Н. Г. Денисов: «Уважаемые головщики и певцы, занимаясь богоугодным певческим делом, помните, что целью всего этого должно быть не выступление на концертной эстраде, а идеальное пение за службой»

Сегодня мы публикуем окончание беседы с доктором искусствоведения Николаем Григорьевичем Денисовым.

Напомним нашим читателям, что в первой части мы говорили о приезде в Москву в 1984 году Стрельниковского хора и о том, как непросто было заниматься исследованием древнерусского богослужебного пения в советские годы. Вторая часть беседы была посвящена пению «по напевке» и соотношению древнерусской и старообрядческой певческих традиций.
 

Сначала отвечу на вопрос, как относилось духовенство и певцы к моей деятельности. Из всех священников отдельно выделю о. Евгения Бобкова. С каждым годом я всё больше осознаю, какой это был великий человек. Многое из того, что в настоящее время издаётся, о. Евгений знал и мне рассказывал еще в те далёкие годы. Я поражаюсь эрудиции этого человека и осознаю, как трудно ему было с окружением. Насколько он был грамотнее всех, кто с ним общался.
 

Протоиерей Евгений Бобков 6 июля 1939 — 25 ноября 1985 Клирик Русской православной старообрядческой церкви. Отчислен с третьего курса МГУ (юридический факультет) за религиозные убеждения. В 1960 окончил Всесоюзный юридический заочный институт. В 1966 году архиепископ Иосиф (Моржаков) поставил его диаконом к Покровскому собору. В 1975 году епископ Анастасий рукоположил его во иерея, настоятеля храма Ильинского храма в Гомеле. С 1984 г. — настоятель храма Рожества Богородицы в с.Тураево Московской обл. Занимался изучением истории старообрядчества, творчества протопопа Аввакума, вел хронику Старообрядческой Церкви, собирал рукописи и старопечатные книги. На основании его собрания в 1984 году в Пушкинском Доме (г. Ленинград) был образован фонд Е.Бобкова. Отец Евгений погиб в автокатастрофе 25 ноября 1985 г.

Что касается других священников — недоумение от целей моих приездов было. Но никогда не было непонимания. Кого бы я не вспомнил из священнослужителей того времени: епископ Анастасий (который благословил меня заниматься этим на всю жизнь), архиепископ Никодим, о. Илия Витушкин (впоследствии архиепископ Иоанн), о. Владимир Кузнецов, о. Пётр Косолапов, некрасовские священники — о. Феофан Бандеровский и о. Кондрат Шкодрин, беглопоповские священники — о. Афанасий Калинин (впоследствии архиепископ Аристарх) и о. Полиект Ефимов и др. В Иванове я встретил пожилого, очень фанатичного священника. Его звали, кажется, о. Василий, и он доброжелательно ко мне отнёсся. Всех их Спаси Христос. Недоумения были у певцов. Был некий страх у священников, что фанатичные прихожане поднимут скандал. Многие считали это грехом. Но, поразительно, после служб все хотели услышать своё пение.

Епископ Анастасий (в миру Антон Федорович Кононов)   17/30 января 1896 — 9 апреля 1986  Одна из самых ярких фигур в истории старообрядчества XX столетия. Никогда не скрывал своих религиозных убеждений. 4/17 апреля 1966 года поставлен  священником для служения в Московском Покровском Рогожском соборе. После смерти супруги (1968 г.) был пострижен в иночество с именем Анастасий и 14/27 мая 1973 года, в 77-летнем возрасте, рукоположен в епископы на Донскую и Кавказскую епархию. В 1979 году назначен наместником Архиепископа Никодима. Добился разрешения от Совета по делам религий на учреждение в Москве Старообрядческой митрополии. Епископ Анастасий приветствовал научное изучение истории, культуры старообрядчества. Он первым дал разрешение на осуществление магнитофонных записей церковного пения во время богослужений для научного изучения, что в корне противоречило тогдашним обычаям старообрядцев.

Недоумение было у уполномоченных по делам религий. Помню, секретарь Клинцовского горисполкома (забыл и имя, и фамилию) сказал: «За все годы моей работы ко мне впервые приезжают с такой целью». Прошли годы. Теперь сами старообрядцы стали записывать своё пение, делать коллекции записей, издавать компакт-диски.

Всё меняется. Первый вечер духовных песнопений прошел в 1988 году, в день интронизации митрополита Алимпия. Тогда пел хор духовенства, хор из Нижнего Новгорода, хор Стрельниковской общины, певцы из Старой Добруджи и гости-поморцы из Латвии. Это было правильно названо — не концерт, не выступление, а вечер духовных песнопений. В Рогожском храме была благоговейная тишина, все в страхе Божием слушали, как поют хоры. С тех пор появилась эта традиция — устраивать вечера знаменного пения. Я много лет не был на них, и лишь в 2014 году, по просьбе моего друга Александра Емельянова, снова посетил. Многому изумился, многим разочаровался. Во время пения хоров в храме болтают, ходят. Кто-то слушает пение, кто-то не слушает. Возникает вопрос: а зачем вообще делать эти мероприятия? Когда звучит молитва, облаченная в музыкальные звуки, кощунственно, чтобы кто-то в это время ходил и болтал. В этом я вижу отрицательный момент подобных мероприятий.

Но то, что в старообрядчестве появился снова интерес к пению — это явление отрадное. Могу отметить в этом движении одну тенденцию. В авангарде этого дела стоят миряне и молодежь. Молодёжь поёт на вечерах, ездит на фестивали, выступает на концертах. А где же старые, опытные певцы? Они должны быть основой всего этого. Знаменный роспев можно назвать музыкальным искусством, с позиций светского музыкознания. Именно так оно и преподносилось в советские годы. А для Церкви — это живая молитва. Если правильно называть эти вещи, старообрядческие хоры, хоть и выходят на концертную эстраду, не выступают и не концертируют, как артисты, а показывают, как они молятся Богу. В этом заключается большая, принципиальная разница между светским искусством и церковным. Сожалею, что не все это понимают.

Понимал о. Матфей (Мормыль), регент господствующей церкви, руководитель хора Троице-Сергиевой Лавры. Мы много лет с ним общались и имели полное взаимопонимание в данном вопросе. С его уходом из жизни в истории никонианской Церкви ушла целая эпоха — эпоха моления Богу с пением, когда молитва была облачена в музыкальные звуки. Сейчас началась эпоха исполнения церковной музыки. Почему у о. Матфея получалась молитва? Он мне рассказывал интересные факты. Когда был жив патриарх Пимен (который сам был регентом в молодости), на церковное пение в программе семинарий давалось по 12 часов в неделю. Поэтому всех семинаристов (которые потом становились священниками и архиереями) он воспитал музыкально-образованными людьми. В итоге они имели сан, богословское образование и музыкальную подготовку. У них и получалась молитва, облаченная, если можно так выразиться, в музыкальную одежду.

Архимандрит Матфей (в миру Лев Васильевич Мормыль) 5 марта 1938 — 15 сентября 2009   Священнослужитель Русской Православной Церкви, церковный композитор, аранжировщик, заслуженный профессор, кандидат богословия, член Синодальной богослужебной комиссии. Руководитель объединённого хора Свято-Троицкой Сергиевой лавры и Московских духовных академии и семинарии (с 1961 года). Особой заслугой является создание и распространение особой культуры пения больших мужских церковных хоров, воспитание и раскрытие певческого таланта у множества семинаристов, ставших священнослужителями Русской Православной Церкви. Создал ряд новых литургических песнопений, в том числе приуроченных к знаменательным датам истории РПЦ. С его уходом из жизни в истории никонианской Церкви ушла целая эпоха — эпоха моления Богу с пением, когда молитва была облачена в музыкальные звуки.

Возьмём старообрядческого руководителя хора — Ивана Алексеевича Сергеева. Он рассказывал мне про владыку Геронтия. Во время службы стрельниковские певцы видели, как владыка Геронтий воспринимает их пение.

Если Святитель был доволен тем, как хор молится, исполняя знаменный роспев, то приподнимался на носочки, — говорил Иван Алексеевич.

Архиерей жил и молился вместе с хором.

Возьмите эпоху архиепископа Никодима. Попробуй ошибиться во время службы! Головы не сносить! Церковному пению в службе придавал большое значение о. Евгений Бобков. Радел за пение Валентин Александрович Лукин. Этот список имён может быть продолжен. Строго говоря, православное богословие — это сама служба! И, по-хорошему, вся служба должна распеваться, как и было когда-то и как предписывает Устав.

Поэтому я бы хотел предостеречь старообрядческих головщиков и певцов увлечением концертами, изданием дисков. Я не говорю, что этого не надо делать. Но, уважаемые головщики и певцы, занимаясь богоугодным певческим делом, помните, что целью всего этого должно быть не выступление на концертной эстраде, а идеальное пение за службой. Вот конечная цель всех ваших дел, связанных с церковным пением. А если вы подготовились к выступлению, показали себя, получили одобрение публики, а за службой всё идет равнодушно, то незачем этим и заниматься. Тогда этот путь пагубный.

А создавать коллективы, чтобы разъезжать с гастролями — это удел светских хоров. Такие есть. Они много о себе говорят, делают рекламу, но не знают крюков и поют по расшифровкам. Существует ансамбль «Сирин», который можно назвать «сувениром» (так его мне назвал профессор Санкт-Петербургской консерватории С. В. Фролов). Они оделись в сарафаны и поехали на концерт в Европу показывать «матрёшечную» Русь и зарабатывать деньги.

Если по такому пути пойдут и старообрядческие хоры, то они превратятся в попсовые коллективы, только еще более низкого уровня. Как это ни странно, всё это немного напоминает африканские племена, которые отдавали европейцам золото и драгоценности за стеклянные бутылки. Не надо «ловиться» на концертную деятельность и желание заработать деньги. И потом, почему далась всем эта Европа? Европу называют постхристианским пространством. В Европе кто только не выступает! Там звучит и африканская музыка, и музыка индусов, и сатанинская музыка. Для европейцев это всё экзотика, в лучшем случае. В Европе принято ходить по вечерам в свой храм на концерт, а не молиться.

Мы сами должны оценивать, что такое церковное пение и как его надо петь. Лет 10 назад в Московскую консерваторию был приглашен ансамбль «Органум» из Франции, под руководством, кажется, Перэса. Ажиотаж был страшный. Начался концерт. Профессор консерватории Борис Тевлин ушел через 5 минут. Один мой ученик, впоследствии окончивший Московскую духовную академию и защитивший богословскую диссертацию о древнем пении, сказал:

Николай Григорьевич! Они в подмётки не годятся Вашим казакам-некрасовцам.

На этом концерте я понял гениальность сказки о голом короле. Этот ансамбль, его руководитель и весь концерт воплощали собой страшный дилетантизм.

В качестве положительного примера могу привести небольшую автокефальную Польскую церковь. Она находится в антагонизме с окружающими католиками. Более 30 лет назад там организовали фестиваль, для того чтобы поднять значение пения на службе, и лишь во вторую очередь, чтобы заявить о себе. Это осознали и священники, и певцы. И действительно, благодаря фестивалю улучшилось пение в храмах. Католики узнали о православной музыкальной культуре и сами стали петь эту музыку. После этого католики стали считаться и уважать православных.

Именно такая цель должна быть у старообрядческих вечеров духовного пения. Кстати, отрадным было слышать на вечере духовных песнопений в неделю жен-мироносиц в 2014 году пение новосибирского хора А. Н. Емельянова. Он провел фактически научную работу. На основе сохранившихся фонограмм Морозовского хора Александр Николаевич со своим коллективом воссоздал стилистику и манеру исполнения Морозовского хора. Такой же работой можно заниматься по воссозданию стиля Стрельниковского пения, пения Рогожского хора 1950-1960-х годов. Вот это будет правильный путь. В настоящее время и фольклорные коллективы разучивают народные песни не по нотам, а с фонограмм, записанных в экспедициях от подлинных носителей культуры. При этом воспроизводится и напев, и манера звукоизвлечения.

Исполнение стихеры «Кровь и огнь» Морозовским хором

Исполнение стихеры «Кровь и огнь» Сибирским хором под управлением А. Н. Емельянова

В конечном итоге, если старообрядческие вечера духовных песнопений будут способствовать тому, что на всенощную человек будет стремиться идти, чтобы прочувствовать праздник в звуках богослужебных песнопений (как было в советские годы, как это ни странно!), тогда их цель будет достигнута. А если задачей поездки на вечера или на фестивали за границу будет желание показать себя (будучи молодыми, забыв стариков) — это некрасивое явление. И главное, что я хочу сказать: чтобы старообрядческое духовенство придавало должное значение пению на службе. Именно они, священнослужители, призваны быть во главе благородного дела. Неслучайно, что в древнерусском пении все запевы на службах сольные. Эта традиция сложилась в Византии. Священник запевал, настраивал хор, задавал тон. Хор является органическим продолжением пения священника. Следовательно, священник должен быть музыкально образованным человеком.
 

Каждая культура вырабатывает законы передачи информации. Фольклор вообще является устной культурой, как и большинство древних культур народов мира. Но в этих устных культурах выработались законы передачи информации. Древние напевы людьми запоминались и воспроизводились в одном и том же темпе, регистре, тембре. Не будь этого, культура бы не сохранилась. Это давно доказано этномузыкологами. Фольклористы рассказывали, как они записывают бабушек в каком-то селе. Проходит несколько лет, в это село снова приезжают учёные. Собирают певиц. Они уже постарели, поэтому могут запеть выше или ниже, но на каком–то месте певицы снова войдут в тот регистр, в котором положено петь песню. В древности музыка с измененной высотой и темпом уже считалась другой. Очень важным был тембр.

А потом, в западноевропейской культуре, с возникновением гомофонно-гармонического языка (искусственного строя, а не натурального, природного) стало возможно петь одну и ту же музыку в разных тональностях. Эта музыка стала считаться одной и той же.

Что касается знаменного роспева Древней Руси. Пение было мужским, басовым, регистр был стабильным, культура была каноничной, консервативной. Импровизаций и хаоса в этой культуре не было.
 

В знаменном роспеве нет тональности. Однако три века в истории старообрядчества бесследно не прошли. Безусловно, наличие вводнотоновых оборотов — это влияние поздней культуры. Если старообрядцы станут осознанно избегать вводнотоновости и очищать свое пение — будет хорошо. Вводнотоновости нет в пении казаков-некрасовцев, что является показателем архаичности их культуры.

Тут ничего не поделаешь. Время берёт своё. Ведь церковно-славянский язык стал полумертвым. Раньше старообрядцы были настолько начитанными, что могли страницами цитировать наизусть святых отцов по церковно-славянски, могли писать на этом языке письма. Люди владели этим языком. Сейчас, к сожалению, этого нет.
 

Ф. Е. Мельников не являлся специалистом в области церковного пения. Он был воспитан на певческих традициях российских общин в тот период, когда многое было заимствовано из внешней культуры (не в плохом смысле этого слова). Когда Федор Евфимьевич попал в Бессарабию, то впервые встретился с другими певческими традициями. Прихожане тех храмов — крестьяне и рыболовы. Они пели по-своему. Они как могли, так и хранили культуру. Конечно, народное звукоизвлечение, нечеткое взятие высоты звуков, подводы и форшлаги сказываются на их напевах. Кроме того, был ряд общин (как, впрочем, и в настоящее время), где вообще не было чистой монодии. Ничего в этом удивительного нет.

Фёдор Евфимьевич Мельников 1874 — 1960   Старообрядец белокриницкого согласия, начётчик; духовный писатель-апологет. Получил домашнее образование, ещё в юности начав изучение святоотеческой и богословской литературы. Затем учился у священноинока Арсения (Швецова), будущего старообрядческого епископа Уральского. Участвовал в диспутах с миссионерами господствующей церкви, после революции 1917 года вел полемику с проповедниками атеизма. Не принял Советскую власть, бежал в Румынию. Был секретарём Белокриницкой митрополии, жил в старообрядческом Мануиловском монастыре, продолжал заниматься литературным творчеством. Наиболее известный его труд этого времени «Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви» был впервые издан в Барнауле в 1999 году.

Затронем немного этот вопрос. Большинство народов мира поет одноголосно. Это определённый этап развития человечества. Многоголосие осваивалась в Западной Европе веками. Но среди всех народов мира есть уникальные, которые поют многоголосно по своей природе. К ним-то и относятся русские. За рубежом я как-то услышал поговорку:

если запели двое русских, уже получится хор.

Итальянские композиторы, приезжавшие в Россию в XVIII веке, этому поражались. Особенно они были в недоумении, когда узнавали, что многоголосно поют неграмотные крестьяне. Поэтому для русских людей знаменный роспев был сложным. Нет никакой гарантии, что и на Руси он везде был чисто монодийным.

Традиции жизни и служения южных общин можно сравнить с древней иконой, которую покрыли позднейшие наслоения. Поэтому не нужно трогать эти общины. Пусть они поют так, как могут. Мне рассказывали в Старой Добрудже, что архиепископ Никодим, став во главе Церкви, приехал из Москвы в своё село и попытался перестроить местное пение на российский лад. «Но мы сломали Владыку», — с гордостью утверждали деды. А уникальное пение казаков-некрасовцев! Когда я первый раз попал к ним, то вначале, после Стрельникова, после Рогожского храма я не понял, насколько их пение уникально. С сожалением констатирую, что тогда не удалось сделать многоканальную запись их хора.

Казаки-некрасовцы в этом плане выделяются среди всех старообрядческих согласий. Это явление не общероссийское, а общемировое. Прожить два с половиной века в Турции и сохранить и язык, и фольклор, и богослужебную культуру (причем наизусть) — феномен. Я с годами начал осознавать уникальную значимость некрасовской культуры. Выше уже я говорил, что они не помнят нотации, но когда поют, смотрят в крюки. При этом в их сознании «всплывают» определенные мелодические обороты, которые надо пропеть и не забыть. Это показатель архаического музыкального мышления. Примерно так возникала нотация в девятом веке на православном Востоке, когда певцы знали оборот, а условным знаком его фиксировали. Вот настоящее средневековое мышление, потерянное в более цивилизованных местах. Поэтому пусть у каждого будет своя одежда, свое лицо и свои традиции. Но главное, должна быть молитва, воплощенная в музыкальном звуке. Если этого нет, такое пение пустое.

Вопрос сопоставления старообрядческих хоров и светских. В 1990-е гг. один известный старообрядческий головщик ходил на консультацию к Анатолию Гринденко, руководителю хора Московского патриархата. Я прекрасно знаю Гринденко, уважаю его. Он объездил мир. Но он всё-таки светский музыкант, струнник (даже не хоровик). Цель его  коллектива — концертная деятельность. По сути, он должен идти к старообрядцам за советами, как петь знаменный роспев, а не наоборот. А в те же 1990-е гг. был жив Иван Алексеевич Сергеев, выдающийся знаток знаменного пения. Но к нему свои же старообрядцы не шли.

Есть всемирно известный российский дирижер Владимир Минин. Вот он ездил к о. Матфею (Мормылю), чтобы советоваться, как петь церковную музыку. Он считал для себя за честь вместе с ним спеть на службе в Успенском соборе Московского Кремля. Вот это правильный поступок.

Студент–хоровик Московской консерватории Владимир Погоров писал работу об особенностях интерпретации знаменного роспева. Он пошел на консультацию к Александру Емельянову и почерпнул для себя то, что никогда бы не узнал ни у одного профессионального руководителя светского хора, особенно народного. Вот это правильно.

По своим хоровым достижениям старообрядческие хоры не поднимутся на уровень профессиональных светских коллективов. Правда, если в старообрядчество придут хоровики, как Емельянов, люди, имеющие академическое образование (но не народники), умеющие работать со строем, звуком, то старообрядческие певцы достигнут результатов, если будут этим регулярно заниматься (неделями и годами!!!) Но пока это исключение.

Я уже на раз ссылался на исследование Дынниковой о Морозовском хоре. Морозовский хор явился в старообрядчестве неким модерном, прорывом вперёд, как и многое в то время. Морозовским певцам ставили голоса, их учили держать строй, но мышление их было традиционным И.В. знаменным! И вот этот синтез дал блестящий результат. По этому пути должно было бы пойти старообрядчество.

Возвращусь к нынешним головщикам и певцам. Основные старообрядческие головщики сейчас любители-самоучки. Они должны помнить, что пока в старообрядчестве есть маститые знатоки пения, надо спешить учиться у них. В Костроме живы еще дочери Ивана Алексеевича Сергеева — Валентина Ивановна и Кира Ивановна. Сколько они могут рассказать, особенно девушкам: как надо петь, как брать звук, как делать окончания! Ценить надо своё богатство, свою культуру.
 

Это мы не можем доказать. Если брать беспоповскую традицию, там всё четко. Беспоповский Выговский центр берет свое начало от Соловецкого монастыря. Его основоположниками были оставшиеся в живых соловецкие иноки. Есть исследование Ф. Панченко, где показано, как беспоповцы осознанно нашли свой, скажем так, певческий путь. Перед ними стоял выбор, какую традицию взять в основу: раздельноречную или истинноречную. Для того времени это в высшей степени научный подход, анти- средневековый. Предпочтение было отдано традиции соловецкого пения — раздельноречной. Так что в типологическом отношении беспоповское пение восходит к традиции Соловецкого монастыря. Хотя на Выге знали и наречные рукописи, и даже ноты. Выг — это был выдающийся научный центр.

К сожалению, не сохранились документы о становлении поповского центра на Ветке (первого центра старообрядцев-поповцев) как певческого центра. Из ветковских рукописей вырастают иргизские, а затем и гуслицкие рукописи. Но в основе их, как я думаю, лежит московская школа пения. Много на Ветке было выходцев из Москвы. Другое дело, что огромное значение потом сыграл Иргизский центр. Он мало изучен. Из всех духовно-административных центров поповцев это был выдающийся певческий центр. Там, очевидно, многоголосные демественные рукописи переписывались в одноголосие (до раскола демественный роспев был в основном многоголосным. Этому посвящено исследование Г. А. Пожидаевой). Там, на Иргизе, ценилось это пение. Именно туда свозили мальчиков со всей России обучать знаменному пению.

Вот вам продолжение древнерусских традиций — в центре учат профессиональному пению. И более того, в остаточном виде с певческими традициями Иргиза я, если можно так сказать, встретился в экспедиции. Когда я в 1981 г.  познакомился с Иваном Алексеевичем Сергеевым, он мне поведал следующее. Его дедушку, когда он был мальчишкой, в начале XIX века, отправляли на Иргиз обучаться пению. И потом дедушка рассказал Ивану Алексеевичу, что в то время на Иргизе они пели ещё по беспометным рукописям. Это начало XIX века!

Гуслица. Есть точка зрения, что основу Гуслиц создали выходцы из Ветки после одной «из выгонок». Гуслицкие рукописи восходят к ветковским и по своему почерку крюков, и по заставкам. Ранние гуслицкие рукописи трудно отличить от ветковских. Потом было создано всё своеобразие гуслицких книг. Эти книги оказались ведущими у старообрядцев-поповцев, так как Иргиз в начале XIX века был разгромлен.
 

Может быть, и использовались, но не нужно забывать, что истинноречное пение имело большие достижения еще до раскола. Не забывайте, что ему отдавал предпочтение протопоп Аввакум. Грандиозная реформа в Русской Церкви проводилась еще при патриархе Иосифе. Неслучайно наонное пение закрепилось на Севере. Север вообще хранил древность. Там долго (еще в XVI веке) служили по Студийскому уставу, а на Руси уже был принят Устав Иерусалимский. Наонное пение, действительно, более монастырское. Мне пришлось быть на красивых службах в беспоповских храмах с наонным пением. Это настоящая богослужебная и певческая монастырская культура.

Неудивительно и то, что в Москве возникло наречное пение. Видимо, этого требовала царская культура. Для спасения же души не имеет значения, какое пение на службе, наонное или истинноречное.

Несколько слов в заключение

Когда стрельниковцы учились пению, они вспоминали, как их учительница «лупила» прутиком. Принцип наказания присутствовал. Но главное, они имели страх Божий. Вспомню, наконец, свою учительницу Антонину Николаевну Задворнову. Она рассказывала, что после учебы, приходя домой,

мы делали по 10 лестовок земных поклонов, чтобы Бог открыл нам премудрость моления по крюкам.

А сейчас другой подход.

Союз церкви и учёных должен быть. Такие учёные, как Мелетина Макаровская, Татьяна Казанцева только помогут и ничему плохому не научат. Они ученые, но хорошо знают древнерусское пение не по мёртвым рукописям, а в живой практике у старообрядцев. А вот дирижеров-народников надо остерегаться. Старообрядцы хранили профессиональную культуру в народной среде. Но не надо забывать, что в Древней Руси церковная культура и фольклорная были разными, более того, антагонистическими. И все эти разговоры о народном звукоизвлечении антинаучны и безосновательны. Между фольклорной и церковной культурой огромная разница, прежде всего, мировоззренческая.

Благодаря настоящему союзу ученых и старообрядческих певцов и знатоков пения можно лучше открыть те глубинные религиозные вещи, которые были забыты и неизвестны нашему обществу.

Что касается компакт-дисков, которые выпускают и головщики, и любители пения. Во-первых, пора создавать их каталог. За ними не успеваешь следить. Скажу откровенно, меня эти диски не устраивают. Я бы советовал выпускать другие записи. Какими они должны быть — это отдельный большой разговор. Кого это интересует, могут ко мне обратиться за консультацией.

---

 

* В слове ро́спев намеренно сохранена устаревшая орфография.
 

Беседовал Илья Лопатин