем же путем?
Конечно, речь не о том, чтобы скопом перевести все богослужение на старый, дониконовский чин и всех заставить петь по крюкам, но хотя бы утвердить собственные традиции как норму, модернизировать согласно некоему «новому методу» знаменный и другие древние распевы, чтобы сделать этот стиль своим «брендом», как это уже удалось грузинам, грекам и латинянам?
И дело ведь не сводится только к пению — в предыдущей статье моего цикла о единоверии я обозначил направления для дискуссии о том, каким образом ревнители древнерусского богослужебного благочестия и национально-окрашенной святорусской православной традиции могут свидетельствовать о своих ценностях внутри очень пестрой в культурном отношении Русской Православной Церкви, переориентируя ее идеологический менталитет на нужные рельсы. На мой взгляд, именно в этом свидетельстве, в распространении традиции заключается на сегодняшний день основная миссия единоверия и близких либо совместимых, не антагонистичных ему консервативных христианских течений Русского Мира. Нам предстоит заново обрести и актуализировать утраченное наследие. Формы могут меняться, но не ценностное ядро. И стиль пения здесь — только маркер идейного направления. Можно сравнить Папский институт с Патриаршим (РПЦ) центром древнерусской богослужебной традиции в Рубцове и увидеть, что их цели и задачи очень похожи, но у последнего нет той финансовой и административной поддержки, что у первого. На аварийном заборе покровско-рубцовского храма висят таблички: «Осторожно, опасная зона» (практически, не влезай — убьет). Это яркая иллюстрация того, какое место за прошедшие годы было отведено приверженцам старой русской веры в лоне крупнейшей конфессии России.
«Затаившаяся древность»
Подобно реставрации древних икон, закрытых более поздней живописью, работа с актуализацией древнего предания, с возрождением Традиции требует не только благоговения, но и профессионализма. Здесь очень уместна метафора восстановления старинного иконописного лика из-под более поздних слоев краски, «да свой паки созиждет образ, истлевшии страстьми» (догматик 4 гласа). Нелишним будет вспомнить, как обреталась из-под поздней мазни хотя бы рублевская «Троица», сколько было сложностей, сомнений и даже попыток скрыть найденный оригинал XV века! И это касается очень-очень многих «черных досок», хранивших невероятную духовную красоту святорусской иконописи.
Русский писатель Владимир Солоухин, энтузиаст поиска и реставрации старинных икон в глухие позднесоветские годы, так описывал свои находки: «Великая красота дремала, скрытая от глаз людей под живописью, под чернотой олифы, под тяжелыми металлическими окладами, вошедшими в моду в более поздние времена. Мы думали, что у нас ничего нет. Традиции были оборваны…» («Письма из Русского музея», 1966). И еще: «В девятнадцатом веке русские люди могли видеть на иконах только ближайший восемнадцатый век, да и тот был загорожен медными, серебряными и золотыми окладами. Неизвестно, кто первый сообразил и как он мог догадаться. Вероятно, счастливый случай. На иконе отшелушилась от времени поздняя живопись, отвалилась пластом, как штукатурка со стены, и тогда проглянула в образовавшуюся брешь затаившаяся древность, и догадка, как молния, осветила потрясенный ум очевидца, и он понял, что за отвалившимся лоскутком не просто красное пятно величиной с пятачок, но целый океан красоты, целая культура, цивилизация» («Черные доски», 1968).
Пусть кому-то покажется, что рассуждения такого рода на фоне международной обстановки и экономического кризиса неактуальны и неуместны, но это не так — на мой взгляд, именно сейчас на десятилетия вперед решается будущее Святой Руси. Нынешний кризис — это наш исторический шанс. И метафора воссоздания, нового открытия утраченного образа — это идея не только внешнего, но и внутреннего преображения. Возможно, и Россию, лишенную низкосортных макдональдсов-эйчендэмов и других западных брендов, и обратившуюся к себе самой, ждет духовное откровение. Вдруг, по Солоухину, «проглянет в образовавшуюся брешь затаившаяся древность»? Тогда новое время явит вечную Родину, чей светлый лик проступит сквозь грязь, кровь, измену и ложь прошлого и настоящего, как воссозданная, открытая из-под наслоений иконопись древнего письма. И поновленный образ древней веры явит «неизреченную славу» Господню русским людям, а через нас — и всему миру поможет расстаться с постыдной русофобией.
Автор: Василий Клинцов
Комментариев пока нет