Редакция сайта «Русская вера» продолжает публикацию материалов, посвященных соборности и другим формам консервативной демократии в русском старообрядчестве. На этот раз мы публикуем уникальный репортаж с четвертого дня Освященного Собора старообрядческой Архиепископии (ныне РПсЦ) 1911 года, подготовленный известным церковным журналистом и начетчиком Никифором Зениным. Сокращая репортаж, мы представляем дискуссию о неканонических обычаях, в том числе заимствованных в инославной среде и встречающихся в деятельности старообрядческих священников. Другие вопросы, поднимавшиеся в этот день, такие как дискуссия о допустимости женщинам петь на клиросе и вопросы брадобрития, не представляют для современных читателей большой актуальности. О первом, втором и третьем днях Собора читайте в материалах:
- «Н. Д. Зенин: «Никакое количество мирян, допущенное в заседание Освященного Собора в качестве зрителей, не нарушит выборности делегатов»;
- «Священник Дмитрий Смирнов: «Совет Архиепископии присвоил себе власть чуть ли не Божескую. Он упразднил даже самые соборы, и они не существовали около 23 лет»;
- М.И. Бриллиантов: «Из истории мы видим, что даже на Вселенских Соборах участвовали миряне».
***
День четвертый (28 августа 1911 года)
Обида архиепископа Иоанна (Картушина)
Начало занятий этого дня надо отметить тем, что нашему достойнейшему Ф.Е. Мельникову день этот грозил лишением слова на соборе. Вчерашнее его слово показалось архиепископу очень оскорбительным и настолько сильным, что владыка, по его словам, «едва на ногах устоял», а поэтому окружающие архиепископа имели суждение о лишении Мельникова слова, дабы он уж не имел больше возможности указывать на то, что архиепископы пользуются авторитетом еретических выдержек.
Конечно, это просто и ловко: запретить, лишить слова — и баста!..
Меня всегда интересует человек в своих обидах: когда ему кажется, что его обижают, оскорбляют, то он бывает страшно чувствителен к этому и отзывается на эти обиды (часто мнимые) очень горячо. И чем выше общественное положение человека, тем он к обидам чувствительнее. Но если сам он кого-либо обижает, то этого он совершенно не чувствует. Даже доказать ему это бывает невозможным. И если у человека есть возможность, то уж он обидчику отомстит. Ни за что не простит! И никогда человек не даст себе труда задуматься над вопросом: действительно ли его обидели? На самом деле — не он ли обидел кого, или, по крайней мере, не был ли он сам причиною того, что ему эта обида нанесена?.. Никогда не подумает: а может быть, мне сказали только правду, а не обиду?.. Нет, над этим человек не задумывается. Он свои деяния всегда рисует себе правыми, а деяния других по отношению к себе неправыми или даже преступными, достойными наказания. Так случилось и здесь. Какая собственно обида была нанесена г. Мельниковым архиепископу вчера? Ровно никакой! В самой вежливой форме, даже, если хотите, вежливой в излишке, сладким, мягким голосом он только отметил и притом очень осторожно, что владыка пользуется еретическими мнениями.
Это было простое, естественное указание, что владыка впал в ошибку, даже не упрек. И все-таки оказывается, что это — оскорбление, достойное лишения слова.
Но «радетели» и «приспешники» посудили-порядили, а на такую сильную меру все-таки не решились, очевидно, боясь авторитета самого-то Мельникова, и решили «честью попросить» его сходить к архиепископу и попросить прощения. Он ходил, простился. Но в чем, вот вопрос? Ведь факт-то так и остался фактом. Его из истории не вырубишь. Я полагаю, в этом случае должно бы архиепископу, рассмотрев хорошенько свою ошибку, публично исправить ее, — это не только не уронило бы его авторитета, но как раз наоборот — возвысило бы его. Ибо: ошибаться свойственно всякому. Сознаваться в ошибке дело Божие, запираться в ней — дело…
О нерадеющих священниках
Следующее доклады — представителей московских приходов и братства св. креста вызывают бурный инцидент, чуть ли не до роспуска собора или, по крайней мере, удаления из него некоторых его членов, или зажатия им рта — лишением слова.
Дело в том, что доклад очень откровенно излагает все непорядки, допускаемые пастырями в данное время. А именно: он указывает, что некоторые священники совершают дела, явно нарушающие церковные каноны: не занимаются чтением священного писания, но проводят жизнь праздную; не только не заботятся о благоговейном стоянии в храме богомольцев, но и сами нарушают чинность службы, делая громкие распоряжения из алтаря, иногда даже во время чтения апостола; занимаются мирскими делами, торговлей, вплоть до торговли св. иконами, имеют заводы, доходные дома и т. д. Носят чуждое старообрядчеству одеяние, исправляют требы над иноверными без чиноприема; выдают метрические выписки без совета общин и неумело их ведут, присваивают себе право печения просфор, которое и совершает «матушка», вопреки постановлению Стоглава, говорят неумелые проповеди и носят кресты поверх одежды в подражание пастырям внешним.
Bсе эти указания, сделанные так откровенно, произвели на духовную часть соборян сильно возбуждающее впечатление, а так как на соборе они преобладали, то естественно, что прения сразу приняли страстный характер.
Еп. Иннокентий (Усов) (довольно резко): если сделать постановление, требуемое этими докладами, то оно повиснет в воздухе: не указано, кто именно делает эти нарушения. Необходимо назвать виновных, чтобы жалоба возымела действие. Обвинять огульно все духовенство недобросовестно!
О. Карабинович. На подобные нарушения надо жаловаться не собору, а епископам, в ведении которых находятся нарушители. Архиепископу, но не собору. И только после того, когда архиепископ не воздействует, ну тогда уж собору. Но необходимо и поименно указывать этих нарушителей, а иначе это набрасывает тень на все духовенство, подрывает его авторитет. Нарушителями являются не все духовенство, а только некоторые. Зачем же обвинять огульно?
Бриллиантов горячо защищает доклады: это зло не выдумано. Оно распространилось повсюду и очень широко. Кто читает журналы, тот может все это видеть, ибо там эти случаи описываются. Называть имена не должно потому, что это вызовет личные оскорбления, а докладчики этого не желают. Необходимо подтвердить существующие правила, как их подтверждали и прежде бывшие соборы, и тем, к кому это относится, должно принять к сведению и исправиться.
Лукин И. А. Все, что написано в докладах, справедливо. Пастыри обязаны заботиться о благочинии и выполнении постановлений. Возьмите брадобритие. Когда еще оно запрещено?.. При Моисее? А оно и до сих пор не истреблено. Об одежде духовенства. Она турецкая. О ней еще писал Никифор Цареградский (ч. I., стр. 137), а ее начали вводить. Бл. Иероним во 2-й части тоже писал об этом; наконец, само Евангелие говорит о широких воскрилиях одежд.
Собору нужно подтвердить о недопустимости всего этого.
Разве мы мало видим неприличий, далее безобразий. Нам за это глаза колят. О пьянстве. Его должно искоренять. Ведь об этом постоянно твердят. Но личностей указывать не должно: это запрещает св. Феодор Студит. Лицо еретика только можно указывать…
Еп. Александр (Богатенков) оглашает, что от братства святого креста есть также доклад о ношении священниками широких рукавов у одежд. Он однороден. Читать ли его?
Решенo: не надо!..
Председатель (еп. Антоний) горячо ратует против описанного зла и просит заботиться только о том, чтобы постановления соборов проводились в жизнь, выполнялись, а не только подтверждались.
И. Е Усачев горячо защищает священников провинциальных, а также частью и городских. Он находит, что высказанное в докладах может относиться только к священникам столицы или богатых городов, а провинциальные священники в большинстве влачат жалкое существование; между тем у них есть потребности, а кроме потребностей и обязанности: воспитание детей, обеспечение старости и т. п. Ведь это вполне естественно. И поэтому нет возможности быть очень строгими. Ведь об их старости никто кроме них самих не позаботится…
О. Карабинович настойчиво требует указания личностей, в противном случае он доклад считает не заслуживающим внимания и даже нечестным.
Н. Д. Зенин. Я имею случай удовлетворить желание еп. Иннокентия и о. Карабиновича, но после слов уважаемого И. А. Лукина о том, что это возбраняется св. Феодором Студитом, я воздержусь от этого удовлетворения, но попрошу, не оглашая имен, огласить содержание этого документа (он передает какой-то документ секретарю, а тот председателю, его рассматривают несколько епископов), после чего станет понятною излишность оглашения имен. По содержанию же документа прошу епископов посоветоваться между собою и сделать по нему надлежащее распоряжение.
Еп. Александр предлагает г. Зенину согласиться не оглашать содержание бумаги с обещанием соответственного по ней расследования. Тот соглашается.
Еп. Иннокентий (горячо): Вот почему все это здесь говорится этими агитаторами: им нужно опозорить, оплевать священников, вот они и позорят. А потом это же они передадут газетам, а те напечатают. Это не что иное, как злостная агитация. Я теперь это вижу. Им не интересы церкви дороги, — им нужно совершенно другое. Я ничего другого не нахожу нужным, как возвратить этот доклад его подавшим. Он подан с нехорошею, провокаторскою целью.
Эта речь сразу взвинтила собрание. Первым дал горячий отпор Ф. Е. Мельников. Я всегда стоял за обличение и устранение недостатков жизни промеж собою. Но теперь вижу, что этого не хотят, что это невозможно, и потому полагаю, что для этой цели остается только печать. Ведь вот здесь на соборе этого не хотят разобрать. Что же другое остается?.. Я нахожу, что путь, избранный докладчиками, самый правильный и наиболее действительный для искоренения начинающих проникать в старообрядческую духовную среду антиканоничных явлений. Указание личностей вредно, ибо оно только навлечет личную обиду, оскорбление личности, озлобление со стороны обвиняемого. Но если некоторым это так хочется, то пусть спросят докладчиков, и они назовут им имена. И теперь мы видим, что сам архиепископ уже называл эти имена. Так чего же нужно больше?
Собрание волнуется. В особенности горячо волнуются некоторые священники.
Еп. Геннадий с достоинством признает, что все это есть и потому предлагает принять доклад к исполнению.
Еп. Иннокентий слишком горячо протестует против доклада и «сплеча» называет писавших доклад людьми неверующими и не заслуживающими доверия.
М. Бриллиантов, отзываясь на призыв, перечисляет поименно священников, о которых доклад разумели. Конечно, это было равносильно искре, брошенной в пороховой погреб. Надо было видеть, что здесь произошло… Царствовавшая доселе умеренность окончательно была забыта и все, кто чувствовал себя оскорбленным, кричали Бриллиантову слова, которые выслушивать было очень тяжело. Еп. Александр также вспылил и горячо приглашал лишить слова Бриллиантова и Мельникова или закрыть собрание. Как видите, ни так ни сяк не угодишь; — то кричали: назовите имена, а когда это было сделано, эти же лица кричать уже о лишении слова назвавших эти имена, даже о закрытии собора. Ясно, в чем тут дело: мы есть — святые, только вы, миряне, все безбожники. Не смейте нам указывать.
Но мало-помалу благоразумие взяло верх и все, успокоившись, снова принялись за работу.
Доклады принимаются с тем, чтобы предупредить священников, что отныне нарушающие церковные правила будут строго наказываться своими епископами по расследовании дела. Доклады подобного рода впредь направлять к местным епископам с указанием виновных в нарушении правил священников.
…»относиться только к священникам столицы и богатых городов, а провинциальные священники в большинстве влачат жалкое существование»… .Примечательное уточнение характеристики т.н. золотого века старообрядчества, и почти также как и сегодня, спустя более века.