Б. П. Кутузов. Предисловие к книге «Церковная «реформа» XVII в. как идеологическая диверсия или национальная катастрофа»

О церковной реформе XVII в. средний верующий имеет следующее стереотипное представление: на протяжении веков в тексты богослужебных книг вкрались какие-то ошибки, описки, патриарх Никон решил их исправить, а ревнители старины по своей косности и невежеству вос­противились («за один «аз» подобает нам в огонь идти», «коль положено до нас, лежи оно во веки веком» и т.п.) и произошел раскол. Однако такое понимание реформы XVII в. далеко от истины.

Суть реформы и исправления русских богослужебных книг, прежде всего, в замене старых русских церковных чинов и обрядов тогдашними греческими чинами и об­рядами, т.е. целью реформы было приведение к единооб­разию русской и греческой церковной практики по об­разцу греческой. Цель эта диктовалась исключительно политическими соображениями, поэтому Никон прямо не говорил об этом на Соборе 1654 г., но ко всеобщему изумлению заявил, что русское благочестие сомнительно, а потому, мол, и нужна реформа. «Никон, — пишет проф. Н.Ф. Каптерев, — говорит на Соборе не о таких книж­ных исправлениях, под которыми бы разумелись внесен­ные в них невежеством ошибки, описки и подобные не­важные и легко исправимые погрешности, но требует ис­правления книг, поскольку они содержат, по его мнению, нововводные чины и обряды, требует, так сказать, исправ­ления самой Церкви, а не книг только» [1].

Поместный Собор Русской Православной Церкви 1971 г. отменил клятвы (анафематствования) старого об­ряда. Неверно будет расценивать это как широкий жест или нечто вроде акта доброй воли по отношению к ста­рообрядцам, так как отменить клятвы по справедливости следовало бы давно, так же как и признать богослужеб­ные книги старой печати, дореформенные, более доброт­ными, чем послереформенные.

Главный итоговый вывод первой части предлагаемого исследования: реформа была навязана Русской Церкви ис­кусственно, реформа не обоснована ни богословски, ни ка­нонически. Это всего лишь подтверждение высказываний протоиерея профессора Санкт-Петербургской духовной академии Иоанна Белевцева, которые он сделал в докладе на церковной конференции в Москве 11 мая 1987 г.

Эти выводы подтверждает также и статья проф. Н.Д. Успенского «Коллизия двух богословии в исправ­лении русских богослужебных книг в XVII в.» [2].

В предлагаемом труде делается попытка выявить ис­тинные причины и цели реформы XVII в., а также ее инициаторов.

Архиепископ Уфимский Андрей (князь Ухтомский) более чем полвека назад сказал: «Вся наша казенная по­лемика со старообрядчеством всегда была сплошною кле­ветою на старообрядчество». Причем полемику эту ново­обрядные миссионеры «искусно сводили к спорам толь­ко об аллилуйя, о двоеперстии, о поклонах; и побеждали своих соперников только путем клеветы на них» [3].

Вторая часть исследования является собственно развен­чанием ложных стереотипных мнений в отношении ста­рого обряда, созданных в прошлом, в плену которых еще находятся многие, а именно: будто бы наши послерефор­менные богослужебные книги во всех отношениях лучше дореформенных, поскольку «были исправлены самым тща­тельным образом и по древнеславянским, и по греческим рукописям» (исследованиями ученых опровергнуты как то, так и другое утверждения); будто бы двоеперстие является «продуктом московского невежества» (церковными историками доказано, что это не только древнерусская форма перстосложения при крестном знамении, но и древневизантийская, откуда она и перешла к русским) и т.п. Об этом говорится в главе, главе 19 — «О двоеперстии и триперстии», 20 — «В плену стереотипов» и др.

Ложно также и то стереотипное мнение, будто бы Ни­кон являлся инициатором церковной реформы. Оказывает­ся, реформа эта, имеющая политическую подоплеку, подго­тавливалась задолго до того времени, когда Никон появился на церковном горизонте. О том, кто и как готовил реформу — в главе 21: «Как подготавливалась реформа XVII века».

Если выводом первой части работы было признание богословской и канонической необоснованности никоно-алексеевской «реформы», не выдерживающей никакой критики, то вторая часть исследования не только под­тверждает эти выводы, но и позволяет автору заявить, что указанная церковная «реформа», навязанная Русской Церкви гражданской властью, грубо нарушившей прин­цип симфонии в правовых отношениях между Церко­вью и государством, является по сути преступлением по отношению к Русской Церкви и обществу.

Концепция «Москва — Третий Рим», основанная на идее хранения чистоты Православия Московской Русью после падения Византии, была истолкована предшествен­никами царя Алексея Михайловича не в эсхатологичес­ком, а в ее прямом политическом значении, что и явилось исходной точкой трагедии Русской Церкви и России на протяжении следующих веков. Первым шагом в направ­лении политической реализации этой идеи, выразившей­ся в стремлении наследовать престол византийских им­ператоров, и явилась никоно-алексеевская «реформа» с ее всеобъемлющей унификацией церковных чинов и об­рядов по современному греческому образцу.

Широкой и глубинной перестройкой всей церковной жизни, вызвавшей смуту в русском обществе, воспользова­лись антиправославные силы всех мастей и, прежде всего, из вечно противоборствующий Православию римский католицизм, в результате чего никоно-алексеевская «рефор­ма» в некоторых аспектах приняла характер идеологичес­кой диверсии, направленной против Православия.

Политические причины церковной «реформы» XVII в. де­тали невозможной ее критику вплоть до первого периода гласности, наступившего после революции 1905 г. Профес­сор Московской духовной академии Н.Ф. Каптерев начал печатать подлинные исторические документы о реформе в 1889 г., но издание этих документов было запрещено К. По­бедоносцевым, и они появились в печати лишь в 1911 г.

Тяжкий недуг, поразивший Русскую Церковь после никоно-алексеевской «реформы», можно уподобить зло­качественной опухоли, ядовитые метастазы которой про­низывают тело во всех направлениях, постоянно отрав­ляя церковную жизнь.

Это — современная практика совершения таинства Крещения, часто превращающаяся в его профанацию; порча церковнославянского (и русского) языка, начавша­яся с порчи богослужебных книг в XVII в.; латинизация церковного пения и иконописи; отрицательное влияние «реформы» даже и на светскую науку, идущую в танде­ме с официальной церковью со времен синодального це-зарепапизма; тенденции расцерковления на бытовом уровне и т.п. Этой проблематике Раскола и «реформы» посвящена третья часть книги.

Но главное зло «реформы» — Раскол, который явился «невозвратимой растратой духовной энергии народа, огром­ным несчастьем в жизни Церкви и России, решающей катас­трофой в судьбах Святой Руси. Это раскололо душу наро­да и помрачило национальное сознание» (А.В. Карташов).

Никоно-алексеевская «реформа» — это тяжкое цер­ковное преступление. Осмысление этого факта во всей его полноте и исторической перспективе может сыграть большую положительную роль в деле ликвидации ста­рого русского Раскола и в духовном оздоровлении цер­ковной жизни.

Новая оценка никоно-алексеевской «реформы» и новый социально-истоический взгляд на старообрядчество под­водят, кроме того, к серьезному пересмотру нашей отече­ственной истории в период после XVII в.

Примыкающая к исследованию собственно церковной «реформы» работа об историческом генезисе так называе­мой византийской мечты «Идея византийского престоло­наследия в судьбах России» (издана отдельной книгой — Ред.), выполненная в основном на документальном матери­але недавней (предреволюционной) русской истории, помо­гает лучше понять политические причины проведения ни­коно-алексеевской «реформы», а также показывает, как около трех веков византийская прелесть разлагала рос­сийское общество, явившись сначала фактической причи­ной раскола Русской Церкви, а затем и гибели самой рос­сийской государственности.

В огромной и бесплодной растрате духовной энергии русского народа помимо Раскола в не меньшей мере по­винна византийская прелесть с ее ложными геополити­ческими ориентирами.

Как всякая заразная болезнь, византийская прелесть оказалась на редкость живучей и прилипчивой, меняя ок­раску и формы в зависимости от исторических условий. Призрак византийского престола появлялся не только в годы сталинского правления, как ни странно это кому-то покажется, но он реанимируется кое-кем и в наши дни.

Ложная давняя цель русской геополитики Константинополь-Царьград и традиционно связанные с этим осо­бые интересы на Балканах ныне вновь выходят на аван­сцену в заявлениях некоторых российских политологов. Но трагические ошибки прошлого не должны повто­ряться новыми поколениями. В связи с этим представ­ленное исследование о византийском мираже имеет осо­бо актуальное значение.
 
[1] Каптерев Н.Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Т.1. М., 1996. Репринт изд. Сергиев Посад, 1912 . С.139-140.
 
[2] Успенский Н.Д. Коллизия двух богословии в исправлении русских богослужебных книг в XVII в. / / Богословские тру­ды. М., 1975. №13.
 
[3] Зеленогорский М. Жизнь и деятельность архиепископа Анд­рея. М., 1991. С.200

Об авторе:

Кутузов Борис Павлович — церковный историк и публицист, головщик Спасского собора Андроникова монастыря (г. Москва)

Источник: Русская Православная Старообрядческая Церковь