Джинсы и сорочки, магазинные платья и блузки на прихожанах давно стали повседневной реальностью среди прихожан Старообрядческой Церкви. Многие люди забывают свою традицию и не утруждаются поисками одежды, в которой молились наши деды и бабушки. Сохранять ее стараются беспоповцы, многие из которых берегут молитвенную одежду как зеницу ока. Этнолог Вячеслав Печняк, методист по научно-практической деятельности Центра традиционной народной культуры Среднего Урала, сам старообрядец, прихожанин первоуральской часовни святителя Николы, выпустил исследование «Традиционная одежда старообрядцев Урала». В интервью журналисту Максиму Гусеву он рассказывает о своем труде: как подбирал материал для своего кафтана, почему считает сарафаны из церковной лавки на Рогожском «габардиновыми занавесками», и почему некоторые верующие «хватаются» за одежду, как за русскость, которую боятся потерять.
***
…Он шел к этому несколько лет: напитывался информацией, наблюдал, общался со старообрядцами, пока не понял, что пора собранный материал систематизировать. Так родилась идея создать брошюру о старообрядческой одежде, которая к концу 2017 года была воплощена — по словам автора, это не статья, а обобщающий труд, при написании которого использовалось несколько источников. Во-первых, этнографические, то есть разговоры с людьми.
— В нашем центре есть фонды, их сформировали специалисты, которые с конца 1980-х годов собирают разговоры, записывают интервью, в том числе и со старообрядцами, — объясняет он, подчеркивая, что в основном «в историю» Центра попадают белокриницкие и часовенные. — Естественно, согласно кодексу антрополога, их имена нигде не называются. Я и сам много встречался и общался по этой теме со староверами.
Впрочем, в основу его исследования легла все же традиция часовенных, к которым принадлежит и сам Вячеслав. Хотя встречаются в очерке и упоминания о белокриницких. Еще одним источником стала литература, изданная его предшественниками.
— Необходимость этого исследования продиктована тем, что любая традиция переживает разные этапы, постепенно меняясь, хотя ядро и остается неизменным, — объясняет этнограф и добавляет, что на старообрядцах все это хорошо видно. — Как говорил Владимир Иванович Поветкин, первый дом человека — это его одежда. Да еще есть пословица: «По одежке встречают…» На мой взгляд, старообрядчество, особенно уральское, — это как раз пример той общности людей, которая сохраняет свою идентичность, а если смотреть шире — то и русскость. Те фундаментальные аспекты, которые складывались в конце XV и середине XVI века, в период Стоглавого Собора, местами сохранились до наших дней. И можно с уверенностью говорить, что русская идентичность сохранилась только благодаря старообрядцам. Почему это важно для Урала? Хотя бы потому, что мы можем говорить о старообрядческой моде. Как писал путешественник Попов, проходя по некоторым заводам, «создавалось впечатление, будто там живут одни раскольники». То есть старообрядческая мода влияла на всех, кто проживал рядом с ними…
Для традиции он актуален. Понятно, что он многогранен, но когда мы говорим о старообрядческой моде, то все-таки берем это слово в кавычки.
Эта мода перенималась — в ходу, например, были косоклинные сарафаны, которые не стеснялись надевать и сторонники господствующей Церкви. И это важно знать! А еще надо знать, что, как выясняется, уходят старинные образцы, по которым шили одежду. И когда у кого-то из старообрядцев нашего времени возникает вопрос о том, как правильно шить христианскую одежду, актуальность проблемы становится очевидной. На этот вопрос, конечно, могут ответить музеи, в чьих фондах сохранились экспонаты прошлых веков — например, в Нижнем Тагиле есть одежда XIX века. Да еще в ХХ веке начался интересный процесс — отток знаний не из деревни в город, а наоборот.
Могут, но, к сожалению, далеко не все, потому что традиция — это не что-то статичное. Хотя староверов и представляют этакими закостенелыми консерваторами, на самом деле это далеко не так. Примеры некоторых элементов одежды показывают, что самая живая и бурно реагирующая на все вызовы культура на Урале — это именно старообрядческая. И в одежде это отражается, как нигде.
В ходе исследования я сделал для себя такой вывод: к тридцатым годам ХХ века складывается тенденция, которая сохраняется до сих пор. Скажем, принципы шитья косоклинных сарафанов. Я, например, смотрю на какие-то вещи, и у меня тут же возникает мысль, что это шила наша уставщица, а потом начинаю разбираться и вижу — нет, вещь относится к 1930-м годам. То есть минимум два поколения эти каноны соблюдаются. Однако традиция размывается, в первую очередь потому что уходят знающие люди, а во вторую — потому что сама старинная одежда уходит из обихода. В общинах, где не передалась традиция шитья, портнихи смотрят на какую-то вещь и не могут расшифровать, «прочитать» ее: они глядят, скажем, косоклинник начала ХХ века, вертят его и не могут понять, как он сшит, потому что это очень сложно и, по сути своей, является произведением искусства.
Не обязательно, потому что мне приходилось видеть людей на молениях, которые надевали по-настоящему старинные вещи. И они знают, что на них предмет старины. В ходе исследования я выяснил, что на Урале существовали центры, где шилась одежда. Прежде всего это были скиты. Также пошивом занимались люди, живущие в общинах, но которые долгое время жили в скитах. К примеру, мужской скит под Юрюзанью гремел на весь Урал — о нем встречались неоднократные упоминания. Черноризцы там шили мужские кафтаны, и все старообрядцы ездили туда, чтобы заказать и приобрести их, а монастырь за счет этого существовал. В монастыре под Кенчуркой с сопредельными деревнями Унь, Харенки, Кын, Рассоленки в Полевском районе жили сестры, которые шили сарафаны и ткали пояса. Говорят, они также занимались золотным шитьем. И таких скитов было достаточно много, в особенности в Курганской области.
Одним из центров моего родного куста в районе Первоуральска был поселок Староуткинск. Там жило много швей, когда-то учившихся в скитах, среди них были и златошвейки. Здесь же жили женщины, которые шили сарафаны и кафтаны непосредственно для молений, к ним и обращались за этим. То есть можно говорить о том, что в тот период времени существовало профессиональное сословие старообрядцев, занимающееся шитьем. При этом у первоуральских швей много перекликающегося с невьянскими традициями.
И это становится видно! Так, сарафаны, шитые на Урале в период тридцатых годов ХХ века, выглядят на порядок хуже тех, которые шились в самом начале того века или даже в конце XIX века. И эта тенденция прослеживается очень четко. И чем ближе к ХХ веку, тем сарафаны все хуже, хуже и хуже. Есть, конечно, и сейчас отдельные люди, которые ухватили мастерство того времени, — они продолжают шить одежду на уровне первой трети минувшего века.
Поскольку профессиональных швей сейчас нет, людям приходится самим импровизировать и даже что-то додумывать, чтобы иметь возможность надевать те предметы одежды, которые должны быть.
Сложно. Потому что для Урала такое исследование проведено впервые. Главная трудность была в том, чтобы подать материал и никого при этом не обидеть. У старообрядцев же есть четкая установка особо о себе не рассказывать. И второе — собранный материал должен был быть предельно информативным и для тех, кто это будет читать и шить, то есть для самих верующих, и для тех, кто интересуется уральской этнографией. И при этом, грубо говоря, «не сболтнуть лишнего».
Есть вещи, о которых старообрядцам не хотелось рассказывать. При этом подчеркну — эти секреты не связаны с технологией. Секреты связаны с раскрытием — вернее, не раскрытием внутренних подспудных моментов.
Назвать молитвенную одежду умирающей нельзя ни в коем случае, потому что старообрядчество — это та среда, где традиционная русская одежда будет жить всегда и передаваться из поколения в поколение. Хотя и тут есть свои особенности: для наших бабушек очень архаичная, древняя одежда — та, которая шилась в конце XIX века — это крутые сарафаны из парчи, плотные, стоячие, со шлейфами, шикарные вещи!
Для середины XVI века архаикой была та, которая шилась во времена Василия Третьего… И так поколение за поколением. Для нас через годы это уже будет одежда начала ХХ века. И, благодаря этому, одежда сохраняется и будет сохраняться. У меня написано, что, например, часовенные-сибиряки в повседневности носят традиционную одежду. У них есть отдельно моленная одежда и отдельно бытовая, в которой они едут работать — в лодке ли плывут, картошку ли копают.
Мы знаем американских старообрядцев Орегона, Боливии, Парагвая, Уругвая, Бразилии — они ходят так повседневно. И по ним можно сказать, во что бы превратилась традиционная русская одежда, не будь у нас революции.
В прошлом году с Терентием Мурачевым мы встречались на Рогожском. И безусловно, для них одежда — это как часть своих корней. Но все они приняли решение носить такую одежду на соборе в Таттинцване. Я не знаю всей картины, но полагаю, что свою идентичность им приходится сохранять в жестких формах, и одежда — часть их. Терентий прямо говорит: для меня, мол, это просто христианская одежда, и потому я ее ношу. И по-другому он и многие другие старообрядцы попросту себя не мыслят.
Это тема отдельного исследования — чисто антропологический вопрос. Я могу лишь предположить, что белокриницкая иерархия — самое большое согласие староверов — недавно перешло в наступление. Это прозелитизм. И количество приверженцев РПСЦ растет, в частности, благодаря тому же сайту «Русская вера».
Но это и плюс, и минус. Да, приходит молодежь, много образованных людей, которые могут что-то полезное сделать, с другой стороны — эти люди не привыкли жить в такой атмосфере. Есть определенная среда, и в нее проникает условно-чужеродный элемент. Если это один процент — он быстро растворится и впитает в себя все, что ему скажут. А если больше? Среда автоматически начнет разбавляться. И важно, чтобы катехизаторский аппарат справлялся с поступающими кадрами, в противном случае ситуация может стать неконтролируемой.
У старообрядцев — да, взгляду есть за что зацепиться — одежда. Если говорить о моем личном примере: когда я впервые пришел в общину, которую теперь называю своей, то меня, как ученого, в первую очередь заинтересовала именно одежда.
Из общения с белокриницкими я понял, что общины у них есть совершенно разные. Есть те, где даже настоятели весьма благосклонно относятся к тому, что бабушки на праздник достают свои старинные сарафаны. Есть приходы, где я с удивлением для себя обнаружил: оказывается, священники запрещают надевать эту, скажем так, этнографическую одежду и требуют, чтобы они носили платья, продающиеся в Митрополии, которые я для себя называю «габардиновые занавесочки». И меня это удивляет, поскольку, как мне кажется, наоборот, надо создавать среду, в которой человек будет тянуться к чему-то лучшему, чем есть у него.
Они так объясняют свой запрет: дескать, если прихожанин оденет что-то такое, то будет выделяться среди других. А надо смиряться. Кстати, таким образом происходит формирование новой традиции — и будет очень жалко, если получится так, что эта новая традиция вытеснит ту.
«Габардиновых занавесочек» точно не было. Если говорить о поведении настоятелей или наставников, то тут мы уже будем уходить от общего к частному. Были случаи, да. Даже если мы патерики почитаем, то историй про сарафаны, где «в складках сидят бесы», мы найдем множество.
На самом деле помимо традиции есть еще определенный вкус и рамки приличия, которые в каждое время были немного разные. В одном из моих любимых рукописных поморских цветников XIX века есть рисунок: стоит барышня в косоклинном сарафане со шлейфом, складочки у нее сзади. Это такая фифа того времени. И все от нее отшатнулись, потому что увидели, что у нее в этих складках и впрямь бесы сидят. Мысль такая: мол, ярким нарядом не должно привлекать к себе внимание.
Возможно, поэтому на Ирюмском соборе 1723 года на Урале было принято решение: на моление приходить только в черных сарафанах, чтобы не отвлекать внимания от главного. Федосеевцы нашли свой выход: они на период моления сарафаны распоясывали, чтобы фигура не просматривалась.
А поведение, о котором мы говорим в наши дни, целиком и полностью зависит от личности наставника или настоятеля. Это может быть и не от неграмотности или желания навредить, просто у человека такое мнение.
Да, это так, и более того скажу, что у часовенных юга Пермского края, например, традиционная одежда — это когда бабушка надевает сарафан-дубас из крашенины, но при этом вместо рубах — обычные блузки. То есть бабушка приходит в юбочке, блузочке, а сверху перед молитвой надевает сарафан. Такое есть. У нас в храме некоторые женщины ходят так же.
…Но я думал, ты скажешь, что современная одежда старообрядцев — это какая-то длинная юбка и кофта с длинным рукавом. Я всегда люблю приводить в пример жителей Средней Азии — они сохраняют свой традиционный костюм, используя современные вещи: надевают штаны, какую-то длинную туникообразную одежду и сверху халат. Это функционально. И в нашем случае происходит что-то подобное.
Я не сторонник такой тенденции и считаю, что ее нужно тормозить. Потому что, поездив по музеям и, скажем так, порывшись в сундуках, я увидел, что старообрядчество обладало не балованным эстетическим чувством. У староверов была эстетически-насыщенная среда. Это очень важно: они могли сделать скромно, но настолько со вкусом, функционально и внешне-приятно, что одним выстрелом убивали трех зайцев. Если мы посмотрим на фотографии старообрядцев прошлого — они стоят там крепкие, с выправкой, все опрятно одеты.
Наша уставщица — человек, который способствовал моему вхождению в веру, — очень большое внимание уделяет внешнему виду. И когда она увидела меня в косоворотке, которая соответствовала ее представлению о том, как должен выглядеть мужчина на богослужении, она сказала: «Вот теперь-то ты стал нормально одеваться, выглядишь достойно!». Не случайно часовенные Сибири любят ссылаться на Максима Грека и Феодора Студита, которые утверждали, что христианин должен внешним видом отличаться от неверных.
Без духовного наполнения форма остается только формой, но для старообрядчества всегда был характерен баланс формы и содержания. Я считаю, надо каждому своими силами делать что-то, чтобы эстетика или, в хорошем смысле слова, мода не уходили, а наоборот, возвращались.
Я надеюсь, что со старообрядческими одеяниями этого не случится. По крайней мере, в нашем согласии эта тенденция точно не проглядывается. Что касается белокриницких, все будет зависеть от каждой конкретной общины.
Кстати говоря, мне по этой теме с некоторыми поморцами пришлось пообщаться, и я с удивлением для себя узнал, что в одной деревне бабушки в качестве молитвенной одежды используют технические халаты — синие, длинные… Это тоже эволюция традиции, хотя я очень надеюсь, что старорусская одежда только в музеях не останется.
Я не исключаю этого, потому что мы говорим о разных уровнях погружения. Некоторые только под старость лет вспоминают, что папа-мама у них были старообрядцами. Есть другая категория людей — они всю жизнь прожили в среде, у них совершенно четкая поколенная традиция. Поэтому обобщать нельзя. Потому я и настаиваю, что формат моего исследования — это для начала легкий очерк. Он будет углубляться, расширяться — тема до конца, конечно, еще не раскрыта. Для чего я издал сейчас эту книгу? Потому что есть необходимость в схемах, фотографиях, примерах. И это нужно вбросить в среду, чтобы тема обсуждалась, звучала…
Плюс, я в этом издании заложил несколько бомб — уверен, на них читатели будут бурно реагировать.
К примеру, я ничего не говорил о нижнем белье. Это я сделал специально. Прежде всего, потому что не было подходящих образцов — те, что были под рукой, для публикации не годились. Написать я об этом мог, но… сознательно не стал этого делать.
Еще какое! Отношение к нижнему белью до начала ХХ века было очень серьезным. Приходилось слышать даже такое: дескать, на молении в нижнем белье стоять грех. Женщине полагалось молиться только в трех юбках и сарафане, мужчинам не полагалось маек. Я такое отношение, к слову, встретил у пермских поморцев. Они полагают, что с ношением/не ношением нижнего белья лучше не экспериментировать. Поэтому я эту тему старательно обошел.
Советы я могу в интервью дать, а в научно-исследовательском издании цели такой не было — мне хотелось все, что есть по теме, собрать и аккумулировать. А как сохранять… Я сделал ссылки на решения Соборов, есть фразы от старожилов и их цитаты. Поэтому каждый человек может и должен сделать свой вывод о том, как сохранять одежду. Невольно вспоминаю слова из той песни: «Думаете, это будет носиться? Думаю, это следует шить».
Сложно сказать. Это точно связано со всеми переселениями, которые были в истории — одежда попросту не всегда вывозилась, ведь в первую очередь люди забирали святыни — книги, иконы. Также процесс отказа от одежды начался в период модерна, то есть во время наступления города на деревню, когда из сел пошел массовый отток, хотя староверов это коснулось не так сильно, тем более что на Урале старообрядчество издавна делилось на городское и сельское.
Переломным моментом стала революция, когда уже стало «не до жиру», то есть не до парчовых сарафанов. И еще один этап — это коллективизация. Курганцы на нее ответили очень радикально — они снялись и переехали в тайгу, в те места, которые им были хорошо известны, и тем самым спаслись от дальнейших репрессий.
В советские годы появилась еще одна тенденция. Понятно, что большинство верующих в сарафанах и кафтанах на службу не идут — несут с собой. Значит, она должна быть удобной для переноски, а это в свою очередь диктует необходимость шить одежду из тонкой ткани, сужается крой.
И выходит, что Советский Союз разрушил среду городского старообрядчества — он ее все-таки уничтожил до основания, чего не скажешь о сельском, где общинный принцип закрытости сохранялся все это время.
Кстати, у поморцев с традиционной одеждой сейчас совсем беда — бабушки в принципе не ходят на моления в сарафанах и им негде их взять, хотя это и удивительно, ведь они консервативные беспоповцы, достаточно закрытые. Постмодерн в случае с ними сделал свое дело.
Наконец, надо сказать о приходе новых людей в старообрядчество. Они не видят смысла в особенной одежде, поэтому молятся в рубашках из Ostin, в брюках с Таганки, барышни ходят по современным лавкам, тупо покупая длинные платья, рассуждая, что проще купить, чем шить по старинным выкройкам. Многие — чего греха таить? — предпочитают тратить время на зарабатывание денег, чтобы потом обменять их на вещи. А поскольку тех, кто мог бы предложить нужную староверу вещь, на рынке нет, а самому шить некогда, мы наблюдаем то, что наблюдаем.
Я могу сказать, что традиционная одежда по ценам мастеров — это не так дорого, как кажется. Люди просто не знают, сколько сегодня стоит настоящая качественная одежда. В то же время это вопросы приоритета. Я знаю бабушек, которые готовы голодать месяц, чтобы купить икону, которую увидели на развале и захотели во что бы то ни стало ее купить.
На самом деле старообрядцу сейчас не нужен полный комплекс традиционной одежды. Мужчинам нужны рубашки и кафтаны, женщинам — сарафаны. Это в пределах пяти тысяч рублей, то есть можно себе позволить. И потом мастера — тоже люди, с ними можно договориться о рассрочке.
Не будем забывать и о том, что многим людям попросту непривычна старорусская одежда. А те, кто себя уговаривает, как раз склоняется к самому простому и берет за полторы-две тысячи «габардиновые занавесочки» на Рогожке. Прав был Бердяев, который говорил, что конвейер рано или поздно убьет традицию.
Банальный пример: дом, построенный нормальными плотниками в XIX веке, стоит до сих пор. Мы это можем видеть в Пермском крае, на западе и на востоке Свердловской области — в Пышминском, Талицком и Тугулымском районах. И там по сей день стоят огромные пятистенки, построенные плотницкими артелями. Современные дома вроде бы те же деревянные, но уже совсем не такие.
То же самое и с одеждой: ты вложился один раз — и надолго забыл о ней. Например, свой кафтан я сшил еще перед воцерковлением, в период оглашения. Это был примерно 2012 год. Я в нем до сих пор молюсь, потому что изначально подобрал качественный материал, нанял профессиональную швею, разбирающуюся в этом деле. Она, кстати, происходит из семьи швей из Староуткинска… И мой кафтан, как мне кажется, через 15-20 лет сможет надеть мой сын на какое-нибудь рядовое моление, и будет выглядеть в нем вполне современно. А когда я смотрю те же кафтаны XIX века — они меня поразили! Например, в Невьянском музее! Это такие кафтаны, которые хоть сейчас надевай и носи. А, скажем, брюки из масс-маркета за сезон можно сменить не одни.
Сейчас люди мыслят так: зачем форма, если она не так и важна? Для человека прошлого такого вопроса не стояло: форма и содержание было единым целым.
Любой ученый работает с теми источниками, которые у него есть. Плюс — не забывай, что я сам из этой среды. Но даже из нашего с тобой разговора я уже вынес для себя мысль, что белокриницкие заслуживают особого исследования, которым, вероятно, со временем я займусь — на это придется потратить гораздо больше времени, но оно того, мне думается, стоит.
Для сибиряков будет актуально совершенно точно, потому что там часовенные «наследили» изрядно. И проследить эти «отпечатки», в том числе и в одежде, было бы очень интересно. У меня есть мысль: поскольку наши предки прибыли из Нижегородской области, то есть с Поволжья, то, побродив по тамошним музеям, можно познакомиться с их фондами и сделать сравнения — что взято оттуда, а что уже приобретено здесь? И в этом сравнении можно увидеть эволюцию…
Будет ли интересно для Центральной России? Некоторым коллегам я предлагал, спрашивал, заинтересует ли их? Мне отвечают, что одежда уральских старообрядцев им особо не интересна.
Далеко не все это понимают, хотя, например, сотрудники Российского этнографического музея, которые трудятся на нашей территории уже достаточно долго, очень интересуются нашими образцами. Они, я бы так сказал, «кайфуют» от уральской традиции — от сарафанов со шлейфами, со щетками. И говорят, что только здесь, на Урале, увидели нечто особенное.
Без сомнений. Я бы даже расширил его: в каждом уральском городе, в каждой деревне была своя мода. И это характерно для старообрядцев всех согласий.
В твоем вопросе противоречия нет. Теория подкрепляется теми образцами, которые были до этого. У профессионального сословия швей была большая теория того, как надо шить. Сейчас ее нет. Но она заменяется специализированной литературой. И очень интересно наблюдать, как наука начинает проникать в эту среду. Часть людей смотрят и говорят: «Да никогда у нас так не было, чего они врут тут в своих книгах?! Понаписали, а сами ничего не знают!» Даже нашим прихожанкам я приносил старинные выкройки, а они удивлялись, что за чуждые рисунки им показываю. Я им объясняю, что это реальные выкройки XIX века, но они наотрез отказываются их воспринимать как те, по которым в действительности шили молитвенную одежду. Тут же показываю им вещь из соседней описи, и они радостно кивают: «Да, вот это точно наше!» И это «большой привет» из локальной традиции: то, что у нас в семье или в деревне носили, это правильно, а то, что нам неизвестно, — мы за это не отвечаем.
Особенно интересно наблюдать, как бабушки из разных сел собираются на большое моление и начинают вдруг объяснять друг другу, как надо правильно шить. И главным доказательством для тех и других являются вещи, оставшиеся им от предыдущих поколений.
Я с этим не соглашусь. Да, дозреть нужно. Но в случае с одеждой надо отметить, что в последние годы появляются профессиональные швеи и те, кто имеет опыт шитья. И они, грубо говоря, глядя на вещь, могут расшифровать ее. Почему я в своем издании опубликовал схемы — для меня это было принципиально! Чтобы человек, который даже с шитьем не связан, мог бы понять, как должна выглядеть настоящая старообрядческая одежда.
Я с удивлением для себя обнаружил такие конторы. На одну наткнулся, когда изучал все, что есть в интернете по американским староверам. Нашел, что в Орегоне есть одна лавка, в которой женщина продает стилизованную под старорусскую сценическую одежду советского периода, и она выдается покупателям за что-то высокопрофессиональное.
В России таких лавочек тоже немало. Но это связано не с тем, что люди, которые продают похожую на старообрядческую одежду, имеют злой умысел. Просто у них нет никаких знаний об этом.
Но если мы говорим не в целом о старорусской одежде, а только о старообрядческой, то, как бы мне ни хотелось обойти вниманием Московскую Митрополию, но… на Рогожке продается суррогат, о котором я уже сказал — рубашечки атласные с тесемочками, сарафаны а-ля «масс-маркет». И это очень тревожный звоночек.
Мой знакомый-сибиряк, Андрей Шевченко, ткач и человек, очень интересующийся традиционной одеждой, одно время предлагал Степану Нестерову (сыну известного на Урале старообрядца-фольклориста Георгия Нестерова — М.Г.) на фестивале «Томский этнофорум» поднять этот вопрос на Соборе РПСЦ. Не слышал, чтобы это получилось…
Но стоит приехать на Рогожское некрасовцам, сразу видно: люди со своей традицией и в пении, и в одежде — во всем! Приезжают липоване — их тоже видно. Рогожане возражают, дескать, «у них особые культуры». Но, когда им показываешь фотографии рогожских прихожан прошлого, которые одеты подобающе, и говоришь им: «Да вот же ваши сидят», наступает ступор, а потом звучит объяснение, мол, традиция эволюционирует. А некоторые мне говорят: «Какая уж там одежда, веру бы не потерять, не до жиру сейчас». Я с этим не согласен — времена сейчас спокойные, никто не трогает, не гонит. Все благоволит тому, чтобы спокойно заниматься сохранением наследия. Это золотой век!
Это как раз одна из тех тем, о которой я тоже не стал говорить, потому что она вплотную связана с особенностями обряда каждого конкретного согласия. Хотя дело тут еще уже — в общине. В разных кустах общин разная традиция, плюс — в разных согласиях традиция само-собой отличается.
К примеру, невозможно описать одежду усопшего у часовенных, поскольку там очень сложный процесс, связанный с началом умирания. И я не смог отделить одно от другого. Когда я пытался описать похоронный обряд, то понял, что в данном случае целостность процесса «налицо». Если пишешь о погребальной одежде, то невозможно не сообщать читателю о самом обряде, его особенностях, последовании — когда умершего пеленают, когда полагают, когда одевают саван, надвигают, развязывают руки и так далее. Это очень сильные нюансы.
Благодаря таинственности этой темы, она интересна и достойна отдельного очерка. Но если говорить вкратце, то хоронят в хитонах-саванах, пеленают, и многое из этого процесса словами не объяснить, это надо показывать, но снимать этого никто и никогда не даст. Если и позволят когда-то, то это будет большим счастьем для этнографов. И не как этнограф, но как практикующий верующий, я понимаю: если видишь в обряде какие-то тайные вещи, то сиди и запоминай их, впитывай и мотай на ус.
Впрочем, вполне возможно, что и не нужно этого фиксировать.
Наверное, понятно, почему я не стал ее исследовать. Но скажу сразу: образцы в фондах есть. Тема эта очень интересная. В описаниях есть то, как выглядели старообрядческие священники, но, чтобы это расшифровать, надо знать язык.
Так это понятно! Меня из таких ситуаций выпинывали, что я уже ко всему готов и вряд ли чему-то удивлюсь. Повторюсь, я намеренно обошел тему одежды старообрядческого духовенства, потому что мне доступны в основном материалы беспоповцев, где ничего подобного просто нет. Если изучать эту тему, то надо подключать такой важный источник, как Кормчую, и в ней рыться. Благодаря ей, конечно, можно проследить эволюцию чуть ли не от IV века. И уральские особенности наверняка всплывут.
Потому я и говорю, что это исследование — лишь первая ступень на пути к фундаментальной работе, которая мне еще предстоит, если Бог даст. Я рассчитываю, что сейчас пойдут круги по воде, что будет отдача от брошюры. Специально не стал многого сглаживать, чтобы была реакция — пусть люди возмущаются, высказывают свои соображения. И главной целью было обобщить тему, пустить ее в среду, в том числе тем, у кого когда-то этнографы что-то брали.
Мне было бы приятно, если бы взбудоражились белокриницкие и стали меня или разубеждать, или взялись бы помочь разобраться.
————————
Беседовал Максим Гусев
Фото Центра традиционной народной культуры Среднего Урала