Почему иконы несут коллекционерам, а не староверам?

Старинные лики, пострадавшие в пожарах, пребывающие в сырости, потрескавшиеся и даже почти полностью стертые. Что делать с такими иконами? «Платежеспособные» коллекционеры ответы знают и, вкладывая средства, воссоздают, казалось бы, напрочь утраченное. А староверы? Слышать о том, что верующие умельцы что-то воссоздали из небытия, мне лично не приходилось. Эта история про то, что лучше, наверное, отдать лик профессионалу, чем «похоронить» образ в кладовке…

Мэр Екатеринбурга, собиратель икон невьянского старообрядческого письма — Евгений Ройзман недавно в своем виртуальном дневнике рассказал о том, что к нему пришел некий писатель и передал иконы XVIII века. А я прочитал и поначалу удивился: какое же доверие к главе города должно быть, чтобы именно ему принести намоленные лики, а не передать их бережно в ближайший старообрядческий храм. Впрочем, давайте обо всем по порядку. И для того, чтобы понять суть проблемы, звоню с вопросом Евгению Вадимовичу.

— Ему их продал один плотник из администрации Кировского района Екатеринбурга, — рассказывает он, поясняя, что те хранились в подвале и лет пятьдесят назад плотнику велели подвал освободить.

По словам писателя, плотник подумал: «Не выкидывать же!»

— Храни тебя Бог, добрый человек! — комментирует ситуацию Ройзман, рассказывая, что вместе с писателем бережно достал иконы из шкафа, где они простояли сорок лет, осторожно перенес в машину и привез в музей.

— И вот, смотрю масштабы бедствия, — рассуждает он. — Спасти можно Симеона Богоприимца, там утрачен центр лба, выпал фрагмент даты, и если дунуть — осыплется остальное. Сделаем! Точно спасем икону «Преображение» и, думаю, сумеем собрать Новозаветную Троицу. Остальные будем потихонечку раскрывать, укреплять и думать, как спасать. Лет на десять работы! Это большая удача, уже последние невьянские иконы такого высокого класса, сумеем сохранить.

Да уж, парадоксальная ситуация. Авторитет Евгения Ройзмана в столице Урала настолько велик, что, несмотря на наличие в городе старообрядческого храма РПСЦ, уникальные иконы несут к нему. Почему же так?

— Потому, что меня знают, и музей для всех, а в храм всем желающим попасть не удастся, — пояснил мэр, подчеркнув свою давнюю уверенность в том, что икона дом себе сама найдет.

По словам Ройзмана, кроме как в музее, эти иконы, находящиеся, чего греха таить, в крайне плачевном и вряд ли пригодном для молитвы состоянии, нигде не пригодятся: вряд ли кто из староверов решится поставить их в иконостас, никто не сможет спасти.

— И потом, я же их покупаю задорого, просто никогда не пишу об этом, — добавил он, объяснив суть «проблемы».

Редко, очень редко в наши дни находятся добрые жертвователи, которым иконы без надобности и они хотели бы их передать тем, кто оценит и примет с благодарностью. Тем печальнее, что эти же люди, в чьих руках, зачастую, совсем случайно оказалось такое духовное, а нередко параллельно и материальное богатство, рассматривают его как источник пополнить свой кошелек, а не сделать богоугодное дело и помочь своей душе. Если в деревнях потомки староверов, утерявшие интерес к вере и сути православного старообрядчества, еще соглашаются передавать в ближайшие храмы свои раритеты, доставшиеся им от благочестивых отцов и дедов, то в городах ситуация совсем иная.

Да если и принесут в храм староверам икону в плачевном состоянии, что те с ней сделают? В лучшем случае положат в запасники или в алтарь унесут и спрячут под спудом. Она, возможно, продолжит разрушаться, но кому до этого будет дело? И хотя и есть среди наших единоверных братьев умельцы-иконописцы, «прайс» на их работы зачастую нереально высок. И оттого верующие решают не тратиться в условиях, когда у общин каждая копейка на счету, а оставить так, «как есть». А «есть» зачастую очень неважно: изображения не видно, краска облупилась, икона расслоилась. Не радость, а боль при взгляде на такую икону!

По трезвом размышлении, действительно, начинаешь понимать, что старообрядцы, хотя и не откажутся от такого дара — именно дара, поскольку в приходах наших нет средств, чтобы выкупать святыню, — но поделать с ним ничего не смогут. Да и уровень иконописцев среди верующих не так и высок. И посему, наверное, можно только порадоваться, что сознание у людей внешних работает в направлении — не выбрасывать иконы, не сжигать их, а передавать профессионалам своего дела и просто ценителям, которые не прячут их, а выставляют на всеобщее обозрение и вкладывают немалые средства в реставрацию.

Впрочем, тут ведь от нас все зависит: мы слишком закрыты, не показываем ни своих иконописцев, ни результаты их работы, ни возможности, коими они — умельцы эти — обладают. И потому, осознав все это, лично я перестал переживать: у Ройзмана иконы не пропадут. И спустя полгода-год можно надеяться, мы увидим те же иконы, но возрожденные к жизни. И он не спрячет их в подвале, а выставит на всеобщее обозрение в своем музее, который работает бесплатно для всех желающих. А мы, не зная, какие большие суммы ушли на реставрацию, придем на выставку и будем умиляться. Но найдутся и такие, кто будет ворчать, что иконы должны быть в храме, не обращая своего внимания вглубь проблемы…

Фото Евгения Ройзмана