Головной убор замужней женщины

Головной убор замужней женщины — повойник. Д. К. Зеленин считал его общим для всех восточнославянских народов, имеющим одинаковый покрой, но разные наименования: русский — повой, повоец, повойник, волосник, сборник, чепчу, чепец, чехол, чехлик, чехлушка, шлык, шлычок, чупирник, плетушка; український — очiпок, чипец, чепик; беларускі — чап, чапец, контур; старорусский — подубрусник, повой. Единообразный покрой этих женских головных уборов указывает на раннее их происхождение. Одна общая их функция — закрыть волосы замужней женщины.

Обряд надевания повойника был одним из центральных моментов свадьбы. Головной убор, связанный с прической, является ее дополнением. Девушки носили волосы открытыми, заплетая их в одну косу. Я. Ф. Головацкий, описывая женские головные уборы, заметил, что «девушки никогда не покроют своих волос, этой с большим старанием выхоленной красы своей, разве в ненастье или стужу». Напротив, замужняя женщина должна была ходить с покрытой головой. Обычно волосы заплетали в две косы и убирали под повойник — это основное отличие прически замужней женщины от девичей. В. И. Даль приводит пословицу, описывающую женскую прическу: «Стала двухвосткой (коса). Под повойник ушла, запряталась».

В свадебных плачах невесты также говорится об этом изменении:

«Авдотья плачет Михайловна по русой косе:
«Коса ли моя косонька, русая коса!
Вечер эту косу девушки плели:
Приехала сваха немилостивая,
Начала эту косу рвать и метать,
И рвать, и метать, на две заплетать».

«Засветить» волосом считалось величайшим грехом. Н. И. Лебедева писала, что в Брянской и Калужской губерниях сохранилось немало рассказов о том, что появление женщины с «открытыми» волосами внушало ужас.

Иногда повойник использовался и до свадьбы (во время сватовства). «Поношенный женский повойник с заколотыми в него булавками сваты всегда брали с собой, чтобы легче было обабить девушку. При удачном исходе его берегли до самого венчания, чтобы дело не распалось».

Обряд одевания повойника назывался по-разному: крутить голову, окручивание, окручение, повивание, выкрутка, обабить, сповиваня молоды. Иногда головной убор предварительно освящали. «На столе на блюде лежит или сорока или повойник, покрытый платком. Священник снимает платок и благословляет убор». Происходило повивание по-разному. Так, А. В. Терещенко привел несколько описаний этого обряда. В Нижегородской губернии крестная мать после венчания отводила молодую в притвор церкви, и, перекрестясь, заплетала ей две косы, а потом одевала повойник. На малороссийской свадьбе этот обряд совершался после ужина. Девушки расплетали косу молодой, а старшая сваха заплетала ее уже «по женскому обычаю» и надевала очипок, которая молодая сбрасывала три раза и при этом плакала. В Саратовской губернии две косы плели свахи: одну — сваха со стороны жениха, а другую — со стороны невесты.

Описывая современный ему обряд свадьбы, этот автор указал, что одевание повойника происходило дома после венчания, две свахи плели косы, а затем накладывали на невесту повойник. Н. И. Костомаров подробно описал «окручение», которое происходило во время праздничного пира, после того, как ставили первое блюдо, священник читал «Отче наш», а затем молитву на покровение головы, сваха просила благословения у матери и отца невесты, затем растягивался большой кусок тафты между женихом и невестой. Сваха смачивала гребень в чарке с медом и расчесывала невесту, потом свивала или скручивала волосы, и надевала на нее женский головной убор. Во Владимирской губернии «голову крутили» дома в момент, когда гости садились за стол. Невесту уводили в особую комнату, где ей заплетали две косы и надевали сверху повойник и кокуй. Несколько описаний этого обряда у великоруссов приводит П. В. Шейн. В Новгородской губернии «после обряда венчания новобрачные заезжают к попу в гости. Там молодую причесывают по-бабьи и надевают повойник. Иногда для потехи свадебные девушки накрутят узлами волосы невесты так, что она не может их распутать, и только дав свахе денег, с ее помощью распутывают узлы». В Смоленской губернии «по окончании венца из церкви заходят или к дьячку, или в сторожку, где причесывают волосы молодой: с одной стороны плетет косу сваха, с другой стороны — жених. Потом косы эти обматывают вокруг головы и повязывают молодую платком, как носят женщины». У белорусов свекровь завивала невестку на гумне, часто эти обряды совершались на деже или на кадке с рожью. В Калужской и Брянской губерниях повойник надевали на невесту сразу же после венчания в церковной сторожке.

В с. Любец девушки при этом пели:

«Повивай, сваха, повивай,
Чтобы у тебя руки
Отсохли по самые локоточки…»

В д. Местковичи при надевании повойника различались три этапа. Первый — «чесание» волос молодой. При этом пели:

«Пречистая матерь,
Не стой под вокошечком,
Ходи к нам в хату
Свахе помогати, голову чесати».

Второй связывался с надеванием повойника, во время которого пели:

«Чего мы хотели,
То мы и сделали
Из дежки — лепешки,
Из муки — пеленешки,
Из девки — молодицу».

Третий момент — вывод молодой из сторожки, в это время пели:

«Вчера зайко, вчера серый
По подгорью бегал,
Сегодня зайка, сегодня серый,
На блюдечке лежит.
Вчера наша Танюшечка
Девицей была,
Сегодня наша Танюшечка
Молодая княгиня».

В Иркутской губернии невеста, когда ей заплетали косы и покрывали голову платком, причитала:

«А теперь раздвоили русу косу на двое,
И заплетали косу во трое,
И круг головушки обвили,
Золотую кику навили
И молодою женою назвали,
Молодой женой хозяюшкой».

Таким образом, этот обряд мог совершаться в разных местах (в церковной сторожке, в трапезной, на паперти, в церковном пределе, дома у жениха и т. д.), это могли делать разные люди (чаще всего сваха, крестная мать, свекровь, сам жених).

После этого девушку начинали называть по-другому. Так, Г. С. Маслова писала, что после окручения девушке подносили зеркало и говорили: «Ну теперь ты, голубушка, уже баба». А. В. Гура указал, что после венчания и перемены прически и головного убора невеста получала новое наименование, например, молодая, молодица, молодуха, молодка и др. Это демонстрируют и песни, которые пели во время надевания повойника в Калужской губернии, и причитание невесты в Иркутской губернии.

Обычай покрывать волосы имеет мотивировки «изнутри традиции». Самая распространенная заключается в том, что девушка переходит во власть мужа. Есть и некоторые другие. Например, «если замужняя женщина выйдет без платка на голове в сени, то домовой потянет ее за волосы на чердак», кроме того, это может вызвать падеж скота или неурожай. Простоволосой ходит колдунья. Бабой-пустоволоской на русском севере назывался зловредный персонаж заговора: «Спаси и сохрани от девки-чужеволоски, от бабы-пустоволоски, от лихой воды, от лихой беды…». Вообще, персонажи нечистой силы часто представлялись с распущенными волосами — севернорусская Мокуша, русалки, кикиморы, демоны болезней (лихорадки), смерть (Белая баба) др.

Исследователи по-разному объясняли этот обычай. Так, Д. К. Зеленин видел в этом «остаток прежнего закрывания лица», оберег от чар и, одновременно, попытку мужа «обезопасить свою собственность». Н. И. Гаген-Торн считала, что покрытые волосы — символ подчиненного положения, в которое переходит женщина. Волосы прятали с целью обезопасить род мужа от магической силы, принадлежащей другому роду (роду жены). Сходная точка зрения высказывалась и А. А. Потебней, который видел в покрывании волос потерю девичьей красы и гордости, а также лишении девушки некоторой таинственной силы. Б. А. Успенский писал, что повойник носят, потому что «на женский волос не должно светить солнце». Волосы связаны с культом Волоса. В этом запрете он видел отражение противопоставления Перуна и Волоса. «Непокрытые волосы замужней женщины вызывают гнев небес, подобно тому, как Волос в исходной мифологической схеме провоцирует гнев Перуна». А. К. Байбурин считает, что в укрывании волос замужней женщины можно видеть проявление общей тенденции к постепенному росту ограничений на каждом новом жизненном этапе. Внешне эта тенденция наиболее ярко проявилась в одежде: человек доодевается, его облик изменяется по линии «открытость» — «закрытость». Вместе с тем изменяется и характер причесок (они становятся более искусственными). Функции индивида и его социальные роли становятся более определенными, это требует внешнего проявления и закрепления.

Слово повойник, повой, согласно этимологическому словарю М. Фасмера, «это то, что повито», связь его (с учетом чередования корневых гласных) с «вить». Он сближает значение этого слова с повитухой (повивальной бабкой). Символика действий, связанных с *viti, может быть описана как зарождение, развитие, приумножение некоторого блага, и шире — как начало какой-либо новой структуры. Сербский — за-вити нередко связываются с символикой начала, зарождения чего-либо, по-вити — с символикой укрытия, защиты, откуда сербское повоjница — «подарок новорожденному», повоj — «пеленка». Эти вещи получают дополнительный смысл: они защищают ребенка от злых духов. У русских повоем назывался кусок ткани, на который вынимали ребенка из купели после крещения. *viti связано и с идеей рождения человека, и с созданием новой семьи. «Витье (кручение)» — фольклорная метафора зарождения жизни, умножения. Возможно, что повивание невесты было символом ее рождения в новом социальном статусе. Брак (на мифологическом уровне) интерпретируется как смерть невесты в одном статусе и рождение в другом. Уже было отмечено, что после изменения прически и покрытия головы невесту начинают называть по-другому. Вероятно, этой связью можно объяснить сходную терминологию, обозначающую рождение ребенка и переход женщины в новый социальный статус (повивание невесты, повойник — женский головной убор и сербское повоjница — пеленка, повиje — пеленать). К этому же можно отнести и такое: повивальная бабка и повивальная сваха. Повивать — «принимать роды» и повивать — «надевать повойник» могут быть рассмотрены как термины, описывающие «специфическое женское поведение, обоими актантами этого действия могут быть только взрослые женщины». Другое название обряда надевания повойника — окручивание, оно сходно с названием святочной игры окручать покойника и с названием ряженых на святках — окрутники. Этот обряд приобретает значение оборачивания, превращение в существо другой природы. «Рассматриваемые символы актуализируются в критические моменты, когда главный персонаж обряда изменяет свои сущностные характеристики».

---

Список литературы:

• Агапкина Т. А. Мифопоэтические основы славянского народного календаря. Весенне-летний цикл. М., 2000.
• Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре. СПб, 1993.
• Быт великорусских крестьян землепашцев: Описание материалов этнографического бюро князя В. Н. Тенишева (на примере Владимирской губернии) Авт.-сост. Б. М. Фирсов, И. Г. Киселева. СПб., 1993.
• Гаген-Торн Н. И. Магическое значение волос и головного убора в свадебных обрядах Восточной Европы. Советская этнография. 1933, № 5–6. С. 76–88.
• Головацкий Я. Ф. О народной одежде и убранстве Русинов или русских в Галичине и северо-восточной Венгрии. СПб., 1877.
• Гура А. В. Невеста (Из словаря «Славянские древности»). Славяноведение. 2001, № 6. С. 72–74.
• Даль В. И. Пословицы русского народа. М., 2000.
• Зеленин Д. К. Восточнославянская этнография. М., 1991.
• Зеленин Д. К. Женские головные уборы восточных (русских) славян. Slavia. 1926, № 2. С. 303–338. 1927, №3. С. 535–556.
• Костомаров Н. И. Домашняя жизнь и нравы великорусского народа в XVI и XVII столетиях. Костомаров Н. И. Русские нравы: Домашняя жизнь и нравы великорусского народа. М., 1995. С. 5–181.
• Кузнецова Г. Н. Женский головной убор Козельских деревень. Живая старина. 2002, №3. С. 51–53.
• Лебедева Н. И. Народный быт в верховьях Десны и в верховьях Оки (этнологическая экспедиция в Брянской и Калужской губерниях в 1925-м и 1926-м годах) Ч. 1: Народный костюм, прядение и ткачество. М., 1927.
• Левинтон Г. А. Из славянских комментариев славянскому обрядовому тексту. Славянское и балканское языкознание: капарто-восточнославянские параллели. Структура балканского текста. М., 1977. С. 325–348.
• Левинтон Г. А. Мужской и женский текст в свадебном обряде (свадьба как диалог). Кунсткамера (Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого РАН): Избранные статьи. Сост. А. К. Байбурин, Н. М. Гиренко, К. В. Чистов. СПб., 1995. С. 260–282.
• Левкиевская Е. Е. Демонология севернорусского села Тихманьги. Восточнославянский этнолингвистический сборник: Исследования и материалы. Отв. ред. А. А. Плотникова. М., 2001. С. 432–476.
• Логинов К. К. Материальная культура и производственно-бытовая магия русских Заонежья (кон. XIX — нач. ХХ в.). СПб., 1993.
• Маслова Г. С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX и XX вв. М., 1984.
• Плотникова А. А. Слав. *viti в этнокультурном контексте. Концепт движения в языке и культуре. Отв. ред. Т. А. Агапкина. М., 1996. С. 104–113.
• Потебня А. А. О мифологическом значении некоторых обрядов и поверий. Потебня А. А. Символ и миф в народной культуре. М., 2000. С. 96–269.
• Терещенко А. В. Быт русского народа. Ч. II: Свадьбы. СПб., 1848.
• Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей (Реликты язычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского) М., 1982.
• Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 3. СПб., 1996.
• Шейн П. В. Великорусс в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т. п. Т 1., вып. 2. СПб., 1900.
• Зеленин Д. К. Женские головные уборы восточных (русских) славян. Slavia. 1927, №3. С. 545.
• Лебедева Н. И. Народный быт в верховьях Десны и в верховьях Оки (этнологическая экспедиция в Брянской и Калужской губерниях в 1925-м и 1926-м годах) Ч. 1: Народный костюм, прядение и ткачество. М., 1927. С. 104.
• Лебедева Н. И. Народный быт в верховьях Десны и в верховьях Оки (этнологическая экспедиция в Брянской и Калужской губерниях в 1925-м и 1926-м годах) Ч. 1: Народный костюм, прядение и ткачество. М., 1927. С. 104; кроме того, есть описания заонежских и козельских повойников см. Логинов К. К. Материальная культура и производственно-бытовая магия русских Заонежья (кон. XIX — нач. ХХ в.). СПб., 1993 С. 108; Кузнецова Г. Н. Женский головной убор Козельских деревень. Живая старина. 2002, №3. С. 51.
• Зеленин Д. К. Указ. соч. 1926, № 2. С. 305.
• Головацкий Я. Ф. О народной одежде и убранстве Русинов или русских в Галичине и северо-восточной Венгрии. СПб., 1877. С. 26.
• Даль В. И. Пословицы русского народа. М., 2000. С. 479.
• Шейн П. В. Великорусс в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т. п. Т1., вып. 2. СПб., 1900. С. 589.
• Лебедева Н. И. Указ. соч. С. 71.
• Логинов К. К. Указ. соч. С. 108.
• Шейн П. В. Указ. соч. С. 667.
• Терещенко А. В. Быт русского народа. Ч. II: Свадьбы. СПб., 1848. С. 39, 182, 527–528, 587.
• Костомаров Н. И. Домашняя жизнь и нравы великорусского народа в XVI и XVII столетиях. Костомаров Н. И. Русские нравы: Домашняя жизнь и нравы великорусского народа. М., 1995. С. 139.
• Быт великорусских крестьян землепашцев: Описание материалов этнографического бюро князя В. Н. Тенишева (на примере Владимирской губернии). Авт.-сост. Б. М. Фирсов, И. Г. Киселева. СПб., 1993. С. 254.
• Шейн П. В. Указ. соч. С. 504.
• Шейн П. В. Указ. соч. С. 601.
• Маслова Г. С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX и XX вв. М., 1984. С. 59.
• Лебедева Н. И. Указ. соч. С. 105–106.
• Шейн П. В. Указ. соч. С. 589.
• Маслова Г. С. Указ. соч. С. 56.
• Гура А. В. Невеста (Из словаря «Славянские древности»). Славяноведение. 2001, № 6. С. 72.
• Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре. СПб, 1993. С. 77.
• Зеленин Д. К. Указ. соч. 1926, № 3. С. 315–316.
• Лебедева Н. И. Указ. соч. С. С. 71.
• Левкиевская Е. Е. Демонология севернорусского села Тихманьги. Восточнославянский этнолингвистический сборник: Исследования и материалы. Отв. ред. А. А. Плотникова. М., 2001. С. 432.
• Зеленин Д. К. Указ. соч. 1926, № 3. С. 317.
• Гаген-Торн Н. И. Магическое значение волос и головного убора в свадебных обрядах Восточной Европы. Советская этнография. 1933, № 5–6. С. 79–80.
• Потебня А. А. О мифологическом значении некоторых обрядов и поверий. Потебня А. А. Символ и миф в народной культуре. М., 2000. С. 151–152, прим. 55.
• Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей (Реликты язычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского) М., 1982. С. 169–170.
• Байбурин А. К. Указ. соч. С. 78–79.
• Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 3. СПб., 1996. С. 294.
• Плотникова А. А. Слав. *viti в этнокультурном контексте. Концепт движения в языке и культуре. Отв. Ред. Т. А. Агапкина. М., 1996. С. 106–107.
• Зеленин Д. К. Восточнославянская этнография. М., 1991. С. 325.
• Плотникова А. А. Указ. соч. С. 107.
• Агапкина Т. А. Мифопоэтические основы славянского народного календаря. Весенне-летний цикл. М., 2000. С. 172.
• Левинтон Г. А. Мужской и женский текст в свадебном обряде (свадьба как диалог). Кунсткамера (Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого РАН): Избранные статьи. Сост. А. К. Байбурин, Н. М. Гиренко, К. В. Чистов. СПб., 1995. С. 265, 286.
• Левинтон Г. А. Из славянских комментариев славянскому обрядовому тексту. Славянское и балканское языкознание: капарто-восточнославянские параллели. Структура балканского текста. М., 1977. С. 394.
• Левинтон Г. А. Из славянских комментариев славянскому обрядовому тексту. Славянское и балканское языкознание: капарто-восточнославянские параллели. Структура балканского текста. М., 1977. С. 393.
• Байбурин А. К. Указ. соч. С. 218.
 

Источник: www.ruthenia.ru