От редакции:
После распада СССР прошло уже 24 года. Выросло целое поколение людей, которые не знают, что такое Советская власть. За эти годы в нашей стране всё кардинально поменялось. Не является исключением и религиозная жизнь. Изменилась ситуация внутри каждой конфессии. Сейчас людям нет необходимости скрывать свои религиозные убеждения, ушло в прошлое понятие «регистрации» для священнослужителей, по-другому строятся взаимоотношения Церкви и государства. В средствах массовой информации, среди политических деятелей, чиновников, других социальных слоев самой распространенной точкой зрения является сугубо негативная оценка советского периода истории Церкви. Но так ли это однозначно?
СССР просуществовал 70 лет. В разные периоды истории страны было разное отношение Советской власти к Церкви, и наоборот. Об этом написано много книг, снято множество фильмов. Огромные архивы хранят массу еще не известных документов. Но обратимся к самим людям, которые жили и работали в данной сфере в те годы. Представители старшего поколения духовенства, сравнивая прошлый и современный периоды, отмечают, что, как это ни странно, в те годы можно было «опереться на власть», обратиться в надзорный орган с обращением, жалобой даже на архиерея.
|
|
О том, как строились церковно-государственные отношения в 1970–1980-е годы, нам рассказал старший инспектор (1977–1991 гг.) Совета по делам религий при Совете министров СССР Вячеслав Георгиевич Подшибякин. Именно он в эти десятилетия курировал все старообрядческие согласия в СССР. Вячеслав Георгиевич родился в семье рядовых советских людей. Свой трудовой путь он начал с должности рабочего, одновременно с этим учился на вечернем отделении философского факультета МГУ. После окончания Московского университета через райком партии был призван в Совет по делам религий. |
Публикуем вторую часть начатой ранее интереснейшей беседы с Вячеславом Георгиевичем.
***
Отца Георгия я застал уже запрещенным в служении. Мы просили архиепископа Никодима дать ему место в каком-нибудь подмосковном приходе — пусть он будет при деле! Мне ответили:
— Не твое дело!
А мне-то что? Ведь ваши люди ходят жаловаться, просить за него! Ведь сколько он служил…
Сначала, когда я начал работу, Церковь возглавлял архиепископ Никодим. Потом, после его смерти, недолго был владыка Анастасий. Росту был маленького, но на нервы действовал сильно! Мой предшественник Носов Анатолий Васильевич не любил его за то, что он имел на всё свое мнение. Самый «ершистый» человек. Как начнет: «А вот ты мне скажи!..»
Биографическая справка
Епископ Анастасий (в миру Антон Федорович Кононов) (1896–1986) — одна из самых ярких фигур в истории старообрядчества XX столетия. Никогда не скрывал своих религиозных убеждений. 4/17 апреля 1966 года поставлен священником для служения в Московском Покровском Рогожском соборе. После смерти супруги (1968 г.) был пострижен в иночество с именем Анастасий и 14/27 мая 1973 года, в 77-летнем возрасте, рукоположен в епископы на Донскую и Кавказскую епархию. В 1979 году назначен наместником Архиепископа Никодима. Добился разрешения от Совета по делам религий на учреждение в Москве Старообрядческой митрополии.
Протоиерей Александр Кузьмич Берестнев (1931–1995) родился в Клинцах в старообрядческой семье. С ранних лет отличался глубокой верой и ревностным прилежанием ко храму. В 24 года поставлен во диакона к Преображенскому храму, в котором прослужил 20 лет. В 1974 году, получив священнический чин от епископа клинцовского Анастасия, стал настоятелем храма. В 1983 году назначен настоятелем Покровского собора и переехал в Москву. Недолго прослужив, тяжело заболел. Перед смертью принял постриг с именем Амфилохий.
Я говорю епископу Анастасию:
Владыка, сиди себе тихо, спокойно. Годов тебе много уже!
Он ведь священником стал в 70 лет! С ним было сложно. Всем! И своим, старообрядцам, и нашим. Очень был въедливый и дотошный. Но я с ним общий язык находил. Иной раз говорит:
— Ты зайди ко мне! (Он жил в Валентиновке).
А я:
— Преосвященный! Не положено нам ходить по квартирам духовенства.
— А ты зайди!
Такой он был… Но ссориться я с ним не хотел. Он был строг к духовенству, считал, что священники должны чувствовать архиерейскую руку. Если пустить дело на самотек, хорошего из этого ничего не получится.
Владыка Анастасий умер у меня на руках. Я к нему домой пришел, он и говорит: «Ты не забывай обо мне! Всё, я ухожу», — это значит, умираю… А потом вечером звоню — мне говорят, что он уже скончался…
Чтобы Плеханова сняли! (Это был уполномоченный по делам религий по г. Москве). Кроме меня в Совете с владыкой Анастасием вообще никто не разговаривал. Был, например, Шиловский, Григорий Петрович. Он пытался его немного «прижать». А он:
Что ты меня жмешь? Мне 90 лет!
Вообще-то он подчинялся во всем, если видел в этом смысл. Он, как верующий человек, считал, что «несть бо власти, аще не от Бога».
Не ставил, и всё!
Люди приходили, просили священника. Нет, и всё! Даже начальство говорило — что же делается? Он, конечно, был своеобразный человек. Сидит и молчит. Когда избирали владыку Алимпия, я на соборе выступил и сказал:
Что ж вы делаете? Два священника осталось на весь Урал и один на всю Сибирь! А потом начинаем говорить, что там сектанты!
Никак. Он вообще не приходил. Не то, что месяцами — годами не приходил. Вообще к нему имел подход только один человек — отец Александр Берестнев. Но тот вообще ко всем имел подход.
Помимо владыки Никодима остались только двое — Анастасий и Евтихий. Я сам ставил вопрос: кто будет командовать? Анастасий отказался:
Я на себя это не возьму, я уже старый.
А Евтихий был вроде бы сильный, крепкий человек, но к тому времени он уже сильно сдал. Не понимаю, как он вообще командовал Украиной? Ведь примерно треть приходов всей церкви были на территории Украины. До того дошло, что румыны стали предлагать своих людей!
Владыка Анастасий!
Я говорю:
— Владыка! Пиши заявление председателю Совета по форме — так и так, мы хотим, чтобы у нас тоже была Митрополия.
Написали, стали обсуждать. Сначала не позволило начальство: «активизация религиозных организаций».
Потом была история со старообрядцами в Америке. Были такие, кто хотел, чтобы они подчинялись Москве. Тогда румыны начали упираться — это наша епархия! Опять я «вылез»:
Это пусть верующие решают, к кому они будут принадлежать. Наше дело, чтобы они соблюдали закон. Если вы считаете, что политически это неправильно, может быть, вы и правы! Но я считаю так: “Русь моя! Иль ты приснилась мне? Будто я весенней гулкой ранью…” Ведь откуда пошло старообрядчество? — Из России, из Москвы! И нигде, и никогда никто не скажет по-другому! А кому нравится — пусть принадлежат к Румынии.
Мы, кстати, ездили туда впятером: я, епископ Тимон Кишиневский (он знал румынский язык), о. Григорий Сафронников, Р.И. Хрусталев и кто-то из дьяконов. Был у нас разговор с консельером (румынским уполномоченным). Я ему это всё объяснил, что приоритет принадлежит России. Об этом разговоре узнал владыка Алимпий и принял решение об организации митрополии в Москве.
Потом меня вызывает начальство: были недовольные, например, М.А. Иволгин (первый заместитель председателя). Я высказал свое мнение о том, что это должны решать сами старообрядцы, в каком статусе будет глава Церкви. А мы продемонстрируем всем, что у нас свобода вероисповедания.
Г.А. Михайлов и М.А. Иволгин присутствовали на Соборе, рекомендовали этот вопрос отложить. Тогда я покинул заседание — хотел показать этим, что духовенство должно решить всё самостоятельно. Не наше это дело! Моя позиция, повторяю, была такой — это дело церковное. Ведь почему у румын есть митрополия, а у нас — нет?
Его привел владыка Никодим. Не всем это понравилось.
Что у нас — москвичей нет? Из Клинцов священник!
А он не напрашивался, наоборот, страшно переживал. Ведь нужно было перебираться сюда в Москву. Помню, что он жаловался мне на то, что прихожане были недовольны его либерализмом, требовали большей строгости.
Это человек-легенда! Очень сильный человек, в том числе и физически. Вообще он неплохо разбирался в литературе. Мог написать, что угодно, и сказать мог то, что нужно. Причем так скажет, что не знаешь: обижаться на него или нет!
Мог сесть и на коленке написать страницу текста! Ведь за что его не жаловали? — За то, что он без пяти минут диссертацию написал! Это был мой друг.
Нелепо погиб. Ситуация была такая. Он поехал с делегацией к владыке Анастасию в Валентиновку на электричке, просить о возведении в сан еще одного епископа (будущего владыку Алимпия). Что-то разговор у них не заладился. Их было человек пять. На обратном пути он сказал своим спутникам:
Я выйду из электрички и на машине вас догоню.
Ему отцы говорят:
Не выходи!
Он пошел, где-то сел на машину и попал в аварию. Таксист стал обгонять грузовик, а навстречу шел другой. Таксист жив остался, а отец Евгений погиб. Была версия, что его убили. Я сам выезжал на место, но такого впечатления не сложилось. Таксист был третий день на работе. Но единственное, что пропало, — записная книжка с адресами и телефонами. Бобков для меня — Человек с большой буквы.
Да! Он был смекалистый. С характером! Мне он очень нравился. Конечно, были сложности. Поперек ничего сказать нельзя было! Сначала приходили епископ Анастасий и о. Евгений Бобков, спрашивали меня, как быть с Алимпием?
— Сами решайте, — говорю. — Что он сможет сказать, написать, не имея систематического образования? Что ему можно внушить, посоветовать?
— Вячеслав Георгиевич, мы всё скажем, напишем, пусть будет он!
Я тогда к Берестневу Александру Кузьмичу:
— Как быть с Алимпием?
— Он сказать — скажет, и сделать — сделает! И так, как сочтет нужным.
Я просто поражался — как с таким уровнем образования, с таким мировоззрением он мог решать вопросы, и с ним можно было работать! Другое дело, что он не всегда шел на какие-то контакты:
— А что я?
Говорю:
— Преосвященный! Ты же архиепископ — вот и командуй! Кто за тебя скомандует? Вноси предложения, давай обсуждать. На Пасху и Рожество я приходил в Собор, он всегда приглашал меня на разговение.
Я бы не сказал. Вообще со старообрядческим духовенством я находил общий язык.
А как же, конечно, стал! Как-никак, а двенадцать лет прошло! Не захочешь — выучишь!
Самоподготовка! Больше ничего не было. Потом передо мной о. Леонид Гусев поставил вопрос: помоги открыть училище, написал письмо.
Да, хотел помочь! Пусть идут! Кто учится — все чтоб были на виду.
Инициатива была с их стороны. Они согласовывали этот шаг со мной. Начальство, конечно, меня спрашивало:
— Зачем?
Говорю:
— Посмотрите на образовательный уровень духовенства — куда кого направить, что можно поручить?
Требований было немного — закон соблюдай! Всё. Слушай, что говорит начальство. Больше ничего.
«Закон» — это лояльность по отношению к государству. Вот сказали тебе: сделай вот это — ты делай! Сказали: не делай — значит не надо делать!
Я любил всех. Другое дело, что меня не все любили. Я хотел, чтобы не было конфликтов. Было и так, что на меня «стучали». Но старообрядцы — никакого «стука» не было. Они рассуждали так: Господь всё управит.
— При мне — нет. Жаловались на сектантов (баптистов, пятидесятников), которые не хотели идти в армию, например. А староверческий мир так — голову в плечи возьмет и молчит, молчит… Староверы в этом плане так: «Господь поставил нам власть, пусть власть и решает».
Это всё административные меры. Выяснить: кто крестил? Комсомолец, член партии? Местные начальники — партийные, комсомольские, — конечно, возражали. Но я считал, что если хотят крестить — пусть идут и крестят. Зачем вы его в комсомол принимали, если он такой «нестойкий» человек? У нас же свобода совести! И многие понимали эту свободу как несвободу. Я думал, что если идет человек креститься, — пусть идет. Исключайте его из комсомола! Вопросов нет.
Денежные поступления в церковь были очень велики. Русская Православная Церковь, по официальным данным, получала около 12 миллионов рублей за год. И чтобы этот «жирок» снимать, решили создать этот Фонд мира. Отчисления в Фонд составляли не менее 10%, но порой давали и больше.
Празднование проходило по самой широкой программе. Помню такой эпизод. В это время белокриницкие старообрядцы просили посетить Троице-Сергиеву лавру. Начальство отнеслось к этому без энтузиазма. Тем не менее вместе с о. Леонтием Пименовым мы добились согласия на эту поездку, чтобы всё было по-протокольному. И это был кошмар! Все упираются: и советское начальство, и руководство лавры. В итоге «пробили». Согласились. Наняли автобус. Я был с ними. Заходим в офис. Нас встретил начальник этого офиса, которому о. Леонтий Пименов «попенял» за выбритое лицо. Всё, — думаю, — донесут! Донесли! Я сам тогда испугался. Начальство спрашивает:
— Что у тебя там в лавре?
Говорю:
— Что я могу сделать? На язык ему наступить?
— Ты должен смотреть за своими людьми! А кто извиняться будет за это «скобленое рыло»?
— Ну, скобленое. А что теперь сделаешь? Ничего.
Так на этом тоне и расстались.
Просили пропеть молебен в Духосошественской церкви — там же ваш святой лежит, Максим Грек! Не дали! Молчком ушли. Но чем мне нравятся старообрядцы — никто ничего не писал, никто никому не жаловался.
Всё было нормально. Написали заявление: хотим провести концерт, мы будем петь. Естественно, задаем вопрос: «Что будете петь? Давайте программу». Они дали. Мы были там вместе с женой.
Это нужно спросить у людей. Люди всё скажут. Староверы — люди малоуправляемые. Но что самое любопытное: на работе они работают, в армии служат, законы пытаются соблюдать — как могут, так и соблюдают. Но людей надо просто любить, и всё! Люди тебя поймут и поверят тебе.
Беседовал Илья Лопатин
Комментариев пока нет