Отстаивание правильного освещения истории раскола и старообрядчества в программах государственного образования и в СМИ

Осознание российским научным и культурным сообществом, что такое явление русской истории как «раскол», то есть разделение национальной Русской Церкви в середине XVII века, произошло не сразу. Лишь спустя, без малого, два столетия (в середине XIX века) началась научно-историческая разработка данного вопроса, что, впрочем, вполне объективно соотносится с общим вектором развития общественных наук в Российской Империи.

С этого периода научно-историческое и литературно-публицистическое российское сообщество стало отходить от идеологических уничижительных клише касательно «старообрядчества», что ранее было присуще полемике синодальных миссионеров и практике полицейского и чиновничьего протокола.

Само «господствующее исповедание», особенно в лице Синодальных историков Русской Церкви митрополита Макария (Булгакова) и митрополита Григория (Постникова), поставило историю «раскола» на научную основу. Несмотря на некоторую тенденциозность и предвзятость оценок по отношению к «старообрядчеству», историки Русской Церкви — митрополиты Макарий (Булгаков) и Григорий (Постников) и ряд других Синодальных историков — систематизировали и издали весь объем выверенного материала, известный на тот момент как о «русских раскольниках».

Вполне вероятно, что именно систематизированные историко-статистические данные, которые опубликовали Синодальные историки, позволили царскому чиновничьему аппарату довольно объективно увидеть основную «картину русского старообрядчества». Внимание властей к вопросам «раскола» и «старообрядчества» имело вполне прагматический смысл. Проблемы государственного строительства, некоторые неожиданно возникшие религиозно-политические международные обстоятельства и экономические резоны заставляли административный аппарат Российской Империи вполне серьезно отнестись к реалиям жизни значительной части российского общества, которыми являлись ревнители «Старой Веры» разных толков и согласий.

Последователи митрополитов Макария (Булгакова) и Григория (Постникова) по научно-публицистическому освящению истории «раскола» и «старообрядчества», такие исследователи и популязаторы русской и церковной истории, как А. П. Щапов, П. И. Субботин, Н. Я. Аристов, П. С. Смирнов, И. Ф. Нильский, П. И. Мельников и еще целый ряд других русских историков и публицистов ввели в научный оборот новые факты о «расколе» и интерпретировали, каждый в своем ключе, уже ранее известные. Несмотря на многие замечания исторического и канонического характера, российские церковные и светские исследователи подвергли решительной ревизии те домыслы и явные нелепицы о так называемых «раскольниках», которыми ранее оперировали синодальные миссионеры и на чем строились элементы образовательной программы для их подготовки в семинариях и Духовных Академиях. В результате научной проработки вопроса о «старообрядцах» и «раскольниках» Синодальный Академический курс «обогатился» к концу XIX века новым предметом «расколоведение», который позволил и «господствующему исповеданию» оперировать реалиями вероучения и общинной жизни российских «старообрядцев» разных толков и согласий. Таким образом, отношение к предмету «Русского раскола» стало, по крайней мере на академическом уровне, отличаться научным беспристрастием без явной вражды и эмоциональной укоризны по отношению к «старообрядцам».

Огромное влияние на общество, дополняющее общую картину о «русском расколе», оказали работы отечественных и зарубежных исследователей, которые описывали период русской истории середины XVII века, в которых вопросы «раскола и старообрядчества» рассматривался цельно, в общем контексте исторического процесса. В этих монографиях получали свою оценку сложные династические, политические и межгосударственные процессы, происходившие в тот временной период, описывался быт и экономика разных слоев русского общества. Публикация же канонических, догматических, литературных источников, предшествующих «расколу» времен (в частности, издание «Стоглава» и целого ряда других источников того времени), и выверенных архивных материалов второй половины XVII века, позволяло гимназически просвещенному человеку делать самостоятельные выводы по представленным историческим фактам.

Таким образом, светское и духовное образованное российское общество увидело в «старообрядцах» реальных и довольно многочисленных граждан своего Отечества. Да и сами ревнители «Старой Веры» смогли посмотреть на себя глазами государственной администрации и светски-образованной российской публики. Надо отметить, что интерес к российской старине возник в просвещенном обществе уже в конце XIX века и особенно развился накануне знаменательной даты Отечественной истории — «Трехсотлетия дома Романовых». Конечно, во многой степени этот интерес вылился в банальный коммерческий «лубок» и откровенный кич, как бы воспроизводивший временной срез с боярско-купеческого русского быта начала XVII века. Но некоторый слом по снятию культурно-исторических шор в общественном мнении произошел. Образованная публика осознала, что русская история началась гораздо раньше Петровских преобразований, и современные им «ревнители старой Веры» вполне укладывались в выдуманную ими идеалистическую картинку «остальцев от Святой Руси». Образ «ревнителя-старовера» переставал быть чем-то зазорным, а превращал его носителя в объект, которому можно симпатизировать и даже экзальтированно превозносить. Выразителем такого отношения стали некоторые российские литераторы, публицисты, журналисты, художники, театралы. Естественно, что сами «старообрядцы», в своей основной массе, не вполне соответствовали той идеальной «картинке», которую на них переносила обывательская российская публика. Ведь многие и многие десятилетия обособленного существования «старообрядческих» сообществ привели у них к вполне естественной эволюции и даже принятию ряда прямых заимствований у «внешних», то есть у «новообрядцев», униатов (католиков) и даже иноверных. Изменения затронули практически все стороны бытового и религиозного уклада «ревнителей старой Веры».

В начале XX века, особенно после «дарования религиозных свобод», уже и сами древлеправославные христиане разных толков и согласий могли открыто выражать свою вероучительную и жизненную позицию религиозным оппонентам, как внутри «старообрядчества», так и каноническим противникам из Синодальной Церкви и гражданскому сообществу. «Золотой век старообрядчества» позволил самим древлеправославным христианам широко распространять свое слово путем издания соответствующей литературы, которая, как правило, и печаталась в типографиях принадлежавших «старообрядцам». В тот же период открываются и активно действуют «старообрядческие» курсы, классы, училища, «воскресные школы» при древлеправославных общинах, храмах и епархиальных центрах.

По известным причинам такой благостный исторический этап продолжался совсем короткое время. Но и этот кратковременный период позволил собрать, систематизировать, издать, дать оценочную характеристику многим процессам, которые происходили в массе российских древлеправославных христиан в период после «раскола» Русской Церкви.

Пожалуй, главный вывод, который следует из вышеприведенных обстоятельств, состоит в том, что «старообрядчество», как религиозно-общественное явление, во всей своей совокупности толков и согласий, после многих десятилетий политического, идеологического, образовательного и культурного «изгойства» с полной правомочностью включилось во все сектора российских гражданских отношений. Что и отразилось практически во всех сферах жизни как сообществ «старообрядцев», так и «внешних» к ним других слоев российского общества.

Исторические потрясения двух Революций, Гражданской войны и последовавшие за ними годы безбожной реакции крайне негативно сказались на состоянии всех религиозных сообществ России. И если вначале атеистических реформаторских процессов староверы оказалось не в первых рядах, по которым был нанесен кровавый удар безбожников, то в дальнейшем, в эпоху «коллективизации», «молох революции» со всей силой обрушился и на ревнителей «Старой Веры». Советская власть помимо репрессий физического характера уделила пристальное внимание, чтобы удар по «русскому старообрядчеству» был нанесен на идеологическом и, что немаловажно, на бытовом фронте, удар, который бы разрушил традиционный многовековой хозяйственный уклад «старообрядцев». Для этого в ход пошли как старые «заготовки» синодальных миссионеров, так и восстановленные большевиками антирелигиозные якобинские хозяйственно-административные методы. По отношению ко всем «старообрядцам» стал насаждаться ряд карикатурных образов, которые внедрялись в сознание российского народа. Методика выстраивания негативного образа «старообрядчества» осуществлялась путем атеистических «диспутов-лекций», агитплакатов, клубных спектаклей при «обществах безбожников», школьных курсов, политинформаций, с основным упором на подрастающее поколение, то есть на подростков и юношество. Этот устойчивый образ представлял староверов то замшелыми неграмотными изуверами, то кулаками-мироедами, то идолопоклонниками. Вообще новыми властями долгое время считалось, что такая архаичная, по их мнению, натура, как «старообрядчество», в скором времени отомрет сама собой. Но «помочь» этому «отмиранию» — дело каждого активного советского «безбожника».

Советское государство, в отличие от поздней Российской Империи, не было связано условностям экономического характера по отношению к «старообрядцам», так как никакой мало-мальски значительной «экономики» в руках староверов не осталось, все было экспроприировано новой властью.

Немаловажным фактором было и то, что практически отсутствовало международное политико-религиозное мнение в поддержку русских «старообрядцев». Особенно это стало видно с 40-х годов XX века, когда значительные богослужебные, культурные и интеллектуальные центры исторического староверия, расположенные в странах Балтии и в Бессарабии, оказались под контролем советской власти. А в послевоенные годы и места компактного проживания древлеправославных христиан в Польше, Румынии, Болгарии и в Китае также попали в орбиту контроля соответствующих органов Советского Союза. Так что ни о какой миссии «старообрядчества» в СССР от самих представителей «старообрядцев» в условиях атеистического гнета речи быть не могло. Для контроля и для формальной регламентации «старообрядцев» властями была предпринята попытка объединить ряд древлеправославных согласий в единое административное целое. Некоторые из таких «экспериментов» как бы удались, но в целом каждое согласие «старообрядцев» считало именно себя истинной Церковью, а разделения между своими согласиями тектоническими из области вероучительного, догматического порядка.

Особенности мировоззренческого уклада древлеправославных христиан, который обязывал их даже внешне выглядеть соответствующим образом, в русле благочестивой русской христианской традиции, давали борцам с религией в СССР значительные преимущества, так как не надо было вести «оперативную разработку» по определению «контингента верующих». Это обстоятельство, как «миссионерство своим обликом», в значительной степени отличало «старообрядцев» всех согласий от представителей протестантских деноминаций, да и от православных «нового обряда», для которых внешний вид христианина не имел определяющего значения. Древлеправославный христианин, попавший в сети советского «мирщения», переставал быть в полной мере традиционным старовером. Этот фактор с успехом и использовала атеистическая власть, вынуждая староверов менять круг общения, брить бороды и регламентированно работать самим и учить в общеобразовательных школах, в обязательном порядке, своих детей в соответствии с нормами, принятыми на тот момент в советском обществе. Такое, по сути, репрессивное отношение властей к «старообрядцам», да и ко всем верующим, было особенно характерно в 60-80-е годы XX века.

Практически в течение нескольких послереволюционных десятилетий образ «раскольника-старообрядца» стал носить только негативный, насмешливый характер, что и находило свое отражение в газетных статьях, книгах, спектаклях и наглядной агитации «общества безбожников», впоследствии общества атеистов-агитаторов. Понятно, что ни о каком аргументированном, вероучительном или даже культурологическом ответе «старообрядцев» гражданскому, «мирскому» обществу со страниц советской прессы быть не могло. Хотя, справедливости ради, следует сказать, что сама советская власть временами как бы невольно являлась распространителем или даже, можно сказать, своеобразным миссионером, по несению советскому гражданскому обществу исторической правды, которую исповедовали ревнителей «Старой Веры». Так, неоднократно в Советском Союзе в центральных и региональных издательствах выходила многотысячными тиражами книга «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное…», сия книга, по сути, для древлеправославных христиан является вероучительной. Мало того, «Житие протопопа Аввакума…» как исторический и литературный памятник эпохи являлось предметом изучения на исторических и филологических факультетах советских ВУЗов и на занятиях школьных литературных факультативов. И еще примечательный факт — советские школьники на уроках литературы обсуждали, а затем писали сочинение по картине художника Василия Сурикова — «Боярыня Морозова», то есть святая мученица древлеправославных христиан Феодосия Морозова, в иночестве — Феодора, была широко известна нескольким поколениям советских школьников.

К 80-м годам XX века все «старообрядчество», по мнению властей, превратилось в малочисленный фольклорно-этнографический заповедник, безопасный с религиозной, а тем паче с идеологической стороны. И в таком законсервированном, нерелигиозном виде, вполне удобном для изучения и описания светскими специалистами: историками, искусствоведами, литературоведами, этнографами и музейными работниками. В этот же период своеобразной «духовной тоски» стали  проявляться со стороны советской научной и творческой интеллигенции нотки идеалистической симпатии по уходящей «Русской Старине», яркими выразителями такой «старины», по их мнению, и являлись «старообрядцы», хранители Веры дораскольной Руси. Взрыв интереса к теме обеспечили советские журналисты, статьи которых многомиллионными газетными тиражами увлеченно доносили читателям в СССР невообразимые для них подробности жизни «старообрядцев» в «Таежном тупике» и еще в целом ряде отдаленных мест советской страны.

Смена исторических и политических вех, совпавшая со знаменательной датой «Тысячелетия Крещения Руси», вознесла на ранее невиданную высоту общественных интересов целый ряд вопросов по Отечественной истории, в том числе и церковной. Одним из таких значимых вопросов, несомненно, являлся период «раскола» Русской Церкви и последовавшее за ним разделение Руси на «новообрядческую» и «старообрядческую». Вал газетных и журнальных публикаций, документальные фильмы, очерки и научные монографии — все это хлынуло на истосковавшиеся без Веры умы советских людей. Именно в эти годы, кон. 80-х — нач. 90-х годов XX века, в «старообрядчество», как  культурологическое и общественное явление, пришли многие люди из бывшего советского «мира». В то время практически все «толки и согласия» древлеправославных христиан находились, в церковно-каноническом смысле, казалось бы, у последней черты физического выживания. Годы безбожного угнетения властей исчерпали все внутренние силы «старообрядцев», как материальные, так и интеллектуальные. И поэтому поток бывших советских, душевно восторженных неофитов «дораскольной ортодоксии», пришедший во все согласия древлеправославных христиан, как правило, не находил искомое, ту идеальную картинку «Святой Руси». Суровость быта, строгие требования дораскольного Устава, богословская и житейская простота коренных «старообрядцев» — эти факторы довольно быстро действовали на «оглашенную» молодежь с «горящим взором». Большая часть из которой вскоре покидала «старообрядческие» согласия, неся во «внешний мир», в том числе и через средства массовой информации, весь негативизм своего разочарования в восприятии жизни древлеправославных «юрисдикций». Но те, кто оставался, кто действительно находил, что искал, верил во Христа и ортодоксальное исповедование Православия  Византийско-Русской традиции, тот давал новые свежие интеллектуальные и жизненные силы «старообрядческим» религиозным организациям. Именно во многом благодаря вновь пришедшим в «старообрядчество» людям практически все основные согласия смогли наладить периодическую издательскую деятельность, как на бумажном носителе, так и чуть позже в электронном виде.

Вполне естественным образом сложилось так, что в первую очередь «старообрядческие согласия» стали полемизировать между собой, чего не было в открытой печатной форме без малого век. Проблемы вероучительного самосознания, определение канонической преемственности от Русской дораскольной Церкви, истинность своего исповедания Веры и границы Церкви Христовой — таковы были внутренние задачи как для «поповцев» (РДЦ и РПсЦ), так и для «безпоповцев» («Поморцев», «Федосеевцев», «Спасовцев»). В этом была некоторая двойственность мироощущения для определенной части древлеправославных христиан разных толков и согласий, которые на житейском уровне, после десятилетий атеистической власти, не воспринимали экклизиологический факт, что гражданское деление древлеправославных христиан по юрисдикциям имело в своей исторической сущности церковно-каноническую причину.

Для мира «внешнего» было как бы «удобно», чтобы «старообрядчество» являлось бы неким однородным образованием, органично вписывающимся в систему общественно-гражданских отношений внутри страны. Но, по сути, каждая из «старообрядческих юрисдикций» на каноническом уровне — абсолютно разные религиозные деноминации, подчас с диаметральным, по отношению друг к другу, вероучением и пониманием структуры Церкви. Это и подчеркивается официальными и авторитетными документами практически в каждом из направлений «старообрядчества».

Информацию практически о любой из современных религиозных организаций в последние годы получить довольно легко. Пожалуй, впервые в истории поток информации о предмете «раскола» истории и современной жизни согласий «старообрядчества» формируется из разных источников, как внутренних, так и внешних. И, что существенно, с подкреплением из фото, видео и звукового материала по теме. Как внутренние «старообрядческие», так тем более внешние источники информации о древлеправославии далеко не однородны. Есть церковно-каноническое изложение материала в древлеправославных СМИ, такой ресурс, как печатный, так и электронный, есть практически в каждой из значительных «старообрядческих» юрисдикций, данная информация официальная, несколько сухая. Но в основном внутренняя информация о жизни «старообрядчества» проистекает от церковного люда, пишущая братия, в том числе и профессиональные писатели и журналисты, теперь есть в каждой из религиозных организаций древлеправославных христиан. В представляемых материалах чувствуется общинная жизнь староверов, с оценкой своей истории, настоящего и чаемого будущего. К большому сожалению, не каждый из пишущих в СМИ, который называет себя «старообрядцем», является искренне воцерковленным христианином. Видимо, поэтому появляются в открытой прессе материалы, исполненные злобы и желчи, предвзятой или даже откровенно лживой информацией о жизни своего либо другого, оппонирующего, согласия. Это характерно, особенно, для электронных средств массовой информации, где любая негативная, непроверенная весть может распространяться мгновенно и анонимно.

Внешние источники, публикующие информацию по теме «старообрядчество», многообразны. Большой массив материала о староверии традиционно представляют канонические оппоненты — так называемые «новообрядцы», разных юрисдикций, но в основном из РПЦ МП. Так как никаких соборных решений в РПЦ по «старообрядческим юрисдикциям» не имеется, то каждый из авторов от РПЦ МП выражает либо свою личную, либо некую узкокорпоративную точку зрения. И спектр публикуемых мнений крайне широк — от открытой симпатии к древлеправославным христианам до открытой агрессивной антипатии, в духе яростной, исторически и канонически недостоверной полемики ревностных Синодальных реформаторов XVIII–XIX века.

Современное светское научное сообщество, профессионально изучающее историю «раскола» и «старообрядчества», довольно объективно в своих оценках предмета изучения. В академическом ключе описываются как исторические, лингвистические, этнографические и архивные находки по выбранной теме, так и современная  жизнь всех религиозных организаций исповедующих древлеправославие. Именно на основе историко-академических и научно-статистических данных издаются справочные и учебные материалы, из которых религиоведы и представители органов власти разных уровней черпают информацию по теме.

Профессиональное журналистское сообщество, специализирующееся на религиозной тематике, федеральных и местных изданий также, как правило, объективно, пользуясь исследовательскими данными и своими наработками с источниками информации внутри «старообрядческих» согласий, публикует вполне достойные статьи и очерки в общественно-политических газетах, журналах, а также и на электронных тематических ресурсах. Но есть и неприятные исключения, когда публикуется нелепость или даже грубая ложь о древлеправославных христианах. Если для студентов, аспирантов, специалистов-религиоведов и подготовленных читателей с историческими и богословскими познаниями предоставляемый современный материал о «расколе» и «старообрядчестве» является, по сути, понятным, позволяющим адекватно формировать собственное мнение о предмете, то для подрастающего поколения и для людей, воспринимающих историческую информацию фрагментарно, на уровне чувств и эмоций, недобросовестные, предвзятые и откровенно лживые материалы о «старообрядцах» разных согласий зачастую формируют негативную модель восприятия данных сообществ. Как выше уже было сказано, источниками для таких негативных материалов, к сожалению, являются сами духовно незрелые представители религиозных организаций древлеправославных христиан. Думается, что священноначалию религиозных организаций и духовным отцам (наставникам) таких ретивых «краснобаев» следует применять к ним меры дисциплинарно-канонического воздействия. Либо, в неисправимом случае, отмежевываться от таковых, выводя своевольных смутьянов за каноническую ограду своего сообщества, дабы такого рода материалы, чуждые духу христианской любви и смирения, не дискредитировали бы сами эти религиозные организации перед «внешним миром» и другими согласиями «старообрядцев».

В отличие от предыдущих лет теперь в системе образования России имеется все многообразие учебных материалов, отражающее весь спектр мнений об истории Русской Церкви и, в частности, по истории «раскола» и «старообрядчества». Фрагментарные сведенья о «Старой Вере» ученик российской школы теперь может получать на уроках истории, литературы, изобразительного искусства, но основной объем тематической информации изложен в специализированном подкурсе — «Основы православной культуры». Данный обучающий блок обеспечен некоторым выбором учебных материалов под авторством специалистов-религиоведов. Следует сказать, что в этом учебном курсе дискуссионные по истории Русской Церкви моменты изложены достаточно корректно, за исключением ряда ангажированных частностей, выражающих точку зрения РПЦ МП. Но основной момент, который не может не настораживать древлеправославных христиан — подготовленных специалистов по религиозно-общественным отношениям в школах крайне мало, и за преподавание предмета может взяться любой педагог или культработник с широким спектром мировоззрения: от марксистко-ленинского до сектантского.

Для всех религиозных организаций древлеправославных христиан крайне важно, что бы в школах, где учатся дети «старообрядцев», был бы надлежащий контроль древлеправославных общин за качеством преподавания предмета. В идеале в регионах, где исторически «старообрядцы» представлены широко, а именно: в Республике Бурятия, Республике Коми, Забайкальском крае, в Брянской и Курской областях и еще в некоторых других местах России, видимо, следует самим «старообрядческим» религиозным организациям теснее взаимодействовать с органами образования Субъекта Федерации. Изыскивать возможность, чтобы ввести элементы регионального «старообрядческого» компонента, корректно согласованного по тематическому содержанию между древлеправославными сообществами, в курс «Основы православной культуры». С последующей целью формирования на базе учебного процесса положительного общественного и культурологического образа русского староверия.

В нынешние благоприятные времена гражданского мира и согласия крайне важны взаимовежливые, добрососедские отношения между всеми централизованными религиозными организациями Российской Федерации. Особое общегражданское значение имеет единая, официально выраженная «старообрядческая» позиция по общественным и культурологическим вопросам, заявляемая всеми основными юрисдикциями древлеправославных христиан.

Да, на вероучительном и каноническом уровне между разными согласиями «старообрядцев» лежит историческая пропасть уже сформировавшихся отношений. Никакие командно-административные усилия, даже и силами советского безбожного аппарата, не смогли соединить разные по вероучению и мировоззрению согласия «старообрядцев». Нет никаких объективных предпосылок, в видимой перспективе, ожидать канонического соединения древлеправославных религиозных организаций и теперь. Но крайне важно, чтобы такие вероучительные и канонические разногласия не были окрашены публичными негативными эмоциями по отношению друг к другу. А решались бы путем межконфессиональных диалогов, как это принято Правилами Вселенской Церкви.

Но есть и немало общего у всех древлеправославных христиан: единое сакральное наследие дораскольной Русской Церкви: Богослужебный язык, Устав, пение, иконопись, похожий уклад жизни. Именно в этом историческом наследии видятся пути конструктивного сотрудничества между «старообрядческими» согласиями. Зачастую именно консолидированная позиция позволяет добиться очень многого по решению ряда юридических, хозяйственных, образовательных, культурных вопросов. Роль средств массовой информации и конкретно журналистского и литературного сообщества в таком случае чрезвычайно важна. Надо понимать, что ныне написанные о жизни древлеправославных христианах репортажи, статьи, очерки, снятые видеосюжеты формируют и будут формировать в дальнейшем определенные устойчивые образы, и задача самих древлеправославных религиозных организаций состоит в том, что бы эти образы воспринимались обществом  положительно. Видимо, всем «старообрядческим» согласиям стоит уделить пристальное внимание в подготовке своих конфессиональных журналистских и литературных профессиональных кадров и стараться широко привлекать «внешних» специалистов по теме, тех историков, журналистов, литераторов, которые относятся к древлеправославным христианам с большой долей выраженной симпатии.

Немаловажным обстоятельством является и то, что значительная часть староверов, в результате воздействия сложных геополитических процессов, теперь проживает в других государствах, как в республиках бывшего СССР, так и в странах дальнего зарубежья. И историческая и миссионерская задача российских древлеправославных христиан — приложить усилия, чтобы у их зарубежных братьев не возникло чувство оторванности от Родины, от своих исторических и культурных корней. Роль «старообрядческих» и близких к ним по духу общественных средств массовой информации в этом деле крайне важна.

В последние годы начала прослеживаться положительная линия по «межстарообрядческому» сотрудничеству в деле совместного издания и миссионерского перевода на современный русский язык ряда канонических и святоотеческих книг из общего дораскольного наследия Русской Церкви. Есть и совместный опыт публикации в СМИ, под согласованной редакцией, статей исторического и культурологического характера посвященных «Старой Вере».

С недавних пор имеется заслуживающая внимание, практика участия представителей Древлеправославных религиозных организаций в общественно значимых конференциях, фестивалях, встречах, симпозиумах, организуемых светским гражданским обществом, эти мероприятия посвящены теме «старообрядчество». Конечно, в большей степени, с памятно-юбилейной, фольклорной и этнографической стороны. И представленное на таких мероприятиях Древлеправославное священноначалие и активные миряне-староверы вносит в сие действо, определяющую для них, религиозную древлеправославную составляющую.

В заключение следует еще раз подчеркнуть мысль, что в деле выстраивания отношений между древлеправославными религиозными организациями и гражданским обществом роль СМИ, в последнее время имеет определяющее значение. И в новых информационных реалиях именно от качества предоставляемого «старообрядческими» согласиями информационного повода, который естественным образом проистекает из благочестивой традиции староверов, будет и адекватно-объективное отражение в печатных и электронных изданиях России информации об общественной роли «старообрядчества» как культурно-исторического феномена Древней Руси.

Суждения же Церковного порядка должны выноситься внутри канонической ограды каждой из юрисдикции древлеправославных христиан. Для этого, видится, надо в каждой из религиозных организаций «старообрядцев» надлежащим образом оформить всю историко-каноническую и экклезиологическую линию Соборных решений, актов и прочих документов, которые напрямую соотносятся с вероучительной позицией исповедуемой в каждом из согласий. Это именно каноническая обязанность каждого из сообществ «старообрядцев». Иначе такими «суждениями» о «Старой Вере» займутся внешние исследователи и наблюдатели «старообрядчества», которые ничего кроме «обряда» и «бабушкиной веры» применительно к Древлеправославной традиции и не захотят увидеть.

Выразителем таких Соборных решений и постановлений, которые принимались и принимаются в каждой из древлеправославных религиозных организаций, должна, думается, стать активная профессиональная деятельность своеобразных «старообрядческих пресс-служб», которые на понятном современным людям языке смогут доносить Миру и обществу экклезиологическое Слово ортодоксального Православия. И именно из грамотно выраженной Древлеправославной Богословской линии в каждом из сообществ Древлеправославных христиан будут исходить академические исследования «внешних» специалистов. В свою очередь в дальнейшем на основе научных статей и монографий «внешних» исследователей и специалистов будут создаваться и издаваться учебные пособия и религиоведческие справочники по теме «русское старообрядчество».

Источник: raoc.info