XVIII век занимает особое место в русской истории: именно тогда в течение более 70-ти лет Российской империей самодержавно правили женщины. Это даже дало повод называть XVIII столетие «женским веком» на Руси (или «бабьим царством»). После смерти Петра Великого, не успевшего перед смертью назначить себе преемника, от Екатерины I до Екатерины II на троне практические беспрерывно сменяли друг друга лица женского пола. Удивительно резкий контраст с еще недавней, старомосковской эпохой, когда участь девочек, рожденных в царских покоях, была весьма незавидной: царевны жили практически затворницами в своих хоромах и тихо увядали, без всякой перспективы к будущему личному счастью. Долгие молитвы, рукоделье, иногда насильственный постриг в монастырь: по статусу им запрещалось выходить замуж за придворных, а мысль о браках с европейскими монархами не допускалась, т. к. для дочерей русских правителей переход в католицизм был невозможен. Исторический факт: от эпохи Ивана Грозного до Петра 1 ни одна из царских дочерей так и не сподобилась супружеской части. И только «окно в Европу», уже по-своему и самым радикальным образом, решило этот, как казалось, безвыходный вопрос.
Ирина Михайловна (1627-1679)
У первого из царей династии Романовых, Михаила Федоровича, было три взрослых дочери: Ирина, Анна и Татьяна, которые вынуждены были закончить свою жизнь старыми девами. Можно сказать, что «особенно не повезло» в этом смысле самой старшей, на долю которой выпало в свое время немало душевных треволнений. Так, Ирина чуть было не стала женой сына датского короля Кристиана IV — принца Вальдемара-Кристиана, графа Шлезвиг-Голштинского, но брак все-таки не состоялся, и лишь потому, что убежденный лютеранин Вальдермар наотрез отказался принимать православие. Вся история со сватовством длилась не менее пяти лет, за которые предполагаемый жених, даже будучи в Москве, так и не смог ни разу увидеть свою невесту, что вполне соответствовало русским традициям того времени.
В старообрядчестве Ирина Михайловна известна потому, что, будучи достаточно влиятельным лицом при дворе царя Алексея, она всячески старалась заступаться за гонимых в то время староверов, к чему направлял ее сам знаменитый протопоп Аввакум. До нас дошло одно из его посланий к царевне, где он призывает ее ходатайствовать пред царем о возвращении к дониконовскому уставу, претя в противном случае Божьей карой и крушением Московского царства, подобно Византии:
«… Тому лет двести семьдесят с лишком, варвар, Бахмет турский, взял Царьград и брата Мануиловича Констянтин… Блюдусь и трепещу, та же собака заглядывает и в нашу бедную Русь… Преудобренная невесто Христова, не лучше ли со Христом помиритца и взыскать старая веры, еже дед и отец твои держали, а новую б…ь в гной спрятать? Пускай Никонов устав мотыльноской до общаго воскресения тут препочиет. А будет так и не учинитца, тако глаголет Дух Святый, пострадати будет и нам, якоже и греком.
… Царевна-государыня, Ирина Михайловна! Умоли государя-царя, чтобы дал мне с никонияны суд праведный, да известна будет вера наша християнская и их никониянская. Иду, раб ваш, братися с турским по святей Божии церкви, взявши братию мою страждущих повсюду. Не надобе нам ни пищали, ни сабли, ни они что от таковых, но токмо облецемся в ризы священныя; попы и дияконы со кресты и фимияном, а черньцы в черныя ризы и схимы… Да воспоем песнь раба Божия Моисея: «коня и всадники фараоновы вверже в море…» Надеюся на Господа, яко Ияков Никейский прогнав перскаго царя комарами.
А никонияне, патриархи и митрополиты и архиепископы со архимандриты и игумены, пуская против варвара своим сонмом пойдут. Как знают, так и молят по своему Бога… Нам оне, поганцы, в товарищи не надобны… Оне пускай против воевод идут турскаго, а мы на самаго диявола и Салтана-царя. Я хощу о Христе Бозе моем, яко Давыд на Голияда, тако и Салтана-царя патрахилью обязав, в Москву притащу ти и пред царя моего поставлю, яко пса, и благословение царю-государю подам»[1].
Дату послания точно определить не удается, можно предположить, что оно написано после смерти брата царевны, царя Алексея Михайловича, в 1676 году. Антитурецкие настроения Аввакума в послании могли также быть вызваны слухами о готовящейся русско-турецкой войне или сообщениями о самой войне, начавшейся в 1672 году. Что же касается до самого «пророчества», следует отметить, что ему так и не суждено было исполниться: с середины 17-го по начало 19-го вв. история насчитывает порядка 11-ти русско-турецких войн, которые велись с переменным успехом, при постепенном ослаблении Османской Империи и далеко за пределами российских столиц.
Софья Алексеевна (1657-1704)
Софья Алексеевна была одной из 16-ти детей царя Алексея Михайловича. Ее биография явилась редким исключением для женщины допетровской эпохи. С детства она уже сильно отличалась и нравом и наклонностями от своих сестер. Отец, вопреки заведенным порядкам, нанял для нее учителя, и Софья, помимо русской грамматики, сумела освоить еще несколько иностранных языков, глубоко интересовалась историей и прочими науками. От юности властная и честолюбивая, Софья, едва достигнув зрелого возраста, «путем постыдных интриг и кровавых преступлений» безудержно рвалась к московскому престолу:
«Эта тучная и некрасивая полудевица с большой неуклюжей головой, с грубым лицом, широкой и короткой талией, в 25 лет казалась 40-летней, властолюбию пожертвовала совестью, а темпераменту стыдом»[2].
В качестве регентши при малолетних царях Петре и Иоанне, Софья правила Московским государством с 1682 по 1689 гг. и сыграла весьма существенную роль в истории русского церковного раскола. Именно при ней, в самом начале ее правления, состоялось знаменитое «прение о вере» в Грановитой палате, на которое весьма рассчитывали «ревнители древнего благочестия», ибо Софья, захвативши власть весьма нечестным образом, опиралась в основном на стрельцов, имевших в своих рядах значительное число староверов. Закончилось, однако, «прение» весьма печальным образом для самих челобитчиков, уже торжествовавших было пред народом свою преждевременную победу:
«… Старообрядцы считали себя победителями и оставляли палату с радостным кличем: «Победили! Победили! Веруйте, люди, по-нашему!» Но продолжение спора не состоялось. Софья подкупила воинство: командиры получили по 50-100 рублей (годовое жалование), некоторые были повышены в чинах, а рядовые получили вино и водку из царских погребов. Горе-вояки не устояли перед такими соблазнами и заявили о безразличии к вопросам веры: «нам до старой веры дела нет, это дело патриарха и церковного собора». Стрельцы схватили главного вдохновителя старообрядцев – Никиту Добрынина, которому еще вчера готовы были безоговорочно верить, и выдали властям. После пыток 11 июля священник был обезглавлен на Красной площади»[3].
В целом правление царевны Софьи можно охарактеризовать как один из наиболее тяжких и бескомпромиссных периодов для последователей старообрядчества. Вот что пишет об этом суровом времени старообрядческий историк Ф. Е. Мельников:
«По настоянию московского патриарха Иоакима царевна Софья издала в 1685 г. против людей древнего благочестия 12 грозных статей, справедливо получивших в истории название «драконовских». В них последователи древнерусской церкви, то есть старообрядцы, обзываются «раскольниками», «ворами», противниками церкви и караются самыми страшными казнями. Кто распространяет старую веру, тех приказано пытать и жечь в срубе, а пепел развеять; кто тайно будет содержать древнюю веру, тех нещадно быть кнутом и ссылать в отдаленные места. Приказано бить кнутом и батогами даже тех из верующих людей, которые окажут какую-нибудь милость гонимым христианам: дадут им или поесть, или хоть только воды испить. Установлено: бить кнутом и ссылать и тех людей, у которых преследуемые христиане лишь приютились. Всякое имущество староверов: дворы, поместья, вотчины, лавки и всякие промыслы и заводы — приказано отбирать и отписывать на «великих государей»… В узаконениях Софьи была одна такая статья, от которой не спасло даже отречение от своей веры и рабская покорность всем безрассудным приказаниям властей. Эта статья гласила: кто их, староверов (сказано: «раскольщиков»), перекрещивал, крещеных в новой церкви (правительственной, господствующей) того (если он и раскается в этом, принесет покорность новой церкви, будет иметь духовного отца и искренне пожелает причаститься), поисповедав и причастив, все-таки «казнить смертью без всякого милосердия»[4].
Другой известный русский историк В. О. Ключевский дает несколько альтернативную оценку событий и по своему оправдывает жесткие методы русской государственной и церковной власти:
«Усиление карательных мер против старообрядцев нельзя ставить целиком насчет правительства царевны Софьи: то было профессиональное занятие церковных властей, в котором государственному управлению приходилось обыкновенно служить лишь карательным орудием. К тому времени церковные гонения вырастили в старообрядческой среде изуверов, по слову которых тысячи совращенных жгли себя ради спасения своих душ, а церковные пастыри ради того же жгли проповедников самосожжения»[5].
О случаях массовых самосожжениях старообрядцев, имевших место в годы правления царевны Софьи, свидетельствуют и старообрядческие историки:
«Во многих местах, куда ожидались гонители, сыщики и мучители, заранее приготовлялись срубы для самосожжения или приспособлены были к этому отдельные избы, часовни, церкви, просмоленные и обложенные смолой. Как только получалось известие, что едут сыщики и мучители, народ запирался в приготовленное к сожжению здание и при появлении гонителей заявлял им: «Оставьте нас, или мы сгорим». Бывали случаи, что гонители уезжали, и тогда народ избавлялся от самосожжения. Но в большинстве случаев преследуемые самосжигались. Сгорали люди тысячами и сотнями зараз. Такое необычайно страшное время переживали тогда русские благочестивые люди. Многие из них ожидали конца мира, некоторые, надев саваны, ложились заранее в гроб, ожидая архангельской трубы с небес о втором пришествии Христовом»[6].
«Государство преследовало беглецов, посылая для их розыска и поимки карательные отряды. Часто, боясь попасть в руки присланных солдат, староверы решались на добровольную мученическую смерть в огне — самосожжение. Эпидемия массовых самосожжений (гарей), свирепствовавшая в России с конца XVII до начала XIX века, унесла десятки тысяч жизней[7].
Екатерина 1 (1684-1727)
При Петре 1 положение русского старообрядчества мало изменилось. «Духовный регламент» и другие законы, введенные первым русским императором, лишили старообрядцев почти всех гражданских прав. Была введена официальная регистрация «раскольников», имена которых вносились в особые списки. Таким образом, появилась категория наименования «записных старообрядцев». Такие люди обязаны были платить двойную дань, но были освобождены от посещения храмов господствующего исповедания.
После смерти Петра 1 наследовавшая престол Русской империи Екатерина 1 за краткое время своего правления (1725-1727) не оставила после себя никакого сколько-нибудь заметного следа как в русской истории в целом, так и в истории старообрядчества:
«… Екатерина процарствовала с лишком два года благополучно и даже весело, мало занимаясь делами, которые плохо понимала, вела беспорядочную жизнь, привыкнув, несмотря на свою болезненность и излишнюю полноту, засиживаться до пяти часов утра на пирушках среди близких людей, распустила управление, в котором, по словам одного посла, все думают лишь о том, как бы украсть, и, в последний год жизни, истратила на свои прихоти до 6,5 миллионов рублей на наши деньги, между тем как недовольные за кулисами на тайных сборищах пили за здоровье великого князя, а тайная полиция каждый день вешала неосторожных болтунов. Такие слухи шли к европейским дворцам из Петербурга»[8].
Анна Иоанновна (1693-1740)
Анна Иоанновна — средняя дочь царя Иоанна 5, который соцарствовал Петру Великому. Время ее правления (1730-1740 гг.) принято называть «бироновщиной», по имени герцога курляндского Эрнста Иоганна Бирона, одного из самых влиятельных фаворитов императрицы. В целом оно характеризуется как одно из самых неудачных и застойных для Российской Империи:
«Это царствование – одна из мрачных страниц нашей истории, и наиболее темное пятно на ней — сама императрица. Рослая и тучная, с лицом более мужским, чем женским, черствая по природе и еще более очерствевшая при раннем вдовстве среди дипломатических козней и придворных приключений в Курляндии, где ею помыкали, как русско-прусско-польской игрушкой, она, имея уже 37 лет, привезла в Москву злой и малообразованный ум с ожесточенной жаждой запоздалых удовольствий и грубых развлечений… Не доверяя русским, Анна поставила на страже своей безопасности кучу иноземцев, вывезенных из Митавы и из разных немецких углов. Немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались во все доходные места в управлении… Тайная розыскная канцелярия, возродившаяся из закрытого при Петре II Преображенского приказа, работала без устали; шпионство стало наиболее поощряемым государственным служением… Между тем народное, а с ним и государственное хозяйство расстраивалось. Торговля упала: обширные поля оставались необработанными по пяти и шести лет… Подстать невзгодам, какими тогда посетила Россию природа, неурожаям, голоду, повальным болезням, пожарам, устроена была доимочная облава на народ: повторялись татарские нашествия, только из отечественной столицы. Стон и вопль пошел по стране. В разных классах народа толковали: Бирон и Миних великую силу забрали, и все от них пропали, овладели всем у нас иноземцы; тирански собирая с бедных подданных слезные и кровавые подати, употребляют их на объедение и пьянство; русских крестьян считали хуже собак; пропащее наше государство! Хлеб не родится, потому что женский пол царством владеет; какое ныне житье за бабой?»[9].
Естественно, что при таком положении дел, когда и синодальное духовенство подвергалось репрессиям (по свидетельству Ключевского, одного священника даже посадили на кол), старообрядчество также терпело всевозможные притеснения. Иноков и инокинь, скрывавшихся в глухих уральских и сибирских скитах, разыскивали, как преступников, и отправляли в работу на казенных заводах; по всей империи, кроме двойного оклада, старообрядцы стеснены были лишением права брать плакатные паспорта; тех же из них, которые дерзали открыто проповедовать свое вероучение, ссылали пожизненно на галеры[10].
Живших своей обособленной жизнью старообрядцев не могли оставить в покое даже и за пределами России: в 1735 году произошла т.н. «первая ветковская выгонка», когда по приказу императрицы пять вооруженных полков вступили в пределы польского королевства с тою только целью, чтобы разгромить обжитое старообрядческое поселение. Начальник карательной экспедиции полковник Яков Григорьевич Сытин не только выгнал, как пишет Д. Урушев, около сорока тысяч староверов с Ветки, но и совершенно разорил ее: «Жилища бо и монастырь, и окрестныя скиты, и прочия здания огнем сожжены бяху и в пепел обратишася»[11].
Елизавета Петровна (1709-1761)
Вторая дочь Петра, благополучного процарствовавшая ровно 20 лет (1741-1761), оставила по себе, в целом, добрую память как среди высших чинов, так и в духовенстве и в простом народе. Императрица Елизавета пришла к власти с помощью очередного, но на этот раз практически бескровного дворцового переворота, положившего конец немецкому засилью и власти ненавистных временщиков на русской земле. Она практически отменила смертную казнь и за всю свою жизнь так и не подтвердила ни одного смертного приговора. С ее именем непосредственно связан знаменитый студенческий «Татьянин день»: в 1755 году, 25 января (н. ст.), на память св. мц. Татьяны, императрица подписала указ об основании Московского университета — первого в Российской империи. Во время царствования Елизаветы жил и творил один из самых выдающихся ученых мирового значения М. В. Ломоносов (1711-1765) — первый русский естествоиспытатель, а также известный художник и поэт, к которому весьма благоволила сама императрица.
В то же время Елизавета слишком любила роскошь и развлечения: нескончаемой вереницей потянулись спектакли, увеселительные поездки, кутарги, балы, маскарады, поражавшие ослепительным блеском и роскошью до тошноты. В своем гардеробе она оставила по смерти 15 тысяч с лишком платьев и два сундука шелковых чулок: «Елизавета была умная и добрая, но беспорядочная и своенравная русская барыня XVIII века, которую по русскому обычаю многие бранили при жизни и тоже по русскому обычаю все оплакали по смерти»[12].
Что касается старообрядцев, то они, напротив, в годы правления дочери Петра Первого, по свидетельству Н.И. Костомарова, находились в еще большей опале, чем в предыдущие царствования. По-своему крепко набожная, Елизавета совершенно не терпела инакомыслия в вопросах веры, что, несомненно, только усугубляло ситуацию и приводило к необратимым трагическим последствиям:
«Религиозное настроение императрицы побуждало ее поддаваться известным влияниям, и она дошла в своей ненависти к расколу до полной нетерпимости… В 1745 году всем вообще раскольникам запрещалось именовать себя староверцами, скитскими, общежительными; обязывали их платить двойной оклад, не совращать в свои толки православных и не придерживать беспаспортных… Самосожжение, которые происходило иногда и прежде, теперь получило, так сказать, эпидемический характер. Слыша о приближении войска, раскольники запирались в избах, где устроены были у них свои молельни, подкладывали огонь и погибали, в чаянии сохранить истинную веру и добровольным самопожертвованием достигнуть Царствия Небесного»[13].
Екатерина II (1729-1796)
Екатерина II была поистине неординарной женщиной и по праву названа «Великой», ее правление (1762-1796), по сравнению с другими самодержицами, было самым долгим и благоприятным для страны. «Золотой век» — так кратко характеризуется ее эпоха для Российской империи.
По происхождению немецкая принцесса Софья-Августа-Фредерика (ставшая впоследствии Екатериной Великой) имела очень богатую родословную, но ее семья не обладала значительным состоянием, поэтому Екатерину, весьма скромно проводившую свои юные годы и поднявшуюся впоследствии на самый верх человеческой славы, называют иногда «русской Золушкой». От природы умная и любознательная и притом прекрасно образованная, будущая императрица всероссийская со всем усердием изучала русский язык и русские обычаи, приняла православие и в результате сумела в совершенстве освоиться на своей новой родине и искренне полюбила ее.
Восшедши на престол, Екатерина добилась прекрасных результатов как во внешней, так и во внутренней политике страны. Именно в годы ее правления произошло значительное расширение территорий Российской империи, количество промышленных предприятий выросло почти вдовое, бойко развивалась торговля, при ней же началось активное освоение Уральских гор.
В истории русского старообрядчества Екатерина, чистокровная немка по рождению, открыла принципиально новую страницу, благодаря ее такту и природной мудрости вопросы о различии вероисповедания решались теперь без крайностей, и старообрядцы смогли жить уже более-менее спокойно не только за рубежом, но и в своем родном отечестве:
«В 1762 году императрица издала манифест, приглашавших в Россию людей «иностранных разных наций, кроме жидов», а также призывавший вернуться на родину всех русских беглецов. Под беглецами подразумевались зарубежные староверы, прежде всего жители богатых и многолюдных слобод Ветки.
Этим беглецам обещались следующие льготы: разрешение не брить бороду, носить народную одежду, освобождение на шесть лет от всяких податей. За манифестом последовал ряд указов, улучшавших положение вообще всех старообрядцев и уравнявших их в правах с остальным населением империи.
Были отменены законы Петра 1 о бородах, русской одежде и двойном налоге. Также было официально запрещено называть приверженцев церковной старины «раскольниками», вместо этого «хульного имени» вводился термин «старообрядцы».
Впрочем, облегчение положения староверов не означало, что государство признало истинность их учения. Просто просвещенная царица считала, что старообрядцы имеют такое же право свободного вероисповедания, как и прочие ее подданные: новообрядцы, католики, лютеране, мусульмане или буддисты»[14].
В 1763 году обер-прокурор Святейшего синода И.И. Мелиссино, указывая государыне о необходимости изменения «законодательства о раскольниках», впервые за всю история раскола предложил «не называть их больше раскольниками, но употреблять другое название». Этот документ («записка о раскольниках») хранится в деле «Мысли о раскольниках и о средствах к обращению их» фонда «Раскольничьи дела» (Ф. 163) Российского государственного архива древних актов (РГАДА). Он представляет собой рукопись на восьми листах на французском языке под названием «Propositions touchant les Roscolniks par Jean de Melissino». Точная дата написания записки неизвестна, но, судя по описи, она относится к лету 1763 г.
«Главным врачевателем раскола» того времени называют также одного из самых влиятельных фаворитов императрицы — графа Григория Александровича Потемкина-Таврического, лично симпатизировавшего старообрядцем:
«При содействии Григория Потёмкина 11 марта 1784 года был издан высочайший рескрипт, дозволявший старообрядцам, живущим «в белорусском, малороссийском и екатеринославском наместничествах», «службу Божию отправлять по их обрядам». Документ содержал указание местным архиепископам выделить священников для этих богослужений на основании прошений старообрядческих общин. Годом ранее специальный синодальный указ вводил запрет для священников использовать наименование «раскольник» для сторонников старых обрядов.
При учреждении Таврической губернии в 1785 году между Днепром и Перекопом определялись места для поселения старообрядцев, предусматривалась возможность получения общинами староверов священников от таврического архиерея. К Таврической епархии в этих же целях приписывались слободы старообрядцев в Черниговском и Новгород-Северском наместничествах.
В декабре 1787 года Потёмкин-Таврический выделил обширные земли для строительства старообрядческого (Корсуньского) монастыря на территории Екатеринославской и Херсонесской епархий. Монастырю суждено было сыграть важную роль в становлении единоверия — политике воссоединения официальной Русской православной церкви со старообрядцами на условиях компромисса. Потёмкин не просто добился разрешения на строительство монастыря, но и преподнёс ему значительный личный дар. В период, когда светлейший князь занимал пост генерал-губернатора Астраханского и Саратовского на Иргизе (важном поволжском центре старообрядчества), также была предпринята попытка внедрения единоверия.
Фактический соправитель Екатерины Великой принимал активное участие в выработке самих условий сближения официальной Церкви со сторонниками старых обрядов. Потёмкин состоял в переписке с идеологом «соединения» — иноком Никодимом. Князь представил этого известного ревнителя старой веры императрице, обсуждал с ним условия преодоления раскола, стимулировал того к ведению просветительской работы среди старообрядцев. В мае 1784 года эта деятельность прервалась неожиданной кончиной Никодима, однако ряд компромиссных договорённостей князя и инока был реализован на официальном уровне. Среди них — не только разрешение служить по книгам дониконовского издания, но и переиздание их по старой форме. Именно Потёмкин сформулировал концепцию, которая позволила обойти «клятвы» (проклятия), наложенные на «раскольников» официальной Церковью ещё в XVII веке: «Клятвы положены не на обряды, а на тех, кто из-за этих обрядов уклоняется от церкви»[15].
В 1771 году произошло одно из самых значительных событий в истории старообрядчества: основание знаменитого Рогожского поселка, ныне духовного центра старообрядцев белокриницкой иерархии. Поводом к строительству послужили некоторые трагические обстоятельства. В 1770-1771-ых годах в Москве свирепствовала страшная эпидемия чумы, уносившая ежедневно тысячи человеческих жизней. Все захоронения в городской черте были запрещены, и для захоронения старообрядцев был выделен специальный участок в трех верстах от Рогожской заставы. При учреждении старообрядческого кладбища в первое время была воздвигнута небольшая часовня, чуть позже — каменные храмы во имя свт. Николы и Покровский собор. Подобным образом в 1771 году было основано и Преображенское кладбище — центр старообрядцев-федосеевцев.
Однако даже и в этот относительно благоприятный период случались свои существенные перегибы. Так, например, в 1764 г. состоялась вторая «ветковская выгонка», когда военная экспедиция насильно вернула в Россию десятки тысяч беглых крестьян и староверов. Переселенцев отправили преимущественно в Сибирь и на Алтай, но часть из них опять оказалась в староверских слободах Стародубья. В настоящее время многие выходцы из Ветки живут в Бурятии и носят название «семейских».
При смене места жительства старообрядцы старались сохранить свои святыни, но, как повествует «Ветковский патерик», все почитаемые мощи иноков-старцев, основателей Ветки, были впоследствии уничтожены. В 1774 году были сожжены останки столетнего старца-схимника Викентия, весьма почитаемого старообрядцами как при жизни, так и после кончины, а при первой выгонке подобным образом поступили с мощами старцев Иоасафа, Феодосия и его брата Александра.
«Да приведет господь расстоящаяся паки воедино…» (эпилог)
Раскол — великая трагедия Русской Церкви и Российского государства, ибо «где нарушалось единство религии, там стихии народности разлагались, дробились, исчезали», а с ними «упадали правительства и разъединялись народы» (митр. Филарет). В наше время призыв к единству актуален как никогда и обращен он не только к невоцерковленному миру, но и особенно! — к самой церкви.
Призыв этот прозвучал более тридцати лет назад, в 1971 г., на Поместном Соборе Русской православной Церкви. Собор торжественно отменил клятвы (анафематствования) на старые обряды и на тех, кто их придерживается. А сами русские церковные обряды были признаны спасительными и равночестными новым. Кроме того, никонова реформа была охарактеризована как «крутая и поспешная ломка русской церковной обрядности».
Неожиданным это постановление собора может показаться лишь на первый взгляд, поскольку равночестность старых и новых обрядов признавалась нашими церковными властями уже давно — об этом можно прочесть еще в 1765 г. в «Увещании Православной кафолической Церкви». Ряд положительных решений по этому вопросу был принят церковными органами в 1906, 1918 и 1929 гг.
На соборе 1971 г. исполнилось то, о чем еще в 1912 г. писал известный церковный историк, профессор Московской духовной академии Н. Ф. Каптеров:
«Осуждение собором 1667 г. русского старого обряда было, как показывает более тщательное и беспристрастное исследование этого явления, сплошным недоразумением, ошибкою и потому должно вызвать новый соборный пересмотр всего этого дела и его исправление, в видах умиротворения и уничтожения вековой распри между старообрядцами и новообрядцами, чтобы Русская Церковь по-прежнему стала единою, какою она была до патриаршества Никона».
И тщетны попытки некоторых историков Церкви замолчать Поместный собор 1971 г. или представить его как некую досадную случайность, чуть ли не как результат деятельности отдельных личностей. Нет, в его постановлениях слышен соборный голос самой Церкви. Еще в 1906 г. в докладе VI Отделу Предсоборного Присутствия говорилось:
«Для успокоения старообрядцев и православных, но молящихся двуперстно, необходимо уже не разъяснение, … а совершенная отмена этих клятв, как положенных от «простоты и неведения»… Вместе с этим необходимо высказаться собору Русской Церкви и по вопросу о порицаниях на так называемые старые обряды в полемических книгах прежних писателей против раскола. И здесь необходимо не разъяснение, а полная отмена этих порицаний».
«Совершенная отмена этих клятв» была подтверждена, наконец, в 1971 г. Итак, «да приведет Господь расстоящася паки воедино…»[16].
[1] Послание царевне Ирине Михайловне Романовой. «Житие Аввакума и другие его сочинения»
[2] В.О. Ключевский. «О русской истории», лекция LVIII
[3] Д. Урушев. «Святая Русь», гл. 8-я
[4] Ф. Е. Мельников. «Краткая история древлеправославной церкви», часть 1-я
[5] В. О. Ключевский. «О русской истории», лекция LVIII
[6] Ф. Е. Мельников. «Краткая история древлеправославной церкви», часть 1-я
[7] Д. Урушев. «Святая Русь», гл. 9-я
[8] В. О. Ключевский. «О русской истории», лекция LXX
[9] В. О. Ключевский. «О русской истории», лекция LXXI
[10] Н.И. Костомаров. «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей». Второй отдел: Господство дома Романовых до вступления на престол Екатерины II. Выпуск седьмой: XVII столетие, гл. 21-я, «Императрица Анна Ивановна и ее царствование»
[11] Д. Урушев, «Святая Русь», гл. 10-я
[12] В. О. Ключевский. «О русской истории», лекция LXXIII
[13] Н.И. Костомаров. «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей». Второй отдел: Господство дома Романовых до вступления на престол Екатерины II. Выпуск седьмой: XVII столетие, гл. 22-я, «Императрица Елисавета Петровна»
[14] Д. Урушев. «Святая Русь», гл. 11-я
[15] Игорь Иваненко, кандидат политических наук. «Григорий Потемкин — врачеватель церковного раскола»
[16] Б. Кутузов. «Церковная реформа XVII в. Ее истинные причины и цели»
Осталось за малым — избрать президентом женщину, главное не ошибиться!
Отличная статья!