Сегодня мы беседуем с настоятелем Рождественско-Никольского храма Русской Православной старообрядческой Церкви в г. Новозыбкове иереем Сергием Бедным и краеведом, коллекционером и исследователем русского фольклора Алексеем Беласом.
***
Старообрядческое население с новообрядческим не смешивалось веками
О. Сергий: Старообрядцы появились в этих краях в конце XVII века. Это установлено документально, согласно переписи, проведенной полковником Ергольским, в местных слободах в начале XVIII века. Где-то с 1680 годов староверы здесь уже жили.
А в 1701 году стародубским полковником был выдан так называемый осадный лист — официальное разрешение на заселение слободы Зыбкая. Название «слобода» происходит от слова «свобода», потому что ее жителям порядка 20 лет разрешалось не платить налоги. Эти населенные пункты появились где-то в 1701 — 1703 годах. Это слободы Зыбкая, Шелома, потом Климово, Воронок, Елионка, Новомлынка, Клинцы. Появился «куст» слобод, которые сыграли большую роль в истории старообрядчества. Некоторые из них очень сильно разрослись. Три слободы превратились в города, в частности Зыбкая, Клинцы и Климово. При Екатерине II Зыбкая была переименована в Новозыбков. Клинцы и Климово стали городами в лишь в советское время.
С усилением гонений при царевне Софье, старообрядцы уходили еще дальше, на запад, попутно основывая такие слободы, как Елионка, Митьковка, Лужки, Злынка и другие. В основном сюда бежали от гонений из Москвы, Калужского края, Костромы. Наши предки попали сюда из тех районов, поэтому их жители резко отличаются от местных даже по речи. Наша речь впитала некоторые особенности. Например, старообрядческие диалекты не только сохранили лексику тех регионов, откуда люди приезжали, но и впитали некоторые «украинизмы» по причине соседства с Малороссией. Но все равно, наша речь всегда отличалась от речи местного «новообрядческого населения», потому что основа была другой, и украинские заимствования были другие. Не только в языке была разница, но и в других обычаях. Например, в одной слободе, в Воронке, какой-то местный помещик подселил к этому посаду своих крестьян, с одного конца нарезал им земли. И сразу стало заметно, что обычаи, язык, даже постройка зданий у жителей-старообрядцев и подселенных крестьян разные. Даже в наши дни. В целом, отмечу, что наше население с новообрядческим почти не смешивалось, хотя были прецеденты.
В местных лесах было множество монастырей
В наших местностях было немало маленьких монастырьков-скитов. В них съезжались люди их самых разных краев. Возле слободы Климово были девичьи обители, на реке Каменке были скиты. Насельники были очень разные, среди них были и перешедшие в старую веру новообрядцы. Немало было иноков из казачества. Здесь одно время казачьи полки стояли. Были даже поляки, а в одном из монастырей проживала насельница еврейского рода. Таким образом, в старую веры переходили представители самых разных конфессий и религий. И все это смешивалось в старообрядчестве.
В брянских лесах были и поповские, и беспоповские обители. И каким-то немыслимым образом все рядом сосуществовало. У нас в храме сохранился чудотворный Казанский образ Пресвятой Богородицы, ранее находившийся в беспоповской часовне-каплице. Однако эта моленная унаследовала эту икону из одного из поповских храмов или скитов Шеломы, прихожане которого уклонились в беспоповство во времена николаевских гонений.
Этот образ был известен среди всех староверов, и все собирались в честь этой иконы. На такие богослужения собирались старообрядцы всех согласий, из Новозыбкова туда ездили и беспоповцы. Сейчас трудно сказать, каким образом совершались молитвы — совместно или нет, но факт, что святыня была общая несомненен.
В этих местах первоначально большое влияние имели диаконовцы (направление в старообрядчестве, представители которого считали возможным прием новообрядцев , в том числе и священников, третьи чином, через устное проклятие ересей — прим. ред.) . У нас здесь был диаконовский храм Рождества Христова, возле Сенного рынка, где было знаменитое новозыбковское осадное сидение. Затем он стал единоверческим.
Трагикомическая история с этим храмом произошла во время царствование Екатерины Великой. Какой-то генерал, по-моему, генерал Бибиков, надумал старообрядцев маленько прижать. Так вот, недовольный народ стал собираться в этом храме, все больше и больше, многие пришли с дрекольями. Затем, спустя какое-то время, прихожане с дрекольями выскочили из этой церкви и выгнали из Новозыбкова полгорода (очевидно новообрядцев — прим. ред). Вот такой забавный случай!
Сперва в Новозыбкове превалировали диаконовцы, а затем ветковцы (старообрядцы, которые принимали вторым чином, через миропомазание-прим. ред.). С присоединением митрополита Амвросия, здесь сразу же появилась белокриницкая община. Она была не настолько крупная, как в Клинцах, но имела очень большое влияние. Остатки наших диаконовцев присоединились к беглопоповцам.
Население Клинцов было более монолитным в конфессиональном плане. Беглопоповцев там было мало, беспоповцев тоже. Думаю, поэтому в Клинцах, например, не было «неокружнического раздора», там все были окружниками.
Подводя итоги можно сказать, что в нашей местности сложились в некотором роде благоприятные для старообрядцев условия, когда на фоне гонений в остальной части России, здесь официальные власти иногда даже негласно помогали. Был такой известный новообрядческий деятель архиепископ Черниговский Лазарь Баранович. Он разрешил организовать печать книг по дониконовским образцам в своих типографиях. То есть где-то в черниговских типографиях печатали книги для старообрядцев.
Неокружники и лужковцы не молились за царя
Неокружники были в Новозыбкове, в Елионке, в Лужках. В последних вообще было отдельное «лужковское согласие», важным их отличием был отказ молитвы за царя (также не молились за царя филипповцы — прим. ред.). К XX веку «неокружнический раздор» в Новозыбкове изжил себя. Новозыбковский неокружнический епископ Михаил после примирительного собора остался здесь уже окружническим епископом, а местного окружнического епископа Сильвестра перевели в Одесскую область, на Балту.
В городе была так называемая Шведовская моленная. В 1912 году она была освящена в честь Рождества Богородицы. Первый престол тут был во имя Рождества Богородицы. Антимис происходил из какого-то города в Валахии. Там один из старообрядческих священников набрел в Валахии на пустующий храм и нашел там древний антимис в честь Рождества Богородицы, и перенес его сюда. И на этом антимисе освятили храм в честь Рождества Богородицы. Отец Евфимий Мельников уже служил здесь, когда тут была еще моленная. Вообще всеми этими делами заправлял беглый поп Патрикий, который жил в конце XVII века. Он и попов перемазывал, его вообще в этих местах называли патриархом, поэтому он имел здесь очень большое влияние.
Также в городе была неокружническая моленная Присекина, ее, вероятно, освящал епископ Конон (Смирнов). После 1905 года к ней пристроили колокольню.
Когда Новозыбков стал расти, в нем появилось много купцов, было у нас производство: растили коноплю, делали веревки. Население ходило на заработки на разные отхожие промыслы, например, каменщиками. Местные торговцы ездили в самые разные торгово-промышленные центры — от Москвы до Скандинавии. Торговали мылом и другим товаром. В нашем городе были построены торговые ряды, гостиный двор, два больших здания, как в Питере или Костроме. После революции здания стали приходить в упадок. Перед войной там было какое-то наводнение, из подвалов этих рядов бежали полчища крыс. Центральная площадь была покрыта толпой крыс.
Во время войны эти здания сгорели. Они были интереснейшей архитектурной доминантой в городе, изюминкой, но их, к сожалению, не захотели восстанавливать и реставрировать.
Духовенство было репрессировано большевиками, но храмы открылись при немецкой оккупации
Репрессии в основном коснулись местного купечества. Как говорила двоюродная сестра Нюрушки, Полечка, она лично видела, как кого-то из единоверцев вели босым на расстрел. Один из репрессированных был священник Феодор Торлин, который служил с епископом Рафаилом Киевским. Был репрессирован о. Павел Глухов, который служил в Рождественской церкви. Все духовенство, которое служило в Тимошкином Перевозе, подверглось репрессиям, в том числе отец Дементий из беглопоповцев. Репрессировали отца Илию со Злынки.
Это всех коснулось, все церкви были закрыты, в том числе и старообрядческие. Оставалась одна действующая церковь — новообрядческая Троицкая, в ней молились где-то до 1950-х годов.
В наших старообрядческих церквях стали молиться с приходом немцев. К Успению, 29 августа 1942 года, они уже были здесь. В Благовещенской молились, молились беглопоповцы в Преображенской церкви. Наша община заняла эту церковь, которая на тот момент была единоверческой. Потому что наша церковь сгорела в 1923 году. Но к тому времени действовала уже упомянутая моленная Присекина. В войну также открыли новообрядческий Чудо-Михайловский храм.
Алексей Белас: Я думаю, что моленная Присекина не закрывалась. У меня есть удостоверение с церковной печатью, которое священник Кир Безпаликов выдал родственникам Бориса Присекина о том, что его похоронили на старообрядческом кладбище. Соответственно в 1930-е годы, получается, ее не закрывали.
О. Сергий: Да, духовенство было репрессировано. На момент войны священников у нас тут не оставалось: ни наших, ни беглопоповских. Приходилось служить мирским чином. Еще уставщиком здесь служил отец Феодор Щербаков, во священника его поставили после войны. Он сюда приезжал, где его поставили — мне неизвестно.
Алексей Белас: В Москве.
О. Сергий: И сюда приезжал в качестве епархиального архиерея епископ Геронтий (Лакомкин). Прихожане рассказывали, как они готовились к приезду владыки: тряпки стирали, половики, думали, чем его угостить и так далее.
Среди моих предков есть белокриницкие, беглопоповцы и беспоповцы
О. Сергий: Я местный. Мои предки со стороны матери происходят с посада Шелома, Шеломы ныне. Мамин отец был белокриницкий, а мамина мама была беспоповкой. Бабушке не повезло, бабушку всю жизнь свекровь не любила, что она беспоповка, а родители не дали приданного за то, что за поповца замуж вышла. Хотя моя бабушка со своей свекровью, прабабкой моей, прожили всю жизнь и периодически поругивались, но бабушка была очень хорошей женщиной. Хотя наши старообрядцы были люди «с перцем», народ достаточно характерный.
Мой прадед Яков был уставщиком. Еще в войну, во время оккупации, они с бабушкой ездили сюда молиться. Дед такой здоровый был, пильщиком работал. Шеломовцы говорили, что когда он работал, под пилой стоял, у него зимой под сапогами снег подтаивал, насколько он был могучий. Бабушка ходила в храм до самой кончины, она умерла где-то в конце 1950-х годов, ей было 106 лет. Похоронили ее в долбленом гробу и обрядили в смертное приданое.
Они, судя по всему, люди были зажиточные. У бабушки Кати отец торговал, лавочку какую-то держал в Шеломах, по-моему, селедкой торговал. Надо сказать, что у них были дочки Мотя, Катя, Поля и Люба, но это второй набор, первые все умерли. И Мотя, и Катя, и Люба, назвали теми же именами, еще была девочка Агриппина. До революции они торговали в Астрахани, но потом их раскулачили. А раскулачили из-за того, что надо было записываться в колхоз, дед пошел записываться в колхоз, а бабка сказала: «иди и выпишись», ну он и выписался.
Когда закрыли церкви, ни попов не осталось, ни церквей, то к деду привозили крестить детей, он крестил детей в Шеломах, даже никонианских младенцев с Бобович Гомельского района возили. Я еще у кое-кого крещение моего деда довершал. Отец мой был из Белоруссии, они были в новообрядческой церкви, другой прадед вообще поляк был, католик. Но он принял православную веру, когда на прабабке женился.
Я, конечно, сформировался именно здесь, в среде родственников моей мамы, потому что две бабушкиных сестры жили практически вместе, дом был на две половины, в одной половине жили, пока каждые не построили себе дом. Одна, Полюшка, старая дева, замуж не выходила, кстати, много молилась. Молились-то все, но она много молилась, кстати, меня читать научила, по псалтырю все время молилась. Все соблюдали посты. Я помню по постам щи из квашеной капусты. Мама говорила: «До сих пор их терпеть не могу». Вот и из квашеной она не делала никогда, а вот я их похлебку помню хорошо. Когда уже отец умер, мама стала в церковь ходить, придерживаться постов. Я помню в великий пост, в воскресенье вроде, она сготовила постное блюдо. Я говорю: «Мама, что это такое?». А она: «Кушанье, ешь». Она брала соленый огурец, шинковала мелко на терке с морковкой, все это зажаривала а сверху разводила муку, разбалтывала и заливала, типа омлета получалось. Я забыл, как это блюдо по-настоящему называется, потому что мама называла просто: «кушанье». Жила через два дома старообрядка одна, ее семья была из посада Святск. Они очень были религиозные, посты все соблюдали, их внуки приезжали из Москвы, бабка готовила это «кушанье», им очень понравилось. Однажды внуки вернулись в Москву, домой, и рассказывают матери, какое вкусное блюдо ели. Она спрашивает: «Как называется?» А они отвечают: «Жримолчака», потому что бабушка во время трапезы говорила им: «Жри молча-ка!» Мама «заводилась» и спрашивала: «Что это за „жримолчаки“? Они хотят „жримолчаков“. А я не знаю, как их готовить!».
Мы все это время смеялись. Интересная, конечно, мама была, энциклопедия такая, она знала очень много местного фольклора, всяких присказок, не все, конечно, можно было в книжках найти. Кстати, с юмором у нас все было в порядке. Много было всяких присловий, присказок, отдельную книгу можно написать.
Продолжение следует
Комментариев пока нет