На материале шенгенского паломничества и туристического VIP-православия тема русской духовной несамодостаточности звучит как «глубокая философия на мелких местах». Дело ведь не в греках, а в нас самих! Ясно, что поиск своей идентичности и обретение идеологической силы нам предстоит вести без посторонней помощи, да и слова «греки нам не евангелие» произнес еще государь Иван Грозный. Тот же протопресвитер Шмеман, космополит из космополитов, весьма скептически относился к филэллинизму и еще полвека назад писал в своих дневниках об американских православных греках, что они «тоскливые византийцы» и «„греческий рак“ на теле Православия». Амбиции грекоязычной «пентархии древних патриархатов» уже довели мировое православие до кризиса, но на этом история не заканчивается. И чаще всего, конечно, вмененной «местечковости» русского древлеправославия противопоставляют вовсе не провинциализм грекоязычной диаспоры, смешно показанный в американской комедии «Моя большая греческая свадьба» (My Big Fat Greek Wedding, 2001), а универсализм христианства, его наднациональность (ведь воистину «несть еллин ни иудей», Кол 3:11).
Такие «планетарные» взгляды характерны для столичных либеральных кругов, коим в силу особенностей происхождения или мировоззрения ближе «общечеловеческие» и западные ценности. Хорошо известны имена пастырей Московской Патриархии, которые привлекают таких людей. Их космополитичная, толерантная и «прогрессивная» версия православия (ее еще называют «розовым христианством» или «ортолиберализмом») едва ли совместима не только со старообрядчеством, но и с классическим консервативным православным мировоззрением как таковым. Нельзя назвать подобные идеологемы и умонастроения массовыми, скорее, они притягивают разнородных столичных интеллигентов, которым психологически комфортнее элитарный плюрализм, чем кондовый традиционализм.
Не избежав инфильтрации «некоренной» либеральной публикой в постперестроечное время, старообрядческим согласиям придется переваривать западнические взгляды вчерашних неофитов уже в наши дни. Так, ведущий их выразитель Алексей Муравьев в своей книге о старообрядцах манифестирует «толерантность, мультикультурализм, демократичность и рациональность», а также приписывает старообрядцам «идентичностный тип», «особую этноконфессиональную
„старообрядческую культуру“, наподобие этнической». Подобное выделение малой группы «других православных» в некую религиозную субкультуру, ее противопоставление русскому большинству не имеет ничего общего с традиционной корреляцией старообрядчества и русскости, но об этом ниже.
Конфликт локального и глобального в православном мировоззрении не исчерпывается противоборством западничества и русофильства. Другая, нелиберальная версия христианского универсалистского «глобализма» — это предельно антипатриотическая концепция покойного священника РПЦ Даниила Сысоева (убит фанатиком в 2009 г.). По далеко не случайному стечению обстоятельств он был и наиболее пылким, в духе миссионеров прошлых веков, критиком старообрядчества. Но также и критиком православного монархизма, русского национализма и других право-консервативных идеологий, которые, по его мнению, были несовместимы с идеей «небесного гражданства» («уранополитизма»). «Уранополитизм утверждает, что в смертном мире христиане — странники и пришельцы, а их родина на небе», — проповедовал Сысоев. Он учил о «главенстве Божественных законов над земными» и «примате любви к небесному Отцу и Его небесному Царству над всеми естественными и греховными стремлениями человека», что «эта идеология (патриотизм) просто мешает человеку исполнять евангельские заповеди, привязывает к тленной земле и заставляет забыть о небе» [1].
Радикализм и поверхностность взглядов Сысоева, при всей заманчивости идей евангельского максимализма, неизменно вызывали острую критику оппонентов. Неудивительно, ведь цитируя, допустим, слово 33 свт. Григория Богослова: «У всех одно Отечество — горний Иерусалим, в котором скрыта жизнь наша», — Сысоев игнорировал письмо 37, где св. Григорий возводил честь Отечества в ранг добродетели — аналогичное почитание воздается матери!
И правда, в Священном Писании и святоотеческих текстах многое указывает на приоритет небесного над земным. Взять хотя бы слова апостола Павла, «не имамы зде пребывающаго града, но грядущаго взыскуем» (Евр. 13:14). Однако подобно тому, как высшее духовное начало в человеке не отменяет тела, но освящает его, так и Христова вера не требует тотального отказа от всех земных привязанностей, но определяет новое отношение к ним, задает правильную меру. Приведем на этот счет высказывание известного современного богослова из Константинопольской патриархии, епископа Каллиста (Уэра): «Патриотизм, верность собственной национальной самобытности — это ценное качество, которое может быть дано в дар Господу, крещено и освящено» [2].
Нет ничего удивительного в том, что взгляды о. Даниила Сысоева не стали популярны ни в церковном народе, ни в интеллектуальной элите Патриархии. Как мы уже писали в статье о новообрядцах-старолюбцах, мейнстримный интеллектуальный дискурс РПЦ отчетливо смещается вправо. Вот, например, мнение о патриотизме популярного московского священника Артемия Владимирова: «Родина — это земля, осоленная потами преподобных отцов и подвижников, омытая кровью мучеников и новомучеников за Христа, исповедников Российских, орошенная слезами русских жен и матерей, провожавших мужей и сыновей своих на смертельную брань с врагами Отечества. Благоговей пред этой землей, русский человек, и служи этой земле всеми силами души твоей, чтобы тебя приняло Небо, то духовное Отечество, к которому всегда стремилась Святая Русь в лице лучших сынов своих» [3].
Итак, противоречие как будто создается искусственно, и не требуется столь уж великих усилий, чтобы сердцем и разумом найти то поле, в котором изживается «местечковость» и проявляется «планетарность» христианской традиции в ее культурном и историософском измерении. Это — национальное чувство человека. Обе крайности — и «сектантская» замкнутость с ее отгораживанием от внешнего мира (инвариант — элитаризм университетских интеллектуалов, противопоставляющих себя «темному большинству»), и розово-православный космополитизм под маской всечеловеческого универсализма, полагают родовое начало, патриотическую любовь к «своему» — нравственно недопустимыми и даже подчас вредными. Царский же, срединный путь видится как раз национальным, без крайностей шовинизма справа и размывания всякой самобытности — слева. И именно в древлеправославии заданы верные координаты для христианского понимания и принятия национализма.
Старообрядческий публицист начала ХХ века И. А. Кириллов подчеркивал «значение старообрядчества для сохранения русской национальности», при этом национальностью он называл «проявление высшего начала человеческого, заложенного Творцом в каждом народе». А великий русский писатель А. И. Солженицын, с которым упомянутый Шмеман много спорил по старообрядческому вопросу, писал: «Этих оставшихся старообрядцев надо видеть… Видеть, как сохранился их национальный облик, народный нрав, и слышать их сохраненную исконную русскую речь. Нигде на всем Западе и далеко не везде в Советском Союзе почувствуешь себя настолько в России, как среди них». Кстати, зачастую именно по отношению к старообрядчеству можно выявить нутряную русофобию, ненависть к национальной самобытности русских.
А разве не имеют универсального значения и грандиозной всемирной ценности все подлинно национальные основы нашей цивилизации? Ведь и личность без идентичности неполноценна, и палитра «цветущей сложности» человечества не терпит слепоты на цвет! Напротив, по-настоящему провинциально, ущербно не то, что локально, а то, что вторично, подражательно, невротизировано комплексами собственной ущербности и дешевизны, нетерпимости к иному. Особенно уродливой «местечковость» становится при масштабировании, когда субкультурным окраинным особенностям, подсмотренным у соседей или навязанным завоевателями, придается значение единственно допустимых, все же прочее очерняется, стигматизируется. Разве, подражая малороссийским обычаям, новогреческим обрядам, западноевропейским церковным порядкам и искусству, Российская церковь после реформ Никона не усваивала черты провинциальной производной от оригинала — Киева и Венеции — некачественной копии? Есть ли хоть одна поместная церковь, которая в своей культуре дальше отошла от родной традиции, чем Российская? И не потому ли многие в поисках чего-то подлинного и древнего обращают взоры на заграничные образцы? А ведь истинной альтернативой этой «пестроте» и «интоксикации латинизмом» всегда оставалось староверие, а внутри РПЦ — Единоверие.
Как может старообрядческое мировоззрение помочь России обрести внутреннюю силу и исцелить синдром собственной неполноценности? Иван Кириллов писал: «Старообрядчество не одержимо национальной нетерпимостью, но вместе с тем оно требует и стремится осуществить начало национально-народной правительственной власти и церковной организации; затем старообрядчество стремится к проявлению всего русского, заботится, чтобы не умерло русское народное творчество… Старообрядчество верит в великое будущее России, оно стремится к лучшему будущему своей родины, и, помимо всяческих теорий, убеждено, что только в религиозной вере возможно найти России источник воды живой, и что вера в великое будущее родины обязывает ревниво и внимательно относиться к родной народности, к живой, подспудной силе народной». Чем не готовая программа возрождения государствообразующей нации?
Автор «Воссоздания святой Руси» проф. А. В. Карташев в статье «Смысл старообрядчества» (1924) писал так: «В обращении к будущему старообрядчество есть указание, в каком стиле и в каком русле свойственно Русскому Православию идти к выполнению своих великих и вселенских задач… Мы в это верим. И даже более объективно — мы предвидим это исторически, как неизбежное, ибо нельзя уйти от своего национального лика». Прошло сто лет, но общество в России все еще находится в поиске духовных и исторических корней, в спорах о пути развития и мерилах правильности этого пути. Поэтому прежде чем начинать сопряжение национальных дел с решением «вселенских задач», неплохо бы нам обрести единство по вопросу собственных ценностей.
И только если церковно-верующим христианам, которые пока еще составляют в нашем обществе меньшинство, но являются по слову Спасителя «солью земли», удастся прийти к единству относительно значимости Святой Руси для нашего прошлого и настоящего, если мы сможем сбросить навязанные суггестивные клише о провинциальности нашего народа и малоценности наших святынь, мы разбудим спящие созидательные ресурсы народной «подспудной силы», о которых писал Кириллов, и сможем воплощать мечту о «Руси новой — по старому образцу». Как представляется, именно в древлеправославном миросозерцании находится ключ к решению этого вопроса, и именно этот «заряд» пронесли старообрядцы и единоверцы сквозь века, чтобы у народа нашего было будущее, а у Церкви — «русский облик, речь и дух», который в староверах подметил Солженицын. В отличие от Шмемана, он смотрел на них — с любовью.
Примечания:
[1] Цит. по: А. Жучковский. Ложь уранополитизма, 2010.
[2] Цит. по: Деяния IV Всезарубежного собора РПЦЗ. М.: 2012. С. 322.
[3] Учебник жизни: книга для чтения в семье и школе. М., 2008. С. 78.
Автор: Василий Клинцов
Комментариев пока нет