Славянофилам “все представлялось, что олицетворение православного духа они могут найти в среднем “мужичке”; но не мужичок, часто слабенький, хныкающий, будущий любимец и радикального интеллигента, и Льва Толстого, вечно с именем Бога на языке, но чаще всуе; не он, а благочестивый, в Писании начитанный, немногословный мужик-хозяин, милостивый, но твердый, созидательно способный бросить не задумываясь плоды многолетних трудов, чтобы спасти свою веру и душу, он – отборное меньшинство – вот кто настоящий создатель и хранитель православного духа русской мужичьей стихии”.
Владимир Рябушинский
Вновь перечитываю перед поездкой в Орегон работы Владимира Павловича Рябушинского (1873-1955), старообрядца, представителя видного рода купцов и предпринимателей. Умер он в Париже, похоронен на известном “русском” кладбище Сен-Женевьев де Буа.
Рябушинский оставил после себя большое литературное наследство, отчасти собранное в книге “Старообрядчество и русское религиозное чувство”.
Все по полочкам разложил. Как точно охарактеризовал разные типы людей.
Во-первых, хозяева в душе, работящие, бережливые, деловитые. Они – организаторы труда, созидатели ценностей, накопители мировых богатсв. Затем идут святые – люди бескорыстные, неприхотливые, невзыскательные. Для них житейские блага не имеют значения. Далее – завистники, люди озлобленные и бесплодные. Еще есть, условно говоря, неудачники, безхозяйственные, безалаберные, лишенные делового чутья и понимания, бездарные, расточительные, бестолковые, ленивые. Сюда же, кстати, относят и фантазеров и наивных мечтателей. И последняя группа – пассивное большинство, не имеющее ни определенных мнений, ни определенных убеждений, такие люди неустойчивы в настроениях. Это бесформенная масса, способная примкнуть к любой из вышеупомянутых групп.
В чистом виде такие типы встречаются редко. Обыкновенно в жизни приходится иметь дело со смешением этих типов в разных пропорциях.
В качестве примера Рябушинский приводит социалистическое настроение, которое складывается из зависти и безхозяйственности; причем преобладание первой дает социал-демократов, преобладание второй – социалистов-революционеров.
Редко встречается слияние святого и хозяина в одном лице. Образцом такого сочетания Рябушинский считает первых игуменов старых северно-русских монастырей.
Так вот, следуя вышеприведенным наблюдениям, Рябушинский делает вывод, что в Америке “господствует идея “хозяина”; в советской России – идея “завистника и неудачника”.
“Отчасти это вызвано тем, что русский безхозяйственный человек чрезвычайно доволен и самовлюблен, поэтому часто напорист в жизни и энергичен в споре. Талант у нас в России скромнее, чем бездарность. У европейцев — скорее наоборот. Западный завистник менее самоуверен, агрессивен и нахрапист, чем русский. Кто, например, не знает у нас одну из его разновидностей – “обличителя”, вечного искателя чужих ошибок и проступков, вздорного, мелочного, придирчивого, пристрастного и всегда бестолкового. Заграницей этот тип еще менее известен. Зато у нас, как бы в противовес ему, еще сохранилось понимание хозяйственной святости и память о ней. Все это, так же, как и представление о хозяйственном грехе, почти пропало на Западе…”
Еще живя в Лондоне, когда я только начал собирать материалы по старообрядчеству, повстречалась мне написанная на английском языке книга Павла Выговского, школьного учителя из города Вудборна, штат Орегон, в которой рассказывается о том, как попали старообрядцы в эти края. Много людей расспросил Павел Выговский перед тем как обобщить материал, много интересных судеб узнал.
Написал письмо Выговскому, поведал о замысленном фото проекте, попросил помочь связаться со старообрядцами Орегона. Он сразу откликнулся, обещал помочь, и затем наша переписка прервалась почти на два года.
Когда же стало ясно, что ждет меня после Лондона новое назначение — в Америку, вновь связался с Павлом.
— Едем, уже наверняка! Будем на Рожество! Приеду не один. С женой и дочерью.
Заранее отправил Павлу несколько номеров издающейся в Нижнем Новгороде газеты “Старообрядец”, а Павел, в свою очередь, показал газеты Евдокии Барсуковой, они вместе работают в одной из местных школ.
И Евдокия, о, русская душа! о, русское гостеприимство! согласилась принять у себя в доме незнакомых людей.
Созвонились по телефону. Оказывается, Барсуковы из беспоповцев. К какому же согласию принадлежат?
— А вы поговорите с помощником наставника нашей моленной, Макаром Зенюхиным. Он вам больше расскажет, — посоветовала Евдокия. – Он человек интересующийся. Много знает…
— Записываю номер.
— Так из часовенных мы будем… — разъяснил мне по телефону Макар. – Приезжайте, побеседуем…
Интересен тот факт, что старообрядчество, исторически отрицавшее все, что шло на Русь с Запада, в том числе и реформы Никона, послужившие причиной раскола, нашли приют именно в Америке.
Говорю так, ибо никогда не соглашусь, что Америка — христианская страна. Течений и сект христианских в Америке полно. Уживаются. Но и атеистов – не меньше, чем у нас во времена советской власти. И мусульман – уйма. И иудаизм процветает. Короче говоря, страна сектантов, язычников и сатанистов, с редкими проблесками истинной христианской веры…
И чтобы там не говорили, сколько бы раз сами себя американцы не нахваливали и как бы часто не провозглашали, что страна их “Богом избранная”, не верьте.
Да, в Америке существуют законы, охраняющие те или иные вероисповедания. И законы эти работают. Благодаря таким законам и удалось найти приют старообрядцам в Америке, у самого черта подмышкой.
Но вот парадокс. На государственном уровне, по сути своей, Америка — страна антихристианская. Хотя это не сразу разглядишь.
Не надо забывать, что борьбу за независимость, как в Северной, так и в Южной Америке негласно возглавляли различные масонские ложи.
Президент Вашингтон, отец-основатель США, впрочем как и все последующие президенты, был масоном. А кому и каким силам поклоняются масоны, говорить излишне…
И если задуматься о тех достоинствах, идеалах, что возносят в Америке, то сразу будет видно, что никаким христианством тут и не пахнет. Впрочем, это отдельный разговор.
Точных данных о количестве проживающих в Орегоне старообрядцев мне найти не удалось. Встречались разные цифры, многие из которых явно завышены. Наиболее реальной выглядит цифра от 5 до 7 тысяч человек. А во всей Северной Америке, включая США, Канаду и Аляску, не исключено, насчитывается и до 10 тысяч старообрядцев.
Условно старообрядцев Орегона можно поделилить на “харбинцев”, “синьцзянцев” и “турчан”, так сказать, по географическому признаку, в зависомости от того, кто откуда прибыл.
«Харбинцы»
– старообрядцы, бежавшие после революции 17 года в Китай, и проживавшие долгое время в Манчжурии недалеко от Харбина. Большая часть старообрядцев, относящаяся к этой группе, проживая в России и знать не знали друг друга.
Объединила их общая судьба изгнанников. В 20-30-х годах начали они, по мере того, как продвигалась Советская власть вглубь страны, на восток, уходить на чужбину. Их предки уже испытывали нечто схожее, когда были вынуждены бежать из прилегающих к Москве земель, особенно в девятнадцатом веке, в период царствования Николая I (1825-1855), ознаменовавшегося жестокими гонениями на старообрядцев. Тогда поселились они в Приморье, на территории Хабаровского края, на Сахалине.
К тому времени, как грянула революция 1917 года, старообрядцы в этих краях встали на ноги, держали крепкие земледельческие хозяйства. Некоторые развивали мануфактурное производство. Но не сразу волна революции докатилась до Дальнего Востока. Не сразу ощутили на себе старообрядцы революционные перемены.
Только когда Красная армия разгромила и оттеснила остатки Белой армии, и те с боями уходили в Китай, досталось и старообрядцам, ибо, естественно, сочувствовали они белым. Новая власть сразу невзлюбила умелых собственников. У старообрядцев отнимали владения, землю, многих арестовывали.
“Синьцзянцы” – старообрядцы, бежавшие из России и, перейдя Алтайские горы, обосновавшиеся на северо-западе Китая, в Синьцзян-Уйгурской области. Селились они, главным образом, неподалеку от городов Кульджа и Урумчи. Стекались сюда не только старообрядцы, но и просто русский люд, по религиозным или политическим причинам не приемлющий советскую власть.
Здесь нашли старообрядцы плодородные земли, и почти десять лет, особенно тридцатые годы, никто не тревожил их, ничто не намекало на новую беду. Сажали пшеницу, держали пасеки, и произведенные пшеницу и мед свозили в районные центры или в китайские и казахские поселки на обмен и продажу. Занимались старообрядцы в Китае и охотой. Ходили на медведя, кабана, оленя, били белку.
В частности, “харбинцы” славились тем, что научились живьем ловить тигров, которые поставляли в зоопарки.
“Харбинцы” почуяли надвигающуюся бурю в 1931 году, когда Япония захватила Северо-Восточный Китай, и установила в 1932 году марионеточное государство Манчжоу-го. На строительство новых веток железных дорог, предпринятое новым правительством Манчжурии, японские солдаты сгоняли в принудительном порядке тысячи крестьян из разных провинций. Попадали в это число и старообрядцы. Как правило, по завершении работ, если не происходило несчастных случаев, старообрядцев отсылали обратно в родные поселения, но бывали случаи, что люди, забранные на работы, пропадали без вести.
По мере того, как война против японцев разгоралась, старообрядцы на Северо-Востоке Китая, притесняемые как со стороны марионеточных властей, так и со стороны советских войск, которые двигались через эти районы, поняли, что настало время сниматься с насиженных мест и искать спасение в южных районах Маньчжурии. Но и здесь они вскоре столкнулись с новой угрозой – китайская революция всерьез взялась за дележку и перераспределение земли.
После окончания Второй мировой войны оставшихся в районах Харбина и Синьцзяна старообрядцев в покое не оставили. Советские комиссары рьяно агитировали за возвращение на родину, однако тех, кто соглашался, ждала несладкая жизнь. Иконы и религиозные книги отбирались, а людей помещали в колхозы, совершенно чуждое для старообрядцев понятие.
Постепенно старообрядцы осознали, что в Китае у них будущего нет. Некоторые по рассказам и перепискам знали о Латинской Америке, США и Канаде. Среди старообрядцев стали вынашиваться замыслы переезда в далекие заморские страны.
С середины 50-х годов из самых глубинных районов Китая, оставив хозяйства, с скромными пожитками, на попутных грузовиках и повозках до ближайшей железнодорожной станции, а там на поездах, с выправленными документами и без надлежащих бумаг, на авось, устремились, семья за семьей, старообрядцы в Шанхай, и далее, на теплоходе с последними копейками в кармане — в Гонконг (1958-1959). Здесь в основном впервые и повстречались “харбинцы” и “синьцзянцы”.
Долгие месяцы, пока в кабинетах посольств и консульств решалась их дальнейшая судьба, сидели в ожидании, чаще всего без работы, на пособии сотни и сотни семей старообрядцев.
Помогали старообрядцам устроиться и продержаться в Гонконге Международный Красный Крест и Объединенный Всемирный Совет Церквей.
Со временем осуществились задумки старообрядцев, перебрались они, и осели, кто в Австралии, кто в Латинской Америке. Из Латинской Америки потянулись пути в США, в Орегон, на Аляску, в Канаду.
В Латинской Америке до сих пор есть поселения старообрядцев в Аргентине, Бразилии, Парагвае, Уругвае, Боливии. (Моя мечта, если удастся получить грант на этот проект, побывать во всех местах, куда забросила судьба старообрядцев, включая, конечно же, и отдаленные районы России, и еще Румынию).
“Турчаны” – или некрасовцы, потомки казаков-старообрядцев, которые во главе с атаманом Игнатием Некрасовым покинули российские пределы после поражения крестянского восстания 1707-1710 гг. под предводительством Кондратия Булавина. Некрасов увел несколько тысяч семей на Кубань, бывшую в те годы в турецком владении. Следом за казаками потянулись и русские крестьяне. Сколько всего ушло тогда с атаманом людей, точно неизвестно. Не бежали некрасовцы, именно ушли, организованно, во главе с атаманом, унося знамя, казну, вооружение.
И позднее уходили донцы к Некрасову на Кубань, пополняя ряды тех, кто готов был проститься с отечеством, но не с отеческою верой.
В 1760-х годах они перебрались в Добруджу, на устье Дуная, а в конце 18 века на турецкое озеро Майнос близ Мраморного моря. На Майносе они жили в пяти станицах. Бывавшие у них путешественники отмечали удивительное трудолюбие, религиозную стойкость, моральную чистоту, всеобщую грамотность некрасовцев. Казаки свято хранили “заветы Игната”: держаться старой веры, попов никонианского или греческого рукоположения на службу не принимать, с турками не общаться, за брак с иноверцами – смерть, царизму не покоряться и при царизме в Расею не возвращаться, за богохульство расстреливать. До начала 20 века некрасовцам удавалось уклоняться от армейской службы и посещения турецких школ. Большая группа некрасовцев (999 человек) вернулись в Россию в 1962 году. Пока они плыли из Турции в Новороссийск на теплоходе “Грузия”, родился тысячный некрасовец. Поселили некрасовцев в Ставропольском крае (кстати, в прошлом году я ездил в их края и фотографировал некрасовцев).
Небольшая же группа некрасовцев (мне встретилась в одном издании цифра 244 человека), в основном живших в местечке Казакёй в Турции, не согласившаяся ехать в Советскую Россию, перебралась вскоре в США, сперва в Нью-Джерси, неподалеку от Нью-Йорка, где некоторые прижились и живут и поныне, а затем и в Орегон, на западное побережье Америки.
Четыре с хвостиком часов полета из Балтиморского аэропорта (рядом с Вашингтоном) и приземлились в городе Феникс, штат Аризона. Кругом пустыня. На улице больше двадцати градусов тепла. Большая страна Америка. От Атлантического побережья до Тихого океана летим.
Пересадка, и через два с половиной часа мы уже в Портленде, штат Орегон. Здесь зимой тоже не пахло, но прохладней, моросит дождь, плюс десять.
Я-то думал, прилетим в разгар зимы. Потому-то и заказал в прокате “Субару-аутбэк”, с четырьмя ведущими. Думал по сугробам придется ездить. И дочку Томку настраивал, что на Рожество с детишками будет в снежки играть. Уж она радовалась! Соскучилась по настоящей русской зиме!
В Портленде, в аэропорту и на улицу выходить не пришлось, по подземному тоннелю проследовали с сумками в многоэтажный гараж. Пять минут и прокатная машина оформлена. В этом у них порядок. Все в компьютер уже занесено. Покажи только водительское удостоверение, дай номер кредитной карточки – и вперед!
— Вы знакомы с нашим штатом? – заученно-вежливо спросил меня работник фирмы. — Нет? А куда вы следуете? В Вудборн? Вот вам, пожалуйста, карта. Выезжаете на шоссе номер 205, далее по 5-му шоссе и до Вудборна.
За полтора месяца до нашей поездки, в конце ноября 2000 года, жизнь старообрядцев Вудборна омрачила кража в одной из молленых. Взломщики проникли в моленную на неделе, а пропажу почти 80 икон и 50 книг на церковнославянском, одна из которых относилась к 17 веку, верующие обнаружили лишь в субботу.
Почти сто семей посещают моленную, и каждая семья в свое время пожертвовала по иконе, по книге. От родителей к детям передавались они, веками. И вот такое несчастье…
К счастью, часть похищенных ценностей нашли спустя неделю. Воры побросали иконы и книги у ручья, неподалеку от места преступления. По всей видимости, отобрали несколько икон, а остальные просто выбросили за ненадобностью.
Случайные прохожие заметили валявшиеся на земле деревянные иконы, всего около 20. Не досчитались нескольких десятков складней и распятий, сделанных их металла. К сожалению, пострадали и подпортились от дождя и сырости некоторые книги…
Вудборн – типичный одно-двухэтажный американский провинциальный городишко, с населением, как значится на указателе у шоссе на въезде в город, в 16,150 человек. Здесь тебе полный набор стандартных американских магазинов – продовольственных и промтоварных, заправочных станций и закусочных. Когда американец попадает в нетипичную среду, где нет Макдональдса, он тут же теряется. Не удивительно, что, путешествуя по всему миру, американцы в любой стране всегда отыскивают знакомые и привычные хамбургеры.
— Они в настоящей деревне живут? – всю дорогу допытывалась Томка.
— Не думаю, конечно, что прямо как в России… Наверное не совсем так, скажем, как у нас в деревне, в Подмосковье… Но свое хозяйство у них, домашние животные, на земле живут, — пытался я как-то описать то, что сам себе представлял с трудом. Никогда ведь точно не угадаешь, пока не увидишь своим глазами.
Когда я последний раз звонил Барсуковым, трубку взял муж Евдокии, Иван. Я попросил позвать Евдокию, а Иван говорит:
— Так… нет ее сейчас… куда-то из избы вышла…
Ага, решили мы, значит живут они скромно, избёнка у них, видать небольшая.
Так и Томке объяснил, чтобы на особые удобства не рассчитывала. Уж как сложится. Принимают нас на две ночи, и на том спасибо.
Супруга моя, Марина, тоже настраивала Томку на самые непритязательные условия, готовила ее к тому, что спать придется всем вместе, вповалку, на печи. Томка ждала поездки с глазами полными страха, но одновременно и с затаенным восторгом…
В Вудборне в полной темноте, при помощи карты и подсказки местных, отыскали дом Павла Выговского. Он встретил нас радушно, как старых друзей. Подарил свою книгу о старообрядцах, написанную по-английски, газетные заметки из местной газеты. Извинился, что сам не может нас принять на ночлег.
Павел сел в машину, мы тронулись следом. Выехали из Вудборна. Километров пять по узкому шоссе, и свернули с дороги. Всматриваемся в темноту. По правую и левую руку обособленно стоят домики. На избы не шибко-то похожие. Скорее на зажиточные коттеджи в Подмосковье.
Ага, видимо, почти приехали, Павел заворачивает к двухэтажному кирпичному коттеджу. Поди, хочет узнать, как проехать. Не может же быть, чтоб здесь Евдокия с Иваном жили.
Нет, Павел вышел из машины, показывает рукой, мол, приехали…
Беспоповцы
Открывается дверь и стоит миловидная круглолицая женщина, лет сорока. Волосы убраны под “сашмуру”, как говорят здесь (на самом деле это “самшура”, женский головной убор, что-то вроде платка), в длинном сарафане, ну прямо из учебника истории, ни то 17, ни то 18 век… Приглашает в дом.
Ба! Вот тебе и изба! Я даже не удержался, сказал в слух:
— Мы-то думали в избе жить будем, а здесь прямо хоромы царские!
Глазеем по сторонам, как революционные матросы, ворвавшиеся в Зимний дворец.
Лестница с резными балясинами ведет на второй этаж, паркетный пол, и ступать-то на него боязно, сияет, картины в позолоченных рамах, добротная мебель, ковры, зеркала, подсвечники. Не в музей ли мы попали?
Тут хозяин выходит. Лицо – чисто русское: борода, усы, чуть вьющиеся волосы. Настоящий Иван. Синяя косоворотка, подпоясан пояском. И — в джинсах. И – босиком. И вдруг на чисто английском, а вернее сказать американском, обращается к Евдокии… Ну такое все, казалось бы, не сочетаемое! Облик русский, косоворотка и — джинсы, и — ярко выраженный американский “прононс”. Голос мягкий, приглушенный.
— Они голодные? Они ужинали? – по английский поинтересовалась Евдокия у нашего спутника, Павла Выговского. Наверное, думала мы по-английски не говорим.
Павел ответил что-то вроде того, что не мешало бы накормить.
— Я у вас-то и не был никогда, Евдокия, — Павел, видимо, сам поражен убранством. С большим вкусом дом обставлен. Много труда вложено.
Отвели нам гостевую комнату, лучше любого гостиничного номера. Позвали к столу. Евдокия у плиты, разогревает что-то, предупредила:
— Только у нас – пост. Так что я вас буду кормить, как своих кормлю…
Живут Барсуковы собственным хозяйством, по магазинам за продуктами не ездят. И хлеб свой пекут, и мяса хватает на весь год, и с огорода все свеженькое. Да и за грех почитается у многих, особенно шибко в строгости живущих старообрядцев-беспоповцев, из магазинов продуктами питаться. “Нечистая” еда, что куплена в магазинах.
Барсуковы выращивают ягоду, главным образом, ежевику. Земли много. На “фарме”, как здесь все старообрядцы называют ферму, держат семь коров.
Первые годы после переезда в Орегон приходилось старообрядцам тяжко. Жилья своего не было. Денег тоже.
Некоторые устраивались работать на фабрики, лишь бы зацепиться, семью прокормить, с долгами расплатиться.
Однако, не всегда жаловали старообрядцев на американских предприятиях. Вкалывать-то они вкалывают, еще пример показывают другим, только как быть с их церковными праздниками? Не всегда по душе хозяину, что рабочий его устраивает себе подобные “незапланированные” выходные.
А ведь церковных праздников в году набирается порядком. Правда, старообрядцы, надо отдать им должное, непременно отрабатывали пропущенные дни, а если надо и сверх того трудились. Кого-то из предпринимателей устраивал такой режим работы, кого-то нет.
Многие мужики шли на вырубку леса. Годами работали на лесоповале, прежде скопить что удалось, прежде чем собственным хозяйством обзавестись.
И, конечно же, нанимались в поле работать, к американским фермерам. Неожиданный наплыв старообрядцев в Орегон устраивал местных фермеров. Кто же откажется от дешевой рабочей силы? Целыми семьями, а семьи у старообрядцев многодетные, по десять, а то и более детей, трудились не покладая рук на полях. Как уборка начинается, так по шестнадцать, а то и более часов вкалывали. И ночью собирали. Днем руками, чтобы ягоду не попортить, а ночью, когда попрохладней, и ягода чуть крепче делается, можно механическим способом.
Теперь старообрядцам уже нет необходимости самим спину гнуть, сами хозяева, теперь ягоду собирают другие наемные рабочие, главным образом, как их называют старообрядцы, “мексиканы”. Но это не значит, что можно сидеть сложа руки. И без работы в поле по хозяйству дел хоть отбавляй. Да еще бухгалтерию надо вести. В Америке любят придумывать для заполнения бумажки.
“Мексиканов” в США за последние пару десятилетий набежало видано не видано. Кто из них легально находится, кто нет, сразу не выяснишь. Когда время рассчитываться подходит, и хозяин заполняет ведомости, и звонит в специальное учреждение уточнить номер социального страхования наемного работника, тут выясняется, что человек под такой фамилией и с таким номером уже давно помер.
Иван Барсуков сидит в кабинете над кипой бумаг, в которых “мексиканы”, проработавшие у него на полях вписали свои данные, и по телефону диктует налоговым органам фамилии и номера социального страхования.
— Нет такого? Ладно. А вот такой-то? Умер, десять лет назад?
Иван помечает что-то на бумаге. Вижу, что он совершенно не удивлен.
— Мертвые души? – шучу я.
Иван, видимо, Гоголя не читал, но улыбается в ответ, мол, здесь это частое явление.
В США “нелегалов” из Мексики живет несколько миллионов. Кто за временными заработками устремляется на территорию северного соседа, и затем с пачкой долларов возвращается домой, кто навсегда приезжает, в надежде обосноваться.
У Евдокии с Иваном двое детей – Иларион и Фетиния. Илариону — 19, Фетинии – 21 год.
Дети учатся в колледже, в городе Сейлем. Родители купили и дочери и сыну по машине.
— Иларион в общежитии живет. Мастится на свет выскочить, — вздыхает Евдокия. – А вот Фетиния дома живет, ездит каждый день. Тут “майлов” двадцать будет до Сейлема.
Иларион изучает немецкий язык, мечтает выучиться на юриста.
Чтобы дети старообрядцев в колледже обучались, такое дело до недавних пор крайне редко встречалось. Раньше и 8 классов с трудом заканчивали. В школу чуть ли не силком затаскивали. По американским законам среднее образование дело обязательное. Подписку с родителей брали. А теперь, глядишь, многие потянулись в колледж. Кто фармацевтом думает стать, как Фетиния, кто юристом, как Иларион, кто инженером, врачом, агрономом и т.д. С одной стороны, тенденция заслуживает похвалы. Не сомневаюсь, что и в точных науках, и во врачебном деле зарекомендуют себя дети старообрядцев. С другой стороны, наметилась тенденция к распаду традиционного семейного старообрядческого хозяйства. Дети начнут покидать хозяйства, уезжать в другие города, терять связь с домом, с общиной, с церковью, с родным языком.
Евдокия родилась в Китае, куда бежал, то ли перед самой революцией, то ли сразу после, ее дед – Китыч, чтобы, как он говаривал, “спастись под змеиным крылом”. Китай всегда на Руси называли землей “змеи” или “дракона”. Позднее родители ее перебрались в Аргентину, где прожили в области Парана до 1972 года. Евдокия свободно говорит и по-испански. Это, кстати, характерно для многих старообрядцев, приехавших из Латинской Америки, и очень помогает с “мексиканами” разбираться.
— Как же вам там жилось, в Аргентине? – допытываюсь я.
— Да как? Помню все через детские глаза, — говорит Евдокия. – Вот родная сестра туда ездила некоторое время назад, рассказывает, что все ворота свалились… Все заборы оплакала… что там ребят больше нет…
Пока разговариваем, проходит Иларион, куда-то собрался ехать.
— Куда, на ночь глядя? – Евдокия сидит на кресле, подложив под себя ногу, вяжет.
— С друзьями они собираются, — подсказывает Фетиния.
В голосе ее звучит нотка обиды, мол, его в это время отпускаете, а меня нет.
Евдокия строго напоминает:
— Иларион, убери в своей комнате.
— Убрато! – заявляет Иларион.
Евдокия вздыхает, качает головой. Видать, никак не соберется сын навести порядок перед праздником.
— В Аргентине родители помидоры садили, — продолжает Евдокия. – Много земли было. Тем и жили.
— А здесь? – интересуюсь.
— Здесь? Перец сажу, лук сажу, помидоры, капусту, свеклу, кукурузу, фасоль сажу. Картошку рощу, только что для себя. А еще цветки рощу. А Иван смеется: “их есть нельзя и продавать нельзя. Зачем рощишь?” — Для души…
Замуж Евдокия вышла в 15 лет. А Ивану было аж… 16 годков.
— Я в 15 “нашлась”, потом сестра, Ксения “нашлась”…
И Иларион, и Фетиния говорят по-русски, но не так легко, как родители, по-английски им порой изъясняться проще, больше запас слов. Считай родной язык. От того, по-видимому, часто переходят дети с одного языка на другой. Спросит что-нибудь Евдокия или укажет, что сделать, а ответ от детей получает по-английски. Евдокия продолжает по-русски, по крайней мере в нашем присутствии, а дети упорно отвечают по-английски.
Проблема сохранения русского языка для старообрядцев на сегодняшний день первостепенная. Дети все ходят в американскую школу и не хотят говорить по-русски. Разговорный русский с грехом пополам в семье хранится, правда писать и читать на родном языке мало кто может. Приходилось слышать опасения, что утеря русского языка неминуемо приведет к ослаблению, а в последствии и гибели старообрядчества в Америке. По мнению других, эти опасения не оправданы, ибо, как показывает практика, отдельные старообрядцы, порвавшие с верой и семьей, ушедшие, что называется, в мир, спустя годы, опомнившись и раскаявшись, все же возвращаются и возобновляют прежние обряды и традиции.
На следующий день после постного обеда, осмотрел получше хозяйство Барсуковых. Во всем порядок. Идеальный. Глаз радуется за нашего мужика-хозяина. Значит, могём! Значит, не в крови это у нас – в бардаке да в разрухе жить! Значит, не русская это национальная черта – бесхозяйственность! Надуманно это все. Просто разучились, видать, за семьдесят лет хозяевами на земле своей быть…
А вот у старообрядцев умение и прилежание никто не отнимал, от отцов и дедов передалось.
Но Евдокия мою восторженность аккуратно поправила:
— Не все старообрядцы живут в достатке. По-разному складывается жизнь. Бывает, что мужик ленив, бывает пьет, — и затем добавила: — Живем в большом мире… Худо-то быстро прилипает…
Телевизора в доме у Барсуковых нет.
— В телевизоре много роскошного показывают, — поясняет Иван, — а молодежь втягатся в няго…
— Потому и старики недовольны, — соглашается Евдокия.
В других старообрядческих семьях, правда, телевизоры встречаются. И видеофильмы смотрят. Каждый, очевидно, сам себе определяет, насколько от мира отгораживаться.
Вот еще интересная деталь. Видать, из деревенской жизни сохранилась. Никогда старообрядцы не входят в дом через главный, так сказать парадный вход. Или через гараж пройдут, или с противоположной стороны дома, через кухоньку входят-выходят.
Большая крепкая семья – одно из главных достоинств старообрядцев. Вера да семейный уклад – вот две основы, благодаря которым держались они веками. И на чужбине, какие бы невзгоды не выпадали на их долю, четко держались давних правил и обычаев.
И в Турции за многие годы, и в Китае, Латинской Америке, и в США умудрялись всегда найти невест и женихов из “своих”, из старообрядцев. Причем, браки с родней категорически запрещены, так что искать надо подалее.
Говорят, в орегонских старообрядческих семьях больше девчонок родится, а вот на Аляске все мальчишки да мальчишки. Потому-то и вынуждены родители покупать своим подросшим детям билет на самолет, кто из Аляски в Вудборн, кто из Вудборна в Канаду, кто из Аргентины и Бразилии в Орегон и наоборот. Предлог всегда один – “пущай погостить съездит”. Часто и дети заведомо знают, что неспроста их отправили, а что “на смотрины” едут. Ненароком познакомят молодых, поухаживают они должное время, глядишь, и свадьбу пора играть. Какие бы там разногласия не водились по поводу согласия, важно, что на одной вере новая семья строится.
Только о браках со старообрядцами из России слышать почти не пришлось. Далековато, видать, добираться. Из России еще и дорого, редко у кого средства есть такие, и власти американские очень неохотно выдают старообрядцам из России въездные визы. Подозревают, что не в гости едут, а навсегда остаться.
Брак же старообрядцев с американцами явление чрезвычайно редкое. Это значит, сын или дочь ушли в мир, разорвали с семьей, с заветами предков. Такие случаи были, но их по пальцам пересчитать можно.
Как бы ни отгораживались старообрядцы от мира, как бы ни учили детей следовать строгим канонам, некоторые порядки современной американской жизни все же “прилипают”.
— Коли муж жену “воспитывает”, лупит, не все из молодых терпеть готовы, — призналась мне одна старообрядка. – Позвонят по телефону, вызовут полицию, и мужа заберут в полицейский участок. Пару раз так позвонит, и муж больше руку не поднимает…
Вот тебе и домострой…
Всем собеседникам под конец задавал я один и то же традиционный вопрос: “Что для вас Россия?”
— Мы и не знам кака она, Россия, — подумав, ответила Евдокия. – Никогда там не были, не видали… — а затем добавляет: — Вот отец Ивана, Николай, отправился на Енисей, в старообрядческий монастырь (я думаю, что правильней будет говорить о ските – М.Е.), вернется, расскажет… — И еще добавляет, с некоторой грустью в голосе: — Нам родно-то здесь получилось, а не там…
Сложилось у меня впечатление, что просто так в Россию никто не рвется. Далеко она, Россия, непонятна, да и ни в Москве, ни в других городах для старообрядцев Орегона ничего родного не осталось.
Так, порой родственник где отыщется. Свяжутся, съездят, бывает, погостят, и обратно.
А вот о Енисейских скитах приходилось слышать ни раз. Манит старообрядцев неведомая даль. По всей видимости, строгая жизнь в затворничестве, по всем канонам, с соблюдением законов, перенятых у предков, будоражит воображение здешних старообрядцев, особенно тех, кто считает, что американские “прелести”, соблазны современного мира слишком пагубно воздействуют на молодое поколение.
Заехал проведать Макара Афанасьевича Зенюхина.
Родился Макар в 1938 году на территории Китая, в Алтайском крае, в верховьях Иртыша. До границы с Монголией и России рукой подать – всего 20-30 километров.
— Жили все больше среди казахов. Налоги легкие были. Народ поднялся
Особо старообрядцев не притесняли. Пока в Китае коммунисты к власти не пришли.
— В 1956 стали кооперацию предлагать.
Тут стало для многих очевидным, что наступают тяжелые времена. В конце сороковых годов баптисты и пятидесятники сумели уехать, сперва в Шанхай, и далее до Филиппин. Но переписка с ними осталась.
— Через “йих” узнали, что можно податься дальше…
И вот где-то в 1956 начинают старообрядцы всеми правдами и неправдами в Шанхай перебираться. Кому везло визу зарубежную выхлопотать, того выпускали из Китая.
— Дело-то было тяжкое. Документы требовались, деньги. Многие семьи в 58-ом загнали в Синьцзяне в коммуны. Скот отбирали. В коммуне все делается “по конец руки”, кое-как… Все по приказу. Пшеница не дошла, а приказано убирать. Поспело – не поспело – собирай урожай… Еще там “скачок” у них был, железо все плавили. Чтобы Америку догнать… Повсеместно кокс жгли. И в шахте работали. Уголь долбили, крепления ставили. И на лесоповале работали. И хлеб убирать угнали. Кто не соглашался, китайцы арестовывали.
Однако, старообрядцы народ упертый, коли задумали что, на своем стоят. Так семья Макара Зенюхина в Аргентину попала.
— Десять лет в Аргентине прожили. В провинции Рио Негро. Сперва 5 семей заехало. В 1963 году еще семей двадцать. Чем занимались? Помидоры садили. А в 1971 году в Вудборн переехали.
Тоже, судя по всему, переезд не из легких был. Всю семью перевезти надо.
Семья у Макара Зенюхина большая. Десятеро детей. Три дочери в Китае родились, еще трое детей – в Аргентине, три сына и дочь – уже в США. Жена – Таисия.
— Когда приехали в Америку, в лесу на елочках работали. Лес валили. Пятнадцать лет проработал. Теперь вот своя земля, ягоды ростим.
— Ну, а Россия? – вновь повторяю я тот же вопрос.
— Никогда там не жил… Чужая жизнь…
Правда, выясняется ездил в Россию Макар. Не так давно, какие-то несколько лет назад.
— И… как она вас встретила?
— Отрадно было, что люди стараются Бога искать… Я под Москвой жил, однажды как-то на электричке еду, старушка подсела. За священника меня приняла…
А в заключении нашего разговора признался Макар:
— Хоть и не родился я там, а что-то родное есть. Сердце болит за нее… Мы ведь как, мы не безразличны к России. Когда Советская власть была, не любили ее, слишком хорошо помнили, что она с родителями и родными сделала…
Как-то вечером второго дня Евдокия окна мыла, говорит мне:
— Тебе надо с нашим соседом поговорить. Он из турчан. Фотографии свои покажи. Не знаю, правда, дома ли он.
— А вон, кажется, кто-то там на участке у него ходит. Не он ли? – обрадовался я
— Корнилий! – крикнула Евдокия. – Иди-ка сюда!
— Пойдем ко мне домой, что ли? – пригласил Корнилий. Фамилия его Авгий, 51 год. Жена – Анастасия. Семеро детей у них.
Корнилий из казаков-некрасовцев, что ушли из России после восстания Кондрата Булавина. Родился и вырос в Турции.
Приехал Корнилий с семьей из Турции 5 июня 1963 года. Перебраться в Америку помог базирующийся в Америке Фонд Л. Толстого и, как утверждают сами сами “турчаны”, лично Президент Кеннеди.
Поведал я Корнилию о жизни других “турчан”, что в Советский Союз вернулись. Фотографии показал.
— Как они там устроились? – спрашивает Корнилий.
— Да чего таить-то, бедновато живут казаки-некрасовцы. Трудные нынче времена у нас в России. Но веру хранят. Молятся, как прадеды молились.
Рассказал я о своей поездке в Ставропольский край.
А Корнилий поведал мне про жизнь в Турции, как однажды засуха одолела, и как молились турки своему богу, да все впустую.
— А старообрядцы на Илью пророка вышли с иконами на поле, на молебен. И скоро грянул гром, и дождь пошел. Турки щурились, да только головами обиженно качали: “Их Бог услыхал их молитву…”
— С турками, видать, тесных отношений не водили? – спрашиваю я.
— С тополя лист прилепить к дубу не можешь… Свой язык, своя вера…
Присоединился к нашей беседе младший брат Корнилия Иасон. Живет напротив. Ему 39 лет. Пятеро детей.
— Господь дал нам шанс, а те, кто вернулся в Россию, их многих погубили… – говорит Иасон. — Господь нам благодать дал. Дал возможность еще в Америке пожить…
— А долго еще продержитесь? Не растеряете язык, обычаи? Детишки-то вон ведь малые, вижу, порой совсем мало по-русски говорят, — беспокоюсь я.
— Главное не совокупиться с миром… — заключает Иасон.
Белокриницкие
Приютили нас Барсуковы на две ночи. Одна прошла. Предстояло куда-то перебираться. Поехал я разыскивать отца Порфирия. С ним говорил по телефону из Вашингтона. А номер получил из… Австралии. Дело в том, что уже больше года состою я в переписке с одним старообрядцем в Австралии. Он как раз из одного с отцом Порфирием Белокриницкого согласия.
Но одно дело по телефону поговорить, и совсем другое доверие завоевать. Надлежит представиться, уже очно, о себе рассказать, за каким таким делом в Вудборн пожаловал, да что за дело до старообрядцев.
Отец Порфирий Тимофеевич Торан встретился мне на улице Вифлеем. Весь в заботах был батюшка. Прихожанам время надо уделить. А тут и по хозяйству дел накопилось. Праздник на носу, надо дом перекрасить.
Хлопотал батюшка вовсю, с рабочими разговаривал. Понял я, что не до меня. Оставил телефон Барсуковых, отец Порфирий обещал вечером перезвонить, договориться о встрече. Правда, вечером звонка я так и не дождался. И на следующий день вновь отправился его разыскивать. Теперь уже дал понять, что просто так не уеду, что непременно нам надлежит сесть и побеседовать. Пригласил меня отец Порфирий в дом.
Сам он из “турчан”. В семье 8 детей. Жена – Катерина.
— С побочной силой фермерское хозяйство держим. 27 акров земли, поведал отец Порфирий.
— В 70-х, все больше азиатской породы наезжали, на полях работать, — рассказывает отец Порфирий. — Китайцы, вьетнамцы. Хорошо трудились.
Как и многие старообрядцы Вудборна, семья отца Порфирия выращивает ягоду. А также неплохой доход идет от декоративного кустарника.
Земля в здешних местах жирная, плодородная.
Однако, сельское хозяйство, как известно, дело не всегда надежное. Год на год не приходится.
— Отвека было так: где засуха, где мороз…
— Значит, вы теперь Белокриницкие?
— До 1984 года беспоповцами были. А 84-ом приняли священство. Храм поставили. Вознесения Госпондя.
На мой вопрос, почему не в Москву за священством ездили, отец Порфирий объяснил:
— В Россию дорога тогда была закрыта, так что приняли священство от Румынской ветки.
— Может они вас зазывали? – решил уточнить я. – Гонцов засылали?
— Нет, сами обратились, никто не навязывал.
Показал отцу Порфирию свои фотографии. Признал он сразу отца Феофана из Кумской долины, порадовался. Родной казак-некрасовец.
— Недавно к старообрядцам в Пенсильванию, в город Ири ездил, — сказал я отцу Порфирию. — Там община поделилась. Часть в беспоповстве остались, часть приняли священство от Русской Православной Цервки За Границей. И службу на английский перевели. Звучит, признаться, странно…
Отец Порфирий понимающе кивнул, однако философски заметил:
— Православие — явление для Америки новое… Если прихожане по-русски не понимают, то приходится идти им навстречу. Тогда английский язык необходим…
— А как же с заветами Игната Некрасова? Завещал ведь он, помимо всего прочего, язык родной хранить, никогда не забывать.
Пожимает плечами отец Порфирий. Как тут ответить.
— Понятно, — говорю, — это уж как Бог даст…
На третий день нашего пребывания в Вудборне, после рекомендации отца Порфирия, пригласили нас к себе в дом Александр и Ульяна Кам.
Большой дом, недавно выстроенный, грамотно и основательно, с огромным подвалом, с гаражом на две машины, теплый дом, просторный, уютный. Современная кухня, современная мебель. Ничем не хуже городской квартиры. А какой воздух! Своя земля кругом, свой лесок, поле.
Представлялось мне, что непременно встречу я в домах старообрядцев картины: пейзажи русские, дали да леса. Нет. Ничего подобного не увидели. Не знают они, какая Россия. Не ведомы ее прикрасы. Нет у них тоски по Родине, как у некоторых эмигрантов. Не мучает ностальгия. Слишком много воды утекло…
А висят на стенах в домах старообрядцев, помимо, конечно же, икон, фотопортреты. Это уж, видать, традицией стало. Как только кто свадьбу сыграл, так молодых в студии фотографируют, на цветную пленку, да в дорогую рамку: в нарядных платьях, в расшитых рубахах. Фотопортреты всей родни найдешь.
Семья Камов небольшая, одна дочь, Таня, к тому же одногодка Томки, десять лет.
Ульяна женщина дородная, черновласая, чернобровая, в молодости – первая красавица на деревне.
Долго пришлось Александру добиваться ее. По рассказам Ульяны, ей “любились другие парни”, но родители советовали взять в мужья Александра. Он был надежным, серьезным и деловым. И родные оказались правы. Прожили они душа в душу. Только вот детей Бог не дал. Таня у них приемная.
Привез нас в дом к Камам отец Порфирий под вечер.
Ульяна салатик из овощей тут же нарезала, суп постный из чечевицы предложили. “Чайку наладили”. Девчонки тут же убежали играть.
Разложил на столе фотографии:
— Вот, в прошлом году у ваших “турчан” в Ставропольском крае бывал, в Кумской долине.
Признал Александр своих:
— Отец Феофан! Помню. Как же.
Вот и ладно, общие знакомые нашлись. Разговор завязался. Достал блокнот, уточнил у Александра:
— А как по-батюшке?
— Архипович.
— А что за фамилия такая интересная, Кам?
— Так, то из Турции пошло. Стекловы мы вообще-то, — объяснил Александр. – по-турецки стекло – джам, но пишется через “С”. Так нас турки записали. А как приехали в Америку, не меняли.
По-английски фамилия Александра пишется “Сам”. Но “С” читается как “К”.
В Америке большинство “турчан” сперва в Нью-Джерси жили, неподалеку от Нью-Йорка. Там до сих пор община старообрядческая, родной брат Александра, Иван, живет.
Подзаработав немного денег, Александр купил машину, и решил податься на западное побережье США, в Орегон. Где и познакомился с будущей супругой, Ульяной.
Спрашиваю Ульяну, откуда ее семья.
— “Харбинцы” мы, из Бразилии.
— Интересно, как в Бразилии-то жилось старообрядцам?
— Да как? Рис растили, пшеницу. Коров имели, лошадей, курей. Огород садили. Урожаи бывали хорошие. А бывало дождь все зальет. Урожай не возьмешь. “Чернота”, то есть местные, те задаром работали. Только вот все это ничего не стоило. Только на еду все шло. Разбогатеть не выходило. Зажиточных в наше время не было. потом стали бобы сеять, “вату”.
После ужина традиционно спрашиваю о России.
— Россия? – задумалась Ульяна. – Охота бы повидать. Вроде Родина, да не видали мы ее никогда.
Вудборнский Вифлеем
Улица Вифлеем. Невелика улица. И километра, поди, не будет. Дворов 30 вдоль нее стоят по обе стороны, не больше. Одни старообрядцы живут.
Казалось бы, сплоченность должна быть и единство. Ан-нет. И тут раздробились. Аккурат на три части: две беспоповские часовни – Покров Пресвятой Богородицы и Успения Пресвятой Богородицы, — и поповский храм Вознесения Господня между ними. И на соседней улице еще одна моленная, “харбинцев”.
Съезжаются по большим праздникам на улицу Вифлеем старообрядцы со всего округа, и из Канады, из Аляски приезжают. Женщины нарядные, в расшитых платьях, но чаще всего одноцветных. Среди “турчан” не встретишь, как на Ставрополье, ярких, пестрых платьев, что традиционно носили некрасовцы в Турции. Более консервативно одеваться здесь в Америке стали женщины. Мужчины в расшитых цветастых рубахах, но перед тем, как зайти в моленную, в храм, поверх непременно черный кафтан накинут. С этим строго. Съезжаются старообрядцы, но вместе нигде на улице не пересекутся, кто куда привык молиться ходить, туда прямо и подъезжает.
Как тут не вспомнить 17 век, откуда пошла в сознании народа, в душе трещина,
Как тут ни вспомнить слова из Писания:
“всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет,
и дом, разделившийся сам в себе, падет”.
Чрез столько бед вместе прошли, натерпелись за триста лет, столько стран повидали, пока пристанище искали, а поселились, наконец, в безопасности, не гонимы более, не преследуемы, без голода живут, все есть, рядышком живут, по соседству, и единой веры держатся люди. И каждый эту веру и обычаи по-своему трактует, каждый за свое держится. Никак не сойдемся вместе…
— Когда по-первости приехали в 60-х годах, решили назвать улицу Вифлеем, — рассказывает отец Порфирий. – Купили участок земли у американского фермера. Поделили землю ровно. Все, кто участвовал в покупке, получили участок.
Мы сидим в доме отца Порфирия. Дом одноэтажный. По сравнению с домом Барсуковых, можно назвать его скромным. Но отец Порфирий не гонится за богатством, за роскошью: “Все слава Богу. Никто не завидует и обижаться не на кого…”
Да и помимо хозяйства и семьи ответственность у батюшки большая – за приход, за верующих. А есть такие, что вдали живут, за сотни километров, в другом штате.
— Все старообрядцы на “честных” работах. Все “хозяева”. Некоторые “фармеры”, строители, — рассказывает отец Порфирий. — Редко старообрядцы в найме работают. Это только в первое время было, когда только приехали сюда… Россия имела для меня цену до революции, — признался отец Порфирий. – А затем инородцы к власти пришли. Революция-то, коли посудить, — расплата. Рука Божья никого не пощадила… Расплата за гонения, за страдания собратьев. И царь и церковь на своих же гонения устраивали… Теперь пусть народ обращается за прощением к Богу…
Приехали в шестидесятых годах в Америку бородатые полуграмотные мужики. Кто четыре класса закончил – грамотей. Без знания английского языка. Без копейки в кармане. Те, что из Турции перебирались, им еще повезло, их на самолете привезли, переезд ни во что не встал. А с Латинской Америки кто прибыл, еще за билеты долго рассчитывались. Еле концы с концами сводили. На всем экономили. Долги отрабатывали.
Прошло несколько лет, и, глядишь, смекнули старообрядцы, что к чему, как тут в Америке устроен мир, как заем получить, как землю прикупить. Где выгоду найти.
Глядишь, из рабочих в “хозяевов” превратились. Встали на ноги. Крепко. И стотысячниками стали, а есть и такие, что миллионы в обороте имеют.
Гибкие с точки зрения хозяйствования, внимательно следящие за техническими новшествами, и закостенело-верные с точки зрения веры и обряда. На том и стоят старообрядцы. Более трех веков.
Россия прогнала, сгубила людей, по-настоящему любивших родную землю. Людей, водивших пароходы по Волге, строивших заводы. И достались они… Америке. Вернутся ли когда на Родину? Вряд ли. Поздно. Слишком много воды утекло…
Как тут не всплеснуть руками, как не взмолиться: “Господи, да что же мы такое творили! За что же Россия так мстила, особенно в ХХ веке сыновьям и дочерям своим?!”
Рожество
Никогда мы не походили на Запад. Даже с точки зрения христианских праздников есть какое-то негласное деление между Западом и Россией. В Америке, как и в Европе, первопраздником считается Рожество, а в России испокон веков была Пасха. Чувствуете разницу? Рождество Христово содержит одни положительные эмоции. Никаких страданий, никаких переживаний, страстей. И, совершенно иное дело, Пасха. Когда люди православные всякий раз заново, вместе с Христом, в мыслях, в душе, в сердцах своих проходят путь до Голгофы. И с замиранием ждут того мига, когда зажгутся свечи и настанет момент воскликнуть “Воистину воскресе!”
Если спросить об этом старообрядцев, они непременно скажут, что нет такого понятия главный праздник, что все праздники – важны. Но думаю не ошибусь, если скажу, что душа русского человека уже тысячу лет как сделала выбор: не пройдя через страдания, не испытав то, что испытал Спаситель, невозможно истинно и глубоко любить Его.
Как и везде, старообрядцы в Орегоне живут по собственному календарю. И то, что недавно праздновался Новый год, и Рождество по западному стилю, и все американцы закупали подарки и просто тратили деньги (часто которых у них и нет, покупая в кредит), и наряжали елки, и готовили званые обеды, для них ровным счетом ничего не значит.
Готовились старообрядцы в Вудборне к своему Рождеству, чтобы все было как в старину. Убирались в доме, образа медные да распятия чистили, платья да рубахи праздничные разглаживали. В последние дни поста – самые строгие требования. А уже о праздничном дне следует думать, чтобы наготовить вкусностей, разговеться можно будет. А потом и христославить будут ходить, надо гостей угостить подобающе.
Машины, машины, машины. Съезжаются со всех окрестностей старообрядцы. В моленных и в храме не хватает места. Душно. Открывают проветривать окна. Даже те, кто оказались где-то на стороне, оторвались от семьи, приехали. Скромно стоят в уголочке. Иногда с американским мужем или женой. Объясняют по-английски, что происходит и почему, как устроена служба.
Много детей. Бородатые мужчины в черных, длинной почти до пола, кафтанах, стоят впереди сложив руки на груди. Женщины позади. Полумрак. Свечи. Лики святых. Восьмиконечный крест. Глубокие поклоны.
Люди на клиросе вбирают в легкие воздух и все пространство наполняется пением.
Служба выматывает физически, но в душе происходит какое-то преображение. Очищается душа. Легко становится. Празднично.
Расходятся уже за полночь, чтобы несколько часов отдохнуть и с утра вновь быть в моленной, в храме…
На Рожество после службы фотографировались перед церковью. Разъезжались семьи быстро. Не успел оглянуться, через пять минут никого перед храмом и не осталось. Одна только машина стоит на парковке. Подходит ко мне бородатый мужчина, добродушно спрашивает:
— Вам, видать, некуда ехать?.. Поедемте к нам в гости…
Вот русская душа! О незнакомом человеке всегда готовы позаботиться. Мало ли кто с фотоаппаратом ходит, да по-русски говорит. Русское гостеприимство. Я даже и имя его не успел спросить, лишь поклонился и признательно произнес:
— Спаси Христос, меня в доме Александра Кама ждут.
У дома отца Порфирия сфотографировал его семью. Не все, правда, дети были в сборе.
Поблагодарил батюшку за то, что с Александром и Ульяной познакомил.
— Такие добрые люди! И душевные.
— И веселые, — добавил отец Порфирий.
— Да, уж с чувством юмора у Александра все в порядке.
Никогда не забуду любимые “американские” выражения Александра. Как не согласен, так сразу: “Но-у!” (то есть “нет!”). Но не категорично, не зло, а как-то мягко, с иронией. Или его коронное: “Биг дил!” (“подумаешь!”). Или: “зэтс ит!” (нечто вроде “так-то!”, “и всё!”).
Только отошел от дома отца Порфирия, подъезжают на “пикапе” (это самая популярная машина в сельской местности, грузовичек с небольшим кузовом) трое молодых старообрядцев, беспоповцы. Дионисию и Георгию – по семнадцать лет, Кондратию Калугину – двадцать. Отмолившись, приехали они какие-то дела решить или кого из ровесников повидать.
Безбрадые. Одеты по-современному. Один, что за рулем, по мобильному телефону говорит.
Русский язык понимают, а разговаривать не могут, или стесняются. Подумал про себя: лишь бы не забыли язык, такое богатство потеряют. Как же тогда дальше-то? Что останется? Не дай-то Бог. Если дома перестанут с детьми говорить по-русски, все, конец. Мало хранить старинные книги и на иконы молиться. Мало традиции хранить. Мало уметь по церковно-славянский читать. Надо и русский язык хранить. Не отделим он от древней веры нашей.
У отца Кондратия, Лазаря Калугина, свой бизнес. Строит дома и квартиры. Кондратий помогает отцу.
— А про Россию-то что знаете? – спрашиваю по-английски парней.
— Там много монастырей, — отвечает один.
— Наша религия оттуда происходит… — говорит второй. И добавляет: — Проблем там много…
— И хозяина настоящего нет, — вздыхаю я. – Знаете, что такое хозяин?
Кивают, говорят по-английски:
— Это как босс…
— Как начальник…
Почти, но не совсем. Точно-то и не переведешь слово “хозяин” на английский. Очень уж ёмкое…
Да, вот еще интересный факт. Жизнь старообрядцев исторически стояла на консервативной закваске. Не удивительно потому, что все, за исключением одного человека, с кем мне довелось говорить, предпочли приход в Белый дом Джорджа Буша, кандидата от Республиканской партии США.
Один лишь Александр Кам бил себя в грудь и доказывал, что лучше демократов не бывает. Что только благодаря демократам попали в Америку старообрядцы.
— Президент Кеннеди, ведь демократом был. А без него мы сюда бы не попали…
Спорил Александр с братом Ульяны, сорокалетним Ильей. Илья заехал в гости после церковной службы, вместе с сыновьями. Три сына у него. Доказывал Илья, что теперь, когда, наконец-то, закончилось правление Клинтона и пришли в Белый Дом республиканцы, хоть краснеть не придется за выходки президента, и для развития бизнеса все одно лучше президент-республиканец. Спорили они долго, жестикулируя и повышая голос, но без обид. Спорили и чувствовалось по всему, что искренне переживают за Америку, за исход выборов. Выходит, не чужая она им. Выходит, проблемы здешние ближе, чем российские…
Неделя пролетела совершенно незаметно. Последнюю ночь провели в доме Барсуковых. Уж так вышло, что приглашали они нас вернуться перед отъездом.
Отведали домашнюю бражку, на ягодах приготовленную. Пост закончился, теперь и выпить не грех. Бражка красного цвета, прозрачная, пахучая, ягодой отдает, и крепкая, градусов 18-20 будет.
Долго сидели, за полночь. Мы – о Москве и России рассказывали, о стране, которую ни Иван, ни Евдокия, хоть они и русские, в жизни не видали, и совсем не знают, о повседневных проблемах и чуть-чуть о политике.
Приняв веру от греков, крестившись, Русь словно ожерелье жемчужное надела, преобразилась, возвысилась духовно. Помогала ей вера любые испытания пережить, любые невзгоды перетерпеть.
Росла и мужала Русь. И молитва никогда не сходила с ее уст. И Христос не покидал ее сердце.
А затем грянуло страшное бедствие, и душа русская, доселе цельная, ненадломленная, раскололась.
Не пережив Никоновские “исправления”, не вынеся реформ Петра, треснула русская душа.
И потянулась та трещина на века, и привела к революции семнадцатого года.
И, к сожалению, доселе поделена душа русская.
Впервые такое зло случилось в 17 веке на Руси. Впервые кто-то поднял руку на заветы Святой Руси, решился плюнуть в старину, отнять у страны ее родное, отмести, как устаревшее, ненужное.
Словно разбойник подкрался и сорвал в 17 веке с невесты Христовой ожерелье. И разлетелись жемчужинки. Некоторые в леса дремучие укатились, в края недосягаемые, и все дальше и дальше, пока не оказались в далеких странах.
Вот эти жемчужины я пытаюсь разыскать, собрать воедино в фотографическом проекте, который веду уже три года, и который, по всей видимости, растянется еще на долгие годы. Очередная глава завершается…
Летели до Феникса, а там пересадка и — до Балтимора. Почти семь часов в воздухе. А меня все не покидали мысли:
В такую даль ездили. Зачем? Что я, собственно, искал в Орегоне?
Одну из жемчужинок с ожерелья, что украшала Русь, невесту Христову?
Нашел эту жемчужинку.
Наследников Святой Руси?
Да. Портреты их увожу с собой. Крепкие ревнители святоотеческой веры древнего благочестия. Славные люди! Русские люди! И сомнений не держал, что так именно и будет.
И вздыхал про себя: таких людей не хватает сегодня, чтобы вытянуть Россию из болота. Если бы все мы собрались единым домом, позабыв раздоры и обиды…
Ведь коли разобраться, покопаться в истории, старообрядцам мы, ой, как обязаны. И, прежде всего тем, что сохранили они связь с прошлым, что донесли до наших дней заветы Святой Руси, что умеют любить и понимать землю.
“Непреклонность, пренебрежение к мнению большинства, самостоятельность в хранении обретенной истины является тем драгоценным вкладом, который старообрядчество внесло в русское религиозное чувство”, писал Вл. Рябушинский. И еще:
“Кто знает этого упорного стяжателя, прижимистого, твердого, настойчивого в труде, смекалистого, ловкого, часто очень одаренного, но одновременно обуянного большой духовной гордостью, тот поймет, что не всегда ему легко склонять свою умную, но упрямую и обуреваемую соблазнами голову перед заповедями Христа”.
Настоящие хозяева, народ мужественный, крепкий, ответственный, полный здравого смысла. Народ, живущий на земле. Народ с сильной верой. Так важны именно сегодня старообрядцы для России. Так надо, чтобы кто-нибудь указал сегодня России, стоящей на распутье, лишенной национальной идеи, правильный путь, помог сделать правильный шаг, шаг к спасению. У них должно учиться. От них должно принять утерянное…
Смогли эти люди, никогда не бывавшие в России, сохранить истинно русские, старинные традиции, обычаи, наряды и язык. А главное – дух! Веди они же более русские, чем большинство русских, живущих ныне в России. Правильно, наверное, будет всех нас называть советскими людьми, а уж чисто русские – так это они…
Вот что еще я искал в Орегоне! Искал я настоящего русского хозяина. Не того, кто коллективным хозяйством развращен и попорчен, а кто от отцов и дедов перенял умение быть крепким собственником, единоличником, хозяином земли, брать от земли все и возвращать ей, кто умеет одновременно и зарабатывать и делится, со страной своей… кто одновременно бы и свято хранил веру и хозяином был.
Нашел я в Орегоне такого хозяина!
Настоящего Русского хозяина!
Жаль только, что сегодня, когда Россия ищет свой путь, хозяева эти так далеки от Родины…
При написании очерка, использованы материалы о старообрядцах Орегона, собранные Павлом Выговским в 70-80-х годах.
Комментариев пока нет