Живое старообрядчество Молдовы: научные открытия

Сайт «Русская вера» продолжает публикацию доклада, посвященного старообрядчеству Молдовы и представленного Петром Артемовичем Донцовым на III научной конференции «Язык, книга и традиционная культура позднего русского средневековья в науке, музейной и библиотечной работе». На этот раз авторы рассказывают об уникальных исследованиях, публикациях и новейших открытиях по теме старообрядчества, сделанных молдавскими и российскими учеными.

---

За прошедшее время многое в старообрядчестве Молдовы изменилось. Что-то — в лучшую сторону, что-то — в худшую… И это нашло отражение в книгах местных авторов, которые воочию видят перемены, сами непосредственно участвуют в этих процессах, порой активно, а зачастую наблюдая со стороны, не вмешиваясь… Но всегда остро переживают и свои, и чужие неудачи, радуются общим успехам.

С начала третьего тысячелетия среди первых работ по проблемам современного старообрядчества в Молдове были опубликованы статьи: П. Донцов, П. Еремеев, В. Пепеляев. «Старообрядчество Пруто-Днестровского междуречья: истоки, исторические корни, современность»[1], а также статья П. Донцова «Старообрядчество Молдовы», опубликованная в журнале «Русский альбом»[2]. В первой работе авторы утверждают, что после пяти духовных центров старообрядчества — Керженца, Стародубья, Ветки, Иргиза и Рогожского кладбища — Пруто-Днестровское междуречье можно назвать шестым духовным центром старообрядчества и истинной православной веры.

Одной из первых книг, посвящённых жизни и культуре молдавских старообрядцев, была книга «Древность вечно живая»[3], подготовленная тремя авторами: А. Коркиной, П. Донцовым, Д. Николаевым. В книге, являющейся своеобразной энциклопедией по старообрядчеству в Молдове, представлены как очерки о жизни старообрядческих сёл, так и работы по истории старообрядчества Молдовы, сведения о видных старообрядческих деятелях Молдовы. Книга прозвучала, стала бестселлером, показала, что феномен старообрядчества актуален. Тем более, что для многих деятелей культуры, оказавшихся за рубежами России, вопрос о сохранении своей культурной идентичности очень актуален.

Выход этой книги стимулировал активность не только учёных, занимающихся этой проблематикой, но и многих публицистов и писателей, интересующихся этими вопросами.
 

Книга Вера и жизнь

Среди недавно изданных книг о старообрядчестве нужно выделить книгу доктора педагогических наук Анны Болученковой и Дмитрия Латышева «Вера и жизнь»[4] — своеобразные очерки старообрядчества Молдовы, где также предпринята попытка исследовать старообрядчество как чрезвычайно сложное социальное явление, как закрытый, замкнутый мир, как своеобразное и уникальное в мире религиозное, историческое и культурное явление, позволившее большой группе приверженцев дониконовской догматики и богослужебного чина не раствориться в смуте ХХ века, сохранить свою духовную уникальность, стать примером жизни для многих миллионов русских, волей судьбы оказавшихся за пределами своей исторической Родины.

В этой серьезной как по объему, так и по внутреннему напряжению книге, довольно подробно излагается необычайно драматическая судьба известного старообрядческого пастыря, архиепископа Никодима… В книге приводится и уникальный документ: обращение архиепископа Иринарха, Московского и всея Руси, ко всем старообрядцам, с воззванием встать против «саранчи», пришедшей на русскую землю в лице немецких орд. Это Послание московского Владыки призывало всех старообрядцев «…быть непоколебимыми и твердыми в защите рубежей нашей священной Родины по примеру наших славных предков… Всяк, кто в силах держать меч, пусть отправляется на бранное поле. Всяк, кто в силах трудиться на полях, заводах и фабриках, пусть трудится честно на благо нашей Родины…».

Авторы отмечают, что, помимо духовного противостояния иноземным интервентам, старообрядцы Молдовы участвовали и в вооруженном сопротивлении, а некоторые староверы (Николай Кравчук, Тимофей Морозов, Павел Поливод в Кагуле, Степан Гайдуков в Куниче, священник Илларион Колесников из с. Строинцы) были даже руководителями подпольных групп сопротивления. Другие старообрядцы участвовали в сражениях на фронтах Второй мировой. Так, куничанин Андрей Корниенков дошёл до самого Берлина и после победы ещё 7,5 лет служил в самом Берлине. Протоиерей отец Меркурий (Сосин Меркурий Афанасьевич) перед приходом Советской армии в 1944 году добровольно перешёл линию фронта и вступил в ряды советской армии, за проявленный героизм получил медаль «За отвагу» и с боями дошёл до Праги. А потом ещё воевал в Монголии с японцами…

Остро переживая современные тенденции в старообрядчестве, в чём-то соблазняясь новомодными посулами из вне (это видно хотя бы из того, что в предисловии книги авторы приносят благодарность в основном людям, пытавшимся перевести Кишиневскую епархию в каноническое подчинение другой митрополии, видя центр старообрядчества не в Москве, а в другом месте (на это указывает их призыв провести всемирный учредительный конгресс по старообрядчеству в Белой Кринице, а не в Москве)), авторы всё же пишут:

…Старообрядцы Молдовы бережно сохраняли свой довольно замкнутый в духовном и культурном плане, но экономически открытый мир. Этот мир мало трансформировался, переживая и культурные катаклизмы: войны, изменения границ, наступление западной цивилизации, антирелигиозные агрессии, языковую и культурную экспансию соседей. Сохраняется он и теперь, в чём-то даже начинает возрождаться, в чём-то не удаётся (в решении общих для постсоветского пространства проблем). Весь опыт старообрядчества — это живой пример сопротивления вырождению русской православной культуры…

Со многими мыслями авторов можно согласиться. Да, авторы верно пишут, что «… в целом можно отметить, что весь феномен старообрядчества связан с особым усвоением духовного наследия своих предков. Религия стала для них основным, определяющим законом жизни, прочно вошла в их сознание. … Все события светской жизни проверяются религиозным учением и затем определяют позицию старообрядцев в том или ином деле, определяют меру участия, отношение к ним… известный „консерватизм“ староверов можно расценить как положительный фактор, который через культурную традицию формирует глубоко нравственную общность…».
 

Староверы из Кагула. Молдавский великоросс

В интересной, хорошо изданной книге Павла Любича «„Кагул“. Книга 1. Русские православные староверы»[5] (Кишинёв), автор, уроженец Кагула, добротно, аккуратно, с любовью и с почти юношеской непосредственностью пишет о своих земляках, староверах из Кагула. 

В 2011 г. вышла в свет монография А. К. Гросу «Молдавский великоросс»[6], посвящённая 150-летнему юбилею со дня рождения выдающегося государственного деятеля из Бессарабской губернии, старообрядца, члена Государственной Думы третьего созыва Российской Империи, народного трибуна, защитника молдаван, инородцев в высшем законодательном собрании России Дионисию Петровичу Гулькину.

Опираясь на исторические документы — стенографические отчёты заседаний Госдумы, газетные статьи начала ХХ века, работы историков, — автор рассказывает о тех драматических коллизиях, при которых решалась судьба молдавского народа и молдавского языка, судьба начальных школ с молдавским языком обучения на территории Бессарабской губернии.

К началу 1910 г. было зарегистрировано 1300 старообрядческих общин, а к 1914 г. уже было построено более 1000 новых храмов. Это был ренессанс старообрядчества. Более того, при защите прав старообрядцев Дионисий Гулькин как старообрядец требовал рассматривать их вопросы не в комиссии иноверцев (как евреев, мусульман), а как православных русских людей, или учредить отдельную старообрядческую комиссию, которая должна отдельно рассматривать проблемы старообрядцев. Дионисий Гулькин очень тонко понимал проблему взаимоотношения старообрядцев и православных.

Среди местных писателей, пишущих на старообрядческую тематику, можно упомянуть куничского поэта Семёна Придорожнова[7] (см. 12), автора нескольких сборников лиричных, во многом духовных и профессионально написанных стихотворений о старообрядцах. Однако проза этого автора страдает неточностью описания не только быта, но и широко известных среди сельчан житейских эпизодов. В целом, наличие многих авторских домыслов дает негативное изображение старообрядчества. По признанию автора, он стремился на усилении негативной стороны жизни попытаться перевоспитать сельчан…

Нельзя не упомянуть и о творчестве кишиневского художника-портретиста и писателя Федора Каунова[8], бывшего известного прораба-строителя, издавшего несколько книг о кишиневских старообрядцах.
 

О старообрядчестве на конференциях

Помимо книг и монографий по старообрядчеству, были изданы и получили широкое признание сборники трудов международных конференций по старообрядчеству.

В сборнике материалов 2-ой международной конференции по старообрядчеству «Старообрядчество Молдовы: опыт прошлого, задачи настоящего»[9] затронуты вопросы о духовных основах старообрядчества в Бессарабии XVIII-XIX веков.

Нужно отметить, что за последние годы в Молдавии сформировались три серьёзные группы ученых, занимающихся проблематикой старообрядчества. Первая — в Академии наук Молдовы (Н. Авакумова-Забунова, А. Магола, Н. Душакова); вторая группа, занимающаяся в основном фольклором, диалектологией и историей старообрядческого зодчества — это учёные из университетов Кишинёва (В. Тудосе, Л. Чащина, А. Болученкова); третья группа — энергичные авторы из Приднестровского государственного университета, во главе с доктором истории Вячеславом Степановым, взявшим на себя изучение ритуально-обрядовых аспектов жизни старообрядчества Молдовы. Трудами этих исследователей началось серьёзное и кропотливое изучение феномена старообрядчества «в глубину».

Уже более десятилетия старообрядческой тематике посвящены работы Натальи Авакумовой-Забуновой[10]. Если в первых работах ученый уделяла внимание в основном вопросам расселения, численности старообрядческого населения, основным промыслам бессарабского края[11], то в последней работе на эту тему доктора истории из Института культурного наследия АНМ Н. Абакумовой-Забуновой[12] «Духовные центры старообрядчества в Бессарабии в ХVIII—ХIХ вв.: Серковский мужской монастырь» подробно исследуется история Серковского мужского старообрядческого монастыря — старейшего старообрядческого монастыря на территории Бессарабии. В этом монастыре жил и молился первый Белокриницкий архимандрит Геронтий (в миру — Герасим Исаевич Колпаков (1803-1868)) — архимандрит, настоятель Белокриницкого монастыря. Монастырь владел значительным хозяйством и вполне успешно занимался экономической деятельностью. Иноки, кому позволял возраст, занимались хлебопашеством. Имея средства, монастырь прибегал и к найму на сельскохозяйственные работы рабочих из мирян. Относительно численности населения монастыря, первые данные о количестве насельников содержатся в губернаторском отчете за 1826 г., согласно которому в монастыре проживали 36 монахов и 2 послушника.

Средства на содержание монастыря насельники получали и в виде разного рода пожертвований, как от бессарабских старообрядцев, так и в виде высылаемых на монастырь из других мест и городов России. Показательным примером может служить тот факт, что «монастырь нанимал землю в содержание от купца Евграфова за 250 рублей серебром в год, которые уплачивались посторонними их единоверцами».

Другим таким духовным центром было село Кунича, известное старообрядческое село ещё с конца XVII века…

О глубокой духовности в старообрядческой архитектуре и искусстве писал Алексей Синельников[13]:

Архитектура — та же музыка, — писал автор. — Форма, текстура, материал, цвет, ритм так же действуют на нас, когда мы соприкасаемся с ней, а она постоянно живет рядом с нами в наших домах, дворцах, храмах… Архитектура не может быть нерелигиозна. Китайская архитектура родилась под влиянием конфуцианства… Католицизм… сообщил миру догмат о непогрешимости папы — и родились храмы… они красивы, невероятно красивы, как будто человек уже достиг совершенства… Но он без неба, он сказка о небе, иллюзия… Дух протестантизма породил западный рационализм… ощущение избранности… пренебрежения… В архитектуре появилась сухость, комфорт… Но творчество теряет поэзию духа. Оно попадает в зависимость от технологических процессов… 

В глубоком докладе Н. Душаковой[14] «Особенности традиционного старообрядческого жилища Молдовы и южной Украины» на примере изучения старообрядческого быта освещается вопрос традиционного восточнославянского жилища. Автор уделил внимание детальному описанию и анализу обычаев и обрядов, народных представлений, связанных с жилым комплексом и восприятием жилища носителями различных культур. Так, автор ссылается на исследования других авторов и пишет, что «остов дома делали из дерева, переплетали камышом и верёвками, обмазывали илом или глеем, привозимыми из Дуная, накрывали камышом, в окна вставляли стёкла, а не пузыри, печки устрояли из сырца, топили камышом, огонь добывали из кремня кресалом, освещали дом рыбьим жиром. Передняя, расположенная ближе к улице часть усадьбы, носит название двор. Здесь расположены жилые и хозяйственные постройки. Дальнюю от улицы часть липованской усадьбы занимают огород и сад. Эта часть усадьбы сохранила название гарман (примерно до середины XX века здесь был расположен ток, который впоследствии заменил огород с садом)». Автор дает подробную классификацию типов жилищ, пристроек, способы коллективного строительства домов и усадебных пристроек, совершаемые при этом обряды (отголоски архаичного ритуала строительной жертвы), элементы освоения сакрального жилого пространства усадьбы…
 

Русские на очаковской земле

Нельзя не отметить и труды известных историков, так или иначе прикасавшихся к изучению старообрядческого населения Молдавии. В 2000 году вышла книга известного не только в Молдавии, но и далеко за её пределами историка Ивана Анцупова из АН Молдовы «Русские на Очаковской земле»[15], где впервые были опубликованы результаты его многолетних исследований по истории заселения днестровско-прутских земель, о формировании здесь русского казачества, переселившегося сюда из-за Дуная. Во многом эта книга дала толчок формированию для целого направления в молдавской историографии. При описании формирования населения Бессарабского края в конце ХVIII и в начале XIX века он посвятил несколько интересных материалов по старообрядчеству (в основном, «некрасовцам») и черноморскому казачеству, где старообрядцы играли не последнюю роль. Рассматривая основные научные проблемы, которые возникают при изучении феномена старообрядчества, Иван Анцупов в статье «Старообрядчество»[16] писал:

…необходимо глубоко и всесторонне исследовать социально-экономические отношения, культурную целостность народа… весь сложный и длительный период его исторического бытия. … Роль русского населения в духовной сфере в пределах Бессарабии и Днестровско-Бугского междуречья до сих пор не исследована… Для историков остается невыясненной теоретическая проблема: являлось ли старообрядчество архаичным православием. Сами носители и защитники этого вероисповедания убеждены, что их верование не является религиозным заблуждением… Научной проблемой является исследование старообрядчества как хранителя традиционной русской культуры (и древних заветов) и быта. Слабо исследован их быт…

Спустя десятилетие можно отметить, что именно по этим, указанным мэтром молдавской исторической науки, основным направлениям и пошла молдавская наука при изучении старообрядчества в Молдове.
 

Окно в страну староверов

Известный в Молдавии ученый-языковед, профессор, доктор филологии Леонид Радек в своей статье «Окно в страну староверов»[17], говоря о книге «Древность вечно живая», написал так:

Выход такой книги — явление уникальное, далеко выходящее по значению за пределы очерченной темы. Итак, тема (старообрядчество) эта, по сути, была длительное время закрытой, её как бы и не было вообще… Нравится нам или нет, старообрядчество — составная часть нашей национальной истории и культуры…. это неизвестная Россия, которая таится до сих пор в нашей современной жизни и зачастую показывает свое лицо, но прячет душу. Таинственный, затерянный во времени и пространстве остров…

И далее автор пишет: 

…Они сохранили свою культуру, свой язык, обычаи, свою любовь к мачехе-отчизне, данной свыше, через века, как величайшую святыню… Книга разрушает сложившийся стереотип о них, как о мрачных, замкнувшихся от всего мира бородачах. Остро поставлена проблема о русских в новом времени, о необходимости сохранения духовной связи с исторической родиной, о путях дальнейшего бытия русских за границей…

 Вот уже спустя десять лет, несмотря на многократно выросший интерес к старообрядчеству, оно все так же остается неизведанным островом, «терра инкогнито» русской культуры.

 

Поминальные обряды

В докладе доктора истории В. Степанова[18] «Похоронно-поминальная обрядность жителей Пояна и Кунича в Республике Молдова» автор остановился на анализе и описании похоронно-поминальной обрядности жителей двух вышеназванных сел. Автор отметил основные элементы архаичного ритуала провода умершего: мытье тела, облачение в одежду жениханевесты умерших молодыми. Как пишет автор, «… похороны на первый день, впереди похоронной процессии несли и несут церковный крест (который берут для церемонии из церкви), домашний крест (который будет установлен на могиле) и хоругви. Гроб обычно несли шесть человек… В селе Кунича до сих пор покойника провожают в последний путь на плечах…».
 

Генезис старообрядцев Молдовы

В докладе доктора исторических наук А. Болученковой[19] «Возникновение и развитие старообрядческих поселений на территории государства Молдовы» также поднимаются вопросы истории образования и основных исторических вех в жизни старообрядческих сел и духовных центров Молдовы. Так, на месте современного села Кунича уже в IV веке до новой эры было поселение древних земледельцев. В первом веке новой эры здесь поселились восточные славяне. В 885 году поселение вошло в состав Киевского княжества. В 1437 году оно входило в молдавское княжество Александру чел Бун… С 1723 года здесь поселились старообрядцы — выходцы из Московского царства. Как пишет автор:

Новая веха в его истории началась с 1723 г., когда сюда прибыли шесть семей старообрядцев — Загородновы, Подлесновы, Придорожновы, Приваловы, Макаровы. Они обосновались в глубокой балке, рядом с турецким кладбищем. Этот краешек земли обрёл топоним — „пустынка“. Лингвистически большинство куничан (с их фрикативным гаканьем и сильным „аканьем“, переходящим в „яканье“) близки к жителям южных губерний России, а по фольклору ощущается влияние донской вольности…

Другим старообрядческим центром было село Серково. «Село Сырково (Серково) возникло на рубеже ХVII-ХVIII вв. Располагается в северной зоне междуречья Днестра и Прута. Исторические источники донесли до нас сведения о том, что в ХVIII в. в селении Серково существовал мужской монастырь. Именно из этого монастыря в 30-е годы XIX в. инок Геронтий и инок Павел отправились в восточные страны для отыскания епископа и обоснования митрополии. Этот монастырь действовал до 60-х годов XIX века. В 1910 г. была построена церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы, которая действует и поныне. Первыми поселенцами села были Москвичёвы, затем они пополнились фамилиями Еремеевы, Тимохины, Дьяковы, Лисовы…».

Автор подробно описывает историю других старообрядческих сел: Покровка, Новая Грубна, Старая Добружа…
 

Напевки, духовные стихи и говоры

Изучению особенностей речи и говоров в старообрядческих селах Молдовы была посвящена научная деятельность доктора педагогики Веры Тудосе. Так, в статье «Особенности речи жителей русского села Кунича в Молдавии»[20] ученый-филолог проанализировала фонетические особенности (принадлежность к южно-русскому наречию, особенности вокализма с характерным для жителей «аканьем», ассимиляция заднеязычных в конце слова, особенности падежных форм имен существительных и прилагательных, особенности употребления местоимений, синтаксические особенности говора и др.) и тем самым ввела в научный оборот речевой состав старожилов Куничи, сделав его предметом изучения для русских филологов, в том числе и из Москвы.

Как продолжение этих интересных филологических исследований можно рассматривать статью профессора Л. Касаткина[21] из Москвы «Прародина старообрядцев села Кунича Флорештского района Молдавии по данным их языка», где на основе анализа данных полевых исследований фонетики, лексики и говоров жителей Куничи скрупулезно исследуются исторические центры миграции старообрядцев села Кунича. Автор приходит к выводу, что основной поток миграции в это село шел с территории Северного Донца (отсюда и самая распространенная фамилия в Куничах — Донцовы). Другая волна старообрядцев шла из Калужской губернии. В целом, для куничан характерны элементы юго-западной диалектной зоны с элементами южной и юго-восточной зоны. Как пишет автор:

В говоре Куничи, исконно принадлежавшем территории Юго-Западной зоны, тоже должна была быть и та ритмическая структура слова, которая характерна для этой зоны. Однако предки куничан, оказавшись на территории Бессарабии, за почти три века изменили ритмический строй своего говора, по-видимому, под влиянием молдавского диалекта румынского языка, что и вызвало автоматически смену типов «аканья» и «яканья». Подтверждают это и наблюдения над этим говором В. И. Тудосе, которая также обнаружила здесь сильное «аканье», но указала, что «в обрядовых песнях встречается диссимилятивное „аканье“…

В докладе И. Поздеевой[22], посвященном изучению песенной традиции верхокамских старообрядцев, говорится: «Пойте сладко пение, пойте стихотворение», «Душа русского народа выражена в песне: лирической, любовной и военной, распевной и ритмической, задушевной и плясовой, радостной и бесконечно печальной, в песнях надежды и отчаяния… В русской песне выражено, кажется, всё. Но это не так. Жизнь души народа, его Вера, Надежда и Любовь ко Господу нашли свое неповторимое выражение в песне духовной, не менее древней, не менее всеобъемлющей, не менее выразительной, глубокой и искренней».

Именно анализу духовного стиха посвящено исследование ученого из Москвы. Ирина Поздеева пишет, что «функции духовных стихов в старообрядческих общинах достаточно широки. Для тех, кто уже „положил начал“ и стал полноправным членом собора — центра старообрядческой общины у беспоповцев поморского согласия — духовные стихи (кроме молитвословий) — единственное разрешенное пение. Для всех старообрядцев — это так же единственное разрешенное пение во время постов. Это обычное пение после коллективного моления и общей трапезы, после отпевания покойника. Таким образом, искусство духовного стиха имеет широкие функции и наряду с русской народной песней (или, заменяя ее) раскрывает глубину духовной жизни русского народа, а ныне — традиционной культуры русского старообрядчества».

С другой стороны, утверждает автор, «непреложный закон традиционной жизни — её региональность и историчность — требуют для анализа реальных историчных функций, роли этого сложного явления и его места в культуре именно регионального, живого и значительного комплекса (желательно адекватного) духовных стихов…». Подробно анализируя ситуацию со старообрядческой духовной поэзией в Верхокамье, автор пишет, что «искусство духовного стиха, которое не заменяет обязательное богослужение и домашнюю молитву, но значительно (принципиально!) расширяет среду сакрального и эмоционального, давая выход мыслям, желаниям, надеждам каждого человека… Стихи продолжают, развивают в народном стиле тексты молитв, прежде всего и больше всего — покаянных. Покаяние в грехах в той или иной форме становится главной темой многих стихов — покаяние „от века“.

Достаточно вспомнить общерусский духовный стих „Плач Адама“. Это один из самых содержательных и глубоких стихов, очевидно, никогда не пелся, и, возможно, поэтому не был популярен в Верхокамье, он обнаружен только в одном списке». Изучение особенностей музыкальной культуры старообрядцев во многом также явление недавнее. Так, в книге Д. Николаева и П. Донцова «Третий лик» (2007 г. Кишинев) впервые проанализирована звуковысотная структура православного Канона, структура чина службы Божественной литургии, структура Господней молитвы, структуры основных христианских Таинств. Авторы показали, что структура большинства старообрядческих культурных феноменов, как и структуры большинства феноменов традиционной восточноевропейской культуры, имеют четко выраженную триадологичность. По мнению авторов, это результат исходной, индоевропейской общности, общей христианской предыстории.

Среди работ, опубликованных в Молдавии на эту тему, нужно также отметить исследования доктора искусствоведения Н. Денисова. В работе московского музыковеда Н. Денисова[23] «К вопросу о типологии южной традиции старообрядческой культуры» особенности музыкальной старообрядческой культуры исследуются методами музыкальной этнологии. Автор утверждает, что «всякое явление культуры двухслойно, имеет как поверхностную, так и глубинную структуры. Лингвисты назвали глубинный уровень структурных инвариантов «языком», а реализацию их в речевой деятельности — «речью». … Таким образом, — утверждает Н. Денисов, — каждое песнопение следует рассматривать как многоуровневую систему: «…когда музыкально-фольклорное произведение сочетает различные виды искусства (музыку и поэзию, музыку и танец), важно помнить, что в каждом случае мы имеем дело не с однородными явлениями, а с пересечением двух оппозиционных структур, все формы координации которых основываются на принципе единства противоположностей…»

Анализ напевок, проведенный автором, приводит к выводу, что культуру старообрядческих общин характеризует типологическое единство. Сюда входят: общая самоидентификация, общая конфессиональная ориентация, отличия в богослужебной практике. С праздника Воздвижения до Благовещения липоване Румынии и дунаки совершают богослужения по ночам, липоване же Бессарабии отошли от подобной практики только после второй мировой войны, когда вошли в подчинение московскому Рогожскому центру. При выборах священника все липоване до настоящего времени сохраняют правило: всем приходом выбирать священника из своей среды (только в последнее время в Бессарабии от этой практики стали отступать, например, в Килие, Вилково, Куниче, Покровке и других местах). Большую роль в жизни общины играют общинные праздничные трапезы, которые устраиваются обычно около храма. В храмовой одежде бессарабских старообрядцев в настоящее время нет строгой определенности, но до войны было иначе: в приходах Бессарабии женщины носили сарафаны-шубки, какие сохраняются и в настоящее время у дунаков в России и липован в Румынии…

В целом, утверждает автор, «можно с уверенностью говорить, что липованская традиция в Бессарабии и за Дунаем едина…».

Анализ темпов и чина богослужения у молдавских старообрядцев показывает, что «у липован Бессарабии после войны под влиянием Рогожского центра вводится монодия. Встречающиеся многоголосные фрагменты отличаются от аналогичных у турчан: как правило, это удвоение напева в терцию. Встречаются и вводнотоновые тяготения. Подобные нововведения — результат влияния уже не Рогожского центра, а церковно-певческой культуры соседей-украинцев и господствующей («никонианской») церкви… Различия обнаруживаются и при анализе темпа богослужения: у турчан темпы служения и пения не изменились со времени возвращения в Россию из Турции, у дунаков в последнее десятилетие наметилась тенденция быстрее служить и петь, то же стало входить в обиход в приходах Бессарабии. В то же время отдельные песнопения поются в Бессарабских приходах очень медленно (например, ектении в Вилково). … В бессарабских приходах в настоящее время наблюдается влияние традиций чтения, принятых в российских старообрядческих общинах; наконец, при пении в Центральной России головщик клироса использует длинную указку, за которой обычно следят остальные певчие в храме; такая же указка используется в приходах Бессарабии и у дунаков, тогда как турчане-некрасовцы указкой не пользуются и отвергают ее в категоричной форме…».

И, наконец, автор делает заключение, что «перечень сравнений и сопоставлений может быть продолжен, но все они приводят к заключению, что культура игнат-некрасовцев-турчан отличается таким своеобразием, что можно поставить под сомнение сам факт единства турецких игнат-некрасовцев с так называемыми „некрасовцами“, переселившимися из-за Дуная (а по сути — липованами). Сложившаяся на базе одной донской казачьей монокультуры, культура игнат-некрасовцев претерпела, конечно, инонациональные влияния, но группы игнат-некрасовцев почти не пополнялись за счет притока старообрядцев из неказачьих регионов».

Вопросами изучения архивов, каталогизации архивных документов, их систематизации, фиксации для дальнейшего их изучения занимается работающий в госархивах Евгений Румянцев. Первая его работа на эту тему «Особое поручение чиновника Аксакова: записки И. С. Аксакова „О бессарабских раскольниках“ как источник по истории старообрядческой церкви»[24] была опубликована в 2003 году. К 2010 году Евгений Румянцев[25], по просьбе П. Донцова сумел собрать и опубликовать в материалах 2-й международной конференции по старообрядчеству полный список архивных документов ХIХ века, хранящихся в государственном архиве Молдовы, где, так или иначе, упоминаются старообрядцы. Это была трудоемкая, кропотливая, но крайне важная для историков и специализирующихся на тематике старообрядчества работа. Публикация таких документов позволила получить полную информацию об имеющихся в госархивах материалах, значительно упростила допуск к ним и работу с ними…