В конце прошлого года, до всех, как говорится, дел, малозамеченным прошло одно символически важное событие — Патриарх Кирилл примерил на себя «дораскольный куколь Никона». Нет, не исторический артефакт, конечно, а его современное воспроизведение. В хронике новостей от 29 декабря 2021 года на официальном сайте РПЦ говорилось, что это был подарок от членов Священного Синода в честь 75-летия предстоятеля церкви. Куколь заметно отличается от привычного для патриархов РПЦ ХХ века (а также от старообрядческих митрополичьих) — на нем вышиты не серафимы, а деисус и образы святых, к тому же венчает его восьмиконечный крест.
Светлая Русия
Вообще, любители изучать и сравнивать древние и современные церковные облачения (коих с избытком в старообрядческой и единоверческой среде), конечно же, найдут и отличия, но следует признать: новый куколь Патриарха действительно вызывает сильные визуальные ассоциации с московскими патриархами XVII века, особенно с печальнопамятным Никоном, вероятно, благодаря фильму «Раскол» с бесподобным В. Гришко в одной из главных ролей. И конечно, все патриархи РПЦ ХХ-ХХI вв. так или иначе носили белые куколи, с небольшими модификациями, но отчего-то именно при взгляде на первосвященника РПЦ в стилизованном облачении времен важнейшей духовной и исторической развилки приходит на ум древнерусская «Повесть о белом клобуке новгородском», в которой тот самый куколь назывался римским, и через метафору его чудесных «миграций» отображалась «идея передвижения единого православного христианского царства» (А. В. Карташев).
Вспомним текст «Повести»: «Ветхiи бо Римъ отпаде отъ Христовы веры гордостiю и своею волею; въ новемъ же семъ Риме, еже есть въ Константине граде, насильствiемъ агарянскимъ такоже христiянская вера погибнетъ, на третiемъ же Риме, еже есть на Руской земли, благодать Святаго Духа возсiя. И да веси Филофее, яко вся христiянская царьства придутъ въ конецъ, и снидутся во едино царьство Руское, православiя ради… Яко же бо отъ Рима благодать и слава и честь православiя отъята бысть, такоже и отъ царьствующаго сего града благодать Святаго Духа отъимется въ плененiе агарянское, и вся святая предана будутъ отъ Бога велицей Рустей земли во времена своя, и царя Рускаго возвеличитъ Господь надъ многи языки, и подъ властiю его мнози цари будутъ отъ иноязычныхъ, и патриаршескiи великiи чинъ отъ царьствующаго сего града такоже данъ будетъ Рустей земли во времена своя, и страна та наречется Светлая Русiя. Богу тако извольшу тацеми благодаренiями прославити Рускую землю, и исполнити православiя величество и честнейшу сотворити паче первыхъ сихъ». Эсхатологическая идея Третьего Рима — вот каково было основание патриаршества для наших предков, начиная как минимум с XV столетия!
И действительно, обретя на Москве и царя, и патриарха, русские убедились, что теория Третьего Рима верна, и что она отныне и до века будет персонализирована двумя сакральными фигурами. Царь и патриарх! Практически, рай на земле. Русский Эдем, старообрядческое Беловодье. «Да, русское патриаршество — плод воли государевой [царя Феодора Иоанновича]. Но ведь это благая воля, через нее сказано слово Господне для России!», — пишет историк Д. Володихин. «Установление русского патриархата [в 1589 г.] и похвала русской церкви греческим патриархом [Иеремией] произвели глубокое впечатление на современное этим событиям русское общество и в значительной степени способствовали росту веры в исключительную исторически-церковную роль русского народа», — более сдержанно писал об этом профессор Гарвардского университета С. Зеньковский.
Та эпоха — полтора десятилетия до Смуты и несколько десятилетий после ее окончания — дали прекрасный, гармоничный и эффективный образец устройства всех общественных форм русской жизни сверху донизу на все времена. О воссоздании такой идеальной модели — самое время задуматься. Православный историк М. Назаров описывает её так: «Цари правили в „симфонии“ со свободной и авторитетной Церковью (духовной властью) вместе с Боярской думой (аристократический элемент власти) и избиравшимися снизу Земскими Соборами (демократический элемент)… Русская система государственного устройства основывалась на едином для всех национальном благе (понимаемом как следование Божией воле), на согласовании отдельных интересов в служении этой цели, на соборности принятия решений, на живом и ответственном нравственном чувстве, а не на детально прописанном законе».
Измена Святой Руси
Смута XVII в. не прошла бесследно, западное вторжение оставило здесь свои глаза, уши, и как сейчас бы сказали, агентуру влияния, и уже очень скоро благочестивый и органичный строй Третьего Рима — Московии — дал трещину с самого верха, произошли пресловутые «реформы», породившие церковный Раскол: «Наши царь и патриарх, наши Алексей и Никон, оказались предателями Руси и славянства, отступниками от русской народности и русского благочестия и разорителями всего, что было свято и дорого Руси и что именно в этот момент долженствовало стать всеславянским, скрепить в великий союз все славянство Севера, Запада и Юга под знаменем Руси — двуперстия и восьмиконечного креста», — сокрушенно писал в конце XIX века священник Иван Верховский в статье «О церковной реформе».
Важно помнить, что отход от русского своеобразия, от природного векового уклада, важнейший и необратимый поворот истории, начался еще при первых Романовых, а при Никоне достиг апогея. Вот как пишет об этом наш современник Борис Кутузов: «Реформа царя и Никона по сути была изменой Святой Руси, ее мессианскому призванию быть хранителем чистоты православия… Святая Русь в их сознании была заслонена миражом Великой греко-российской империи. Корни же византийской прелести просматриваются во времени патриаршества Филарета (самый первый Романов — Федор Никитич)». И еще, про аспект Священства и Царства: «Никон, ринувшийся к светской власти, нарушив симфонию отношений церкви и государства, спровоцировал эту власть к ответным действиям. Именно с этого момента начинается в России эпоха так называемого цезарепапизма (в противоположность папоцезаризму, навязываемому Никоном)». Кстати, на обложке книги Кутузова, одного из многочисленных её переизданий 2007-го года, откуда взята эта цитата, красуется тот самый куколь (фото), образ Белого Клобука вышнего благословения, силой которого так авторитарно и «неэлегантно» распорядился Никон.
Затем, тогда же, в середине XVII века, состоялись печально известные Московские соборы, сделавшие Раскол необратимым. Вскоре очередной царь из рода Романовых, Петр I, воспользовавшись духовным ослаблением Церкви и напитавшись западноевропейским духом, вообще устранил патриаршество: «Восточные патриархи, вероятно, не без приятного удивления, узаконили такую государственно-синодальную форму, испрашиваемую чудаками-русскими. Ведь с ХVІ века русские усиленно добивались от греков учреждения в Москве патриаршества, а греки всячески этому противились, считая все новые негреческие церкви недостойными патриарших титулов. Теперь же русские собственными руками сняли с себя свою церковную голову», — писал Антон Карташев. Начался двухсотлетний этап «петербургской империи» в России, который, согласно недавно принятой резолюции единоверческого «круглого стола» об эпохе Петра I, завершился «чудовищной по своим последствиям революцией, духовной катастрофой ХХ века».
Впрочем, в ходе революционных событий, вскоре после свержения монархии в 1917-м году, патриаршество всё же было восстановлено, став «символом утверждения канонической свободы церкви», по тому же Карташеву. И первый после перерыва Патриарх Всероссийский — свт. Тихон — также облачился после интронизации в куколь Никона, настоящий, но… Вскоре свобода обернулась пленением: начиналась уже совсем другая эпоха, на землях России строилось радикально антихристианское и антитрадиционное государство, которое не просуществовало и 80 лет.
И вот всё позади, и снова, как и при царе Алексее, Россия с кровью и триумфом возвращает исконные земли на Юго-Западе, но и церковное единство вновь под угрозой. Однако теперь, в отличие от переломного для России XVII века, идеология Святой Руси и Третьего Рима, искаженная прежде, не вытесняется, а возвращается, очищается, актуализируется и обретает материальную силу в режиме реального времени. На первые роли выходят носители и разработчики консервативных, национально-патриотических, традиционалистских идей, в том числе в лоне Церкви. Сам дух эпохи вынуждает возобновить эту миссию, вспомнить и о Третьем Риме, и о знамени Святой Руси — двуперстии и восьмиконечном кресте. И именно в этих условиях, как я уже писал недавно, базовые противоречия в сознании общества и церкви могут переродиться, сдвинувшись от «латинского пленения» к благословенной древности, от духа Нового Времени и подражания Западу — к корням старой Руси, допетровской и дораскольной Родины. Обратившись сперва к Евангелию, а затем и к самой себе, к своим корням, обновленная Россия обязательно повернется к Стоглаву, к идеям Московского царства и Патриаршей церкви. Это и есть знамя древлего благочестия, наша старая русская вера!
Под знаменем Руси
Конечно, современная Российская Федерация безмерно далека от старой Московии. Утвердит ли Русь свою правду на нынешнем этапе? Состоится ли «новая Русь по старому образцу»? А ведь только совсем немногие понимают, что у России есть для этого всё необходимое и достаточное. Да, царство давно сменилось республиканским строем, а подлинно-церковная вера стала достоянием меньшинства. Но у нас есть патриаршество, и это зримый символ и залог связи времен. Святые отцы учили: не бывает ничего невозглавленного, ведь начало всему Бог. Иерархический принцип лежит в основе всего на земле, и Церковь не исключение. Неслучайно в русской традиции патриарх — это не просто епископ столицы и не только первый среди равных в синоде, не только канонический предстоятель, но и своего рода церковный монарх, но не абсолютный, как у католиков, а скорее народный царь по древнерусскому образу. Кто, как не староверы, видел в утраченном патриаршестве знамя Святой Руси и «великий чин», определяющий духовное избранничество России и каноническое устроение церкви? Это не четвертая ступень в иерархии и не папизм, нельзя допустить подмены: Белый Клобук патриарха Третьего Рима — это не тиара папы римского, объединяющего гражданскую власть и церковную.
Идею патриаршества сберегли в синодальный период лучшие умы церкви, мечтавшие о восстановлении древних порядков и канонического управления в РПЦ. В их числе — и ревнители старой веры. Л. М. Севастьянов в книге «Параллельная история России или Вера моих отцов» пишет о борьбе старообрядцев «за возврат Церкви к русским ценностям и за восстановление патриаршества… Старовер всегда и во всем миссионер. Для него и политика, и бизнес — это богоугодные служения, сферы для реализации богоустановленного замысла о человеке». В этой же книге цитируется фрагмент протоколов Предсоборного присутствия 1906 г: «Отсутствие его [патриарха] есть главная причина отчуждения от Церкви ревнителей канонов — старообрядцев»! Вполне логично поэтому, что и делегаты от Единоверия последовательно отстаивали воссоздание патриаршества на дебатах Поместного собора в 1917-1918 гг.. В дальнейшем верные патриархисты, единоверцы-«тихоновцы» старого обряда не шли на компромиссы с обновленцами-живоцерковниками и марксистами-богоборцами, предпочтя изгнание и катакомбы, а часто и гибель — предательству законно-преемственной церковной власти. Верность — вот однокоренное понятие слову Единоверие.
В период же религиозной свободы конца перестройки всем верующим открылись абсолютно любые организационные и правовые возможности, но часть старообрядцев, как потомственных, так и неофитов, выбрала быть в единой церкви с Патриархом Москвы, не переходя в иные старообрядческие согласия. Они — пусть не все, но многие — сердцем выбрали русскую патриаршую церковь. Безотносительно личности и персональных качеств или взглядов понтифика, но прежде всего за персонификацию в нем великой и прекрасной идеи. Мало какая группа верующих (а в церкви и около нее есть разные «партии» и «ордена»), может похвалиться таким четким пониманием вопроса и лоялизмом в лучше смысле слова. Неслучайно, что первое, от чего начинают отрекаться дрейфующие прочь от РПЦ сообщества и персоны, это именно вопрос вознесения имени Святейшего за литургией (тоже, кстати, сугубо русский обычай). А у единоверцев по дораскольному чину за Патриарха даже вынимается частица из отдельной (4-й или 5-й по разным источникам) просфоры на Литургии, коих по старому обряду семь, а не пять.
Для единоверцев РПЦ (которым зачастую психологически ближе как раз староверы за пределами своей церкви, чем братья-новообрядцы) именно фигура патриарха в белом древнем клобуке — это зримое выражение учения о церкви, верность которой важнее частных расхождений стилистического характера. Можно быть твердо уверенным: для старообрядцев в лоне РПЦ лояльность своему патриарху безусловна, это практически догмат экклезиологии, жесткий императив. И пока особый «единоверческий архиерей» остается несбыточной мечтой, фактическим духовным главой всех общин старого обряда нужно считать именно Патриарха Московского. Именно из этого я исходил, когда выдвигал идею преобразования сети единоверческих приходов в аналог патриарших подворий, видя в общинах старого обряда «неформальный „Патриарший орден“, аналог папской прелатуры у римо-католиков, основа которого — безусловная лояльность священноначалию, т.е. каноническая верность лично Святейшему, и сердечная преданность русской церковной старине» (небольшую самоцитату считаю допустимой).
Патриарх Кирилл мог бы поддержать это направление своим указом, который звучал бы, например, так: «В знак особого попечения о верующих старого обряда и в целях укрепления церковного единства, даровать единоверческим (старообрядным) приходам Русской Православной Церкви право именоваться Патриаршими, оставаясь в составе епархий под управлением епархиальных архиереев». Это символическое, ничего на первый взгляд не меняющее деяние послужило бы, прежде всего, решению той самой «задачи внутрицерковной реабилитации древнего русского богослужебного уклада», о которой говорил недавно о. Иоанн Миролюбов, руководитель Патриаршего (sic!) центра древнерусской богослужебной традиции. Вчера это казалось чем-то третьестепенным, но времена меняются. Уже поменялись.
Возложив на себя подаренный ему «никоновский» куколь, Патриарх Кирилл многозначительно сказал: «Есть многие знаки, свидетельствующие о том, что церковь не ждут легкие времена». Святейший оказался прав — вскоре разразился самый острый кризис в истории нашего народа, вообще православного восточного славянства за все постсоветские десятилетия, и его исход пока не ясен: судьбы стран и церквей исправляет Господь на наших глазах. И не выходит ли так, что, примерив воспроизведенное боголюбивыми златошвейками облачение предраскольного периода, Святейший владыка символически «амальгамировался» с эпохой Никона, и в этот миг что-то в истории России и ее народов вернулось «во своя си» и пошло по спирали? Вопрос только, в какую сторону. Будем молиться, чтобы в правильную.
Автор: Василий Клинцов
Комментариев пока нет