Сергей Антоненко: «Старообрядчество, как носитель замечательной и яркой, сочной традиции жизни и бытоустроения, может быть мощной альтернативой неоязычеству»

Особый феномен современной религиозной жизни представляют собой разные культы, отождествляющие свое учение с якобы древней, дохристианской традицией. Эти религиозные группы получают все большее распространение как на территории нашей страны, так и за рубежом.

О феномене неоязычества и возможности противостоять ему мы беседуем с историком религии, заместителем редактора журнала «Наука и религия» Сергеем Антоненко.

***

Наш журнал «Наука и религия» занимается сравнительным, сопоставительным изучением религий. Один из принципов журнала «Наука и религия» — это представление на его страницах всех религий, конфессий и исповеданий, которые существуют, будь то какие-то древние религии или сравнительно новые. Поэтому сюжеты, связанные с новой религиозностью, появляются и у нас. Для меня, конечно, всегда было любопытным сравнение, сопоставление феномена неоязычества с традиционным классическим язычеством, для наших дней эта тема актуальна и интересна.

Сегодня неоязычество активно себя рекламирует, используя новейшие информационно-коммуникационные технологии. Это само по себе любопытно и говорит о том, что люди, которые считают себя неоязычниками, приобщены к современным технологиям, к современному миру. Они любят его стилистику. Среди неоязычников не встречается примеров технофобии. Боязнь электронных технологий более распространена среди консервативных православных верующих, как новообрядцев, так и старообрядцев, а также ортодоксальных консервативных протестантов. Но среди неоязычников, по моим наблюдениям, этого не встретить.

Если иметь в виду древнерусское язычество как некий цельный религиозный феномен, то исторических свидетельств о нем до нас дошло не так много. Сохранилось некоторое количество данных в летописях и в церковных текстах. Там язычество описывается исключительно с христианской, церковной стороны. Это самый важный момент, на котором нужно сделать акцент. Нет ни одного подлинного письменного источника древнеславянского языческого происхождения, признаваемого историками. Информация, которая имеется в христианских источниках, отражает точку зрения христианских авторов, которые, конечно, к язычеству были настроены не слишком добродушно, не слишком благожелательно. Они его обличали и не были заинтересованы в скрупулезном сохранении каких-то сведений об этой «поганьской вере», которую они воспринимали как мрачное, темное прошлое. У нас есть свидетельства «Повести временных лет», свидетельства, соответственно, древнерусских хронистов, свидетельства церковных проповедников обличителей язычества. У нас есть литературные памятники, в которых прослеживаются языческие реминисценции, такие, как, например, «Слово о полку Игореве». Но в письменных источниках нет сколь-нибудь систематизированных сведений.

Вероятно, больший материал может дать фольклор. Но здесь нужно быть очень осторожным и внимательным, потому что этнография как классическая, академическая дисциплина достаточно поздно переживает свое становление, свой расцвет как наука. Это первая половина XIX века. В эти годы во всех европейских странах развивается такое течение, как романтизм, в том числе национальный романтизм, когда разными народами идет усиленный поиск своих древних, национальных корней. Если этих корней нет (теоретически такого не бывает, чтобы у народа не было древних корней) или об этих корнях сохранилось мало исторических достоверных данных, то эти корни начинают искусственно конструировать, воссоздавать.

В качестве примера можно привести работы Шпилевского (Павел Михайлович Шпилевский (1823–1861 гг.), писатель-этнограф, публицист, литературный и театральный критик, популяризатор народного культурного наследия белорусов — прим. ред.) Это был известный у нас автор по теме этнографии, можно сказать, первооткрыватель в некоторых областях этой науки. Его первая публикация вышла в 1846 году, это было его исследование о поверьях белорусского народа. Оно было напечатано в журнале «Министерство народного просвещения». Шпилевского активно цитировали позднейшие авторы, такие как Александр Николаевич Афанасьев (1826–1871 гг.) — известный русский собиратель фольклора, автор знаменитого исследования «Поэтические воззрения славян на природу». Потом, зачастую без упоминания Шпилевского, многие его положения вошли в другие этнографические труды. С современной точки зрения, надо сказать, что очень многие позиции, многие сведения, сообщаемые Шпилевским, не подтверждаются. Они не подтверждаются другим этнографическим материалом, письменными источниками и тем более данными археологии. Простая логика подсказывает, что какие-то вещи он домысливал, фантазировал, порой конструируя языческих богов из весьма туманных фольклорных представлений, из народных обрядов, из текстов народных песен. Современные этнографы полагают, что такого божества, как Купало или Купала, о котором упоминает Шпилевский, скорее всего даже и не было. И подобных примеров достаточно много.

Интересно, что бывали случаи, когда авторы, рассказывающие о язычестве, прибегали к прямой фальсификации в источниках. Но здесь больше прославились наши друзья-чехи, которые фальсифицировали две рукописи: Краледворскую и Зеленогорскую. Этим занимался чешский этнограф, филолог и поэт, деятель национального возрождения Вацлав Ганка (1791–1861 гг.) с друзьями. Он создал две древние летописи чешского народа и выдал их за подлинники, которые в течение многих десятилетий признавались в науке. Таким образом, к фольклорному материалу нужно относиться с большой осторожностью. Конечно, то, что собиралась в эпоху более строгого научно-академического подхода, в конце XIX–XX вв., более достоверно.

Третий круг источников — это археологические данные. Археологических данных у нас опять же не так много, чтобы реконструировать полную, целостную картину древнерусского язычества. Мы можем заключить, что у восточных славян скорее всего не было сколько-нибудь архитектурно оформленных храмов, были, скорее всего, открытые капища, мольбища, посвященные богам. Фигуры идолов какие-то существовали. Но опять же, как они выглядели? Мы можем примерно судить по знаменитому Збручскому идолу, но это почти что единственный артефакт, по которому мы можем реконструировать космогонические представления славян, в частности, представления о трехчастном мире.

У нас есть три группы источников, каждая из которых имеет достаточно фрагментарную информацию. Лишь путем сложения этих сведений мы каким-то образом можем с известной степенью достоверности реконструировать картину языческих верований. Мы можем сказать, что язычество восточных славян не было четко оформленным, не было систематизированным, не было специального института жречества. Это очень о многом говорит потому, что у нас есть пример весьма развитого литовского язычества, язычества поморских, полабских славян, проживавших на территории восточной Германии. Там у нас есть сведения, которые тоже в основном и даже практически полностью происходят от христианских хронистов, есть сведения о развитом институте жречества, с достаточно четкими идеологическими представлениями, с храмами, с кровавыми, чуть ли не человеческими жертвоприношениями.

На Руси была другая ситуация, и, может быть, это обеспечило православию достаточно легкую и быструю победу. Как историки, мы должны констатировать, что духовная, культурная, идейная победа православия была фантастически быстрой на Руси. Буквально через одно-два-три поколения язычество воспринималось как седая древность. За считанные годы возник очень четкий водораздел: по одну сторону крещеный мир — православные христиане, а по другую — поганые, это от латинского «погане». Поганые, то есть язычники, — термин, который происходит из позднего латинского языка и означает «деревенщина», потому что именно в сельской местности Римской империи сохранялись последние очаги язычества. На Руси «поганые» станет синонимом «мерзости», любой, в том числе и религиозно-культовой.

Мы видим, что крещение Руси и распространение христианства при Ярославе Мудром дает уже развитую, зрелую, полноцветную христианскую культуру. Это замечательно. И мы видим еще один интересный момент: на Руси не было сколько-нибудь успешных попыток отступления от христианства и реставрации язычества на уровне элиты. Хотя мы знаем, что именно княжеская дружина довольно твердо держалась языческих верований, но опять же до Крещения. При этом, скажем, в Чехии или Болгарии были попытки реставрации язычества.

В вопросе «Кто стоит?» мы можем углубиться в конспирологию, но мне бы этого не хотелось по той причине, что в любом негативном явлении мы можем видеть чей-то сознательный злой умысел и вполне возможно, что он и присутствует. Давайте все-таки будем стоять на почве фактов и попробуем проанализировать неоязычество. Откуда неоязычники берут обряды, традиции? Частично берут из фольклорных исследований. «Библией» для неоязычников стала книга А. Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу», где описывается множество обычаев, обрядов. Но очень быстро неоязычники стали сами домысливать и развивать этот культовый багаж. В неоязычестве существуют разные группы. Я, как исследователь, могу выделить два основных направления в неоязычестве: одно мы назовем «почвенническое», а второе — «фэнтезийное».

Почвенническое течение — это те неоязычники, которые искренне убеждены, что даже если они что-то домысливают или реконструируют, то они все равно пробиваются сквозь пласты времени, нагромождения каких-то мифов, которые воздвигли христиане, пробиваются к подлинному, чистому язычеству, к чистой вере, древнерусской, которая была в старину.

Фэнтезийное неоязычество гораздо свободнее, не связывает себя необходимостью очень точно соотноситься с древнерусскими реалиями. Яркий пример этого — т.н. «инглиистическая церковь», сообщество инглингов, которые себя называют, кстати, еще и «староверами» и «православными». У них даже есть крестное знамение, которое они совершают, причем двуперстное. Это такая пародия на христианство и одновременно, что интересно, это пародия на подлинное некогда бывшее скандинавское и кельтское язычество. Также это пародия на ведийскую традицию, которая сохранилась в Индии. Инглиизм — это такая эклектическая смесь из различных учений и верований, оформленная как такая религия эпохи «нью эйдж».

Инглинги с потрясающей непосредственностью принимают некое «священное писание», которое проповедует их вождь волхв Александр Юрьевич Хиневич. Он сообщает, что существует подлинник текстов «Славяно-Арийские Веды», что, с точки зрения науки и религии, все чрезвычайно смешно. Но, с другой стороны, грустно, потому что люди попадают в орбиту этих движений и странных учений. Через какое-то время у них меняется перспектива, ракурс видения, они воспринимают всерьез то, что им говорят. И с ними уже диалог очень затруднен. Я бы не преуменьшал опасности неоязычества, притом что для меня, как для религиоведа, неоязычество не может считаться полноценным религиозным явлением. Это скорее часть такого эклектического эстетического пространства современной постмодернистской эпохи.

Почему здесь сложно говорить о религиозности? — Потому что почти никто из неоязычников не воспринимает своих богов как живых, реальных существ. Даже те из них, кто всерьез входит в некое сконструированное псевдодуховное пространство, в большей степени связаны с каким-то ритуалом, с какими-то обрядами, магическими действиями, оккультными, по своей сути, практиками, нежели с реальной искренней верой в то, что за тем или другим природным явлением стоит божественная личность. Это очень важный принцип. Язычество античное было персоналистичным. Я думаю, каждый это почувствует и поймет, если почитает древние литературные памятники, где мы ощущаем присутствие личностного начала за теми или иными явлениями. У греков и у римлян был четко оформленный пантеон, у них были ритуалы посвящений, экзотерическая и эзотерическая составляющая, храмы, жречество. Греческое язычество было связано с очень мощной античной культурой, поэтому оно так долго уходило.

Их полно. Неоязычество — это модный европейский тренд. Связан он с разочарованием в христианстве. Современный западный мир стремительно дехристианизируется. Я иногда читаю труды наших церковных публицистов, батюшек, которые стремятся отстоять правильное, гармоничное общение в треугольнике государство — церковь — социум, и при этом они ссылаются на современный западный опыт и говорят:

Посмотрите, как в Европе, в той же Америке, религия и церкви интегрированы в жизни общества, государства.

Но они совершенно опоздали с этими заявлениями, потому что на наших глазах религия и церковь выдавливаются из жизни западного общества и государства. А вот неоязыческие движения расцветают. Конечно, постмодернизм предлагает немножко другую схему, говорит, что не надо замыкаться в рамках одной какой-то доктрины, одного учения, пусть даже это будет новейшее, современнейшее. Идеал постмодернизма — свободное конструирование собственной духовной программы, в которую можно включать элементы из разных учений: новейших и древнейших.

Возвращаясь к неоязычникам, можно сказать, что некоторые их обряды довольно зрелищные. Отмечу, что немало творческих людей входит в это движение, так или иначе примыкает к нему, потому что творческих людей привлекает возможность свободно себя проявлять, выражать еще и в такой интересной эстетической сфере. Я думаю, это тоже одна из объективно сильных сторон неоязычества.

Язычество популярно во многом за счет своей яркой образности, ярких и необычных, выводящих за рамки повседневности ритуалов, празднеств. А для христиан это говорит о том, что христианская культура, церковь утратила очень многое из того багажа, который помог в свое время одолеть древнее язычество. То, что наши русские богословы называли «освящение быта», когда духовным, церковным началом была проникнута жизнь людей. Эта жизнь была не скучная, она была вкусная, яркая, полноценная. Сейчас у большинства людей восприятие православия, вообще христианства в целом как некоего консервативного, невыразительного явления, в которое идут люди, избегающие всего звонкого, яркого, сочного. Это их раздражает, им хочется чего-то скромного, сдержанного, и вот они инстинктивно начинают примыкать к разного рода консервативным христианским направлениям. Конечно, они не понимают, что такое истинное христианство, не понимают, что христианство было принято на Руси, прежде всего, благодаря своей мощной, победоносной, бьющей наотмашь эстетике, наполненной красотой как святостью. Именно так восприняли христианскую красоту у нас на Руси. А сейчас неоязычники это перехватывают и, надо сказать, довольно успешно.

И еще один момент: неоязычество паразитирует на незнании истории, у нас народ дичает, давайте будем смотреть правде в глаза. Выросло поколение людей, которые не знают вообще основ истории, не ориентируются в системе гуманитарных координат. Я преподаю в двух учебных заведениях, ориентированных по возрасту на старшеклассников, эти учебные заведения продвинутые, они призваны воспитывать гуманитарную элиту, я бы мог привести огромное количество преподавательских анекдотов о разных нелепицах в головах студентов. Если в советское время у нас при всех искажениях, при всех чудовищных передергиваниях, которые были в официальном курсе истории, все-таки была некая общая картина, закладывалась некая система знаний, то теперь, к сожалению, этого нет. Неоязычники приходят с новой программой, когда они обычно говорят о каком-то грандиозном величии древней дохристианской Руси, или Гипербореи или еще каких-то фантастических государств, или империи прошлого, в которой процветало язычество. С этими сценариями они оказываются востребованы среди молодежи, среднего поколения, в той среде, где не располагают гуманитарными знаниями. Здесь у них все неплохо получается. Неоязычники, конечно же, паразитируют и на незнании основ и истории христианства.

Конечно, с 1988 года, когда стали утихать гония на религию, кое-что было сделано. Но по факту это очень немного. Ожидания возвращения к храму во всероссийском масштабе, которые были у многих, не реализовались. Поиск веры, поиск чего-то выводящего за рамки повседневности продолжается, в том числе и в неоязычестве. Но думаю, что неоязычество не способно удовлетворить подлинное религиозное чувство, именно поэтому неоязыческие общества нестабильны, они постоянно распадаются, ссорятся между собой, враждуют. Но, тем не менее, люди туда приходят. И неудовлетворенная духовно молодежь будет туда приходить, я предвижу рост этого движения. С другой стороны, могу сказать, что неоязыческие культы очень вредят науке. В истории, как и в любой науке, есть малоизученные феномены, например, связь санскрита с русским языком. Язычники трактуют эти не до конца изученные феномены в свою пользу, тем самым дискредитируя исследовательскую деятельность в этом направлении.   

Противопоставить подлинное, настоящее, истинное — то, что было. Ведь неоязычники начинают с того, что говорят: «Мы представляем истинную, подлинную Древнюю Русь», а старообрядцы здесь имеют полное право сказать:

Нет, ребята, вы самозванцы. Подлинную, истинную Русь представляем мы.

Ведь старообрядчество, в отличие от новообрядческой церкви, сохранило, помимо богослужебного наследия, еще и значительный пласт бытовой культуры. Если для подавляющего большинства новообрядцев принципы, которые были заложены в «Домострое» и других памятниках, это что-то давно прошедшее, то для старообрядцев это основа мировоззрения и даже повседневного быта.

И, конечно, старообрядчество, как носитель вот этой замечательной, яркой, сочной традиции жизни, бытоустроения, позитивного восприятия Божия мира и укоренения в нем на христианских основах, может быть мощной альтернативой неоязычеству.