Можно ли воссоздать Старообрядческий институт?

В ноябре 2018 года исполняется 100 лет с момента закрытия известного в определенных кругах учебного заведения — Московского старообрядческого института. История этого учреждения является показательной для осмысления роли образования и педагогики в жизни ревнителей старой веры.

 

Пора несбыточных надежд

Московский старообрядческий институт — это учебное заведение, которое создавалось при Московской старообрядческой общине Рогожского кладбища (МСОРК). После неудачного опыта организации Городского училища и педагогических курсов руководство Общины искало другие формы подготовки старообрядческих педагогических кадров. Инициатором нового предложения выступил Александр Рыбаков [1]. На заседании Попечительского совета при училищах Общины 16 июля 1910 г. он представил проект Старообрядческого Богословского института.

Александр Рыбаков был уверен, что будущее учебное заведение обязательно должно совмещать в себе светское и богословское образование. По его мнению, институт будет готовить старообрядческих народных учителей и давать систематическое образование старообрядческим священнослужителям. Исходя из этого, он предлагал установить в институте шестилетний курс обучения, при этом первым четырём классам планировал придать общеобразовательную, а следующим двум классам — богословскую направленность. Программа преподавания была скомпилирована с типовой программы для учительского института и программы Московской духовной семинарии. Институт и назвать предполагалось Богословским. При этом А. Рыбаков называл институт высшим учебным заведением, хотя делать его таковым не планировалось.

Идея Старообрядческого института была одобрена Попечительским советом МСОРК, и 11 августа 1910 г. Попечителю Московского учебного округа было отправлено прошение об открытии Старообрядческого института. На заявление Общины Попечитель учебного округа наложил резолюцию:

Препроводить приложения и копию сего ходатайства Московскому Митрополиту и просить высказать его мнение по возбужденному ходатайству [2].

Митрополит Владимир (Богоявленский) ответил в начале 1911 г.

По его мнению, «Старообрядческий институт с первого же дня своей "просветительной деятельности" будет воспитывать злейших врагов православия, которые, вооружившись разрушительными средствами знания (выделено редакцией) развяжут языки и бросятся на православную Церковь, войдут (и входят уже) в союз с политическими партиями в России и при том, самыми крайними, и тогда произойдет великая смута в нашем отечестве… Я по долгу верности к святой Церкви и к благочестивейшему Императору, признаю проектируемый старообрядческий шестиклассный институт по его программам неподходящим под тип тех учебных заведений (собственно, начальных училищ), которые по действующему закону разрешается открывать старообрядческим общинам, и следовательно — не законным, а по его цели и направлению, в виду того, что он предназначается для укрепления раскола и с явно выраженным недобрым намерением простирает недоброе влияние на всю Россию в религиозном и государственном отношении, учреждением безусловно, вредным» [3] (пунктуация сохранена — прим. ред.).

Планы Рогожской общины вызвали значительный резонанс в старообрядчестве. Высказывались и оптимистичные и пессимистические оценки, идеи, деловые советы. Главным защитником и проводником идеи института была редакция журнала «Церковь». В период 1910–1914 гг. журнал опубликовал большое количество статей, материалов и мнений касательно Института. В основном это были положительные отклики.

С другой стороны, в стане старообрядческих консерваторов институт вызывал серьезные нарекания. Еп. Михаил (Семенов) считал, что решение о создании института слишком поспешно. Он писал, что нельзя за год подготовить серьезное учебное заведение. По его мнению, непроработанной получилась программа преподавания богословских предметов, и «вообще ошибочно — стремление дать в институте семинарию» [4].

Священник Григорий Карабинович также выражал недовольство организуемым институтом. Он считал, что «атмосферу неверия, которая существует в настоящее время, институту рассеять будет не по силам, а потому по окончании выйдут из него материалисты» [5]. Григорий Карабинович ставил под сомнение возможность вести просвещение на «западный манер» [6], критиковал попытку А. Рыбакова внести «новизну» в старообрядческий уклад, неуважительное отношение к прежнему опыту старообрядческой жизни, взятые для преподавания методы образования в духе «экономического благосостояния». Он утверждал, что программа института взята целиком из духовных семинарий, образование в которых жестоко порицается руководством института. Григорий Карабинович придирался к моральным качествам преподавателей и руководителей института.

Автор вспоминал, что директор института, старообрядец А. Рыбаков, почему-то женился на девушке господствующего вероисповедания, венчался не в старообрядческом храме, там же крестил своих детей. Он критиковал А. Рыбакова за отсутствие педагогического и организаторского опыта, протестантские богословские тенденции, сомневался в профессиональной пригодности Ф. Мельникова, который не только не имел академического образования, но даже не получил учительского ценза. В потоке этой критики преподавателей доставалось и А. Зайцеву за его юный возраст, и К. Швецову за его неподходящее агрономическое образование и т.д.

Другой старообрядческий священник Алексей Старков реагировал на деятельность института еще более эмоционально. Он советовал

опасаться старообрядцам этого института с семинарской программой и с никонианскими, протестантскими и латинскими преподавателями! Выстроить институт еще не успели, а опоганить неметчиной и латинщиной уже успели. Нам, старообрядцам, не только стыдно, но и грешно строить свои институты с семинарскими программами и с немецкими и латинскими преподавателями [7].

Но положительных откликов и мнений было значительно больше. Создание Старообрядческого института одобрили архиеп. Иоанн (Картушин), Всероссийский съезд старообрядцев, Общее собрание МСОРК [8]. Однако окончательное решение вопроса открытия института зависело не только от мнения старообрядческой общественности. Соответствующую санкцию должно было дать учебное начальство. Проблема заключалась в том, что никто из высших чиновников не хотел брать на себя ответственность за это. Правительственные учреждения придали открытию обычного учительского института общегосударственное значение: ни министр внутренних дел, ни министр просвещения не нашли возможным решить эту проблему, а передали вопрос на рассмотрение Совета Министров и Императора. Решение вопроса затянулось почти на 2 года.

Из письма министра просвещения Попечителю Московского учебного округа становится ясной причина такого промедления и неопределенности:

При рассмотрении настоящего дела Министерство народного просвещения приняло во внимание, что означенный проектируемый институт как по цели своей, так и по программам имеет не только педагогический, но и богословский характер, вследствие чего возник вопрос о самой подведомственности института, как духовного учебного заведения. Затрудняясь в разрешении настоящего вопроса, Министерство народного просвещения, после сношения с Министерством внутренних дел, вошло с соответствующим представлением в Совет Министров. Совет Министров, рассмотрев ходатайство, постановил предоставить Министру народного просвещения разрешить МСОРК [9] устройство Старообрядческого шестиклассного института в Москве на общеустановленных для частных учебных заведений ведомства народного просвещения основаниях. Государь Император означенное положение Совета Министров 18.11.1911 г. Высочайше утвердить соизволил [10].

Удивление вызывает такой интерес чиновников самого высокого уровня к открытию такого учреждения. Ведь все учебные заведения, открываемые за небюджетные средства, проходили согласование на уровне местного учебного округа. Министерство просвещения контролировало только открытие училищ, действующих на бюджетные средства. И министр просвещения не мог не знать, что в его ведении состояли уже подобные конфессиональные учебные заведения — кистерская школа близ гор. Валка Лифляндской губернии, Колпанская лютеранская учительская семинария и богословский факультет Императорского Юрьевского университета [11].

По результатам обсуждения в Совете министров Министерство просвещения предложило МСОРК изменить концепцию института и зарегистрировать как светское частное заведение I-го разряда, а богословские предметы изучать факультативно, в виде расширенного Закона Божия. К учебным заведениям 1-го разряда относились гимназии, реальные училища, учительские институты. Но разряд частных школ не давал квалификации среднего учебного заведения. Эту квалификацию присваивало Министерство просвещения после осуществления первого выпуска студентов.

Совет принял предложение министра просвещения и решил регистрировать институт как светское учебное заведение. Были переделаны программа обучения, план и устав института, представлены дипломы будущих преподавателей института: директора А.С. Рыбакова — об окончании историко-филологического факультета Московского университета, Я.А. Богатенкова — Императорского Археологического института и К.Н. Швецова — Московского сельскохозяйственного института. Больше никого с высшим образованием Община для преподавания в институте привлечь не смогла.

Только 5 сентября 1912 г., более чем через 2 года после подачи первого прошения, было получено разрешение Попечителя округа на открытие «Старообрядческого Шестиклассного Института при Московской старообрядческой Общине Рогожского кладбища». Без слов «богословский» и «учительский». Но при этом в программе были согласованы все планируемые А. Рыбаковым богословские предметы: догматическое, основное, нравственное, сравнительное богословие, история Церкви, Священное Писание, Катехизис.

 

Суровая реальность

10 сентября 1912 г. состоялось торжественное открытие Института. Состав учеников 1-го класса показал, что Институт не привлек внимание столичной молодежи. Среди абитуриентов подавляющее большинство было с далеких окраин империи — Донской, Кубанской, Терской, Уральской областей, Нижегородской, Самарской губерний [12] . В отчете за 1914 г. мы видим, что из 80 студентов института из Московской губернии были только 8 человек [13]. При этом нужно иметь в виду, что в 1908 г. в высших учебных заведениях Москвы обучалось 140 старообрядцев, а в 1915 г. — уже 500. То есть для старообрядческой молодежи вновь открытое учебное заведение не стало привлекательным.

Кроме этого, руководство не смогло набрать в институт преподавателей из старообрядцев. Например, с институтом отказался сотрудничать приват-доцент Московского Университета поморец Н.П. Ануфриев, который был близок с семьей М.С. Кузнецова. Хотя М.С. Кузнецов был в числе основных спонсоров института, как и Степан и Павел Рябушинские, Георгий и Сергей Кузнецовы, А.И. и Т.С. Морозовы.

С началом войны Попечительский Совет решил добиваться досрочного получения прав среднего учебного заведения по окончании 3-х лет функционирования института. Это признание позволяло руководству надеяться на государственное финансирование и получение отсрочки от исполнения воинской повинности для студентов. Министр просвещения пошел навстречу и предоставил студентам отсрочку по воинской повинности [14]. В удовлетворении других просьб было отказано. В этой ситуации для получения звания народного учителя Министерство предлагало по окончании четырех классов института сдавать квалификационный экзамен [15]. Такое требование переэкзаменовки выпускников после их обучения в институте было серьезным ударом по репутации этого учебного заведения. Деятельность директора А. Рыбакова была признана неудовлетворительной.

В апреле 1915 г. умер главный покровитель А. Рыбакова архиеп. Иоанн. 28 сентября 1915 г. институт переехал в новое, только что построенное, но еще не оборудованное здание. Однако вместе с долгожданным обретением собственного помещения в институте наметился кризис. Обострилась кадровая проблема. В 1914 г. из института ушел К. Фридрихсон — единственный преподаватель немецкого языка. Эту дисциплину, наряду с греческим языком, вообще перестали преподавать. Более того, так и не начали преподавать физику и географию. В институте произошел острый конфликт директора А. Рыбакова с воспитателями и учащимися старших классов. 14 марта 1916 г. прошло заседание Попечительского совета под председательством архиеп. Мелетия (Картушина), который лично сделал доклад о деятельности директора. В вину А. Рыбакову ставился неудовлетворительный результат деятельности института. Кроме этого выяснилось, что большая часть воспитателей и преподавателей института отказывается от совместной работы с ним. По результатам разбирательства А. Рыбаков был отстранен от должности.

В результате этих нестроений учебный год закончился уже 1 апреля 1916 г. После молебна с прощальным обращением выступил А. Рыбаков. Он отметил, что вследствие войны и других причин в следующем учебном году не будет открыт 5 класс, поэтому 4 класс оказался выпускным. Всего окончило 4 курс 14 человек (из 30-ти поступивших). Практически все выпускники института для продолжения образования решили поступать в другие московские учебные заведения (показательно, что большинство выпускников Старообрядческого института поступили в 1916 г. в военное училище) [16]. Один выпускник, З. Нудный, остался работать в Институте.

Летом 1916 г. директором был назначен К.Н. Швецов [17]. К. Швецов пытался переосмыслить концепцию института и придать ему востребованный и конкурентный вид:

Московский старообрядческий институт переживает период развития и определения своих задач… При создании института предполагалось, что он будет готовить преимущественно пастырей церковных. Но с течением времени выдвинулись другие задачи: для старообрядческих школ нужны, прежде всего, учителя, хорошо подготовленные к преподавательской деятельности [18].

Попечительский Совет определил директору ближайшую задачу для института — перейти в разряд учительских. Педагогический совет обратился к Попечителю Московского учебного округа с таким ходатайством. В конце 1916 г. Попечитель ответил, что институт в составе четырех его классов может надеяться только на уровень учительских семинарий, и то при условии, если программа этих классов будет совпадать с министерской [19]. Получалось, что через четыре года свой работы институт не соответствовал даже уровню учительской семинарии. Педагогический совет согласился на это и внес соответствующие изменения в программу преподавания. Попечитель учебного округа оперативно рассмотрел измененную программу и разрешил ученикам 4 класса сдавать экзамен на звание народных учителей. Педагогический совет решил усилить занятия с выпускниками, чтобы подготовить их к сдаче экзамена весной 1917 г.[20]

Но народные волнения привели к закрытию всех учебных заведений в Москве. Совет принял решение окончить учебный год в институте 23 марта 1917 г. и распустить студентов, кроме четвероклассников, которым предстояло сдавать экзамен на звание учителя [21]. Кроме роспуска студентов, весна 1917 г. ознаменовалось финансовым кризисом института. Процентный капитал института резко обесценился. Получение доходов по нему, которое составляло большую часть бюджета, стало невозможным. Значительные ежегодные пожертвования, поступавшие до сих пор регулярно, прекратились. Ибо «жертвователи сами нуждались в деньгах» [22]. В этой ситуации руководство не нашло никаких других вариантов, как обратиться за поддержкой к Временному правительству.

В апреле 1917 г. Временное правительство ответило о возможности такого финансирования. Ободренный этим ответом, Совет МСОРК постановил, в соответствии с требованием Министерства просвещения, преобразовать программу института по образцу «учительских семинарий нового правительственного типа с 4-мя основными классами и 2-мя приготовительными». За пять лет существования Института это было уже третье изменение учебного плана. Но в этот раз перед институтом появилась реальная возможность встроиться в государственную систему образования, стать средним учебным заведением и самостоятельно давать диплом народного учителя. Был объявлен прием на 1917/1918 учебный год.

Планы Попечительского совета по реорганизации института в учительскую семинарию серьезно смутили старообрядческую общественность. Стало распространяться мнение о том, что теперь институт уже не будет старообрядческим. Руководство института попыталось разъяснить свои планы на страницах периодической печати. Но кредит доверия к институту неуклонно таял. Руководство было вынуждено подстраиваться под меняющуюся ситуацию. Главной задачей в этой ситуации было сохранение учебного заведения. Но студенты совершенно разочаровались в перспективах учебного заведения.

Курс 1917/1918 уч. г. закончился, едва начавшись. Октябрьский переворот внес существенные коррективы в деятельность института. Но после отъезда учеников осенью 1917 г. деятельность института не прекратилась. Ученики были распущены, но педагогический коллектив сохранялся. 10 преподавателей во главе с директором К. Швецовым ходили на работу, вели переписку и поддерживали связь с уехавшими студентами [23]. И.М. Кузнецов пожертвовал еще 7 000 рублей, и в июле 1918 г. педагогам заплатили жалование за год работы [24].

Но ситуация осложнялась, и у Общины не было средств даже для того, чтобы оплатить коммунальные расходы по содержанию здания института. Попечительский совет в июле 1918 г. вынужден был принять решение «сдать помещение Института Московскому Областному Продовольственному Комитету под склад для овощей» [25]. На протяжении всего 1918 г. Попечительский совет (в котором остались только Н.М. Кузнецов, Н.Н. Трегубов и Ф.Ф. Пугачев) не оставлял надежды найти новый формат существования института при Советской власти. Руководство Института оказалось перед трудным выбором:

или отстаивать Институт как чисто конфессиональное учреждение, устранив из него все общеобразовательные предметы, или же просить Попечительский Совет официально объявить Институт на 1918/19 г. закрытым, как это уже и сделано по отношению к начальной школе при Рогожском кладбище [26].

Педагогический Совет 21 сентября 1918 г. провел заседание во главе с К. Швецовым под надзором представителя местного отдела народного образования [27]. Педагоги решили принять условия советской власти — перевести Институт в ведение Комиссариата по народному образованию и переформатировать его в учительскую семинарию в соответствии с «Положением об учительских семинариях», принятым Всероссийским Совещанием деятелей по подготовке преподавателей 18–25 августа 1918 г. На этом же заседании по требованию Комиссариата были произведены новые организационные изменения в советском духе — были созданы педагогический комитет, родительский комитет, комитет учащихся, исполнительная коллегия, хозяйственная коллегия, педагоги подали заявления на вступление в профессиональный Союз учителей. Была составлена смета на октябрь-декабрь и предоставлена в Комиссариат для ее утверждения. Однако эти решения предупредили другие события. По требованию учителей и родителей учеников старообрядческой начальной школы при МСОРК Рогожско-Симоновский Совет депутатов захватил помещения начальной школы, а вместе с ней и всего института. Старообрядцы сами передали здание института в ведение Совдепа.

По этому факту 11 октября 1918 г. состоялось последнее заседание Попечительского Совета училищ МСОРК. К. Швецов представил Совету свой итоговый доклад об институте. Вот красноречивые цитаты из этого документа:

Объяснить безвыходное положение Института одними лишь условиями жизни последних шести месяцев и декретами Сов. власти значило бы лишь решить вопрос более чем поверхностно. Работая в Институте на продолжении ряда лет, сотрудники с горечью убеждались, что Институт не есть результат обще-старообрядческого создания, а есть результат благой воли и щедрых жертв наиболее чутких и активных руководителей старообрядческой церковной общественной жизни.
 

С первых лет существования Института, к сожалению, не было выработано твердо установившейся программы деятельности. Последний мыслился то как учреждение духовное, то с центром тяжести в общеобразовательной программе. Выжидательная и пассивная позиция со стороны нашего духовенства также не способствовала уяснению и прочному установлению задач и целей Института [28].

К. Швецов считал, что желательно сохранить сложившийся педагогический коллектив и связь со студентами, но при этом понимал, что невозможно принять увеличивающиеся требования Комиссариата. С учетом этой ситуации директор предложил попечительскому Совету институт закрыть. В сложившихся обстоятельствах Совет уже не мог принять никакого другого решения. Помещения института уже были захвачены районным Совдепом. Попечительский совет согласился с тем, что Старообрядческий институт должен быть закрыт [29]. В здании института Рогожско-Симоновский Совдеп открыл мужскую и женскую школу.

Таким образом, осенью 1918 г. закончилась история образовательных учреждений Московской Старообрядческой Общины Рогожского кладбища.

 

Отрицательный опыт необходим, чтобы двигаться дальше

Подобная история старообрядческого учебного заведения является яркой иллюстрацией взаимоотношений старообрядцев с обществом. Старообрядческий институт не нашел спроса в своей среде не потому что он был плохо устроен, а потому что старообрядцы привыкли получать качественное образование в обычных, «никонианских» учебных заведениях. Вот что писала старообрядческая газета «Слово правды» в 1907 году:

С началом учебного сезона замечается усиленное просветительное движение среди старообрядцев, как мужчин, так и женщин. Многие поступили в высшие учебные заведения: университет, институты, на курсы, очень многие хлынули в средне-учебные заведения: в гимназии, реальные училища, коммерческие и т.д., масса поступает в городские начальные и четырехклассные училища, а также в церковно-приходские школы. Кроме того, многие группами готовятся на аттестат зрелости; очень многие записались в народный университет [30].

Как только дали старообрядцам свободу, они сразу же устремились к получению образования. Без всякого конфессионального различия. А конфессиональное, религиозное образование оказалось невостребованным. Как в среде духовенства образовательный ценз не являлся обязательным требованием, так и в среде молодежи — впереди открывались совсем другие перспективы. И руководство Старообрядческого института 100 лет назад пришло к выводу, что чисто конфессиональное учебное заведение не может привлечь интерес и понимание у молодежи. Слишком расплывчатое образование — «церковнослужитель» — не находит спроса у действительно талантливых и перспективных молодых членов Церкви. А вот учебное заведение высокого уровня, встроенное в систему государственного образования, может привлечь интерес у молодых людей.

И этот исторический опыт очень важно учитывать при попытках воссоздания или формирования современных старообрядческих учебных заведений. И в наше время идут разговоры о необходимости организации Старообрядческого института. И эти разговоры можно всячески приветствовать. Но вот что можно создавать под видом такого института? Опять проходить тягостный путь проб и ошибок, как проходили 100 лет назад? Или под видом Старообрядческого института в его помещениях попытаться организовать некое старообрядческое отделение какого-нибудь престижного столичного ВУЗа? Например, исторического факультета МГУ? Или факультета истории, политологии и права РГГУ? Или гуманитарного факультета ВШЭ? Думаю, если получилось бы обрести хотя бы 5 мест в таком отделении, то конкурс со всех старообрядческих общин и Москвы, и России, и зарубежья был бы нешуточный. И уже в этом учебном заведении можно было бы дополнительно влиять на лучших из лучших старообрядческих студентов соответствующим образом, в будущем используя их на службе Церкви.

Возможно, это один из вариантов возрождения той традиции старообрядческого образования, которую заложил Московский институт. Возможно, такая инициатива позволит возродить ныне мертвое здание Старообрядческого института в Рогожской слободе и принесет плод тех огромных вложений, которые были сделаны нашими предками 100 лет назад.

—