Здесь и меня тогда запишите, когда умру…
Писцовая запись
Синодик (НБ МГУ, Верх. 1423, л. 1)
Первым источником информации о переписчике и оформителе той или иной рукописи, ее заказчике, времени, месте и обстоятельствах ее создания являются писцовые записи, имеющие форму как выходных данных (колофонов), так и всевозможных приписок (помет) на полях книги, параллельных основному тексту манускрипта. Колофоны и пометы открывают нам богатый, самобытный и удивительный мир — мир каллиграфов и художников. Впрочем, подобные записи имеет лишь меньшинство рукописей, что делает их еще более ценными.
***
Как правило, колофоны носят строгий, формальный характер и помещаются в конце манускрипта: здесь каллиграф указывает свое имя (впрочем, не всегда), дату создания рукописи, а порой и другие детали проделанной работы (имя и должность/сословие заказчика, место написания книги, информацию о протографе и т. п.). Выходные записи могут быть как очень краткими, так и весьма пространными.
В отличие от колофонов, пометы могут встречаться где угодно, и их форма не регламентирована. Чаще всего они рассказывают нам об особенностях быта книгописца, его личности и переживаниях, о ходе выполняемой работы. Особенно частотны краткие пометы, как-то: «зри», «проба пера», «посмотреть чернила», «конец» и т. п.
Писцовые записи славяно-русских книг XI–XV вв. уже достаточно хорошо изучены и большей частью опубликованы [1], а потому обратимся к колофонам и пометам более позднего времени — ничуть не менее интересным и даже более разнообразным, некоторые из которых представляют собой настоящие шедевры не только каллиграфического, но и риторического искусства.
Имена, сословия, даты…
Итак, из колофона того или иного манускрипта мы, прежде всего, узнаем имя каллиграфа, а порой — его социальное положение (сословие), род занятий, помимо книгописания (если таковой имелся) и даже вехи биографии. Например, городецкий каллиграф Иван Блинов почти в каждой из своих записей упоминает о крестьянском происхождении. В выходной записи Демественника 1875 г. читаем: «Тщание в художестве и трудех многогрешнаго и непотребнаго раба, Богородскаго уезда деревни Понарина Назара Алексеевича Шитикова, служившего при Рогожском старообрядческом кладбище в певчих, в храме Рождества Христова и в храме Покрова Пресвятыя Богородицы» (НИОР РГБ, ф. 247, № 113, л. 251об.). Из колофона Трезвонов 1821 г. известно, что их переписчик, Иван Никитин, принял монашество с именем Илия: «Сия богодухновенная книга глаголемая Трезвоны полныя начата писать в лето 7329, месяца генваря во 8 день. Совершися сего же года месяца марта в 17 день. Писал гуслицкий старец Илия, бывший Иван Никитин» (Там же, ф. 218, п. 1966, № 64/28, л. 251об.).
Из колофонов и писцовых помет послераскольного времени можно выявить информацию не только о сословной, но и о конфессиональной принадлежности каллиграфа. Так, например, из записи к списку утренних и вечерних молитвословий 1910-х гг. мы узнаем, что его автор, Анна Ивановна, была членом старообрядческого согласия странников: «Аз есмь последняя в человецех Анна Ивановъна, странствующая з 10-ти лет до 20. Простите Бога ради» (ИРЛИ РАН, Пинеж. 631, л. 6об.).
Над одной рукописью порой трудилось несколько человек, о чем мы также можем узнать из выходной записи. Приписка к Октоиху с Обиходом середины XIX столетия гласит: «Сия книга, глаголемая Окътай с Обиходом, начата в 1844 году Федотом, племянником Петра, Васильевым Запольским (из села Заполицы — А. Г.). Речь писана им, Федотом, застафъки рисовал и раскрашивал, писал кърюки Михайла Сидаров. Рисовал в 1849-го, крюки писал 1863 году и коньчил 1863 году сеньтября 2-го» (НИОР РГБ, ф. 247, № 917, л. 1об.).
Помимо имен переписчиков, в выходных записях могут встречаться и другие имена – в частности, заказчика/государя (до XVIII в. также патриарха), при котором «построена» рукопись. Колофон Минеи 1605 г. гласит: «При державе благочестиваго государя царя и великаго князя Бориса Федоровича всея Русии и великого государя благороднаго царевича князя Федора Борисовича всея Русии, при исправе благочестия и наставника веры истинныя, великого господина святейшаго вселенского патриарха Иева и всеа Русии написана сия книга в лето 7113 во области града Холму <…>, прибежищем и теплою верою и велением князя Ивана Петровича Шаховского Ярославского, еже речеся в Тухомичах, а писал юнейший в рабех его Олферко, а прозвище Ворон» (ГАИО. 1069, л. 208).
Уникальная в своем роде выходная запись, отражающая перипетии российской политической жизни начала прошлого века, была сделана Иваном Блиновым к переписанному им в июле 1917 г. акафисту Серафиму Саровскому: «Акафист сей начат бысть рисованием при державе Царя и Великого Князя Николая Александровича, окончен бысть при Временном Правительстве в лето от Сотворения мира 7425-е, от Рождества же Бога-Слова 1917-е в месяце июле мною недостойным изографом Иваном Гавриловичем Блиновым деревни Кудашихи Балахнинского уезда Нижегородской губернии и положен бысть в хранилище рукописей Румянцевского Музея в Москве при Директоре Музея Князе Василии Дмитриевиче Голицыне и хранителе рукописей Григории Петровиче Георгиевском» (НИОР РГБ, ф. 491, к. 1, ед. 34, л. 39–39об.). Год спустя, работая над лицевым списком «Мудрости Менандра Мудрого», каллиграф завершает его колофоном следующего содержания: «Сию книгу, Мудрость Менандра Мудраго, писал и рисовал кр. Ниж. г. Балахнинскаго у. Б-cкой вол. дер. Кудашихи Иван Гаврилович Блинов в лето 7426-1918 с перг. рук. XIV века, хранящейся в Императорской публичной библиотеке, в Петрограде. Во времена Советской власти [Большевиков]» (Там же, к. 2, ед. 3, л. 44). Другая похожая запись была помещена в конце списка «Мудрости Менандра Мудрого» и «Краткого нравоучения», принадлежащего старшему сыну Блинова — Ивану Ивановичу.
Среди подобных записей известна и весьма курьезная, выполненная Иваном Гавриловичем уже на исходе карьеры, в условиях расцвета советского тоталитаризма. Запись представляет собой послесловие к «Истории г. Городца Горьковской области», составленной и оформленной художником в 1937 г. Сегодня ее содержание вызывает чувство отторжения и неловкости, однако в те годы творить не в стол без подобных реверансов было практически невозможно.
Проставляя дату переписки, писцы XVI–XVII вв. используют кириллические цифры, а летоисчисление ведут от Сотворения мира (Константинопольская эра, сентябрьский стиль) [2]. В XVIII–XX вв. встречаются различные варианты датировки, порой с использованием арабских цифр (только от Сотворения мира, только от Р. Х., применение обеих форм). Иногда рукопись датируется чрезвычайно подробно: упоминается не только год, но также месяц, число и церковный праздник (память святого), на которые выпадает день начала и день окончания работы. Живший в Николаевске (ныне Пугачев) каллиграф Терентий Пучков, завершивший в феврале 1875 г. список Праздников, оставил запись следующего содержания: «Начата же бысть писатися сия богодухновенная книга глаголемая Праздники сиречь Господьским праздником и Богородичным во граде Николаеве в доме Федора Устиновича М. Списаны Терентием И. П. в лето от Сотворения мира 7382-е индикта 2-го. В руце лето 1-е. Ключ границ 8. Месяца ноября 4-го дня. На память преподобнаго отца нашего Иоаникия Великаго. Совершена же бысть в лето 7383-е. А от Рождества по плоти Бога Слова 1875. Месяца февраля 13 дня. На память преподобного отца нашего Мартиниана» (ЗНБ. 2863, л. 173).
Часто манускрипты переписывались по обету и являлись вкладом писца в ту или иную церковь или монашескую обитель. Церковнобогослужебные книги были одной из главных форм подобных пожертвований. Продавать или закладывать такие рукописи считалось большим грехом. Порой об этом напоминает и сам переписчик: «Лета 7205 году апреля в день построил сию книгу о чюдесех чюдотворца Макария Желтовоцкого и Унженского, яже есть на Унже, по обещанию своему сея святыя обители монах Леонид, а сию книгу <…> из казенныя келлии ни продати, ни отдати, ни заложити никому ни в чем, аще кому сию книгу отдати, или продадут, или у кого в чем заложат, да судится со мною в будущем веце <…> а на книге подписал яз монах Леонид своею многогрешною, бренною рукою» — говорится в колофоне жития св. Макария Унженского 1697 г. (ГАИО. 1098, л. 2–72).
«Многогрешную рукою»: особенности книгописного этикета
Следуя обычной для средневекового книжного этикета традиции ритуального самоуничижения, восходящей еще к апостольским посланиям (ср.: «невежда в слове» (2Кор. 11:6)), книгописец часто употреблял по отношению к себе такие эпитеты, как «многогрешный», «недостойный», «безумный», «убогий», «непотребный» и т. п. Данная традиция находится в тесной связи со средневековым представлением об авторстве как о ремесленном повторении заданного божественного образца, следовании чину: «Чем более углубляется самоуничижение, — отмечает болгарская исследовательница Лила Мончева, — тем более возрастает авторское право художника» [3]. Здесь мы также сталкиваемся с принципом, вытекающим из аскетической практики единения с Богом через самоотречение. Риторической вершиной подобного рода записей, насчитывающей 48 самоуничижительных эпитетов, служит послесловие писца Парфения Марковича Злобина к переписанному им в 1542 г. Прологу. «Яко сподобили есте написати сию книгу глаголемую Пролог, — пишет Парфений Злобин, — многогрешную рукою малоумнаго, нечистаго, безумнаго, неразумнаго, неистовнаго, злонравнаго, злокознаго, злообразнаго, злопомнинаго, злодеваго, любодеваго, злоключимаго, осужденаго, падшаго, слабаго, унылаго, лениваго, нетерпеливаго, сонливаго, ропотливаго, гневливаго, напраснаго, помраченаго, отемненаго, оканнаго, ожесточелнаго, нечувьственаго, непотребнаго, вредоумнаго, суемнаго, суетнаго, суроваго, сверепаго, ругателя, досадителя, постылаго, мерьскаго, скареднаго, гнуснаго, грубаго, глупа, худаго, глухаго, беднаго, немощнаго, смертнаго, тленнаго, блуднаго раба Божия Парфения Маркова сына Злобина» (ГИМ, Увар. 298, л. 374–374об.).
Согласно традиционным уставным руководствам, главная задача переписчика — донести до читателя каждую «тычку» копируемого текста, не исказить каким-либо образом его содержание. Ведь порой речь шла о догматических вопросах, непосредственно касавшихся «спасения души». Писать предписывалось ясно и тщательно, «яко Богу служаще». Однако справиться с поставленной задачей удавалось далеко не всем: описки на страницах значительного числа рукописей — дело вполне обычное. Так, составитель сборника рубежа XVII–XVIII вв. сообщает: «Описалъся страницой ненарочно, в забытьи ума моего. И ты чти, обратив сей лист на другой лист, первую страницу» (ИРЛИ РАН, Мезен. 1 [1958], л. 6об.). Нередко писцы заранее просили читателя простить их: «Простите, а не кляните сего писаря недостатки или прибавки» — читаем в сборнике апокрифов, духовных стихов и канонов первой половины XIX в. (НБ МГУ, Верх. собр., № 1289, л. 192об.) — типичное ритуальное клише, характерное для многих записей.
Мотивация каллиграфа в идеале должна быть нацелена на стяжание не столько материальных, сколько небесных даров. Данное обстоятельство являлось важным морально-этическим императивом книгописного ремесла, нашедшим свое отражение в писцовых записях. «Писано некорысно» — говорит нам переписчик «Иерусалимского свитка» рубежа XIX–XX вв. (НБ МГУ, Верх. 1685 [4], л. 18об.). Схожую запись встречаем в сборнике духовных стихов того же времени: «Конец. Не суди, некорыс[т]но писал, кривлевато. Всех листов 25 листов» (Там же. 2120 [2], л. 23об.).
Кроме того, многие записи содержат благодарственные обращения к Богу, Богородице и святым, а также всевозможные молитвенные формулы. «Помощник и покровитель бысть мне во спасение, Се ми есть Бог», — пишет составитель сборника поучений с канонами 50-х гг. XIX в. (НБ МГУ, Верх. 2287, л. 227об.). Уже упоминавшийся Терентий Пучков переписал свои Праздники «в похвалу, и славу, и честь Богу в Троице славимому, и Пресвятей Богородице, и всем святым» (ЗНБ. 2863, л. 173).
Писец также мог посвятить свою работу патрону либо просто одному из друзей. Так, в сборнике с духовными стихами, правилами и поучениями 50-х гг. XIX в. читаем: «1856 года месяца марта 23 числа писана кетратька [ст]ихи едыкия писаны в том, чтобы милостивому государю и любезному приятелю писал» (НБ МГУ, Верх. собр. 2042, л. 29).
«Пишу писмо писца»: рабочие и бытовые записи
Множество писцовых записей, так или иначе, связано с книгописным обиходом. В одном из сборников рубежа XVIII–XIX вв. встречаем следующую помету: «Посмотрил перо, каково пишет, а нечево, пишет хорошо» (НБ МГУ, Верх. 1266, л. 35об.). «Перо каково посмотрил, чернила каковы, писат всяко дело подобно» – гласит писцовая запись в учительном сборнике второй половины XIX в. (Там же. 1264, л. 197об.). В том же сборнике писец рекомендует: «Взять надо гумагу (так! – А. Г.) хорошую листу» (Там же, л. 80). В сборнике духовных стихов конца XIX в. встречаем такую запись: «Ето писал железным пером» (Там же. 804 [2], л. 31об.). В вышеупомянутой «Истории г. Городца» также имеется киноварная помета о пере: «Текст истории Городца писал гусиным пером» (НИОР РГБ, ф. 491, к. 2, ед. 16, л. 38об.).
Весьма частотны записи, отражающие ход переписки. «Пишу писмо писца» — констатирует автор сборника слов и поучений начала XX в. (НБ МГУ, Верх. 1556, л. 1). Парфений Злобин, закончив переписку Пролога, сравнивает свою радость с радостью зайца, который «из тенет избегши», — образ, встречающийся и в более ранних рукописях (ГИМ, Увар. 298, л. 374об.). «Конец, конец. Бисеров» — чуть ли не восклицает один из верхокамских каллиграфов в переписанном им в 1910-х–1920-х гг. сборнике духовных стихов (НБ МГУ, Верх. 1541 [2], л. 1об.).
Встречаются также и пометы гастрономического характера. Один из писцов сборника рубежа XVIII–XIX вв. напоминает: «Аще кто в среду и пяток не постится, д[а] отлучен будет» (НБ МГУ, Верх. 1266, л. 210). Устав от напряженной работы и проголодавшись, другой писец, в рукописи середины XIX в., восклицает: «Полно ужо, подем все обедать ясти» (Там же. 1415, л. 256). Переписчика Псалтири второй половины XIX столетия за работой настигла жажда и он пишет: «Пить хочу» (Там же. 1662, л. 64об.).
Желанием расслабиться, отвлечься от напряженного труда обусловлено наличие юмористических записей, иногда рифмованных. «Мало пишу, много челом бью. Федор Стефанов бил челом и плакался, и под подол прятался» — читаем в сборнике начала XVIII в. (ИРЛИ РАН, Усть-Цилем. 12, л. 139).
Порой книгописцы посвящают нас даже в собственные любовные переживания. Так, в верхокамском учительном сборнике середины XIX в. один из писцов в числе прочего размышляет: «Ой, возму Ильикину, ах я полюбел, больно хорошая и люба. Можот бодет моя жена хорошая б, <…> горюшко жити мне без нее» (НБ МГУ, Верх. 641, л. 204). А перед этим читаем: «Почему ты так плохо холешь меня» (Там же, л. 185об.).
Другая интересная разновидность писцовых помет — фенологические заметки. Например, в учительном сборнике со святцами 50–60-гг. XIX в. читаем: «День имать часов 7, а нощь 17 часов» (НБ МГУ, Верх. 1532, л. 114об.). Таким образом, из данной пометы явствует, что писец работал над рукописью поздней осенью — по всей видимости, в конце ноября. «О[т]ставной ундер-офицер» с Пинеги Василий Томилов, переписавший «О проявлении Божия милосердия и покровительства в бытии Русского государства», делится с нами следующим наблюдением: «1872 году месяца февраля 2 ч. сонцо катается колы высоко, сходит у лисници, закатываица у гумна» (ИРЛИ РАН, Пинеж. 594, л. 48).
Ряд записей связан с эсхатологическим восприятием мира — ожиданием Конца света, Второго пришествия и Страшного суда. В частности, один из верхокамских писцов второй половины XIX столетия, продолжив пасхалию в рукописных святцах, датируемых около 1696 г., с 7358 (1850) по 7400 (1892) г., закончил свою работу следующими словами: «Въпредь веку жизни имать миру 23 года всего течения веку. Простите, а не клените сие писающие письмо» (НБ МГУ, Верх. 1235, л. 166).
Иногда писцовые записи служат источником информации о стоимости работы. «300 листов на 15 руб. сер. / 330×5 = 1650:100 / по 5-ти коп. за лист / на 16 руб. 50 коп.» — вычисляет цену переписки автор учительного сборника 70-х гг. XIX в. (НБ МГУ, Верх. 806, л. Iоб.). «Дозде наполнилося письмо на дъвацеть рублей, по пять копеек с листа, всех написано по разным счетам 400 – четыреста» — подводит итоги работы составитель сборника рубежа XIX–XX вв. (Там же. 1127, л. 192). Из приписки к сборнику слов и поучений начала XX в. узнаем: «За ету повесь 65 копеек или 70 коп. по 3 к., за лист 90 ко[пеек]» (Там же. 1556, л. 6об.).
Порча книги, рисунки и пометы недолжного содержания на полях рукописи, небрежное обращение с ней — все это рассматривалось как тяжкий грех, что также нашло отражение в ряде приписок. Следует пояснить, что речь в них идет не столько об имеющем место непочтении к труду книгописца, сколько о фактическом непочтении к «святым писаниям», нерадивости и расслабленности по отношению к Богу. Приведем пространную запись виленского каллиграфа Ивана Гущенко, помещенную им в начале сборника рубежа XIX–XX вв.: «К вашему вниманию честнии господие, четцы и певцы, паче же юнии братия. Писменному труду равно же и печатному почесть отдавайте, яко же нечто драгоценно по вере камень, наипаче же божественно. И друг друго внимательно, святую книгу уважайте, и листы не заламывайте, и из корене переплета не отторгайте, застежки не обрывайте, и переплетное украшение небрежностию ни царапайте. Възгляните на стыдливость, приимите вежливость, и степенство акуратности. Полено не книга, а книга ни дрова. Да не будите якоже подъяремники имски, а будите якоже сыны света, духовная чета, и дети Божия, и чадо благородну родителя, отрасли християнския. И не будете слуги времени лукавому, а будете яко злато очищенно во горниле, творяще, и строяще на ниве Божией, се же аще в храме в земном небеси, ходяще тихо, седяще без шептан, взирающе не лукаво, и без смеха, негоднаго для молитвы. В небеси земном нужно быть, чтобы и подобно быть по божественному. Ученнии грамотнии означает раздница от земных и лесных. Скоморохи тиатральщики болие внятны бывают своему их творению, нежели дети Божия, и творящии божественно, а дело с небрежением ни за безчинность бывает не стыдно но творящим ю. Понеже церковныи устав требует чинности, вежливости, деликатства, скромности. А главное, во обращении со святыми книгами, и други с другами чинно, а тем болие соблюдати порядок непогрешимости, что из за шептанья нет и свободы приискать песни ирмоса. Надо запевать, а книга святая еще за налоим лежит. И не следят за ходом церковнаго святаго дела, чтобы благоговейно и легонько обращаться со святыми книгами, и не выворачивать досками из самаго корня назад, и не натягивать листы въместе за досками. И таким образом будет книга цела на сто годов и более. Церковь Божия есть ничто же ино суть, но разве нашими душами созданныи дом» (Богослужебный сборник, рубеж XIX–XX вв., библиотека Гайской общины, д. Гоюс, Литва, л. 1об.–2).
***
Как уже отмечалось, некоторые записи являют собой органичную часть книжного декора / риторическое украшение основного текста. Например, в роскошно оформленных Трезвонах в заставке в рамке читаем: «Киими книга сия красуется, тое же следствие показуется» (ПКМ. 2628, л. 17). В той же рукописи в заголовке задостойника Пасхе имеется запись каллиграфа, сравнивающего себя с киевским митрополитом начала XV в. Григорием Цамблаком, оставившим богатое литературное наследие, в том числе певческое: «В похвалу же и честь пренепорочней удобен, осмогласием успенскому Цамблаку подобен. Служитель ея златописец доспел, в числении гласов имя роспел» (Там же. л. 337об.).
Свое мастерство книгописцы демонстрировали и путем использования в записях различных видов тайнописи. Но это — тема следующего рассказа. А наше сегодняшнее повествование закончим фрагментом писцовой записи из Октоиха конца XVIII столетия: «Писал сей конец разудалой молодец, а учил его Н[е]б[е]сный Отец» (ВМСБТ).
Примечания:
[1]. См.: Карскiй Е. Ѳ. Очеркъ славянской кирилловской палеографiи. Варшава, 1901. С. 308–325; Рыбаков Б. А. Ремесло Древней Руси. М., 1948. С. 406–407, 685–687; Розов Н. Н. Книга Древней Руси. XI–XIV вв. М., 1977; Он же. Книга в России в XV в. Л. 1981; Он же. Русские мастера рукописной книги (к 1000-летию русской книги). СПб., 1999; Столярова Л. В. Свод записей писцов, художников и переплетчиков древнерусских пергаменных кодексов XI–XIV веков. М., 2000.
[2]. Для перевода даты «от Сотворения мира» (сентябрьский стиль) в дату «от Рождества Христова» следует вычесть 5508 лет, если дата «от Сотворения мира» приходится на январь–август, или 5509 лет — на сентябрь–декабрь.
[3]. Мончева Л. Н. Апостолическое письмо в становлении художественно-эстетической традиции средневековой литературы // ТОДРЛ. Т. 42. Л. 1989. С. 194.
Рукописные источники
1. Акафист прп. Серафиму Саровскому чудотворцу. 1917. Писец и художник: Иван Блинов. (НИОР РГБ, ф. 491, к. 1, ед. 34).
2. Демественник. 1875. Писец: Назар Шитиков. (НИОР РГБ, ф. 247, № 113).
3. История г. Городца Горьковской области. 1937. Писец-составитель и художник: Иван Блинов. (НИОР РГБ, ф. 491, к. 2, ед. 16).
4. Каллиграфический подлинник Строгановых. 1604. Писец: Федор Басов. (СПбИИ РАН, ф. 115, № 160).
5. Канон Честному Кресту. 1899. Писец и художник: Иван Блинов. (НИОР РГБ, ф. 242, № 189).
6. Книга Иосифа Матфея Флавия. 1909. Писец и художник: Иван Блинов. (НИОР РГБ, ф. 242, № 204).
7. Мудрость Менандра Мудрого. 1918. Писец и художник: Иван Блинов. (НИОР РГБ, ф. 491, к. 2, ед. 3).
8. Мудрость Менандра Мудрого; Краткое нравоучение. 1919. Писец и художник: Иван Блинов (младший). (НИОР РГБ, ф. 491, к. 3, ед. 3).
9. Октоих; Обиход. 1844–1863. Писцы: Федот Васильев (Запольский), Михайла Сидаров. (НИОР РГБ, ф. 247, № 917).
10. Пролог. 1542. Писец: Парфений Злобин. (ГИМ, Увар. 298).
11. Святцы. 1734. Писец: Василий. (Собрание Д. В. Пересторонина).
12. Святцы. 1757. Писец: Иван Арехов. (Собрание Д. В. Пересторонина).
13. Трезвоны. 1821. Писец: старец Илия (Иван Никитин). (НИОР РГБ, ф. 218, п. 1966, № 64/28).
Опубликованные источники
1. Агеева Е. А., Кобяк Н. А., Круглова Т. А., Смилянская Е. Б. Рукописи Верхокамья XV–XX вв. Каталог. Из собрания Научной библиотеки Московского университета им. М. В. Ломоносова. М., 1994.
2. Бобров А. Г., Шухтина Н. В. Пинежская экспедиция 1985 г. // ТОДРЛ. Т. 42. Л., 1989. С. 439–447.
3. Дробленкова Н. Ф. Поиски рукописей на Мезени // ТОДРЛ. Т. 16. М.; Л., 1960. С. 528–538.
4. Леонтьева С. И. Записи в старопечатных и рукописных книгах — источник уникальной информации // Навуковыя запiскi Веткаўскага музея народнай творчасцi: Зборнiк артыкулаў супрацоўникаў музея да 25-годдзя заснавання Веткаўскага музея народнай творчасцi. Гомель, 2004. С. 47–52.
5. Маркелов Г. В. Смеховые приписки в рукописях Древлехранилища Пушкинского Дома // ТОДРЛ. Т. 41. Л., 1988. С. 444–446.
6. Морозова Н. А. Книжность староверов Эстонии. Тарту, 2009.
7. Полозова И. В. Церковно-певческая культура саратовских старообрядцев: формы бытования в исторической перспективе. Саратов, 2009.
8. Рождественская М. В., Руди Т. Р., Шухтина Н. В. Экпедиция 1986 г. на Пинегу // ТОДРЛ. Т. 43. Л. 1990. С. 394–400.
9. Рождественский Н. П. Отчет об археографической командировке в г. Иваново // ТОДРЛ. Т. 10. М.; Л., 1954. С. 485–492.
10. Службы Святой Пасхи. 1913. Писец и художник: Иван Гущенко. М., 1982 (репринт).
Список сокращений
ВМСБТ — Веткаўскі музей стараабрадніцтва і беларускіх традыцый ім. Ф. Р. Шклярава (Ветка)
ГАИО — Государственный архив Ивановской области (Иваново)
ГИМ — Государственный исторический музей (Москва)
ЗНБ — Зональная научная библиотека им. В. А. Артисевич Саратовского государственного университета им. Н. Г. Чернышевского (Саратов)
ИРЛИ РАН — Институт русской литературы Российской академии наук (Санкт-Петербург)
НБ МГУ — Научная библиотека Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова (Москва)
НИОР РГБ — Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки (Москва)
ПКМ — Пугачевский краеведческий музей (Пугачев)
СПбИИ РАН — Санкт-Петербургский институт истории Российской академии наук
ТОДРЛ — Труды Отдела древнерусской литературы (Санкт-Петербург)
Комментариев пока нет