Дума протопопа Аввакума

В 2020 году старообрядцы отмечают 400-летие со дня рождения священномученика и исповедника Аввакума. Предлагаем вниманию читателей стихотворение Алексея Евгеньевича Калакутина «Дума протопопа Аввакума», посвященное священномученику Аввакуму. 

Алексей Евгеньевич Калакутин родился 30 октября 1973 года в Горьком (Нижнем Новгороде). Учился на филологическом факультете НГПУ в 1991 — 1996 годы. Дебютная публикация — «Хохломской узор», 1990 год (детская повесть-сказка); «Цвела гречиха», 1991 год (сборник рассказов) в соавторстве с Е. В. Калакутиным. А. В. Калакутин является автором шести романов в стихах, романа «Евгений Коллегин», поэм и стихотворений, в том числе «Дума протопопа Аввакума», 2019 год. Все работы, кроме последней поэмы, опубликованы в авторских книгах и периодической печати: «Арина», «Российский литератор», «Малиновая гряда». Алексей Евгеньевич — член Российского союза профессиональных литераторов с 2017 года.

«Простите братья и сестры наши, прегрешения, причиненные вам ненавистью. Не считайте нас сообщниками в грехах наших предшественников, не возлагайте горечь на нас за невоздержанные деяния их. Хотя мы потомки гонителей ваших, но неповинны в причиненных вам бедствиях. Простите обиды, чтобы и мы были свободны от упрека, тяготеющего над ними. Мы кланяемся вам в ноги и препоручаем себя вашим молитвам. Простите оскорбивших вас безрассудным насилием, ибо нашими устами они раскаялись в содеянном вам и испрашивают прощения». «Послание» собора РПЦЗ, октябрь 2000 год.

 

Дума протопопа Аввакума

1.
Всесильный Бог, почти пятнадцать лет
Я пребываю в страшном заточенье!
Есть зыбкий шанс увидеть белый свет —
Признать реформы. То есть — отреченье.

Нет! Ни за что! Я — Аввакум Петров
Навеки прокляну свой день рожденья
И дни рожденья трусов, кто готов
Отречься от друзей и убеждений!

Я презирал, как самый худший сорт,
Людей с душонкой мерзкого Иуды.
Да, гордость — грех, но я безмерно горд,
Что никогда предателем не буду!

Ни разу бич земных созданий — страх
Не подавлял мою стальную волю.
Я жил, не ощущая дрожь в ногах
Ни перед болью, ни во время боли.

Не дрогну, не паду, не отрекусь, —
Хоть лейте в рот свинец, хоть бейте плетью, —
От тех позиций, чем дышала Русь
И выживала в годы лихолетий!

2.
Явившись в мир под ангельским крылом,
Я с юности решительно и рьяно
Рубил земных пороков бурелом,
Чтоб выйти к добродетельным полянам.

Спасался сам, спасти стремился люд
Из омута бесовских наваждений,
Но оказалось, крайне сложный труд —
Рожденных убедить в перерожденье.

Я призывал к духовной чистоте,
Читал нравоучения мирянам,
Крича: без очищенья душ и тел,
Не выйти к добродетельным полянам!

Внимал моим воззваниям народ,
Поклоны совершая у иконы,
А дальше — делал все наоборот,
Забыв за дверью храма о поклонах.

Как прежде сквернословил, славил блуд,
Безбожно воровал, мотался пьяным
И погибал! Безумно сложный труд —
Пробраться к добродетельным полянам!

Любовникам блудниц потерян счет,
Награбленным добром кичатся воры!
Грехов трясина быстро засосет,
Когда нет веры — внутренней опоры.

Беспутных манит обнаженный вид,
Сильна, как ни борись, к хмельному тяга,
И я, спасавший люд, был часто бит
За то, что совершить пытался благо.

Идет борьба за жизни! Дьявол лих!
Повсюду ставя хитрые ловушки,
Он ловит наши души, а без них
Мы — жалкие, бессмысленные тушки.

Во время крупных войн и мелких смут
Рогатый собирает легионы
Тех, кто считал, что вера — сложный труд,
Забыв за дверью храма о поклонах.

Безумные, к чему идут они?
Спешат быстрее слиться с преисподней?
Жизнь коротка, и как мгновенья — дни.
Сегодня надо каяться, сегодня!

Подход их плох! До третьих петухов
Уходит нечисть, но не малодушье.
Где ваше осознание грехов,
Сравнимое с мучительным удушьем?!

Я сам не свят, обычный протопоп,
Каких в России-матушке в достатке,
Порой, встречаясь с дьяволом лоб в лоб,
Сдавал назад, боясь неравной схватки.

Однажды я тонул и шел на дно,
Уже не веря в помощь и в спасенье,
Но в этот миг огромное бревно
Господь ко мне направил по теченью.

В бревно вцепившись из последних сил,
Как в кость оголодавшая собака,
Я, словно сумасшедший, голосил
И тихо, в малодушье каясь, плакал.

Пусть скептик изречет: «не суждено»,
Безбожник исключит роль Проведенья.
Я выжил, ухватившись за бревно,
И утопил в воде свои сомненья.

Погибло малодушье, и с тех пор
Мой гадкий ум с набором мыслей шатких
Не вел о пораженье разговор,
Танцуя перед дьяволом вприсядку.

Не страшен стал, кто грозен и свиреп,
От бесов не бегу, как зверь от гончих.
Теперь мой дух значительно окреп,
Решительно с сомнительным покончив!

Ах, если б извести повсюду зло:
Поймать и посадить коварных бесов
В большой мешок и, завязав узлом,
В болоте утопить за дальним лесом.

Но черти — в душах падших, и мешком
Не разрешить великую задачу.
И если дьявол ходит со смешком,
То, значит, в этот миг Спаситель плачет.

Князь тьмы зовет мятежные умы
Ломать и рушить крепкие каноны,
Сбивать с пути мирян. Когда размыт
Фундамент, смысла нет в больших колоннах.

Французов перессорил Жан Кальвин,
Столкнул германцев лбами Мартин Лютер.
Зачем в наш мир являлся Божий сын,
Чтоб продолжали люди слушать плутов?!

Католики, кинжалами звеня,
Отпраздновали ночь Варфоломея!
Кому нужна кровавая резня
Убийцам, убиенным или Змею?

И нас не обошла сия печаль,
Не пронеслась безумной птицей мимо.
Русь чашу приняла, но не Грааль,
А горький яд вражды непримиримой.

Еще не стерла память время смут:
Лжедмитриев, Бориса и поляков,
А бесы, план состряпав, вновь ведут
Старательных соратников в атаку.

С приспешниками дьявола пришел
Раскол невероятного масштаба!
Не спрятать веру так, как под подол
От недругов младенцев прячут бабы.

Не бросить веру временно в сундук,
Не скрыть на день, на сутки, на неделю.
Потом, когда утихнет все вокруг,
Достать и вновь носить на грешном теле?

Нет, верующий — с верой до конца!
Умрет, но не допустит перерыва
Ни перед жаром жидкого свинца,
Ни перед бездной, стоя у обрыва!

Раскол! В чем дело? Что произошло?
Откуда появился? Как возник он?
В какой момент во власть проникло зло,
И патриархом стал антихрист Никон?

Сосед. Всего-то в нескольких верстах
От дома детства — Никона пенаты,
И я, приняв всей сущностью Христа,
Считал его духовным старшим братом.

Недолго. Став любимчиком царя,
Земляк мой был весьма благоразумен,
Послушен и угодлив. И не зря!
Вмиг в патриархи выпрыгнул игумен!

Был патриарх — Великий Господин,
Но стал еще Великим Государем!
Духовным миром правил он один,
А светским миром — с Алексеем в паре!

Он — патриарх, ни Цезарь, Сулла, Кир!
Зачем же, громких титулов стяжатель,
Пришел во власть, сжав пальцы в кулаки?!
И кем он стал, когда пришлось разжать их?

Здесь, на Земле имел большую власть,
Но там, в аду последний горемыка
Ему руки немытой не подаст!
Раскольник-патриарх, антихрист Никон!

Рыбак, неверно рыбу засолив,
Ругает рыбу из-за пересола?
А Никон, сделав в обществе разрыв,
Меня отметил лидером раскола!

Но Бога не обманет хитрый лис,
Бог знает, что гордец Никитка Минин —
Отчасти — бес, отчасти — черемис —
В разладе русской нации повинен!

Раскольник! Дал Всевышний земляка!
Пусть не сейчас, не завтра и не скоро,
Но окрестят его через века
Зачинщиком великого раздора;

Его и тихонравного царя,
Михайлова потомка — Алексея!
Один благополучно удобрял
То, что другой безжалостно посеял.

К несчастью, убежденный грекофил,
Тишайший в одночасье стал тираном.
Любил ли он отчизну? Не любил!
Любимым не наносят в сердце рану!

Тишайший? В тихом омуте чертей
Не меньше, чем в журчащем водоеме.
Нет, власть — не мать народным массам. Ей
Всегда важней не пол, а крыша в доме.

Разлад в стране. Хозяин дома сам
Раздал мечи несчастным домочадцам!
Его мечта, как сладостный бальзам, —
С короной византийской повстречаться!

Хотел константинопольский престол
В Москву забрать, наследником считаться!
Обряды обновил! Огонь и столб
Ждут несогласных, нас, старообрядцев!

Нас пытки ждут, а после — жгут живьем,
Ведя на казнь без всяких оговорок,
Как будто мы — позорное зверье,
Отборные убийцы или воры!

Раскол! Сегодня мы — еретики.
Отвергший новый свод законов — грешен.
Как язвы нам срезают языки.
Возможно, молчаливых легче вешать?!

Морозова закончила свой путь
Голодной смертью в погребе холодном,
Поскольку отказалась присягнуть
Уставам и обрядам новомодным!

Совсем осатанели мясники,
Как будто нет крестов на окаянных:
Придравшись к положению руки,
Глумились над святой княгиней Анной!

Комиссия, ворвавшись грубо в храм,
Как стая черных воронов в скворечник,
Решала, в раке шаря, по перстам:
Святой была святая или грешной?!

Княгиня в смертный час застыла как?
С двумя перстами?! Грех! Долой из раки!
С двумя перстами — новой церкви враг
И враг всем тем, кто жизнь ведет во мраке!

Долой из раки! В землю, как и всех,
Кто крестится не так, хоть — и нетленный!
Безгрешность перейти способна в грех?
Ей свойственны такие перемены?

Княгиню объявили несвятой,
Зарыли в землю, гроб замуровали!
Мерзавцы, ваша вера — звук пустой,
Когда богоугодные в опале!

Вожди слепые в путь ведут слепых,
Не видя в вечных сумерках святыни!
Неразличимы свет и тьма для них!
Прости их, благоверная княгиня.

Царь прежде дважды ездил на поклон
К святым мощам в провинциальный Кашин;
К ней ездил, к Анне, а не на Афон!
О, прегрешенья горестные… ваши!

Нет, мы плясать не будем никогда
Под дудку новогреческих традиций.
Есть ересь на беду, как лебеда,
И наша вера — чистая пшеница!

Я истинную веру защищал,
Вещал, надеясь, правду царь услышит.
Услышал и упек меня в подвал,
Где служат собеседниками мыши.

Мне демоны шептали: «отрекись»,
«Раскайся» — уговаривали трусы.
Но разве суждено подняться ввысь,
Меняющим в угоду власти вкусы?

Я непреклонен в выводах. И вот,
Враги решили взять меня измором:
Не вижу белый свет из года в год,
Томясь в сырой темнице под затвором.

Пятнадцать лет — на хлебе и воде,
Изъеденный безжалостными вшами,
Оторванный от жизни и от дел,
Бесчинствам новой власти не мешаю.

Гнетет невыносимая тоска.
В темнице дни летят не в цель, а мимо,
И жизнь — несправедливо коротка,
И плоть, как ялик в море, уязвима.

Я с юности к лишениям привык,
Терял в пути соратников и годы,
Но нет страшней картины, чем старик,
Оставленный здоровьем и свободой!

Промчался быстротечной жизни миг!
Где прежняя отвага, мощь и хватка?
Старею: в силе сдал и в рвенье сник.
А как не сникнуть без свободы сладкой?

В тюрьме — безвластье, пьянство и бардак.
Стрельцы, утратив облик человечий,
Спускают на невинных жертв собак
И ради удовольствия калечат.

Хмельная дрянь, впадая в забытье,
Дубасит арестантов для потехи,
И тонет боли слабое нытье
В безумном и довольном пьяном смехе.

Здесь ежедневно слышен крик и стон,
Здесь норма — избиения и пытки,
Здесь каждый осужденный — обречен.
Попытки выжить — жалкие попытки!

Детей стегают изверги кнутом,
Ломают бабам кости батогами
И, насладившись пытками, потом
Бросают умирать к помойной яме!

В былые годы я любил уху,
Но всякий раз ревел, жалея рыбу.
А, как убить ребенка, как блоху,
А, как отправить девушку на дыбу?!

На радость бесам, третий день подряд
Меня с остервенением колотят,
Пытаясь изменить на веру взгляд,
Как будто вера — не в душе, а в плоти.

Болит лицо, живот и левый бок,
Сломали ребра, органы отбили.
Лупили зверски вдоль и поперек,
Между собою соревнуясь в силе.

За бороду таскали, головой
Испытывали дверь тюрьмы на прочность.
Живой! На удивленье, я — живой,
Хотя, угаснуть должен этой ночью!

Спасает и хранит всесильный Бог,
Дарует вера самообладанье.
Без Бога я бы вынести не смог
Безумные побои и страданья.

Я мерзнул, но Господь согрел меня,
Под бок больной прислав мешок соломы.
И потеплело, словно от огня
Дрожащего в печи родного дома.

Гудит котлом чугунным голова
И боль терзает тело нудным пеньем.
Господь находит нужные слова,
И сразу ощутим прилив терпенья.

Пусть слабые душонки бьют челом,
Валяются в ногах, прося пощаду,
Я буду непреклонен злу назло,
Я — Божье чадо — не с исчадьем ада!

Христос со мной! Не дрогну, не паду,
Не попрошу у власти оправданье!
Уже и так достаточно в аду
Собратьев, не прошедших испытанье!

Страдать за веру — крест! Господь ведет
Мой грешный дух тернистыми путями
С капканами печалей и невзгод,
С предательства и подлости сетями.

Христос со мной, и я не одинок.
Молюсь и продолжаю верить в чудо,
Что нашей правды истинный исток
Прорвет заморской ереси запруду!

Кровь запеклась, трещит по швам лицо,
С трудом дышу, но в сердце утешенье —
Христос живет во мне, и я стрельцов
Простил, как Бог прощает прегрешенья.

С трудом дышу и чувствую беду,
Теряю мощь и жизненные силы,
Я больше не летаю, а иду
Или валяюсь соколом бескрылым.

Вдобавок — странный сон. Десятки раз
Я просыпался, лежа в луже пота,
Разбитый, угнетенный. И сейчас,
Проснувшись, сновидением измотан.

Сомкну глаза и чувствую: апрель.
Апрельский воздух — с запахом особым!
В надежде, что вернется вновь метель,
В кустах от солнца прячутся сугробы.

Бегут ручьи. Журча, течет народ
Потоками на площадь Пустозерска.
Власть снова представление дает:
Трагедию по всем законам зверства!

Треск хвороста и дров. Кругом огонь.
В огне — фигура: поп, одетый в рясу.
И — вонь, стоит ужаснейшая вонь,
Ни то — тряпьем, ни то — паленым мясом!

Доносится: «Гори, бунтарь, в аду!»,
В огонь летят проклятья и предметы.
Я чувствую смертельную беду
Так остро, будто мне не снится это.

В который раз я вижу странный сон,
А, может, брежу? Бред во время бденья?
Я утомлен, ужасно утомлен,
И бредни мог принять за сновиденье.

Мелькает страшной смерти силуэт,
Но я, благодаря всесильной вере,
Все вытерплю. Поможет Божий свет
Свою кончину встретить без истерик.

Без снов и силуэтов знаю сам:
Лежит из пустозерского острога
Дорога не к жене и к сыновьям,
А через смерть мучительную к Богу.

3.
За дверью разговоры и возня,
Ключ замаячил в скважине замочной.
Опять пришли стрельцы лупить меня
За то, что я не умер этой ночью!

Вошли. Ворчат. Бросают рясу мне.
Велят надеть и просят помолиться.
Я, вздрогнув, вспомнил сон: попа в огне!
Сюда возврата нет. Прощай, темница.

Ну, здравствуй, воля, солнце, яркий свет,
Апрельский воздух — с запахом особым.
Я вижу сруб, но страха смерти нет,
И к смерть несущим не питаю злобы.

Передо мной — заснеженная даль,
На небе — серо-синяя пучина.
Должна бы крепко сердце сжать печаль —
Реакция на скорую кончину.

Печали нет, я знаю: тело — тлен,
И от того я стоек и спокоен.
Да будет всяк из нас благословен,
Да будет всяк из нас любви достоин!

Тот, кто в любви Христовой, тот постиг
Свет истины — вселенскую основу.
Я верю, свято верю в светлый миг,
Когда сольется люд в любви Христовой!

Вверяю крестной силе крепкий дух
И верую в блаженный миг отрады,
Когда однажды соберет Пастух
Разрозненных овец в большое стадо.

29.12.2019 год,
Нижний Новгород