Почему конфессии оказались неготовыми к испытанию в виде пандемии коронавируса? Почему исполнение культа оказалось важней веры и добрых дел? Почему нынешняя экономическая модель церковных структур оказалась в кризисе? Какую роль сегодня выполняют многие современные монастыри? Об этом и другом беседуют участники круглого стола.
***
Ведущий круглого стола — историк Глеб Чистяков (РПСЦ).
В последние годы со стороны представителей традиционных религий много говорилось о тысячелетнем опыте церкви, который помогает обществу в трудные времена. Редактор старообрядческого журнала «Церковь» А. В. Антонов несколько лет назад вывел особую формулу относительно старообрядчества, указав, что оно явило многосотлетний опыт выживания русского народа в экстремальных обстоятельствах.
И вот эти экстремальные обстоятельства, в виде эпидемии коронавируса, снова настали. Но почему-то никто не торопится делиться тысячелетним опытом выживания, не слышно ни слов утешения, ни слов поддержки, ни призывов активно действовать в духе братской любви и взаимопомощи. Нет даже размышлений о духовных причинах и духовных уроках нынешней моровой язвы. Выступления на эту тему можно пересчитать по пальцам, а единственным советом, который, впрочем, дается при любых жизненных обстоятельствах (от поступления в институт до поисков жениха или невесты), — это больше молиться и поститься.
Итак, почему конфессии оказались не вполне готовы к таким событиям, хотя они всегда говорили, что имеют огромный опыт и готовы в любой момент прийти на помощь нашему обществу. Что же случилось?
Публицист Алексей Шишкин (РПСЦ).
Я думаю, причина в том, что за последние тридцать лет традиционные религиозные конфессии, среди которых различные направления православия, оказались в достаточно комфортных условиях: их права были гарантированы законом, а в обществе до недавнего времени к ним было очень уважительное отношение. И такая хорошая жизнь стала восприниматься как единственно возможная, люди расслабились и потеряли чувство катастрофичности и эсхатологичности нашего времени.
Причем удивительно, что это произошло даже у старообрядцев. Хотя у старообрядцев эсхатология всегда была очень важной частью самосознания. Сейчас мы видим, что у многих эта часть оказалась утрачена. Когда в конце марта только началось обсуждение пандемии, и государство стало вводить какие-то ограничения, меня удивило, что председатель российских пятидесятников С. В. Ряховский в своем обращении не только сказал, что их общины будут, безусловно, соблюдать все санитарные и карантинные меры, что для них молитва в малых группах не представляет никакой проблемы, так как для них это совершенно нормальный режим, но и дал свою библейскую оценку происходящего.
В частности, он сказал, что, как мы знаем, в последние времена будут как моры и эпидемии, так и панические слухи, сейчас мы наблюдаем и то, и другое. Поэтому нынешняя ситуация — это один из признаков последних времен. Это была очень редкая на тот момент оценка, потому что у православных религиозных конфессий в марте и апреле господствовало мнение, что, в принципе, все хорошо, но почему-то какие-то нехорошие люди нам мешают жить так, как нам привычно и удобно, без каких-то особых оснований накладывают на нас какие-то ограничения, поэтому мы должны оказать давление на правительство, чтобы нас никак не ограничивали, чтобы мы жили, как нам хочется.
Любопытно, что мусульмане сразу и без разговоров приняли все карантинные меры, хотя, вроде бы, считается, что у мусульман бывает очень консервативно настроенная паства. Также евреи сразу выполнили все карантинные предписания, даже несмотря на то, что они вводились накануне еврейских праздников. Но без всякого прекословия они выполнили все санитарные требования, при этом основная масса верующих не оспаривала существование опасности и действия их религиозных лидеров.
В православии же (имеются в виду христианские конфессии восточного обряда — прим. ред.), как мы видим, произошло обратное: на уровне простых верующих не было осознания того, что существует какая-то угроза, а руководители конфессий тоже оказались морально не готовы к тому, что могут произойти какие-то катастрофические события и потрясения. Поэтому долгое время какая-либо реакция отсутствовала либо была неправильной, а потом к этому прибавились попытки скрыть свои ошибки. Я считаю, что хорошая жизнь в течение последних тридцати лет, к сожалению, привела к утрате каких-то важных для христиан качеств.
Председатель православного Боголюбского братства Русской Православной Церкви Московского патриархата Андрей Васенев (РПЦ).
Я хотел бы немножко отреагировать на то, что сказал Алексей. Дело в том, что весь религиозный мир сейчас переживает кризис. И не все одинаково адекватно ответили на то, что происходит, включая мусульман и иудеев. Например, ортодоксальные иудейские общины до сих пор пребывают в столкновениях, причем довольно жестких, там все непросто. У мусульман, как мы знаем, официально запретили посещение Мекки, но в странах, где процент мусульманского населения существенно выше половины, формально все запрещено, а по факту люди все равно собираются, особенно сейчас, когда идет месяц Рамадан, с которым связаны определенные традиции и культ. Днем все закрыто, а после захода солнца люди выходят из домов и собираются вместе в кафе. То есть карантин как бы есть, но не соответствует правилам, есть какие-то вещи, которые скрыты от глаз.
Если возвращаться к основному вопросу об общем положении дел, то следует сказать следующее. Первое, по чему ударила эта эпидемия, — это культ, то есть всем религиям пришлось пересмотреть вопрос отношения к культу. Я думаю, что ни для кого не секрет, что для очень многих культ — это пространство для манипуляций.
Опираясь на то, что людям многого не надо, достаточно дать им простой рецепт счастья, простой рецепт общения с Богом, и в этом смысле ограничить их веру культом.
Это соблазн для очень многих священнослужителей, этой возможности они сейчас просто лишились. Под культом я имею в виду не только богослужебную часть, но и массу всего: прийти в храм, чтобы поставить свечку, причаститься определенным образом, это целая система.
Я беседовал на эту тему с одним чиновником из Миссионерского синодального отдела РПЦ, он сказал:
Нарратив «Ходите в храм!» на сегодняшний день исчерпан. Вера не определяется этим, она никогда этим не определялась.
Просто сейчас это стало очевидно, поэтому приходится это чем-то заменить. И как ответ на первый из заявленных на нашем круглом столе вопросов — о позиции архипастырей, хочу сказать следующее. Мне кажется (конечно, может быть, я не прав и многого не знаю), что все архипастыри поделились на две части: одна часть — это те, кто занялся политиканством, то есть они отыгрывали какую-то позицию, но не свою, а выгодную им, а вторая часть — архипастыри, которые просто растерялись и ждали, какой будет официальная линия, а дальше уже выбирали: поддерживать ли эту официальную линию или нет.
Я считаю, что Церковь, будучи плоть от плоти нашего общества, повторила государственную ситуацию, когда первое лицо объявляет одни меры, но при этом дает понять губернаторам, что экономику нельзя заморозить, и ответственность ложится на них.
Здесь то же самое: архипастыри прекрасно понимают рекомендации патриарха, но при этом экономически они зависят от того, будут ходить люди в храмы или нет. Поэтому они принимают решение, и они в шизофренической ситуации: довольно долго они привыкали к тому, что нужно соответствовать каким-то директивам, с другой стороны, им нужно принимать какие-то самостоятельные решения. И тут, конечно, многие наломали дров. Сегодня прошла новость (правда, еще надо посмотреть, что за ней стоит), что митрополита Саратовского Лонгина полицейские оштрафовали за то, что он был на рынке без средств защиты.
Вы вообще могли себе представить еще два месяца назад, что патруль ППС (мальчик в кепочке и погонах) подходит к митрополиту и выписывает ему штраф, заставляя предъявить анкетные данные и так далее?
Это невероятно, такое было просто невозможно, а теперь это есть. И в этом смысле архипастыри не решили свою главную задачу — задачу собирания Церкви. Епископ существует в Церкви ради собирания Церкви. Я общался с очень многими священниками из тех, кто пытается что-то делать, многие из них посетовали на то, что они остались брошенными. Они ждали, что сейчас архипастыри им скажут, как правильно поступить в той или иной ситуации, но этого не вышло. И вопрос с людьми, а не с деньгами или какими-то вторичными вещами, а с верующими людьми, пришлось решать обычным священникам, но они не получили поддержку от епископата.
Этнолог Вячеслав Печняк (часовенное согласие).
Для нас вопрос архипастырей был исчерпан еще в середине XIX века, когда наше согласие перешло полностью на беспоповский чин. Архипастырей нет, но все равно есть духовные лидеры, у которых есть разные позиции. Андрей и Алексей уже говорили о том, как разные религиозные сообщества отреагировали на происходящее, но я бы подошел к вопросу немного с другой стороны, как этнолог и антрополог. На мой взгляд, здесь имеет место очень важный момент, который сложился у нас в постмодерне (или метамодерне, как еще культурологи говорят), — это проблема потребления. Потому что потребление перебросилось и на духовные нужды.
Исторически христианство — это религия делания, а все мистические вещи остались за границами. И получается, что за тридцать лет так называемого духовного возрождения мы получили поколение духовных потребителей.
Почему людей возмутил запрет на посещение храмов? Да потому что они не знают, как еще совершить общение с Богом, кроме совместной молитвы в храме.
Они не в курсе, что если ты дома будешь молиться одновременно со всеми, то с богословской точки зрения не будет никакого нарушения, потому что Тело Христово будет собрано воедино (т. е. Тело Христово как образ Церкви). Для них это новость. Как говорила одна бабушка: «Как же Христос воскреснет, если я в церковь не пойду, как Он воскреснет без меня?» То есть тут такая абсолютная экзальтированность и некое духовное потребление. На мой взгляд, это единственная причина всего этого замешательства.
А что касается нашей общины, например, когда только объявили карантин, наш настоятель сказал, что мы теперь молимся дома, а в часовне больше не собираемся, ближайшая служба будет, даст Бог, на Троицу, а, может быть, и позже. Просто для нас, как христиан часовенного согласия, это вообще не представляет никакой проблемы, потому что у каждого дома есть красный угол, у каждого дома есть моленная и минимальное знакомство с богослужебным уставом. Но вопрос в другом.
Карантин и все эти меры выявили более сложную антропологическую ситуацию, антропологический факт, что люди просто оказались в шоке от того, что они не могут прийти, потребить и удовлетворить тем самым свои духовные нужды.
Это касается и архипастырей, которые точно такие же люди. Еще одна проблема, которая выявилась, — это проблема иудейского страха, звучит как «Давайте бояться вместе».
Главный редактор регионального журнала «Бизнес и Территория» и шеф-редактор Тверской областной газеты «Караван Ярмарка» Мария Орлова (РПЦ).
Поскольку я являюсь главным редактором регионального общественно-политического издания, я наблюдаю за ситуацией с точки зрения, так сказать, регионального политолога. Во-первых, хочу сказать, что то, что мы сейчас наблюдаем, — это несколько кризисов, которые наложились один на другой. Кризисов как общественных, так и церковных. С одной стороны, Церковь, которая активно возрождалась последние тридцать лет, к сожалению, несколько заблудилась, так сказать, в материальных вещах.
Строительство храмов — это, конечно, хорошо, но когда строительство храмов становится самоцелью, а строительства общин совершенно не происходит, то мы сталкиваемся с тем, что, в понимании многих наших православных христиан, храм (т. е. здание, чисто материальный объект) — это и есть Церковь. И их, так сказать, православие заключается в том, чтобы прийти в церковь. С одной стороны, это достаточно примитивный магизм: я совершаю какое-то действие, например, прихожу в церковь, я стою, ничего не понимая, я ставлю свечки всем святым, обходя все образа, потому что вдруг святые обидятся. Эта модель была очень выгодна нашим пастырям и архипастырям чисто экономически. Например, в греческих церквях стоят максимум два-три подсвечника, потому что греческие церкви финансируются государством.
И, кстати, успех Греции в борьбе с эпидемией коронавируса, в частности, был обусловлен тем, что, поскольку церкви финансируются государством, государство может спокойно приказать батюшкам закрыть церкви. И, собственно говоря, эти батюшки, которые получают зарплату от государства, ничего не имеют против.
У нас же получается, что духовенство и клир оказались брошенными на произвол судьбы всеми, в том числе и своими прихожанами, для которых они, как духовные пастыри, не существуют, а существуют, как бородатые дяди с кадилами, которые осуществляют необходимые обрядовые услуги. В самом начале эпидемии я беседовала с одним священником, который служит в небольшой церкви на окраине спального района Твери. Прихожане его — это, в общем-то, одни и те же люди. Он рассказал, что буквально за месяц до эпидемии он пытался составить список прихода, то есть просто записать фамилии, имена, отчества, адреса и телефоны своих постоянных прихожан, но это вызвало большое возмущение. Прихожане сказали, что не намерены делиться своими персональными данными. Хотя, казалось бы, они ему регулярно исповедуются, а вот персональные данные дать не готовы. В нынешней ситуации ту небольшую денежку, которую они обычно тратят на требы и свечки в течение месяца, взять и перечислить на счет храма они не согласны, потому что это их персональные данные.
Нынешняя экономическая модель нашей Церкви — это когда батюшка и швец, и жнец, и на дуде игрец, и вприсядку с гармошкой должен пройтись перед спонсорами. И у каждой иконы поставить по подсвечнику, чтобы свечей побольше покупали, а то вдруг Никола чудотворец обидится, если свечку Спиридону Тримифийскому поставят, а не ему. И вот эти несчастные батюшки, которые выживали как могли на своих окраинах, еще должны были кормить несколько человек хора, свечницу в свечной лавке, а еще архиерея и патриарха. Епархиальные налоги ведь отменены, если не ошибаюсь, только в Псковской митрополии, а в остальных епархиях они есть, и патриархийных налогов тоже никто не отменял.
И вот такая экономическая модель, к сожалению, привела к тому, что наши церкви до последнего отказывались закрываться и находили этому отказу идеологическое обоснование. Буквально перед нашим круглым столом я зашла в Скорбященскую церковь Твери, там болеют два священника. Это уважаемые тверские священники, одному из них за 70, другой молодой (но молодой, кстати, в более тяжелом состоянии). У них не было служб три недели, там все в унынии, потому что денег нет, зарплаты нет.
С монастырями примерно то же самое. Мы сегодня уже затронули вопрос общества потребления. Так вот, современное общество потребления — это уже не экономика потребления товаров, а экономика потребления услуг и впечатлений: мне нужно впечатление, тогда я приеду в монастырь и умилюсь, постою на монастырской службе, послушаю красивое пение, куплю сувенир, закажу поминание на год. И поэтому монастыри, которые сейчас функционируют как культурно-развлекательные центры туристическо-духовной направленности, не могут так просто взять и закрыться.
Если в средневековой экономике монастыри были центрами сельского хозяйства, а поэтому в период эпидемии могли закрыть ворота и поддерживать местное население, высовывая за ворота мешок пшеницы, то нынешние монастыри что высовывают за ворота? Развлечения, так сказать, на потребу.
Это касается всех самых богатых монастырей. Конечно, есть деревенские скиты, где люди просто душу спасают, но все же большинство богатых монастырей, таких как Дивеевский монастырь или Троице-Сергиева Лавра, они не могут закрыться. В итоге, получилась ловушка. То, что Церковь стала одной из частей экономики услуг, с одной стороны, и магизм мышления рядового православного человека, с другой стороны, заперли Церковь в невозможности сделать правильный выбор, потому что фактически путь только один. И еще, видите ли, есть одна проблема, с которой Церковь уже столкнулась, но еще ее не осознала и не отрефлексировала.
Следование в фарватере государственной идеологии и обеспечение идеологической поддержки государственной машины приводят к тому, что Церковь начинает, так сказать, огребать за все грехи государства, при этом, собственно говоря, не слишком много преференций от этого государства получая.
Огребает любая церковь, огребает любой батюшка, особо не будут разбираться в том, идет ли в черном подряснике старообрядческий священник, новообрядческий или вообще католик. У народа, с одной стороны, какое-то магическое отношение к духовенству, а с другой стороны, стала формироваться какая-то ненависть, как в предреволюционные времена, эта ситуация очень настораживает. И, конечно, в истории с пандемией и тем, что многие храмы и монастыри стали источниками инфекции, она тоже играет нехорошую роль.
Продолжение следует.
Также приглашаем читателей ознакомиться с материалами других круглых столов:
- Мужские головные уборы в культуре русского народа и старообрядчества
- Роль мирян в старообрядчестве
- Конституционная реформа в Российской федерации
> Строительство храмов — это, конечно, хорошо, но когда
> строительство храмов становится самоцелью, а строительства
> общин совершенно не происходит,
Хорошо бы священноначалию всех конфессий (но РПЦ в особенности) как-то практически усвоить, что кормят не стены, а люди. В широком смысле. И это не только применимо к расстановке приоритетов «стройка vs община». Это и приоритеты в отношении к духовенству со стороны епископов.
Я думаю иерархи это понимают, но не делают и причина тут такая. Любая община потребует своего участия в жизни прихода, а то и благочиния, а может и епархии. Люди не будут просто ходить, сдавать денежку да «вымой пол за послушание». Люди захотят как минимум отчетности по общинным деньгам, а так же возможно участвовать в принятии решений. Очевидно, что для сегодняшней РПЦ (но думаю зачатки этой заразы есть и у староверов) нет ничего страшнее, чем прозрачность финансов и делегирование полномочий. Строгая директивная вертикаль с полностью непрозрачной кассой категорически несовместима со всеми этими общинностями и соборностями, а модель CaaS (Church as a Service) единственно возможная при таких заданных условиях.
Но оборотную сторону таких отношений продемонстрировал ковид — если нет сервиса, то нет и повода для материальных отношений.
Самое паскудство в том, что за всеми этими нежеланиями закрывать храмы стоит экономика, деньги. Буквально так и говорилось в одном монастыре непублично, что нужен доход, потери большие. Поэтому даже когда правящий епископ вроде бы закрыл храмы и монастыри от паломников (особенно иногородних), монастырское начальство осталяло тихие лазейки пройти и купить-поставить свечки.
Я писал уже и повторю: подобное поведение простительно магазинам. Если церковь согласна встать на один моральный уровень с Пятерочкой, то можно особо и не придираться.
> В нынешней ситуации ту небольшую денежку, которую они
> обычно тратят на требы и свечки в течение месяца, взять и
> перечислить на счет храма они не согласны, потому что это их
> персональные данные.
Меньше в повседневности надо пугать с амвонов людей чипизацией, биллом гейтсом, 5g и печатями антихристов, чтоб люди потом относились к карточкам как к обычным деньгам, а не в соответствии с конспирологически-эротическими криптофантазиями духоносных старцев и лучезарных батюшек.
Зачем вообще редактора РПЦ сюда всунули. Это наши старообрядческие дела, мы их и должны решать сами.
Чего-то поговорили! Ничего не понятно. Что делать дальше какие меры принимать, ничего!