31 января 2020 года в Москве состоялся круглый стол «Конституционная реформа в Российской Федерации», в котором приняли участие представители старообрядческой общественности — историки, правоведы, эксперты. Поводом к проведению круглого стола стала конституционная реформа в Российской Федерации. На круглом столе прозвучал доклад нашего автора Юрия Исаева «Старообрядчество и традиции народоправия».
***
Причины отчуждения
Мне хотелось бы коснуться двух событий в российской истории, которые, ввиду последних конституционных инициатив нашей власти, снова становятся актуальными и привлекают к себе внимание. Первое — это Земский Собор 1613 года, на котором был избран первый великий князь из династии Романовых — Михаил. Этот собор был как раз воплощением демократических, вечевых традиций, существовавших на Руси. Собор не являлся органом определенной партии того времени, не был он и выразителем воли одних только привилегированных сословий. Собор был всесословным органом и призван был определить волю всего народа. Но я хочу отметить то, чем этот Собор был интересен нам, старообрядцам, тоже сохранившим традиционную демократию в управлении церковью и общинной жизнью.
Интересно то, что после смерти избранного на соборе Михаила в русском обществе не было такой четкой определенности в отношении будущего правителя. Для нас постфактум кажется очевидным, что место отца занял сын этой же династии. Но для многих людей того времени, наоборот, казалось более логичным и справедливым то, что снова надо созывать Собор, который и выберет нового правителя. И вообще не факт, что это будет представитель Романовых. И Алексею Михайловичу, желающему сохранить и укрепить свою власть и передать эту власть по наследству, пришлось совершать для этого немалые усилия по навязыванию обществу именно своего сценария будущего. Усилия, которые в свою очередь и сформировали романовскую Россию такой, какой мы ее знаем:
- Необходимо было ослабить старую боярскую элиту, сформировать и приблизить элиту новую, которая будет благодарна за это одному лишь правителю. Великороссы в элите именно с этого времени начинают замещаться представителями западных окраин.
- Необходимо было превратить Церковь в послушный, подконтрольный монарху орган. Мы видим, как при Романовых реформированная церковь полностью превращается в одно из государственных ведомств, управляемых светскими чиновниками.
- Необходимо было занять место на европейских рынках, куда Россия, а вернее правящая династия, на тот момент могла уже выходить лишь в качестве поставщика дешевого сырья.
Дешевого, потому что конкурировать приходилось с сырьем, производимым рабами в Новом Свете. Отсюда и проснувшийся интерес к хлеборобным землям Украины, отсюда и ужесточение крепостного права, постепенно превратившего великорусских крестьян в самых настоящих рабов.
- Отсюда и желание нанести удар по протонациональной идеологии, каким было русское древлеправославие, стереть особенность, уникальность, то, что дает повод для достоинства и гордости и превращает подданных не в рабов без истории и прошлого, а в настоящих граждан, принимающих участие в управлении собственной судьбой.
Если Зеньковский назвал русское старообрядчество наиболее ярким и мощным духовным движением XVII века, то многие русские мыслители, начиная с Кельсиева, Герцена и Щапова, видели в старообрядчестве народный протест против архаизирующих общественную жизнь России романовских реформ. Протест против формирования Российской империи, как империи периферийной, империи, в которой своя же элита отказалась от национальной самобытности и колонизировала собственный народ.
И неслучайно во многих памятниках старообрядческой мысли сама эта узурпированная романовской элитой власть была оценена как власть антихристианская, власть антихриста.
Получается, что, утратив свои исконные демократические традиции, наиболее ярко воплощенные в форме Земского Собора, позволив властолюбцам определенной династии узурпировать власть и все больше и больше сосредоточить ее в своих руках, великороссы утратили не только свободу, достоинство, историю, веру, но и оказались в совершенно иной онтологической реальности, лишенной благодати, по оценкам старообрядческих беспоповских авторов.
Если пытаться перевести это на современный язык социальной философии, то речь идет о т.н. отчуждении, о превращении человека из субъекта истории в объект ее воздействия. И самым мощным протестом против этого отчуждения, отчуждения народа от власти, от возможности свободно управлять своей жизнью и судьбой, от обрабатываемой земли и производимого продукта, от истории, традиции и культуры, формировавшей достоинство личности, и стало старообрядчество.
Новый Земский Собор и идеи народной интеллигенции
Второе событие нашей истории — это Учредительное собрание 1918 года, первый свободно и всенародно избранный орган, призванный сформировать основы молодой Российской республики. Между этими событиями прошло чуть больше 3-х столетий. Интересно, что большинство голосов в Учредительном собрании получила партия социалистов-революционеров (более 60%). Если к этому добавить голоса, отданные за другие неонароднические партии, вроде народных социалистов и прочих, то мы видим сокрушительную победу неонароднических сил.
Советская историография постаралась свести к минимуму историческое значение и память о народничестве в нашем обществе. Но с этим движением связано много чего интересного. В рядах этого движения мы обнаруживаем великих крестьянских поэтов: Есенина, Клюева, Иванова Разумника; поэтов серебряного века: Блока, Андрея Белого, писателя Александра Грина, Глеба Ивановича Успенского, Степняка-Кравчинского, Владимира Короленко, великого экономиста Николая Кондратьева, всемирно известного социолога Питирима Сорокина, родоначальника крестьяноведения Александра Чаянова, известного французского антрополога Деникера и… таких известных старообрядоведов XIX–XX века, как Каблиц и Пругавин.
Старообрядцы всегда вызывали у народников сильный интерес. Герцен встречался с атаманом некрасовцев и представителями Белокриницкой иерархии. Пругавиным была разработана целая исследовательская программа для изучения старообрядческих общин. Некоторые народники пытались интегрироваться в старообрядческие общины и становились чуть ли не начетчиками.
Народники считали старообрядцев русской народной интеллигенцией, которая смогла на своей самобытной почве развить критическое мышление и выработать самобытное отношение к государству, господствующей церкви, свободе совести истории и пр., да еще и создать самобытные формы общежития, помогающие выживать и сохранять независимость от государства.
Народникам-революционерам импонировал революционный пафос протопопа Аввакума и боярыни Морозовой. Житие Аввакума для многих было настольной книгой, так же как картина Сурикова поддерживала стойкость в трудные минуты. В отличие от социал-демократов марксистов, народники не желали навязывать народу какое-то западное представление о социализме и вообще правильном общественном устройстве. Они пытались найти ответы на эти вопросы в самой народной гуще, в сформировавшихся веками социальных формах народной самоорганизации, какими были крестьянские общины, коммуны старообрядцев в их духовных центрах и артели ремесленников.
Старообрядческое движение XVII века, рожденное низовым сопротивлением разбойничьему произволу церковной и государственной иерархии того времени по отношению к живой христианской традиции и самобытной русской культуре, изначально было движением народным, демократическим, освободительным:
• Отстаивая собственное право молиться и верить «по-старому», старообрядцы вынуждены были выступать также и за общую свободу совести и исповедания любой веры, против сращивания государства и его интересов с церковью. За свободу печати, за свободу слова, свободу собраний.
• Втянувшись в полемику с никонианскими иерархами, старообрядцы стали пионерами русской критической мысли, причем мысли народной и самобытной, не связанной с западными образцами. Их аргументы в споре и собственные исследования приобрели поистине научный, рациональный характер.
• С большим интересом изучались и бережно хранились старообрядцами альтернативные официальным летописи (Тверской летописец, Рогожский летописец), повествующие о разорении демократических, вечевых центров средневековой Руси централистской «гнущей рога козам и не верящей слезам» Москвой.
• В различных упованиях было сформировано самобытное толкование отношения гонимых христиан к мирской власти и подчинившейся ей господствующей церковной иерархии, как к властям антихристианским, антихристовым, взаимодействия с которыми стоит всячески избегать.
• В бегстве от государства старообрядцы создали новые формы общинной жизни и церковного самоуправления, от соборов и выборов священников и духовных наставников всей общиной, до настоящих коммун в духовных центрах и уникальных незаметных глазу форм жизни без государства под самым носом у государства у бегунов.
• Была создана уникальная форма общинных капиталов, создавших за короткий исторический период российскую легкую промышленность конца XIX — начала XX века, конкурирующую по качеству с лучшими западными образцами.
К сожалению, общинная форма владения сменилась присвоением капиталов управляющими ими семьями, а не современными для того времени общинными же и демократическими экономическими формами — кооперативами и артелями. Можно предположить, что если бы традиционная старообрядческая демократия распространялась бы и на экономическую сферу активности старообрядцев, то, возможно, никакой Октябрьской революции не было бы и в помине.
Было много чего создано и сформулировано. Много такого, что разительно отличало наше духовное движение от казенного официоза РПЦ, делало его настоящей и привлекательной народной альтернативой спущенной сверху и ненавистной большинству податного населения, «господской вере».
Упущенный исторический шанс
Но… Возможно, не хватило следующего шага, требующего навсегда осудить чинопочитание и насилие. Несмотря на почитание убитого Малютой митрополита Филиппа, не был однозначно осужден Грозный; несмотря на однозначное «Разве Христос заповедал людей огнем жечь?» в Поморских ответах, не был поднят вопрос о представителях дораскольной церкви, использовавших, хоть и в намного меньших масштабах, сходные с никонианами методы подавления инакомыслия.
Нельзя было останавливаться на отвоеванных со временем у антихристианского государства и лицемерной псевдо-церкви «медвежьих углах». Нельзя было принимать это униженное положение, этот случайно сложившийся компромисс как вечный, а не временный удел. Нельзя было ослаблять накал борьбы и движение мысли. Нельзя было отказываться от масштабных вселенских целей.
Для того чтобы оставаться живым движением, живой традицией, надо давать ответы на актуальные вопросы своего времени, не боясь обидеть власть имущих и богатых. Нужно помогать людям решить насущные проблемы, предлагать действующие модели совместного выживания и правильной свободной жизни. Так было и в первые века христианства, так было и после русского раскола XVII века.
Первая христианская община, противопоставившая прочный фундамент горизонтальных структур взаимопомощи и силу личных убеждений и веры в господство собственного личного божественного начала над всеми формальными и внешними установлениями и авторитетами, подточила и уничтожила централистский и деспотичный Рим, и расцвела через несколько веков орденами, цехами и гильдиями средневековых европейских городов, более близких русской городской и вечевой древности, чем поздняя деспотичная копия Орды.
У старообрядцев во время гонений появилась возможность вновь зажечь этот освободительный огонь первых гонимых христиан и, возможно, создать фундамент для нового христианского демократического, может, даже социалистического периода истории, сравнимого с ранним европейским средневековьем, еще не растоптанным католицизмом и абсолютной монархией.
Старообрядцам XIX — начала XX века нужно было дать ответ на чаяния русского общества, предложить не только демократическую и по-настоящему народную альтернативу официальной идеологии РПЦ, но и предложить реальные, рабочие модели экономической демократии, благо, все капиталы изначально принадлежали общинам, а не семьям капиталистов. Но этого не произошло. Мы знаем, как жестоко была подавлена Морозовская стачка, одной из основных причин которой как раз было свертывание старообрядческой демократии внутри фабрики и приказ работать в праздничные дни. И осуждения действий Тимофея Морозова так и не последовало.
К сожалению, старообрядчество из гиперактуального социального, интеллектуального и духовного движения XVII–XVIII вв., постепенно, все больше и больше ограничиваясь лишь решением и обсуждением своих собственных внутренних проблем и ростом собственных капиталов, все больше и больше вписываясь и вживляясь в ткань романовской России, все больше и больше теряло вес в глазах народа.
Искренние, идеалистически и максималистски настроенные молодые люди во второй половине XIX века, даже если это были выходцы из народных и старообрядческих слоев (как, например известный Егор Созонов), шли зачастую уже не в «раскол», не в скиты, а в социалисты, видя там большее соответствие духу учения Христа, чем не только в лицемерном официальном «православии», но даже чем у самих наследников мятежного протопопа Аввакума, к творениям которого как раз интерес среди этой части общества был всегда огромным.
Интеллигентная молодежь, вдохновленная подвигами Феодосии Морозовой и священномученика Аввакума, шла в гущу народа, неся ему не только свои демократические убеждения, за которые, подобно первым старообрядцам, они с радостью готовы были пойти на мучение и смерть, но и реальную медицинскую помощь, грамоту, юридическую помощь и арбитраж в отношениях с пользующимися темнотой мужика местными богачами и представителями власти и церкви. Из этой самой народной гущи они вынесли корректное и научное описание народной среды, ее нужд, чаяний и возможностей развития, наиболее емко выразившееся в лозунге Земля и Воля. Лозунге, который и поддержала крестьянская Россия на выборах в Учредительное собрание в 1918 году.
Получилось так, что Герцен, Кельсиев, Щапов, целая плеяда народников и неонародников пытались сделать за старообрядцев то, на что уже не хватало огня и ресурсов у самих поздних старообрядцев: сформулировать русскую народную идею. Именно народную, а не национально-националистическую, государственническую. Идею демократическую, идею народолюбия и народоправия, а не идею жесткого подчинения всех народных интересов необоснованным претензиям бесчеловечного «антихристова» государства.
Народники хотели соединить воедино и донести до всего русского народа изначальный революционный импульс Аввакума, Разина, Пугачева, опальных стрельцов, бегущих в Гуслицы задолго до старообрядцев, униженных и растоптанных, гордых и свободных новгородцев, перевести все это на современный язык и сделать общим достоянием, и даже настоящей программой действий, политической программой.
В каком-то смысле именно этой программой и стала программа той самой партии социалистов-революционеров, получивших большинство голосов на первых свободных и всенародных выборах в Учредительное собрание 1918 года.
И до узурпации власти большевиками была основательная надежда на движение России именно в этом направлении. Была еще жива крестьянская, в основе своей христианская, община, было на подъеме кооперативное и артельное движение, было общее увлечение социалистическими идеями, причем в большей степени в их народническом, а не марксистском толковании.
Даже сам факт отделения никонианской церкви от государства и утверждение принципа свободы совести позволил бы старообрядчеству не только вернуть тысячи загнанных силой в единоверие и никонианство одноверцев, но и преобразовать всю религиозную жизнь страны в духе демократии и народничества.
Да, старообрядчество в этот период уже не было ведущей общественной силой, но тем не менее оно могло бы стать одним из важных источников позитивных изменений в стране. К сожалению, разложившийся романовский деспотизм и нетерпимость сменился, в конечном счете, не народнической демократией в духе проектов партии социалистов-революционеров, получивших в Учредительном собрании большинство голосов, а новым молодым псевдореволюционным деспотизмом большевистского комиссародержавия с его нетерпимостью к другим взглядам, точкам зрения и религиозным убеждениям.
Раздавив Учредительное собрание, снова, как было уже много раз в истории, растоптав народоправие, большевики не просто продолжили российскую историю государственного деспотизма и государственнического идолопоклонства, но и впервые породили на свет такое явление, как государство тотальное, тоталитарное, стремящееся к полному контролю не только над телами, но и над душами подданных.
Что делать?
Сейчас иногда в старообрядческой среде высказывается мнение о том, что в наше время и у РПЦ, и у старообрядцев по отношению к российскому государству и обществу задачи схожие, даже аналогичные, и мы должны делать какое-то «общее дело» и вместе работать на благо… и пр. и пр.
Риторика выступающих с трибуны старообрядцев часто уже малоотличима от риторики Победоносцева на грани веков. Общее поправение общества сказывается и на наших согласиях и упованиях. Сегодня мы не создаем собственной самобытной общественно-политической мысли, а лишь воспроизводим ту же идейную мешанину, которая существует в российском обществе: скрепы, патриотизм, государственничество, национализм, геополитика, неосталинизм… То есть вся та жвачка, которая на протяжении четырех веков создавалась сначала романовской, а потом и советской государственной пропагандистской машиной. Или же, наоборот, воспроизводим современный западнический дискурс, с его врожденным социал-дарвинизмом и постпротестантским мещанством, культом индивидуального обогащения и потребления.
Мне кажется, мы должны сегодня начать трудную и кропотливую работу по осмыслению собственного исторического пути. Сегодня мы должны стать в одном лице и старообрядцами, и старообрядоведами, и народом, и народниками. Мы должны начать переводить наши самобытные идеи на язык современной социальной философии. Должны научиться продуцировать из своей традиции и истории современные актуальные общественно-политические смыслы, отличные как от официоза государственного и церковного, так и от современных западных идеологий, причем как правых, так и левых.
Мы должны еще раз вспомнить, какие беды принесла нам и нашему народу неограниченная деспотическая власть, обожествление государства, нетерпимость правителей и их нежелание считаться с народными чаяниями. Вспомнить также, какие беды принесла нам попытка переноса западных форм и подходов, и ломки народа через колено в желании впихнуть нашу российскую реальность в эти схемы, как в их петровском или столыпинском, так и в марксистско-ленинском, сталинском или перестроечно-ельцинском вариантах.
Мы должны выработать свои, в том числе и политические, а также, что не менее, а может, и более важно, экономические воззрения и требования, основанные на принципах подлинного народоправия, самоуправления, взаимопомощи и общинности (кооперации). Тем более что какую-то часть этой работы за нас уже сделали наши самобытные мыслители-исследователи XIX века, в том числе деятели кооперативного движения того времени.
Программа максимум
Если то, о чем я говорил выше, скорее, задача нашей старообрядческой и старообрядоведческой интеллигенции, наших мыслителей, то перед нами, как целым, стоят еще более масштабные задачи. Сейчас нам очень далеко до какой-то единой согласованной политической позиции. И основная причина в том, что мы не представляем собой единого целого, то есть у нас нет Общины. Община — единая автономная разветвленная структура взаимопомощи, построенная на началах кооперации и самоуправления. Один человек не может ничего. А 100 тысяч человек уже могут многое; 1 миллион рублей — это в масштабе экономики ничтожно малая сумма, а миллиард — это уже приличный капитал. Принцип кооперации — это принцип неизбежного перехода количества в качество.
Автономия — это максимальная независимость, в том числе и финансовая, экономическая от государства и отдельных частных лиц со своим интересом. Сейчас мы полностью зависим от государства по многим вопросам. Основной поток финансирования и грантов идет именно от государства. Брать что-то просто так не очень-то хорошо по-христиански, а расплачиваться с государством определенными услугами, пожалуй, будет еще хуже. Это вопрос настоящей независимости.
Есть и другой вопрос. Мы сейчас зачастую не имеем средств, чтобы восстанавливать наши духовные центры, и одновременно с этим каждый из нас на каждом шагу кормит из своего кармана целую свору внешних посредников-паразитов: государство, Сбербанк, торговые сети, различных работодателей и пр. и пр. Мы неизбежно и безвозвратно теряем, распыляем результаты собственного труда в виде: прибыли работодателя-капиталиста, комиссии торговой сети, процента в банке и т.д.
Если мы начнем двигаться в сторону автономии, мы начнем сохранять эти средства в единой Общине и сможем ими распоряжаться по нашему усмотрению: строить храмы, школы, больницы, адресно помогать погорельцам и многодетным, открывать собственные кооперативные предприятия, банки, собственную биржу труда с более выгодными условиями, чем вовне, собственные потребительные общества и торговые сети, плюс получать персональные дивиденды от всей этой коллективной экономической деятельности.
У нас у всех появится общий экономический интерес — рост, преуспеяние и защита нашей Общины, что в свою очередь равнозначно преуспеянию и защищенности каждого из нас. Мы сможем с большей уверенностью смотреть в завтрашний день, не будем бояться оказаться на улице, без работы, без медицинской помощи, с кредитами, без защиты и помощи.
Даже если бы мы на первом этапе всего лишь учредили один единый кооперативный старообрядческий банк, сложив все наши индивидуальные паи и переведя все свои средства из других банков в него, у нас появился бы мощнейший финансовый ресурс и единое общее дело — защита и развитие этого ОБЩЕГО старообрядческого банка. Тем более это не такое уж невиданное и новое дело: известный Райффайзенбанк в свое время начинал именно как кооператив!
Я думаю, что среди всех современных мифов о старообрядчестве самый вредный на сегодняшний день — это миф о старообрядческом экономическом «чуде» и о старообрядце купце-меценате. Мы верим в эту сказку, сидим и ждем, когда, наконец, уродится снова такой вот сказочный герой и все сделает за нас. Мы не понимаем, что дореволюционные капиталы точно так же были результатом коллективных трудов всей общины, которые были сосредоточены в духовных центрах, вроде Рогожки и Преображенки, а потом присвоены людьми, которые должны были этими капиталами только управлять.
Так было раньше, так должно быть и сейчас: каждый несет по копеечке, а вместе получаются миллиарды. Просто сейчас все это можно уже выстроить максимально прозрачно и с применением современных цифровых технологий коллективного управления и принятия решений. Сегодня мы сможем выработать такую законодательную основу, чтобы сделать общинную собственность и фактически и юридически достоянием не кучки хватких дельцов, а законной собственностью всех и каждого члена общины — пайщика. А управлять делами будут нанятые менеджеры, избираемые, контролируемые и увольняемые, если нужно, всей Общиной.
Да, сегодня нас, старообрядцев, намного меньше, чем в XIX веке. Но в среднем мы и богаче, чем те же крестьяне XIX века. Наши паи в общинном капитале могут быть не такими уж и маленькими. Когда начнет выстраиваться такая система, у нас исчезнут разногласия по идеологическим вопросам: какая разница, как назвать эту модель, — кооперативным капитализмом или общинным социализмом?! Нет смысла разбивать носы оппоненту только из-за различия терминологии, когда в основе есть общая рабочая экономическая конкретика, выгодная всем и каждому в отдельности.
Я считаю, что начинать обсуждать, изучать, прорабатывать все эти вопросы и конкретные предложения надо уже сейчас. А параллельно надо изучать современное законодательство и вырабатывать политическую программу, которая бы максимально отражала экономические интересы нашей Общины. Мы должны совершенно четко понимать, что надо поменять в стране, чтобы создать наиболее благоприятные условия для развития нашей автономной Общины и ее кооперативных экономических институтов.
И пусть наш пример станет примером для всех других людей нашего отечества. Пусть возникают общины атеистов, мусульман, толстовцев, кого угодно. Мы будем вместе менять наше атомизированное разобщенное общество в сторону большей солидарности, взаимопомощи и самоуправления.
Автор верно обозначил проблему : необходимо выстраивать кооперативы как производственные так и кредитные. На самом деле проблемы с деньгами в старообрядческой среде не существует: если нас приблизительно около двух мил.,то пай в 10т даст 20 миллиардов, не надо ни у кого просить . Ну что тут говорить. Поэтому необходимо экономическое объединение. Кстати баски в Испании так и сделали, в 1956 году создали кооп. Мандрагор и чего достигли см. в интернет
Я, конечно, не историк, но некоторые суждения автора требуют супротивусловия:
1. «Этот собор был как раз воплощением демократических, вечевых традиций, существовавших на Руси» — «этот» ничем не отличался от предшествующих ЗС, в т.ч. по избранию царей.
2. «… первый свободно и всенародно избранный орган» – основной массе народа, после свержения царя проглотившими наживку демократии, было далеко не понятно, что такое УС и чем отличаются партии. Как крестьянке эсеры ставили крестик на ладони на крыльце избы, и говорили, что она уже проголосовала и шла бы домой – известно. Эти эсеровские 60% ничем не отличаются, по сути, от сегодняшних избирательных технологий.
3. «Отстаивая собственное право молиться и верить «по-старому», старообрядцы вынуждены были выступать также и за общую свободу совести и исповедания любой веры, против сращивания государства и его интересов с церковью. За свободу печати, за свободу слова, свободу собраний» — этот тезис как-то не укладывается в голове, особенно «сращивание» и лживые лозунги о свободе. Этот она — «интеллигентная молодежь, … в гущу народа, неся … свои демократические убеждения» развращала умы лестью о «свободе».
4. Как хиленький экономист, смею возразить, что у экономических форм —кооперативов и артелей есть свой «потолок», выше которого масштаб производства (как и государства) требует централизованного, а не «демократического» управления. Крупное машинное производство (и просторы Росии) требуют далеко от демократического руководства процессом.
5. «Несмотря на почитание убитого Малютой митрополита …» — не достойное историка повторение льсти тех, кого, так и не назвав, осуждает. А сравнение борьбы Рюриковича с ересью жидовствующих и новгородскими сепаратистами с Романовскими гонениями на носителей Старой Веры в моих глазах вовсе не делает чести историку-старообрядцу.
6. «Нельзя было ослаблять накал борьбы и движение мысли. Нельзя было отказываться от масштабных вселенских целей». – это куда зовет автор? К революционному переустройству общества и мировому пожару?
7. К счастью «разложившийся романовский деспотизм и нетерпимость» Николая II вывели нашу страну на передовые позиции в мире, разработали план ГОЭРЛО, ежегодно строили тысячи школ, свободно возводились старообрядческие храмы и молельни… и народ откликнулся на его правление ростом народонаселения в 1,5 раза! А вот «какие беды принесла нам и нашему народу» свержение в 1917 установленной Небом «неограниченной деспотической власти» хорошо известно.
8. Экономическое самоуправление вне государства – это путь к разрушению страны на множество мелких княжеств, судьба которых предрешена. Отнесение автором к «паразитам» самого государства и предпринимателей заставляет меня задуматься о том, чьих он на самом деле будет. Уж не социалистов ли утопистов или анархистов… Относя к процентщикам Сбербанк, тут же двигает идею народного банка несущего «персональные дивиденды».
9. « … присвоены людьми, которые должны были этими капиталами только управлять» — желательно подтверждать такие обвинения фактами.
10. «Сегодня мы сможем выработать такую законодательную основу» — уж этого-то никак не можем, да и зачем. Что мешает в действующем праве воплотить это интересное предложение? Хотя из-за денежных дивидендов я бы не стал участвовать.
11. «…политическую программу, которая бы максимально отражала экономические интересы нашей Общины» — так о чем статья, о народоправии или накоплении капитала? Полагаю, что подлинное народное самоуправление может окладываться только на основе местного территориального самоуправления, когда люди живут одними заботами на глазах друг друга, отдавая государственной власти часть своих доходов на заботу о мирной жизни, а на остальные средства могут «строить храмы, школы, больницы, адресно помогать погорельцам и многодетным, открывать …». Как это было при Рюриковичах. И это невозможно осуществить в нынешних огромных городских скоплениях людей, где общинники размазаны по бетонным муравейникам и только после молитвы могут посмотреть друг другу в глаза и, потрапезновав, мчаться обратно. Экономический интерес, о котором статья, наверное, может стать дополнительным объединяющим началом людей, но связывать его с семенем народовластия я бы не стал.
Простите меня, зануду.
Да Вы, не «хилый экономист, зануда», а вполне владеете, возможно интуитивно, навыками исторического анализа, что и проявилось наглядно в пп. 2,5,6,7. Лично меня привели в умиление ответ на извечный вопрос «Что делать?»( видимо программа-минимум) и программа-максимум. Не случайно историки, детально покопавшись в подобных программах прошлого и доводя их до общественности, как правило, не берутся за составление новых. Это не их дело.