Русские — не прилагательное

Почему без русских не может быть России? Кто такие русские? Можно ли русским стать или только родиться? Нужна ли русификация русских?

Об этих и других важных вопросах бытия русского народа в своей программной работе «Русское национальное самосознание» размышляет известный публицист, блогер, русский националист, главный редактор сайтов «Русский обозреватель» и «Новые хроники», ведущий телеканала «Царьград» Егор Станиславович Холмогоров.
 

***

Без русских никакой России не будет. Чтобы была Россия, нужны русские, нужно, чтобы русских было больше и мы становились всё более русскими — народом с глубоким и гордым историческим самосознанием и уверенностью в собственных силах. Необходимо, как выражался некогда министр просвещения граф Уваров,

развить русскую национальность на истинных её началах и тем поставить её центром государственного быта и нравственной образованности.

И напротив, путь к гибели страны — делать так, чтобы русские ощущали себя гонимым и угнетаемым меньшинством, испытывали желание сесть на трактор и «сбежать из России». Виноваты в том, что у части русских граждан появились соответствующие настроения, были и власть, десятилетиями не замечавшая русскую проблему и сводившая единство России к тому, чтобы «не обижать гордые народы».

Национальная политика нашей бюрократии долгое время сводилась к двум догмам.

Догма первая: главную угрозу для существования России и политической стабильности представляет Обида Народов, то есть недовольство национальных меньшинств своим положением в стране, которое может перетечь в сепаратистское желание отделиться. Поэтому ни в коем случае нельзя допускать таких обид. Все национальности, проживающие в России, нужно не просто уважать, а ублажать, всячески подчеркивая многосоставность Российского государства.

Догма вторая: главной причиной, вызывающей Обиду Народов, являются русские, составляющие более 80% населения страны и потому время от времени неполиткорректно вспоминающие о своем праве на Россию. Любое проявление русского национального самосознания в логике этой догмы было чревато обидой всех прочих. Вот почему его надо было подавлять, затушевывать, принижать. Следует вообще пореже говорить о русских, зато почаще о «россиянах», «российской идентичности», некоей многонациональной российской культуре.

Получалась абсурдная конструкция: укрепление идентичности малых народов укрепляет единство России, а укрепление идентичности русского народа угрожает стране расколом. Результат этой политики был вполне предсказуем, хотя и оказался совсем не тем, на который рассчитывали ее авторы. Русские обозлились и обиделись. Притом что русские — один из крупнейших в мире и крупнейший в Европе этнос. У нас стало формироваться поведение меньшинства, фактически диаспоры в своей собственной стране. Не то чтобы это было плохо — механизмов этнической солидарности русскому народу в его истории часто недоставало. Однако началось растождествление в массовом русском сознании нации и государства.

————————

Русских долгое время убеждали в том, что Россия им не принадлежит. Наконец, почти убедили. Появились даже теории о том, что Россия по своей сущности — антирусское государство, «тюрьма народа». Никакие мятежи окраин и обиды меньшинств не смогут сравниться с обидой большинства.

————————

Тут есть в чем упрекнуть и самих русских националистов, которые вцепились в психологию меньшинства и начали её старательно культивировать, периодически позволяя себе ещё и такие задвиги: «Русской нации никогда не было, из-за зловредности государства она не сложилась». «Ну и замечательно говорите, — скажут в ответ на это противники русской нации, — раз не было, значит и не будет, а будет вам нация российская, «многонациональная». Это называется «сами себя обслужили».

Когда несколько лет назад носители бюрократического антинационализма начали осознавать проблему, они решили модифицировать сам консенсус. Составной частью этого консенсуса теперь было покрикивать на русских, напоминая им, что долг национального большинства состоит в «жертвенном служении» остальным, что русский дух выражает себя в том, чтобы не хотеть ничего своего для себя. От русского народа требовали самопожертвования во имя уже утвержденных бюрократией бюджетных планов по введению толерантности и многонациональности. Для убедительности грозили ужесточением наказаний за экстремизм.

————————

Особый счет следует предъявить к медиа, которые с яростью отрицали само существование русских. Всё-то у нас чужое, всё-то у нас некузявое, — нет ни русской кухни, ни русских песен, ни русского костюма, да и самих русских как таковых нет — мол, «русский — это не существительное, а прилагательное».

————————

Иногда эту несусветную дичь повторяли в приступе национального самоедства даже некоторые мыслители-патриоты: «Одной из черт русского характера является способность к самой жесткой самокритике. В этом отношении мы, пожалуй, превосходим кого угодно», — отмечал известный литературовед-евразиец В.В. Кожинов. Он объяснил это тем, что «русские называют себя именем прилагательным, т.е. есть определенная неуверенность, поскольку русские предстают не столько как нация, сколько как некое скрепляющее огромный субконтинент начало». Тем самым публицист — впрочем, не он первый и не он последний — дал наглядный урок той самой неуверенности и чрезмерной национальной самопривередливости и самокритики, о которых говорил.

————————

Русские — это не цемент и не скрепка. Русские — это именно нация. Одна из древнейших наций Европы. То, что русская нация входит в число старейших наций Европы, — факт, утверждаемый в любом мало-мальски серьезном исследовании истории наций и национализма.

————————

«Старыми нациями Европы в 1789 году были на западе — англичане, шотландцы, французы, голландцы, кастильцы и португальцы; на севере — датчане и шведы; и на востоке — венгры, поляки и русские», — писал в 1977 году британский исследователь Хью Сетон-Уотсон. Ему вторит другой британец — Энтони Смит, в работе «Национализм и модернизм» отметивший, что ключевые составляющие нации — структуры, чувства и симпатии «можно проследить — источников, подтверждающих это, достаточно — по крайней мере с позднего средневековья у большинства европейских наций — от Англии и Франции до Польши и России. Они свидетельствуют об определенной национальной преемственности».

Русские не только входят в число «наций до национализма» (с которых брался образец для других, искусственно сконструированных наций нового времени), но и сам национализм наш очень старый, один из старейших в Европе. Если даже не говорить о русском этническом или патриотическом чувстве, которое для XVIII века весьма ярко описала израильско-американская исследовательница Лия Гринфельд в книге «Национализм. Пять путей к современности», то Русская националистическая мысль как минимум не младше немецкой, её первый развернутый манифест, статья Карамзина «О любви к Отечеству и народной гордости» с её знаменитым «русский должен знать цену свою», относится к 1802 году.

Традиция русского интеллектуального национализма насчитывает десятки имён крупнейших мыслителей, писателей, поэтов. Не так давно опубликованный обширный том «Национализм. Pro et Contra», своеобразная антология (далеко не полная) русской националистической мысли от Карамзина и Шишкова до наших дней, занимает 800 страниц основного текста без примечаний и охватывает десятки имен.

Впрочем, антология русского национального самоедства, сочиненного на русском языке, а иногда и действительно русскими людьми, насчитала бы не меньше страниц. И дело тут, конечно, не в мнимой «прилагательности» русского имени или мнимой «расплывчатости» русской национальной идентичности. Никакой прилагательности слова «русский» попросту не существует.
 

Русские — не прилагательное

Именем народа, создавшего Русское государство, первые несколько столетий его истории было «Русь» (правильное единственное число — «русин»). Прилагательное же «руский» использовалось как определение при том или ином существительном: «язык» (в смысле «народ», аналогично латинскому «gens»), «земля», «князь», «люди», «послы», «закон», «власть», «род», «волость», «сторона/страна», «град», «митрополия», «море», «ладьи», «имя», «челядин», «сыны», «вои», «полки», «праздник», «познание», «устремление» — всё это в древнерусской словесности определяется как «руское». Форма этого слова в допечатную эпоху не была устойчивой — встречаются варианты «руские», «руськие», «рускыя», «рузьские», «рустiи». (Подробнее об этом феномене читайте в статье «Почему слово «Россия» мы сегодня пишем по-иноземному?» — прим. ред.).

С XVI века начинает распространяться форма «русские/русскыи», она возникла под западным влиянием, слово «Russia» давно закрепилось в латинских документах, в греческих же закрепилось слово «Ρωσία», которое также распространилось довольно широко (через промежуточную форму «Русия») и вошло в государственный обиход. Петр I скрестил оба эти влияния, и его государство вместо древнего и собственно русского «Русь» начало официально называться «Россия».

Приведем как пример классического употребления этнонима в допетровской русской письменности два рассказа «Степенной книги»: первый — о знамении татарам на реке Свияге перед взятием Казани, второй — о причинах Ливонский войны и «о многочудесной победе на ливоньские немцы и о взятии градов Ругодива, и Юрьева, и Ракобора, и Велиада, и иных многих»:

Такоже и на Свiаге реце близь великія реки Волги на месте, идеже ныне стоитъ градъ Свіажскій, многажды видаху Татарове, иже близь места того живущіи, человека в иночестей одежди ходяща, иногда же видешя яко стреляюща инока того; видящи же страхомъ одержими, и не смеяху ни приближитися къ месту тому. Иногда же и звонъ слышаху на месте томъ, и пенія богогласна многихъ гласов. Овогда же видаху, яко священницы на месте томъ пояху и кадяху. Зряще же сія Татарове дивляхуся, и тужаху, и къ себе глаголаху; «Разумети есть по всему, яко быти на томъ месте православію и церквамъ Христианьскимъ, и жительствовати ту Рускимъ людемъ» еже и бысть благодатию Христовою.

Гордостнии немьци и всех жителеи рускихъ истребишя отъ земля Ливоньския, и домы их, и вся руския коньци, иже въ градех ливонскихъ, себе похитишя, также паки потомъ и приходящиимь к нимъ рускимъ гостемъ и всякимъ купцемъ многу тщету купли ихъ содеваху и имения их лишаху…

Употребление слова «русский» как определения при существительном было единственной нормой русского литературного языка до петровских реформ, распространяясь и на другие этнонимы: «немецкие люди», «литовские люди», «персидские люди», «турецкие люди» (точно так же, как сегодня англичанин именует себя englishman — «английский человек»). «Эллипсис», как выражаются лингвисты, то есть опущение слова «люди» и субстантивация прилагательного «русский», превращение его в самостоятельное существительное вместо определения, намечается лишь в середине XVII века, причем сперва его можно объяснить преимущественно усталостью писцов от тавтологий.

По всей видимости, первый случай употребления субстантивированного прилагательного «русский» находится в Соборном уложении 1649 года.

А которые литовские полоняники женаты в боярских дворех на руских крепостных и на старинных робах, или которые жонки или девки литовские полонянъки в бояръских дворех выданы замуж за крепостных, или за кабалных холопей, а в приводе те литовские полоняники и полонянки перед бояры в роспросе сказалися, что они в Литву итти, и у тех своих бояр, где они поженилися на русских, и полонянки, которые выданы замуж за русских, жить не хотят, и те литовские полоняники с женами с рускими жонками, и полонянки с мужьями, с рускими людьми из боярских дворов и ото всяких чинов людей свобожены и велено жить им на воле, где кто похочет.

Настоящий лингвистический сдвиг относится лишь к петровской эпохе, когда русский язык подвергается мощнейшему воздействию западноевропейских, прежде всего немецкого, языков. Тогда-то вместо существительных с определением «русский» и форм «русь», «русин» и т.д. начинает употребляться в качестве этнонима субстантивированное прилагательное «русский», причем до начала ХIХ века соперничая в качестве явления низкого штиля со славянизмом высокого штиля «россиянин». Характерно, что в упомянутом выше рассуждении «О любви к отечеству и народной гордости» Карамзин последовательно пользуется словом «русский» как субстантивом, а в «Записке о древней и новой России» и «Истории» всё больше места занимают «россияне», хотя до конца «русских» всё же не вытесняют.

Нет никакой возможности объяснять стародавнюю русскую склонность к самоедству таким новым языковым явлением, как употребление в качестве этнонима субстантивированного «прилагательного» без сопутствующего ему существительного. Напротив, напористый субстантив «русский» становится в XIX-XX вв. знаменем именно национального образа мысли, символом националистического направления. И прилагательные, и существительные со словом «русский» означают человека определенного образа мысли: «русское воззрение», «русское направление», «истинно русские», «русская партия».

В простом русском народе мы не замечаем никакого самоедства. Иногда — легкую самоиронию. Но ничуть не реже даже и некоторую хвастливость. Достаточно открыть «Русские пословицы» Даля и почитать, что там сказано о русских, или можно заглянуть в русские исторические песни:

Как два ясные соколы
В едино место слеталися.
Помогай Бог молодцу
Дворянину русскому!
(На литовском рубеже)

Не труба трубит звонка золота,
Как возговорит Православный Царь.
«Ой вы, русские добры молодцы!
Вы седлайте все ретивых коней,
Надевайте вы сабли вострые,
Что идет злодей на святую Русь!
Есть ли Минины и Пожарские?..
(Песня ополченцев 1812 года)

Если уж в чём и искать причины въедливой русской самокритики, так это в русской интеллигенции, которая единственная и является её носителем. И связана эта черта прежде всего с тем, что наша интеллигенция не считает и не хотела бы считать прилагательное «русский» себя определяющим. Часть нашей интеллигенции хотела и хочет быть иностранной — общечеловечески-космополитической, или же связанной с тем или иным конкретным, но не русским, народом.

Но и интеллигенты-националисты зачастую хотели бы возвести себя в положение «конструирующих» нацию, а потому некоторые (далеко не все, конечно) охотно отрицают историческое бытие русской нации, чтобы такая мелочь, как тысячелетнее здание русской народности, государственности и веры не мешало бы им на площадке «нацбилдинга».

Парадоксальным образом тысячелетняя русская нация и более чем двухсотлетняя история сознательного русского национализма «современного» образца остаются среди этого праздника самопоедания убогим сиротой.

—————-

Источник: 100knig.com