В 2005 году исполняется сто лет со дня объявления в России свободы вероисповедания. Это знаменательное событие стало возможным благодаря указу «Об укреплении начал веротерпимости», подписанному императором Николаем Вторым. Документ увидел свет 17 апреля 1905 года. В первую очередь положения этого законодательного акта касались признания вероисповедных прав российского старообрядчества.
После 250 лет почти непрерывных гонений древлеправославные христиане вновь получили возможность свободно совершать богослужения, возводить храмы, созидать монастыри, открывать учебные заведения. Незабываемым событием тех дней стало долгожданное распечатание алтарей храмов Рогожского кладбища.
Алтари были запечатаны в самом начале царствования императора Александра Второго. С восшествием его на престол российское общество связывало большие надежды. Старообрядцы надеялись, что жуткая николаевская эпоха, когда в тюрьму бросали за любое «оказательство раскола» (общественную молитву, случайно найденные богослужебные книги, восьмиконечный крест, поставленный на моленной или на кладбище), уйдет в прошлое.
По мнению известного старообрядческого публициста Ф. Е. Мельникова «замена Александром персонально Николая Павловича была уже освобождением России от гибельного для нее тиранического царствования». 15 января 1856 года распоряжением министра внутренних дел Ланского было вновь дозволено совершать богослужения в церквах Рогожского кладбища. Радости древлеправославных христиан не было предела. 21 января 1856 г. в теплой часовне Рогожского кладбища была отслужена вечерня, а на следующий день утреня и часы. На богослужении присутствовали около 6000 человек. Многие не могли сдержать слез. Христиане были счастливы уже тем, что после долгого перерыва они могли наконец собраться в собственном храме и вознести молитвы Богу.
Однако не всех обрадовало возобновление соборной христианской молитвы в стенах духовного центра Древлеправославия. Прошедшая служба вызвала негодование у врагов святой Церкви. Единоверческий иеромонах Парфений (известный как Гуслицкий) написал донос, в котором обвинил рогожских христиан в бесчинствах и организации массовых беспорядков. Стараниями иерархов господствующей церкви этот донос незамедлительно оказался на столе императора Александра,. который лично передал его министру внутренних дел для установления обстоятельств происшествия.
Тщательно проведенное расследование однако показало, что никаких бесчинств, указанных в доносе, на самом деле не было. Ланской подготовил доклад, в котором проводилось мнение, что запрещение богослужений на Рогожском кладбище является плодом незаконного самоуправства бывшего смотрителя кладбища Мозжакова, а возобновление богослужений является делом вполне справедливым и законным.
Смотритель кладбища Логинов указал на полное отсутствие каких-либо беспорядков: «Торжество состояло в общем веселье, в слезах радости при первой общей молитве людей, верующих по-своему и лишенных противозаконно сего утешения в течение четырнадцати месяцев. Если радость эта преступна, то виновны в ней те, кто осмелился самовольно отнять у них это утешение и подал им тем самым повод изъявлять ее в высшей степени при возвращении им законного права».
Однако результаты расследования не удовлетворили руководство синодальной церкви, поскольку не давали повода к возобновлению репрессий.
Тогда был подготовлен новый донос. На этот раз его автором стал влиятельнейший деятель николаевской эпохи митрополит Филарет (Дроздов). По мнению его биографа, историка В. Беликова, именно вмешательство митрополита «повернуло все дело совершенно в другую сторону». В своем послании императору князь церкви перечислил «многочисленные преступления», совершенные 21 января 1856 года в духовном центре российского древлеправославия.
Во-первых, Филарет был неприятно поражен «необыкновенно большим собранием» молящихся. Во-вторых, его возмутила неслыханная дерзость раскольников: «против царских врат была поставлена курительница с ладаном». В-третьих, он указал, что в служении «начальствовал конторщик Иван Кручинин». В-четвертых, митрополит донес, что соглядатаи, посланные на Рогожское, видели во время службы некоего человека, одетого и остриженного по-мещански.
«Но могло быть, — сделал ужасное предположение Филарет, — что он под верхнею одеждою скрывал епитрахиль». Перечисленные факты новообрядческий первосвятитель оценил как «особо вредные», «имеющие уже неблагоприятное действие и могущие иметь вредные последствия». В конце своего донесения митрополит потребовал немедленных гражданских «репрессалий» и совершенного закрытия рогожских храмов, причем не преминул пожаловаться и на министра внутренних дел Ланского, указав, что разрешение возобновления древлеправославных богослужений являет собой «печальный случай, последствия которого нелегко измерить».
Конечно, с точки зрения цивилизованного гражданского общества обвинения, выдвинутые Филаретом, выглядят абсурдными и нелепыми. Однако идеологическая ситуация повторилась уже в 30-е — 40-е годы двадцатого века, когда запах ладана или спрятанная под одеждой епитрахиль точно так же могли стать поводом к обвинениям в «пропаганде религии и контрреволюционной деятельности».
По просьбе Филарета оберпрокурор Синода Сербинович, излагая императору позицию церковного руководства, настоятельно требовал удовлетворить подготовленные предложения и закрыть рогожские храмы. Донесение Синода было сообщено в копии и министру внутренних дел. К письму прилагалась записка, свидетельствовавшая, что государь особое внимание уделил нижайшей просьбе Филарета расследовать вину министра, разрешившего возобновление «раскольничьего богослужения».
Весной 1856 года были созваны несколько заседаний так называемого противораскольничьего комитета. Согласно Высочайшей резолюции, поставленной на донесении московского митрополита, ставились две задачи: 1) изыскание неотложных мер по «обузданию преступного своеволия раскольников» и 2) решение вопроса: «кто из раскольников Рогожского кладбища должен быть признан виновным в самочинном оказательстве раскола».
Представители господствующей церкви митрополит Никанор, архиепископ Григорий, протопресвитер Бажанов и исполнявший обязанности оберпрокурора Синода требовали закрытия духовного центра Древлеправославия с последующей передачей его храмов в ведение Синода. Другие члены секретного комитета граф Блудов, граф Киселев, министр Ланской и граф Панин полагали, что достаточно временно «воспретить раскольникам торжественные сборища для богомолений» до выяснения всех обстоятельств дела. Однако отцы синодальной церкви были непреклонны. Они требовали конфискации церквей и всего имущества духовного центра. В результате острой дискуссии обе стороны согласились на компромисс. Члены комитета постановили: «Рогожские часовни, хотя и следовало бы закрыть, но единственно из снисхождения к призреваемым в богаделенном доме раскольникам запечатать в них одни лишь алтари». Что же касается богослужений, то они запрещалась во всех церковно-общественных проявлениях. Единственной поблажкой христианам было разрешение «молиться про себя, без чтения и пения».
Не имея личного нерасположения к старообрядцам, но наивно доверившись мнению иерархов господствующей церкви, Александр Второй, рассмотрев 12 июня протоколы заседания секретного комитета, утвердил его решение. На сем документе имеется собственноручная резолюция государя: «Исполнить… Так как на Рогожском кладбище священников нет и не должны быть допускаемы, если не присоединятся к православию и единоверию, то и алтари для службы не нужны».
7 июля 1856 года на Рогожское кладбище явился чиновник в сопровождении жандармов. Они закрыли на замки и опечатали алтари храмов. Новость о запечатании алтарей доставила петербургскому митрополиту Никанору и московскому митрополиту Филарету «великое утешение». Последний писал: «С благодарением к Богу и к благочестивейшему Императору приемлю правосудие». Торжество царило в Синоде, в покоях князей Церкви, в миссионерских кабинетах. Особое удовлетворение вызывало то, что осквернение храмов произошло даже не в эпоху «царя-гонителя» Николая, а в эпоху «царя-освободителя» Александра.
Эта кощунственная радость резко диссонировала не только с учением Христа, но и с духом нарождавшегося гражданского общества. Многие представители российской общественности полагали, что акт запечатания алтарей стал демонстрацией позора казеного православия. Это деяние омрачило и репутацию самого государя, старавшегося казаться просвещенным монархом в глазах всего христианского мира. Ф. Е. Мельников писал: «То, что он совершил на Рогожском кладбище над старообрядческими церквами, именно то самое через шестьдесят лет совершили безбожники над всей Россией. „Великое утешение" Филарета превратилось в великое торжество большевизма и безбожия!»
Царствования Александра Второго, Александра Третьего и первая половина царствования Николая Второго не принесли древлеправославным христианам долгожданного освобождения. И хотя постановление 1856 г. о закрытии алтарей касалось исключительно храмов Рогожского кладбища, в течение последующих 50-ти лет продолжали опечатываться, закрываться и конфисковываться храмы по всей России. Решения подобного рода, правда, зависели уже от ревности местных синодальных архиереев, «миссионеров», губернских и муниципальных чиновников.
Тем не менее, рубеж XIX-XX века был ознаменован постепенным изменением общественного и государственного отношения к древлеправославной Церкви.
Не последнюю роль здесь сыграл и нараставший революционный накал, системный кризис государства, духовное разложение синодальной церкви, слишком запоздалое осознание необходимости возврата к началам подлинного Православия. В первую очередь новое отношение стало проявляться среди представителей консервативной интеллектуальной элиты. В середине девяностых годов XIX века многие общественные и даже некоторые церковные деятели стали выступать в защиту Древлеправославия. Так, известный публицист В.В. Розанов писал: «Итак, хоть отрицательно, хоть в мучительных гонениях и преследованиях, мы еще продолжаем хранить с раскольниками целительную связь; мы их сберегаем для святой древней Руси, мы и себя прикрепляем к этой древней Руси».
Известный деятель единоверия иерей Иоанн Верховский писал в докладной записке, посвященной решению старообрядческого вопроса: «Старообрядчество не есть уклонение от православия. Старообрядчество не есть раскол… Старообрядчество есть собственно протест русского православного народа против внесения архипастырями идей и дисциплины папизма в теорию и практику отечественной церкви… протест против посягательства чужеземности на русскую народность, так возмутительно обнаружившей себя в запретительной клятве, продиктованной греческими проходимцами и киевскими латинистами…
Старообрядцы отстаивают именно те начала, кои составляют существо, жизнь и несокрушимость Церкви». Такие идеи высказывались и некоторыми иерархами господствующей иерархии. Так, московский митрополит Иоаникий был вынужден признать: «Если бы не было старообрядцев, православие давно бы обратилось в лютеранство».
Большое значение в общественном и гражданском признании Древлеправославия имели активные общественно-политические действия, предпринятые видными деятелями старообрядчества. На этот раз на переднем крае борьбы за веру Христову встали миряне. Как и 68 лет назад, когда на Большом Рогожском соборе 1832 г. именно миряне настояли на восстановлении трехчинной иерархии и организации архиерейской кафедры, так и на этот раз они стали готовить ходатайства об освобождении старообрядчества от религиозных притеснений. Во главе движения выступили известные своей активной церковной позицией Дмитрий Сироткин и Михаил Бриллиантов.
Дмитрий Василевич Сироткин был известным нижегородским предпринимателем, судовладельцем. В 1900 г., когда правительство постановило взять со старообрядческих епископов подписки впредь не именоваться духовными лицами, никто не взялся решить эту проблему. Узнав об этом, старообрядческий епископат был вынужден скрываться. Сироткину же удалось исходатайствовать у Императора отмену этого постановления. Михаил Иванович Бриллиантов также занимался предпринимательской деятельностью, однако основную часть времени уделял церковным проблемам. Он был известен как человек энциклопедических знаний, специалист по церковной истории и каноническому праву. В Москве его знали как блестящего начетчика и полемиста.
По благословению святителя Арсения Уральского, 14 сентября 1900 г. Д. В. Сироткин и М. В. Бриллиантов созвали в Москве Первый Всероссийский съезд старообрядцев Белокриницкой иерархии. На нем обсуждались два вопроса: как пробить стену лжи и клеветы, созданную вокруг Древлеправославия, и каким образом правильно информировать государственные власти о нуждах и проблемах Церкви. Решено было подготовить прошение на имя государя и собрать необходимые подписи. Надо отметить, что в те годы это дело было небезопасным. Подготовка коллективных просьб была тогда под строгим запретом. Страшная кара могла постигнуть лиц, занимавшихся этим, да еще «в пользу раскола».
Тем не менее эти мужественные люди решили пожертвовать своим благополучием ради святой Церкви. В самое короткое время было собрано около 50000 подписей. В декабре того же года прошение было вручено брату царя, великому князю Михаилу. Христиане не просили для себя никаких исключительных прав, они лишь молили государя даровать им права такие же, какими пользовались предствители остальных вероисповеданий. С тех пор каждый год в Нижнем Новгороде стали созываться старообрядческие съезды. Уполномоченные от съездов готовили дополнительные ходатайства, прошения, письма. В прессе стали появляться объективные материалы о жизни древлеправославной Церкви. В обществе наконец открыто заговорили о правах старообрядцев как коренных граждан России, созидателей своей страны, трезвых, законопослушных и работящих людей, соли земли Русской.
Представители древлеправославной Церкви, как миряне, так и священнослужители, стали встречаться с важными государственными лицами: членами Государственного Совета, сенаторами, губернаторами и даже с высочайшими особами. Правительственный чиновник С. Е. Крыжановский в своих мемуарах описал одну из таких встреч: «В нанковых рясах, с худыми строгими лицами они резко отличались от упитанного духовенства господствующей церкви с его шелковыми одеяниями, орденами и явным нередким равнодушием к делам духовного мира; различие духовенства гонимого и торжествующего невольно наводило на мысль, что возрождение церкви, о котором так охотно у нас говорили, могло бы пойти только от гонимого».
7 ноября 1903 года старообрядческие уполномоченные подали государю прошение о распечатании алтарей храмов Рогожского кладбища. Обеспокоенный ненормальным положением своих подданных, царь наконец созвал Особое совещание, посвященное проблемам старообрядчества. На нем он впервые узнал всю правду о миллионах несправедливо гонимых граждан России. Как вспоминали очевидцы, этот разговор произвел на царя тяжелое впечатление. По словам и поведению императора было заметно, что он неприятно удивлен и расстроен. Получая информацию из Синода, государь не имел представления о реальной жизни огромной части своих подданных.
Чтобы еще раз убедиться в реальности происходящего, царь поручил министру внутренних дел П. Д. Святополк-Мирскому подготовить для него отдельный доклад и сообщить его в приватной беседе. Подробное расследование, подготовленное Святополк-Мирским, еще раз убедило Николая II в срочной необходимости дарования свободы старообрядцам. Во время беседы царь был бледен и печален. Он «ужасно о них сожалел, говорил, что никогда не знал, что умирающим в больницах не позволяют причащаться, потому что священники не допускаются». Когда светлейший князь рассказал о запечатанных алтарях, государь воскликнул: «Это ужасно!»
К началу марта 1905 г. Комитет министров подготовил проект указа о веротерпимости и передал его на утверждение монарху. 16 апреля, за день до официального оглашения Указа, Николай II отправил московскому генерал-губернатору телеграмму, в которой повелел немедленно распечатать алтари и разрешить богослужения во всех храмах духовного центра древлеправославной Церкви. Радостная весть быстро разнеслась по Москве. Уже через несколько часов в храмах Рогожского собралось более 10000 человек. К ночной службе успели очистить алтарь центрального собора. Наскоро выносились истлевшая материя, сломанные детали алтарных конструкций. Народ разбирал на память мелкие обломки, обрывки бумаги.
Когда началось ночное богослужение, гигантский храм не мог вместить и половины желающих попасть в него. Во время торжественной пасхальной службы не было ни иллюминации, ни колокольного звона, даже крестный ход пришлось проводить внутри храма. Все это пока еще было запрещено. Однако радости не было предела. Христосование продолжалось более часа. Старожилы не могли припомнить такого приподнятого настроения, радостных слез и сердечных объятий!
17 апреля 1905 года — день опубликования указа «О веротерпимости» стал важнейшей, еще не до конца оцененной вехой в жизни нашей страны. Даруемая этим указом свобода христианского вероисповедания сразу же нашла благодарный отзвук в каждом старообрядце, вызвала в сердцах верноподданных сынов Отечества высокие чувства духовной радости. Впервые после раскола XVII века в России разрешалось свободное исповедание православной веры. Отныне отменялась уголовная ответственность за переход из одного исповедания в другое, христианам всех исповеданий разрешалось принимаемых ими на воспитание некрещеных подкидышей и детей неизвестных родителей крестить в согласии со своей верой. Разрешалось строительство храмов, оправление духовных треб, общественные богослужения; чуть позже были позволены крестные ходы и колокольный звон.
Миллионы русских людей были уравнены в правах с лицами инославных вероисповеданий. Они смогли создавать свои учебные заведения. Было открыто множество монастырей, храмов и часовен. Отечественная пресса писала в те дни: «Дню 17 апреля 1905 года суждено отныне стать великим, незабвенным, имеющим мировое значение днем: обнародованные в этот день ВЫСОЧАЙШИЙ указ и ВЫСОЧАЙШЕ утвержденные положения Комитета Министров, эти достойные плоды трудов лучших государственных умов займут в истории Земли Русской подобающее им место рядом с освободительным для крестьян днем 19 февраля 1861 года. Отныне громадное множество коренных русских людей освобождено от иного, пожалуй, тягчайшего ига: отныне сняты оковы, целые века немилосердно тяготившие не только совесть, но и быт многих миллионов русского народа…»
Комментариев пока нет