Рецензия на книгу К. Кожурина «Повседневная жизнь старообрядцев» (Москва, 2014 г.)

В пятницу 10 октября 2014 года в Историко-архивном институте РГГУ состоялась презентация новинки «Молодой гвардии» — книги Кирилла Кожурина «Повседневная жизнь старообрядцев». Книга известного историка старообрядчества, ставшая первым за много лет фундаментальным исследованием жизни староверов Русского Севера, вызвала большой интерес. Предлагаем рецензию на этот труд, написанную игуменом Кириллом (Сахаровым) (РПЦ МП).

Когда я впервые увидел новую книгу своего тезки, то подумал: «Как жаль, что она не появилась 2-3 десятилетия назад. В этом бы случае я, движимый неизбывной любознательностью, не получил бы столько шишек, стремясь познать повседневную жизнь старообрядцев. Таинственный и сокровенный мир старообрядчества».

И вот только сейчас представилась возможность, что называется, из первых рук познакомиться с жизнью необычных людей этого мира: заглянуть в избу, послушать их степенную неторопливую речь, узнать, что тревожит и что радует их.

Из книги узнал, что отец Никита, названный своими оппонентами «Пустосвятом», был тихим священником, а не таким буйным, каким его представляли.

Помню, входит в семинарскую аудиторию владыка Питирим (Нечаев) и замирает, устремив взор на картину «Пря о вере», висящую над доской. Картина не могла не приковать к себе внимание — столько в ней было экспрессии, накала страстей. Долго не мог архиерей начать тему урока, переключившись на диалог со студентами по поводу изображенного на картине.

Какова же была судьба этого правдолюбца? На Лобном месте он был «главосечен и в блато ввержен и псам брошен на съедение». О, ужас! Какой шокирующий ответный удар «в бильярдный шар» — аргумент в виде такого ужасного живодерства. Драконовские 12 статей о борьбе с «раскольниками» (жечь в срубах, бить батогами и пр.), составленные в правление царевны Софьи при непосредственном участии патриарха Иоакима (это к вопросу о том, что якобы церковные инстанции были в стороне от жестокостей). Бить батогами или кнутом предписывалось даже тех, кто даст поесть или воды попить, или приютит на ночлег сторонников старой веры.

Капитон. О нем небезызвестная Н. Михайлова писала как о фанатике и изувере. Автор резонно замечает: «А как же суровый аскетизм таких почитаемых древних подвижников, как Симеон и Никита Столпники?».

Познакомился с чудным Вавилой, знатоком нескольких языков, окончившим Сорбону. Будучи лютеранином, он принял православное крещение. В качестве ответа на его предложение о диспуте, его после долгих изуверских пыток сожгли в срубе. В самом деле, когда нет убедительных аргументов, начинают применять грубое насилие. Но ведь человек создан со свободной волей, свободой выбора.

Помню, как в семинарии на уроке латинского языка преподаватель обреченно сказал обо мне: «Если Сахарову что-то не нравится, не хочется делать, то его никак не заставишь». В школе я не любил математику и вообще естественнонаучные предметы и хоть ты кол на голове чеши. Насилие, особенно в делах веры, всегда непродуктивно: что в человеческом общежитии, что мире животных.

Я, например, с детства всегда любил котов, а они от меня шарахались. Почему? Потому что не было должного подхода, чувства меры. Бывало, в детстве, делая уроки, расстилаешь одеяло, берешь учебники, тянешь кота. А, он, допустим, пробегал всю ночь и спит без задних лап, а ты его тормошишь. Или он отоспался и начинает резвиться, а ты его пытаешься уложить спать — кому понравится?

Бывало, зовешь кота, заманивая куском рыбы или мяса, а он недоверчиво смотрит и не подходит. А мать выйдет на крыльцо дома на одном краю усадьбы и только крикнет: «Марсик, на!», — и кот с другого конца усадьбы в несколько прыжков, выписывая пируэты в воздухе, за считанные секунды у ее ног стоит на задних лапах. Кстати, по тому, как человек относится к животным, нашим младшим братьям, можно судить о том, каков он сам. К доброму, спокойному человеку те же коты непременно будут тянуться, а к таким, как я — взрывным, переменчивым, взбудораженным — нет.

Очень важная мысль у автора: известная ревность к благочестию и нравственной жизни у старообрядцев — это не совсем то, что было свойственно Древней Руси в широких слоях населения, а во многом является плодом стояния в вере, противодействия насильственному давлению.

Самосожжения. Люди, которых, как зверей, загнали в угол, находясь в безвыходном положении, опасаясь невыносимых пыток, под которыми они могли дрогнуть и изменить вере, шли на крайние меры. А сколько было случаев во время войн, когда себя взрывали, чтобы не попасть в плен врагу? А женщины, бросившиеся с башни вниз, чтобы избежать надругательства? В Усть-Цильме сгорело более 70-ти человек. Это была реакция на приближение солдат, кстати, по настоянию Холмогорского архиепископа. Слушая во время трапезы повествование автора о крайнем воздержании Корнилия (при этом он прожил 125 лет!), как-то неловко стало за предложенное «утешение» — рыба двух сортов, творог со сметаной, сыр и прочее.

Читаю о мегаобъемах поклонов с Исусовой молитвой, которые делали ревнители древнего благочестия (некоторые в один вечер клали до шести тысяч поклонов!). Как только я прочитал об этом, у меня даже очки с носа слетели. Я их тщательно протер и потом долго всматривался в колоссальные цифры. Потом скептически посмотрел на свой заметно выступающий живот и со вздохом подумал: пару нулей в этой огромной цифири для себя уж точно придется упразднить.

Читаю книгу в лесу, сидя на пеньке. Прохаживаясь, обдумываю прочитанное. Благорастворение воздухов. Невольно запеваешь: «Дивна дела Твоя, Господи! Вся премудростию сотворил еси!» Подумал: «Могли ли эти люди, жившие «в лесах» и «на горах», быть мрачными анахоретами? Да это по определению невозможно, живя среди такой красоты!».

Вот потрясающая личность Андрея Денисова с его знаменитыми «Поморскими ответами». В интересах старообрядчества он поступает в Киевскую академию. Поражает здесь всех своей эрудицией. Инициирует на Выге размах просветительской и издательской деятельности.

Здесь составляются Четьи-Минеи. В отличие от аналогичных Житий Святых, составленных митрополитом Ростовским Димитрием, в основном по западным источникам, Выговский труд базируется на русских источниках. Мастерская по переписке книг в Лексне выпускала больше книг, чем их издавала единственная патриаршая типография.

Потрясающий масштаб Выговского общежития. И это на севере, где такой тонкий слой цивилизационной корки! Общежитие было разрушено. Прошел каток гражданской войны и коллективизации. Беды последних десятилетий. И что же в остатке? Увы, пустыня… От Выга практически ничего не сталось. Он был разгромлен в правление Николая I. Этот погром получил в народе название «Мамаево разорение». При этом старооб­рядцы-промышленники и предприниматели, зачас­тую являвшиеся выходцами из простой крестьянской среды, были горячими патриотами России и надежным оплотом государства (несмотря на то, что в редкие годы в государстве Российском они не подвергались гонениям и преследованиям за веру).

Свои многомиллионные капиталы они вкладывали в развитие отечественной промышленности, а не хранили в швейцарских банках. К началу ХХ века в руках представителей старообрядчества было сосредоточено 64 процента всего российского капитала. Составляя к этому времени менее 1,5 процента от общей численности населения, старо­обрядцы дали России свыше 2/3 всех предпринимателей-миллионеров. По сравнению с новообрядческим старообрядческое крестьянство было и более зажиточным, и более грамотным.

Очень интересно и важно было узнать о старообрядческих корнях Ломоносова, о вероятности его обучения поморскими наставниками, возможно, даже самим киновиархом Выговской обители Андреем Денисовым. Большое молитвенное правило, которое Андрей Денисов выполнял неизменно, даже находясь в дальних путешествиях или после тяжелых работ, ни­когда не было ему в тягость, поскольку на молитве он отдыхал душой.

Перечислю, что еще запомнилось из книги:

«Известный русский писатель П. И. Мельников (Андрей Печерский), всю свою сознательную жизнь состоявший чиновником по делал раскола, по долгу службы преследовавший старообрядцев и разорявший их скиты, на склоне лет написал министру внутренних дел: «Главный оплот будущего России все-таки вижу в старообрядцах. А восстановление русского духа, самобытной нашей жизни все-таки произойдет от образованных старообрядцев…».

 «Из старообрядческой среды вышли многие выдаю­щиеся деятели, оставившие заметный след в «большой» русской культуре и русской истории: М. В. Ломоносов, атаман М. И. Платов, Д С. Лихачев, народный академик-земледе­лец Т. С. Мальцев, театральные деятели С. И. Зимин и К. С. Станиславский (Алексеев), министр Временного правительства А. И. Гучков и советский министр обо­роны Д. Ф. Устинов… Неужели же люди неграмотные и отсталые смогли бы добиться таких высот?».

Автор подмечает, что поначалу новообрядческой Церкви было свойственно обрядоверие «с обратным знаком», а со временем она все более проникалась католическим и протестантским духом. Кстати, во второй половине XIX века русское «образованное» общество, устав от бесчисленных картин на рели­гиозную тему, писанных в итальянской манере, наконец-то начинает проявлять интерес к русской иконе.

С каждого мужчины в петровское время взимали по 50 рублей в год за ношение бороды. (Сов­ременный «цивилизованный» человек может лишь по­смеяться над привязанностью русских к бороде, однако ему можно возразить словами французской писатель­ницы мадам де Сталь, посетившей Россию в начале XIX века: «Народ, сумевший отстоять свою бороду, сумеет отстоять и свою голову»).

Личность основателя Преображенского Богадельного дома И. А. Ковылина, его находчивость (подношение Московскому обер-полицмейстеру пирога с начинкой из десяти тысяч золотых полуимпериалов — это спасло его детище от разорения).

Никита Демидов, который, хотя официально и не числился старовером, тем не менее широко поддерживал староверческие центры на Выге и на Волге и принимал в качестве руководителей своих предприятий исключительно староверов. В XVIII-XIX веках старообрядцы освоили практически все пространство Алтая.

«Движение старообрядчества явилось закономерной реакцией здорового организма русской цивилизации на попытку отравить его ядовитыми миазмами латинства и никонианства».

«Новшество, введенное в Русской Церкви Никоном (троеперстие), было очень серьезным догматическим искажением, посколь­ку крестное знамение во все времена являлось для пра­вославных христиан видимым Символом веры».

«Неоправданное же изъятие слова «истиннаго» раз­рушало симметрию, жертвуя смыслом ради буквального калькирования греческого текста».

18 лет провел в лагерях и ссылке Заволоко И.Н., пострадали и многие другие деятели старообрядчества. В 1951 году карательный отряд НКВД обрушился на один из тай­ных скитов старообрядцев-часовенных на реке Енисей. Скит был уничтожен, а богатая библиотека древних ру­кописей и старопечатных книг, насчитывавшая около пятисот томов, безжалостно сожжена.

Заключение автора: «Тот бесценный духовный опыт, который староверы вынесли из своего «ухода», должен стать достоянием всего человечества, — возможно, это последний шанс не только для находящейся в глубоком духовном кри­зисе России, но и для агонизирующего Запада, уже ос­новательно забывшего о своем христианском происхождении. Ведь староверие — это не просто какая-то «национальная разновидность» христианства, как час­то его пытаются представить, а христианство в его са­мом что ни на есть чистом и универсальном виде».

Хотел бы еще отметить деликатность автора, избегание им резких выпадов. Церковнославянские тексты органично вплетены в общую ткань повествования. Знакомит он со старообрядческими иконописными школами, особенностями их стиля. Старообрядческие предприниматели и меценаты — их подходы резко диссонируют с культом наживы на Западе. Специфика медного литья — и о многом другом мы узнаем из этой замечательной книги. Низкий поклон автору за его очередную содержательную, яркую книгу, и помощи Божией на дальнейшие труды.