Прославленный старообрядческий начетчик и апологет Федор Евфимьевич Мельников как-то написал: «Старообрядческая история полна удивительными, провиденциальными сплетениями знаменательных фактов». К одному из таких знаменательных и отчасти даже чудесных случаев можно отнести историю спасения жителей Ржева в старообрядческом храме Покрова Пресвятыя Богородицы 3 марта 1943 года.
Началась эта драматичная история 14 октября 1941 года, в сам праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Рано утром, когда христиане Ржева собирались к божественной службе, грохочущая немецкая техника и колонны солдат вошли в город. В это время во Ржеве оставалось около 20 тысяч жителей из более чем 56. Опьяненные безнаказанностью первых месяцев войны, немцы стали ходить по домам, грабить, отнимать продукты, одежду, скотину, птиц. Прикладами и штыками выламывали запоры, выбивали стекла, рамы. Заставляли жителей расчищать снег на дорогах, рыть окопы вдоль берега Волги.
Однако Господь уготовал утешение всем истинно верующим в него. Настоящей отрадой для страдающих жителей города стал старообрядческий храм Покрова Пресвятой Богородицы. В период немецко-фашистской оккупации Покровская церковь была единственным местом в городе, где в это время совершались богослужения. Однако и её не миновали ужасы войны. 12 сентября 1942 года был расстрелян немецким солдатом настоятель храма протоиерей Андрей Попов.
Вот как об этом вспоминает одна из тогдашних прихожанок Покровской церкви М. А. Тихомирова:
12 сентября 1942 года вечером от снаряда загорелась Казанская церковь, стоявшая на берегу Волги. Эта весть о пожаре одной из старинных и красивейших церквей города так взволновала о. Андрея Попова, что он или забыл, или просто махнул рукой на приказ немцев не лазить на колокольню, все-таки взобрался на неё, чтобы убедиться, что пожар действительно начался. За ним отец (дьякон) и младший сын священника — Павел. Немцы с соседней улицы как увидели на колокольне двух бородатых мужчин с биноклями, решили — партизаны, сразу побежали к церкви с автоматами. Те уже спустились, дьякон и Павел пошли в церковь, священник — на огород. Когда о. Андрей шел по двору, немец дал очередь, тот только и успел крикнуть: «За что?», — и со стоном упал на землю.
Перед отступлением немецкие войска согнали оставшихся в живых мирных жителей города в Покровский старообрядческий храм, заминировали его и ближайшие улицы. Начальник подразделения немецких саперов собирался взорвать храм вместе с людьми, как только советские войска начнут входить в город. Нацисты собирались устрашить этим кровавым и бесчеловечным деянием и жителей города, и наступавшие советские войска. Впоследствии генерал-лейтенант Гельмут Вейдеминг показал, что ему, как командиру 86 ПД из штаба 9-й армии, по плану «Движение буйволов» предписывалось сжечь при отступлении в намеченной полосе все населенные пункты, взорвать каменные постройки и уничтожить вообще все объекты, которые могут быть полезны противнику.
Двое суток провели ржевитяне в заминированной церкви, без еды и воды, ежесекундно ожидая страшной смерти. Однако по воле Божией, можно сказать чудесным образом, немцы не смогли взорвать церковь. 3 марта 1943 года жители были освобождены воинами Красной армии. Когда узники увидели военных в маскхалатах и с автоматами, то сначала не могли поверить, что это воины Красной армии. Вот как об освобождении вспоминает одна из узниц Покровской церкви М.А. Тихомирова:
Светлее стало, смотрим — идут осторожно от пожарной каланчи (она была на соседней с церковью улице) один за другим военные и будто ищут что-то. Присмотрелись — на немцев не похожи и по одежде, и по походке. Неужели наши? Попросила я мальчишек: «Взберитесь на подоконник, кричите «Ура», там наши идут». Мальчишки закричали. Только те услышали, как бросились к нам, гремят замком и ключами. Как распахнули двери, бросились мы друг к другу, тут и рассказать невозможно что было: и слезы, и обмороки, и объятия, и поцелуи… «Сынки наши, дорогие, желанные…» «Мамашеньки, наконец-то вас нашли, уж сколько времени людей живых ищем, нет никого, весь город прошли».
Один из советских командиров П.И. Коновалов писал в своих воспоминаниях: «Я отдал распоряжение своей оперативной группе немедленно включиться в работу по спасению ржевитян. Это было, если не ошибаюсь, в восьмом часу. Вскоре красноармейцы вынесли из открытой двери церкви три черных круглых металлических мины, положили их в сторону на крылечке и стали выводить на волю узников. Из двери церкви во двор вышли старики, старухи и дети. Они были оборванные, изможденные голодом и напуганные заточением. Среди них был и дьякон…».
В марте 2013 года жители и гости Ржева отмечали 70-летие со дня освобождения города от фашистских захватчиков. В честь этого незабываемого события на стене Покровского храма была установлена памятная доска. Её открытие состоялось сразу после Божественной литургии, 3 марта 2013 г. В торжестве приняли участие ветераны Великой Отечественной войны, пресса, краеведы, учителя, именитые гости общегородского праздника. Из Москвы приехала киногруппа, чтобы позднее сделать фильм о драматических событиях войны. В начале мероприятия нынешний настоятель Покровской церкви протоиерей Евгений Чунин зачитал поздравительное послание Предстоятеля Русской Православной Старообрядческой Церкви митрополита Корнилия.
Затем прозвучало величание Покрову Богородицы, которое исполнили клирошане. Также было предоставлено слово почетным гостям: главе администрации Ржева Л.Э. Тишкевичу, советнику губернатора Тверской области Г. А. Мешковой и даже участнице того страшного заключения в церкви, прихожанке храма Галине Кузьминичне Смотровой. Сразу после открытия памятной доски второй священник о. Андрей Андреев с чтецом окропили ее святой водой. Прихожане и гости возложили цветы к только что открытой мемориальной доске. После же была совершена Лития за упокой на могиле убиенного немцами настоятеля храма протоиерея Андрея Попова.
Моя двоюродная бабушка по маминой линии, коренная старообрядка, Ирина Фёдоровна Шарова, уже более сорока лет живёт в Великом Новгороде, где молится в старообрядческом храме во имя ап. Иоанна Богослова. Родилась же она в городе Ржеве и детство ее пришлось на годы Великой Отечественной войны.
1 марта 1943 года она и ее родные оказались среди жителей города, запертых в подготовленном ко взрыву Покровском храме. Сегодня участников того страшного события уже почти не осталось в живых. Из-за нездоровья она не смогла приехать в Ржев и принять участие в торжествах по случаю 70-летия освобождения города от немецко-фашистских захватчиков. Однако ею были написаны уникальные воспоминания о тех ужасах войны.
Воспоминания И. Ф. Шаровой
«Я, Шарова Ирина Федоровна, (девичья фамилия Кузьмина) родилась в старообрядческой семье в городе Ржеве Тверской области. Дедушку по отцовской линии звали Матвеем, а прадедушку Прохором, и всех нас, детей, называли «Прохорычи». Жили мы на улице Зубцовской (ныне Гагарина). Семья была большая: три брата и четыре сестры, старшей сестре — 14, а младшей 4 года, старшему брату 16 лет, а младший только родился перед войной. Все мы ходили молиться в храм Архангела Михаила, находившийся по правую сторону от ныне действующей церкви Покрова Пресвятой Богородицы, примерно в двух кварталах той же улицы, но по другую сторону. Отец мой служил уставщиком в этом храме.
Мама моя, Анна Григорьевна Кузьмина, в девичестве Бурицкая, работала счетоводом — кассиром в фельдшерко-акушерской школе. Наступил 1941 год, в апреле родился брат, а в июне началась война. Война — это что-то ужасное. С нею связаны самые тяжёлые воспоминания — голод, холод, разруха; эти «чудовища» в годы грозной войны искалечили наше детство. Эвакуироваться нам не удалось, пришлось остаться в осажденном городе. И вот, как сейчас вспомню, как где загудят самолёты с бомбами, бежим, пригибаясь к земле. Мы с сестрами ходили к бабушке прятаться в каменном погребе. Когда оставались дома, то при бомбежках часть семьи пряталась в погребе, а часть — в окопе, вырытом в огороде. Когда ночью начинали бомбить город, мы забирали свои узелки и бежали в окоп. Вокруг сверкают огни, бьют зенитки, все небо «горит», летят, свистят снаряды, кругом все грохочет, жужжат пули. Утром встаем — полквартала нет, одни щепки и рухлядь остались от домов, кое-где пепелища с огнем. В одном месте раненые, в другом — убитые, вот соседний дом слева разрушен, но дедка из него остался жив и сидит на стуле возле печи.
Немцы грабили сохранившееся добро, ходили по уцелевшим домам, забирали хорошие вещи, все из продуктов. Есть стало нечего. 14-летняя сестра и 12-летний брат несколько раз в неделю отправлялись в ближайшие деревни с мешочком имевшихся вещей за кусками или корками хлеба и картофелем. Когда они приносили что-нибудь, это было большим лакомством.
Все мы переболели тифом. Когда мать немножко поправилась, стала ходить на базар: что-нибудь из вещей продаст за несколько марок, на это купит ведёрко картофельных очисток и напечёт лепёшек вместе с травой. В феврале 1942 г. умерла бабушка, мать отца, в мае — вторая бабушка. Зимой умерла двоюродная сестра, ей был год с небольшим, жила она у нас. Мать её вместе с пятилетним сыном пошла в деревню с сестрой моего отца, но их сбила немецкая машина, мальчика — насмерть. У папиной сестры, тёти Оли, умер муж, и она, очень больная, с двумя детьми пришла жить к нам. Больных тифом в это время увозили в больницу д. Чачкино, там немцы обещали «лечить» и «кормить» больных.
Дети тёти Оли уговорили ее и сами решили ехать туда, даже звали нашего отца, но он сказал: «Умру на своей печке, но никуда не поеду». Прошло немного времени, и дети ее вернулись, стучат к нам, все в снегу, обмороженные: «Пустите к себе, дайте свекольной лепёшечки, мы уже четыре дня крошки в рот не брали, еле добрались». Они рассказали, что там, где они были, много не кормят, а возят умирать людей. Кто в состоянии платить просят за большую плату хлебом отвезти их домой, другие не возвращаются оттуда. Немцы делали своё «дело». Почти каждый день приходили выгонять на работу или спрашивали еды, избивали старших.
Одно время квартировали у нас немцы, один пристал к маме, бегая с наганом: «Твои щенята съели мой суп с мясом. Перестреляю всех, поставьте суп», — который он сам в обед и съел. Подобный же случай был с котлетами. Он даже имел обыкновение появиться с каким-нибудь лакомством в зубах или руках и подразнить детей. Придёт, обшарит все углы, шкафы и столы, нет ли где чего вкусного. Потом рассказывает, как немцы издеваются над русскими пленными и даже детьми и хохочет. Рассказывал, как недавно заморозил полную машину детей, поливал их водой из шланга на морозе. Ему доставляло большое удовольствие рассказывать о таких зверствах. Потом, когда у нас дома немцы не жили, поздним вечером часто они наведывались. Стучали, ломали одну дверь, и приходилось открывать, чтобы не сломали другую, и уже под дулом пистолета чего-нибудь придумывали, почему не открывали.
Несколько раз пытались отправить нас в Германию, но, глядя на слёзы матери и ватагу маленьких ребят, каким-то чудом, молитвами матери, с Божьей помощью возвращали нас домой. Очень жестоко поступили немцы с оставшимся в городе населением, когда отступали из города. Выгнали всех из домов, кто в чём был. Эта кара не минула и нашу семью. Не знали мы, что никогда не вернёмся в этот высокий, тёплый и красивый дом. Он один оставался невредимым на два-три квартала. Всё население города, порядка двухсот человек, немцы заперли в церкви, которую предварительно заминировали. На второй день вечером, в 23 часа, смотрели старшие дети семьи в окно храма, забравшись на лестницу, видели большое зарево.
Впоследствии мы узнали: это горел наш дом, шесть часов не достоял он до прихода наших. Утром, в пять часов, мы слышали: кто-то гремит цепями, думали, наверное, немцы чего-нибудь сотворить хотят. Какова же была радость на всех лицах, когда увидели своих русских армейцев. Это они нам открыли двери свободы! Немцы очень быстро отступали, не успели взорвать церковь. Не совершилось задуманное фашистами, потому что мы находились под Покровом Пресвятой Богородицы и Бог спас нас от неотвратимой гибели! Это и было 3 марта 1943 года — день освобождения нашего города от немецко-фашистких захватчиков.
Двое суток во рту ничего не было. Мама, так же как и все, была полна надежды отогреться в родном доме и накормить чем-нибудь своих детишек. Но каковы были негодование и ужас на лицах семьи, когда мы увидели на его месте пепелище, которое заволакивал слабый дымок. Мама упала без чувств. «Куда пойти, где найти пристанище семье в десять человек?», — думала она, очнувшись. Решили пойти в сохранившийся дом сватьи. Но в этом доме через два дня разместилась комендатура города, и нас попросили переселиться куда-нибудь еще.
Нашли другое пристанище, у соседей по прозвищу «Бурога». Прожили там немного, приехал хозяин без ноги с фронта, сёстры его собрались, да ещё кроме нас одна семья жила. Хозяин стал тревожить с освобождением дома. Куда деваться? Стали собирать кирпич, думали поставить времянку. Собрали фундамент и ещё 60 см выше фундамента — сил не хватало и кирпича нет! Собирали плохие брёвна, где что было, часть досок дали отцу по месту работы. Кое-как в 1944 году построили избушку и переселились в свой угол.
В этом же году я пошла учиться в школу. Мне с детства очень хотелось быть учительницей. Наступил 1945 год. Все стали поговаривать об окончании войны. В ожидании прошло два месяца весны. Отпраздновали первое и второе мая, и вот наступил долгожданный день — окончание войны, 9 мая. В этот день только и звучали два слова: победа, мир! Был солнечный, жаркий день, ребятишки бежали в школу в лучшем своем наряде, но в этот день не учились. На улицах гуляли веселые толпы людей с радостными лицами.
Но эхо войны еще давало о себе знать: то в одном месте города, то в другом слышались взрывы. И на реке Волге были воронки — следы войны. В июне 1946 года мы потеряли 21-летнего брата, он утонул, попав в глубокую воронку, из которой не мог выплыть. Это оказалась не последняя утрата, связанная с войной. Осенью 1951 года, 8 ноября, в день великомученика Димитрия Солунского, после службы и завтрака младший брат Гера очень просился на улицу погулять. Отец заставил учить его уроки и прочитал кафизму из Псалтыри, потом отпустил его.
Как раз старушка постучала в окно, просила милостыню. Герик схватил кусок хлеба и сказал: «Мама, дай я подам». Накинул пальто, шапку, и бегом на улицу — и больше домой не вернулся. На улице его встретил 15-летний сосед, позвал прогуляться на реку Лочу. Там сосед разряжал снаряд (не знаем, откуда его взял), наш Герик стоял недалеко от него и смотрел. Снаряд взорвался, брату осколки попали в сонную артерию, в ноги, он упал. Кто и как вызвал «скорую», не знаю. Соседу повредило ногу, несколько пальцев оторвало на руке и два зуба выбило. Когда везли на скорой помощи, наш кричал: «Скажите моей мамочке — я ничего не брал». Он был жив еще три-четыре часа.
Эта тяжелая утрата через шесть лет после войны сильно отразилась на всей семье. Трудно сказать, сколько седых волос прибавилось у родителей. Всю горечь случившегося не передать словами. Комок и сейчас подступает к горлу, когда все вспоминаешь. Отец три дня ничего не ел, ведь сынишка этот десятилетний никак не звал его кроме как «папочка, мой миленький папунчик». Так закончилась война. Для нас — в ноябре 1951 года.
Храм, в который ходила наша семья, был полностью разрушен (до войны и революции во Ржеве было несколько старообрядческих храмов и молелен — прим. ред.). Еще во время войны на все праздники службу отец совершал дома, к нам приходили знакомые старообрядцы молиться, а потом стали ходить в храм Покрова Пресвятой Богородицы. Я окончила семь классов, решила идти учиться в Ржевский техникум. Заявление сразу же приняли, на другой день пошла сдавать экзамены, все сдала на пятерки. Зачислили на отделение электриков. В 1954 году успешно защитила диплом и была направлена на работу в Великий Новгород, где живу по настоящее время. Отец, провожая на работу, сказал: «В Новгороде было очень много старообрядцев, там найдешь старообрядческую церковь», хотя сам в Новгороде никогда не был. Он умер 31 декабря 1966 года, а мать 15 июня 1972 года.
Прошло более сорока лет… И вот, слава Богу, в нынешнем 2015-м будет уже четырнадцать лет, как молюсь и помогаю в службе настоятелю отцу Александру в храме св. славного апостола и евангелиста Иоанна Богослова. Мы с младшей сестрой всегда помогали отцу в службе: читали и пели, когда он еще работал сторожем на железной дороге. Доверял он мне помолиться полунощницу, часы и канон. На исповедь и причастие возил отец нас в Подмосковье, в Чулково, в Любницы. Когда служил протоиерей Лазарь в храме Покрова Пресвятой Богородицы, все сестры, брат и я уже венчались в этом храме, дети наши тоже крещены здесь. Ещё в юности и иногда по приезде в отпуск я пела и читала на правом клиросе ржевского храма. Слава Богу! Долголетия всем служащим Ему, сохранения храма сего на многие века! Аминь.»
Комментариев пока нет