Кабацкие откупы в XVIII веке

Русский писатель и этнограф Иван Гаврилович Прыжов (1827-1885) известен рядом сочинений по истории русского быта. Особое внимание в своих работах он отвел проблеме пьянства на Руси, указывая, что в древности алкоголь хотя и употреблялся славянами, но пьянство не являлось печальным социальным явлением. Спаивание народа по большому счету началось лишь в эпоху Романовых, когда сперва частным лицам было запрещено изготавливать спиртное для личного употребления, а затем и государство стало напрямую поощрять, развивать и контролировать питейные заведения. В 1652 году вышел указ, по которому были запрещены частные кабаки и было «велено во всех государевых селах и городах быть по одному кружечному двору». Историки указывают, что если в начале XVII века на Руси существовало лишь несколько кабаков, то во времена Алексея Михайловича насчитывалось до 1000 кружечных дворов во всем государстве. При Алексее Михайловиче управление кабаками стягивается в Приказе Большого Дворца и в Приказе Большой казны. Продавали вино или верные целовальники и головы, выбираемые преимущественно из торговых людей и людей «первых статей», или откупщики. С выборных брали записи, заставляли присягать и целовать крест.

О том, как проходил процесс распространения пьянства на Руси при Романовых, Иван Прыжов рассказал в своей книге «Очерки по истории кабачества». Публикуем исследование Прыжова, посвященное так называемым «кабацким откупам».

***
 

«Подлый народ»

В начале XVIII века отношение к русскому народу со стороны власть предержащих становится крайне уничижительным. В лексиконе дворянства появились такие выражения, как «скоты», «подлое происхождение». Древнеславянский муж получает в Москве бранное имя «мужика», которое переходит в это время и в Малороссию, и брань «подлинный ты мужик», повторяясь чаще и чаще, сокращается в новое, модное в XVIII веке слово подлый, прилагаемое ко всему народному: народ — подлые люди, речь народа — подлая речь. Имя человек, высокое по понятию народа (малороссийское чоловiк — домохозяин), спускается до названия холопа, лакея: общественное название лакеев — человек, люди. Вообще слово люди, служившее некогда названием всего народа, получило с этого времени какое-то злое значение: «Люд! Экой люд!»

Общество, отвернувшееся от народа и покинутое им, разделяется на несколько групп. Одна, скинув с себя татарские ферязи и кафтаны, сначала ополячивается (шляхетство), потом французится; другая измышляет себе новую антихристову веру, говорит, что мощеная улица — антихристов путь, и что Петр и митрополит — антихристы, и что вне двуперстия нет никому спасения… Под этими влияниями слагается на Руси так называемый XVIII век.
 

Ополячивание России

Осьмнадцатый век и в деле кабаков открывается подражанием польскому: через Польшу переходят бурмистры, управлявшие кабаками, и фартины (от кварта) — питейные дома. Харчевни, заменившие корчмы, были отданы на откуп. Теперь дело дошло до постоялых дворов. В 1704 году велено было описать в Москве постоялые дворы; но в том же году вышел новый указ:

Постоялые дворы все отписать на великого государя и, оценя, отдавать на откуп, а хозяевам деньги за те дворы дать… по оценке.

Приближавшемуся всеобщему откупу в 1705 году на вино предшествовали откупа на рыбные промыслы, на соль, на табак. В 1708 году уничтожены частные винокуренные заводы в Московском уезде. В 1707 году по всему Поморью у приходских церквей, и у церковных приказчиков, и у всяких людей велено отписывать винокуренную посуду, кубы, котлы, казаны, вообще приказано было уничтожить частное винокурение со всякой жесточью, чтоб сторонними воровскими тайными продажами не было государю помехи и убытка.

И в самом деле, целовальники доносили, что с отбором посуды в важенских и устьянских волостях питейной казне учинилось немалое пополнение. Питейный откуп открывал свое действие с сел и деревень. В 1705-1708 годах в волостях и селах питейные сборы, где их было от 100 до 1000 рублей, отданы на откуп купеческого чина людям. Откупщики, которые также назывались бурмистрами, лишались права заподряжать вино, а должны были покупать его из казны.

Когда распоряжение это получило всеобщую известность, то дворцовые, монастырские и архиерейские крестьяне (господские не имели уже никакого значения) били челом об отдаче им на откуп питейных сборов. Однако крестьянам было отказано, велено было отдавать сбор с торгу знатным и зажиточным людям. Приходит роковое время завести откупа во всем государстве, и для этого в указе 1712 года предлагают способ ввести их постепенно, мало-помалу:

Как вино, — говорит указ, — так и прочие вещи надлежит отдавать на откуп, однако ж сие главное дело надлежит делать помалу, дабы не потерять сборов, таким образом, что сперва один или два города, которым отдать на подряд, то есть что сбирается с кабаков и таможен, чтоб те сборы они платили и ведали сами, и продавали, и на откуп давали (во вторые руки), как они знают. И когда так в одном или в двух местах оснуются, то и в прочих по сему поступать, а между тем ведение со всего государства…

В декабре того же года по случаю свейской войны в Московской губернии во всех городах, селах и волостях питейные сборы отданы на откуп знатным Московской губернии купеческого чина людям. В 1715 году еще раз многие частные винокурни обращены в казенные и те, которые остались в руках владельцев, подверглись подробной описи; но на следующий год снова дозволено было свободное винокурение.
 

Коллегия казенных сборов

В конце 1717 года учреждена императором Петром Камер-коллегия, или (Коллегия) казенных сборов; президентом ее назначен был киевский губернатор князь Дмитрий Михайлович Голицын. В ведомство Камер-коллегии поступило питейное дело.

Главное управление питейными сборами перешло из ведомства полицейской канцелярии в Камер-коллегию в Петербург с 1719 года, а в Москве с 1722 года. «Камерколлегия, — писал в 1776-1777 годах князь Щербатов, — находится в Москве и имеет свою контору в Петербурге. Должность сей коллегии состоит в сборе с винных откупов. Сия коллегия учреждена Петром Великим и никогда  на хорошую ногу поставлена не была, да сие и неудивительно, ибо большая часть ее президентов более старались показать государю приумножение доходу и тем выслужиться, а притом и себе прибыли от откупщиков получить, мало прилагали попечения о приведении ее в добрый порядок».

13 апреля 1722 года вышел указ о бытии целовальникам из бородачей. Питейный доход в 1722 году представлялся в следующем виде: с кубов — 11 512 рублей, от винной регалии — 956 970 рублей и с кабацких и таможенных сборов, отдаваемых откупщикам, — 226 468 рублей.

В 1722 году кабаки отданы на откуп на четыре года. Брать откуп позволено только знатным людям купеческого чину, помещикам и иностранцам (грекам), а крестьянам запрещено на том основании, что из них набираются драгуны, солдаты и рекруты и, кроме того, они нужны для построения Петербурга. Крестьяне были уволены даже и от выборов в кабацкие должности и заменены драгунами и дворянами.

Исключение было сделано для крестьян в Поморье, где в 1738 году за умалением в Олонце и Архангельске купечества, обязанного заниматься питейными сборами, некому было собирать питейную прибыль.

Еще при Петре (1716), потом при Анне Иоанновне (1731), при Елизавете (1755) и, наконец, при Екатерине постоянно подтверждали, что право винокурения принадлежит одним помещикам, великорусским и малорусским, русским и полякам. Помещики занимались в деревнях приготовлением наливок и продавали их. В 1765 году это им было запрещено и потом опять дозволено, но с 1767 года право наливки окончательно перешло к откупщикам и было подтверждено целым рядом указов и постановлений.

Откупа, стесняя пивоварение, медоварение, ввели в употребление водку (пенник), которую пили, настояв ее ягодами и травами, и отсюда возникли травники, настойки и наливки. Употребление травников было общеизвестно на севере и на юге. С 1726 года сделался известным травник «ерофеич», названный так по имени цирюльника Ерофея, который вылечил этим травником графа Орлова. Подобным образом лекарь Трофимовский, живший в Полтавской губернии, оставил народу в память о себе целебную настойку из трав, названную по имени его «трофимовкой».

С 40-х годов текущего столетия исчезают и последние следы домашнего приготовления травников, наливок и настоек, сменившихся так называемой очищенной водкой.

Для иностранцев, распоряжавшихся тогда русским народом, доход с вина составлял нечто вроде награды или милости. Знаменитый Миних в своих кондициях 1727 года, на которых он решался служить России, униженно просил императрицу, чтобы ему дан был знатный чин фельдцейхмейстера и чтоб за работы по Ладожскому каналу ему даны были прибытки с вина, с табаку и кабаков и так далее. Развитие откупов, стеснение пиво- и медоварения вызывало по-прежнему увеличение корчемства. Курбатов, донося в 1705 году, сколько кем украдено казенных денег, прибавлял: «Моим усердием в нынешнем году в Москве одной над все годы от новопостроенных аптек, и что истреблены корчмы многия, со 100 000 рублев питейныя прибыли будет».

Указом Верховного тайного совета 24 февраля 1727 года велено было кабацкие сборы отдать на магистраты, чтоб они известный оклад с откупов платили по третям года безо всякой доимки, и к тем сборам определять им, кого знают, а если определенной суммы не выберут, то взыскивать ее на магистратах и бургомистрах; лишнее же, что выберут сверх оклада, оставлять им на общую пользу городовую; магистраты же по-прежнему подчинить губернаторам и воеводам.

В Петербурге при торгах на откупа на 1731 год питейные сборы, как и в Москве, велено было возложить на ратушу и купечество, и чтоб устроить это дело как можно ловчее, вызван был в Камер-контору некто Медовщиков, бывший в 1728 году бургомистром. Этот Медовщиков, когда после его бургомистерства в 1729 и 1730 годах были недоборы, доносил на новых откупщиков «в упущении питейного сбора и в помешательствах». Теперь призвали его, чтобы «там в собрании к тому сбору купечества показать свое прилежное старание, ища его императорскому величеству прибыли, как он уже в помянутом годе в питейном сборе немалый приход учинил».

В 1732 году питейные сборы отданы в компанию охочим людям, и откупщики стали называться компанейцами. Московские компанейщики обязаны были «за водочный, винный и пивной сборы отдавать против оклада 1723 года по 249 175 рублей в год, а кроме того что приберут в казну половину, а другую взять себе за труд и смотрение».
 

Разгул откупщиков

Всеобщее негодование, возбуждаемое откупщиками, сказалось в замечательном доносе, поданном Анне Иоанновне на откупщиков и компанейщиков, расхищающих казну и спаивающих народ.

«Петр Первый, дядя ваш, — говорил донос, — по примеру других государств завел, чтобы таможенные и питейные сборы отдавать охочим людям на откупы, и то-де весьма не усмотрено, но паче же утрачены великие интересы государства… И оные откупщики и компанейщики являются своим промыслом, злодейством своим и великим пронырством делают великие ущербы Вашему императорскому величеству, вникнули в народ, яко ядовитые змеи, пресыщающие лестию, гоняще народ к великой нищете и вечной погибели….

Умножают множество кабаков, так в селех и в деревнех для своих плутовских и великих прибытков.

Первыя язвы от того — пьянство:

• обленилися множество народу, вступили в блуд, во всякую нечистоту, в тяжбы, в убийство, в великие разбои и ослепоста пребесконечно, начаша творити блуд содомской, не знающе ни воскресного дня, ни господских праздников, и от того уродися и умножися семя нечестивое, от того многая тысячи дельных и годных людей на всякие службы смертию казнены, а других множество народа бьют кнутом и посылают на вечную работу;
• иных множество простого народу в пьянстве умирает безвременно; простого народу и всяких чинов люди в компаниях великих пьянствах невежествы своими поздравляют Ваше императорское величество, наливают покалы великие и пьют смертно, а других, которые не пьют, тех заставляют сильно».

В ноябре 1741 года малолетний Иван VI (Антонович) свергнут с престола, и Елизавета была провозглашена императрицей. Она застала откуп в полном ходу и довершила его развитие. Откупами занимались даже церковнослужители. Казенные откупа, отданные ратушам и от них уже переданные откупщикам, были освобождены от вмешательства губернаторов и воевод, судей и приказных. Петербургские питейные сборы отданы на откуп на семь лет. Питейный доход в 1749 году, при различной в разных местах цене на вино, доходил до 1 786 955 рублей, а с 1750 года, при одинаковой цене в 1 рубль 881/2 копейки серебром за ведро, дошел до 2 666 909 рублей. 

Опять стали замечать, что слово кабак производит омерзение, и 18 ноября 1746 года велено на выставленных при кабаках досках надписывать: питейный дом, именуя его казенным. Если откуп мог действовать с такой свободой в центре государства, то что же делалось где-нибудь в Сибири?

В это время Елизавета для того, чтоб окончательно уничтожить корчемство и соединенные с ним многочисленные следственные дела, а также чтоб доставить дворянству как сословию, преимущественно имевшему право участвовать в откупах, вводит в государстве один всеобщий откуп, существовавший с тех пор в течение ста двадцати лет. Указом 1756 года дозволено было дворянам курить вино для домашнего употребления, но по чинам: чинам первого класса по тысяче ведер в год, второго — восемьсот, третьего — шестьсот и так далее до четырнадцатого, которым позволялось курить по тридцать ведер. Таким образом, подьячий, получивший классный чин, в экономическом отношении имел больше прав, чем любой городской житель или крестьянин!

Указом 7 июля 1758 года дозволено гофмейстерине, статс-дамам и фрейлинам, доколе они будут при дворе, выкуривать на свои домовые расходы по тысяче ведер вина в год. Затем в предварительном указе 1 августа 1765 года о предстоящих откупах во всей империи, исключая Сибирь, курить вино дозволялось только дворянам, а больше никому. Всем же остальным позволено было покупать вино с питейных домов и запрещено торговать пивом, медом, пьяной брагой и квасом.

В 1775 году уничтожены коллегии и введено новое Учреждение о губерниях. Питейное дело перешло в ведение казенных палат, где и оставалось в течение последующих восьмидесяти восьми лет.
 

Повальное пьянство и культ Бахуса

В четырехлетие от 1765 до 1769 года питейный доход с великороссийских и сибирских губерний простирался до 16 899 917 рублей в год. Таково было положение откупов в царствование Екатерины. Откупщик этого времени пользовался неограниченным правом, делал все, что угодно.

В великороссийских губерниях, где до сих пор еще по старине пробавлялись пивом и брагой, а теперь была одна водка, вдруг появилось страшное пьянство, и в мире народных поверий возник и сложился образ Ярилы, бога водки, великороссийского Бахуса. Действительно, праздник Ярилы, почти неизвестный до половины XVIII века, теперь разом появляется в губерниях: Тверской, Костромской, Владимирской, Нижегородской, Рязанской, Тамбовской и Воронежской. 30 мая 1765 года в понедельник Петрова поста и в последний день празднования Ярилы в Воронеже на площади стояли бочки с вином, валялись пьяные, в это время является на площади епископ Воронежский Тихон, начинает кротко поучать любимый им народ. Народ его слушает, потом разбивает бочки с вином, и с тех пор праздник Ярилы навсегда прекращается в Воронеже. Но преосвященному Тихону подвиг этот даром не прошел. Откупщики донесли, что он смущает народ, учит его не пить водки и тем подрывает казенный интерес, а вследствие этого доноса в половине 1767 года Тихон должен был отправиться на покой.

Общество XVIII века, по-видимому столь просвещенное и либеральное, обходило все эти язвы молчанием, и мало того, некоторые передовые люди того времени подсмеивались еще над простыми людьми, которые с самого начала враждебно взглянули на откупа. Один Щербатов с прискорбием заявлял, что винные сборы в Петербурге и Москве, простиравшиеся при Елизавете до 700 000 рублей в год, при Екатерине возросли уже до десяти миллионов.

Наступило царствование Александра I, получившее в наследство 259 958 неоконченных дел Камер-коллегии по питейным сборам. Откупщики получили полную свободу открывать вновь кабаки, и даже кабаки негласные, по произволу переносить их на более выгодные места и вместе с тем дозволено учреждать при питейных домах в особых покоях харчевную продажу, а чтоб не было ей подрыва, «герберги низких разрядов уничтожить». Вследствие этого кабаки плодились неимоверно, и даже помещики стали жаловаться, что откупщики ставят кабаки «чуть не против барского дома».

Дошли слухи о непомерном размножении кабаков и пьянстве, и для рассмотрения дела был составлен комитет, который нашел, что «при допущенном размножении кабаков, соблазн и развращение происходят в них главнейше от заведения в особых этажах или комнатах под именем харчевен настоящих трактиров», и потому было положено для обращения питейных домов к первоначальному их назначению (?) содержать их не иначе, как в нижних этажах; и для того, чтоб откупщики могли наблюдать друг за другом, сделать два откупа, пивной и винный.

Состоялись откупа с 1807 по 1811 год, и цены на торгах поднялись: винный откуп отдан был за 27 913 555 рублей, пивной за 1 273 172 рубля, портерные лавки за 149 118 рублей, всего же за 29 336 145 рублей. В марте 1809 года по представлению государственного канцлера Голубцова учрежден новый комитет для раскрытия злоупотреблений откупщиков, который и нашел, что «откуп портерных лавок, за исключением столиц, давал только 20 000 рублей, а между тем подрывал главный пивной  откуп, производя незаконный торг простым кабацким пивом».

По откупным делам возникали бесчисленные жалобы и споры, так как откупщики продолжали позволять себе всевозможные злоупотребления.

Откупщики Калужской и Орловской губерний, взимая при отпуске вина лишние деньги, продавали вино с обмером, примесью воды, в сосудах меньшей меры. Издавна заведено было, что в вино подмешивали дурман и другие ядовитые примеси, и вот теперь в Пермской губернии найдена в вине вредная примесь из мыла, меди и медной окиси.

Власти пытались контролировать количество кабаков. Указом 9 мая 1819 года по представлению министра увеличено число питейных домов и выставок: в Московской губернии положено питейных домов 408, выставок 366, в Новгородской — питейных домов 511, выставок 92, в Смоленской — питейных домов 482, выставок 226. В Курской губернии при торгах на откупа с 1811 года было назначено питейных домов 1174, выставок 300. И теперь курская казенная палата предлагала увеличить число их, но министр решил оставить 1174 кабака и 298 выставок. На Владимирскую губернию казенная палата назначила питейных домов 351, выставок 1000, но министр уменьшил их до 500.

Народ пьянствовал по-прежнему. Карамзин, посетив в это время деревню, припоминал, что еще недавно жизнь народа текла более или менее по-прежнему, а новомодного пьянства этого еще не было.

Живо помня лета своего детства, — писал он в 1824 году, — помню и то, что прежде в одни большие  годовые праздники крестьяне веселились и гуляли, угощая друг друга домашним пивом и вином, купленным в городе. Ныне будни сделались для них праздником, и люди услужливые под вывескою орла везде предлагают им средство избавляться от денег, ума и здоровья: в редкой деревне нет питейного дома. К чести некоторых дворян, соседей моих, скажу, что они отвергают выгоды, предлагаемые им откупщиками, и не дозволяют заводить у себя питейных домов; но другие не так думают — особливо те, которые сами в откупах участвуют.

Положение народа было неудовлетворительно. Киселев, заступаясь за государственных крестьян, указывал на повсеместное пьянство, обеднение, разврат, которые развивались по милости откупщиков, стеснивших пивной промысел и получивших разрешение обратить штофные лавочки в кабаки. Но самое пагубное влияние, говорил он, приносят кабаки в тех селениях, где находится сельское или волостное управление. Кабаки обыкновенно помещаются возле волостных управлений, и мирская сходка по необходимости собирается перед кабаком. Часто эти сходки собираются не для дел, а по проискам целовальника, и ни одна сходка не обходится без пьянства, и такое пьянство тем вреднее, что тут пьянствует не частный человек, а административное собрание, облеченное властью! Муравьев доносил из Восточной Сибири о распространении пьянства и злоупотреблениях откупщиков. Обнищалый, замученный польскими панами, опутанный сетью жидовских шинков, белорус в грустных песнях высказывал утрату своего благосостояния «у новой корчомце»:

У великорусского народа мало-помалу сложилось новое правило жизни, что не пить — так и на свете не жить. Но, испивая да испивая, не могли не заметить, что подчас и водка не помогает, и, ухмыляясь на свою судьбу, прибавляли: «Пьем как люди, а за что Бог не милует — не знаем». Иные шли еще дальше и сознавались открыто: «Пьем — людей бьем, чем не живем!»  

Испивая да запивая, человек начинал пить горькую, непробудную чашу, запивал на век, до самой могилы, проносился по селу отчаянный вой жены: «Чоловик пье!», и вставал на ноги страшный, чудовищный, нигде в Божьем мире неслыханный запой, и шел он по всей русской земле, поднимая всеобщее пьянство, то тихое, разбитое и понурое, то лихое и дикое!

Кастрен, путешествуя в 1838-1844 годах по северной полосе России, приехал на Мезень и стал отыскивать себе учителя самоедского языка, но не мог найти.

На все селение, — пишет он, — напала страсть к пьянству. Я выбрал трезвейшего из всех, но и он оказался решительным пьянюшкой; попробовал взять самоедку, но и она не выдержала дня. Вызвав из кабака всех бывших там самоедов, я объяснил им содержание моих бумаг и требовал, чтоб мне представили в учителя самого трезвого человека. Его привели ко мне, но выведенный им из терпения, я вытолкал его за двери, и вскоре затем я увидал его близ кабака лежащим на снегу в бесчувственно пьяном положении… Он лежал здесь не один: все снежное поле вокруг бахусова храма было усеяно павшими героями и героинями. Все они лежали ночью, полузанесенные снегом. Здесь царствовала тишина могильная, тогда как в кабаке раздавались неистовые крики, но отнюдь не брани и не драки, напротив, все находившиеся там были в самом веселом и дружелюбном расположении. По временам из кабака выходили полупьяные мущины с кофейником в руках, с величайшей осторожностью бродили по снегу, боясь пролить драгоценный напиток, и внимательно осматривали каждого из спавших товарищей, очевидно отыскивая мать, жену, невесту или кого-либо из дорогих сердцу. Отыскав желанную особу, они ставили кофейник на снег, повертывали лежавшего навзничь, всовывали рыльце кофейника в рот своего любимца и выливали упоительную влагу в его горло. Затем они снова обращали его вниз лицом и тщательно укрывали сие последнее, чтоб обезопасить его от мороза.