От редакции: Исполняется 10 лет со дня упокоения Митрополита Московского и всея Руси Андриана (Четвергова). Краткое время его предстоятельства было очень насыщенным, Русская Православная старообрядческая Церковь вышла из информационного заточения. О том, насколько владыка Андриан был открыт и доступен для журналистов, о его последнем визите в Уральскую епархию и о посещении Екатеринбурга вспоминает наш постоянный автор, уральский журналист Максим Гусев. Смотрите также фотогалерею, посвященную памяти владыки Андриана, где отображены основные события его служения.
Осмотреть усадьбы купцов Рязановых, встретиться с правящим архиереем Екатеринбургской епархии РПЦ, провести службы, возглавить собрания в общинах, а потом несколько часов кряду принимать прихожан по личным вопросам… Это сейчас кажется, что в подобной стремительности сменяющих друг друга событий нет ничего удивительного, а десять лет назад, в 2004-2005 годах, когда Церковь переживала активную фазу своего развития, как внешнего, так и внутреннего, все это казалось чем-то сенсационным и невообразимым.
Об уральских старообрядцах, к примеру, стали говорить все без исключения СМИ, как регионального, так и федерального масштаба. А главным «героем» их сюжетов становился митрополит Андриан — фигура, значение которой в истории Старообрядческой Церкви недооценить невозможно.
До него о местных хранителях Старой Веры в одном из ее масштабных исторических центров, куда тысячами бежали от царской власти и от духовных притеснений, «светские» жители мало что слышали. Помню, было лишь несколько газетных публикаций на тему старообрядчества на Урале — и, кстати, большинство из них сводилось почему-то не к современному рассказу о жизни верующих, а к воспроизведению деталей церковного раскола. Но и только. Что и говорить, Уральская епархия РПСЦ тогда только начинала свое развитие — в Екатеринбурге летом 2004 года появился настоятель, местные христиане стали инициировать создание второй общины, а в малых городах Свердловской области строительство храмов было если и не иллюзией, то уж точно делом, в успех которого мало кто верил. В общем, уральское старообрядчество жило по тем же канонам информационной изоляции и неоправданного консерватизма, как и по всей России. Священники «опасались» давать интервью, а многие и вовсе не знали, как преподносить массам великую истину слова Божия. То, что у кого-то в доме есть телевизор или компьютер, не афишировалось. Событий в храмах было до обидного мало, а то, что происходило, редко сообщалось даже в соседний приход, не то, что во всеуслышание среди далеких от веры людей.
После смерти митрополита Алимпия, ставшей для журналистов в регионах информационным поводом порассуждать о будущем Русской Православной Старообрядческой Церкви, верующие оказались в тупике. И невольно демонстрировали свою моральную слабость: не знали, о чем говорить в ответ на просьбы журналистов что-то прокомментировать «по теме», отказывались строить планы и озвучивать перспективы развития крупнейшей в стране старообрядческой деноминации и… лишь сильнее дистанцировались от средств массовой информации. Впрочем, наблюдать за этим не было грустно: все мы — христиане-староверы — привыкли к тому, что являемся затворниками, в сравнении с другими конфессиями, не стесняющимися говорить о себе по телевидению, радио и в прессе. Можно ли было полагать, что всего через год общины, до того много лет словно дремавшие, пробудятся и станут все смелее отвечать на вопросы журналистов, и что через десять лет РПСЦ станет куда масштабнее и по внутреннему своему устройству, и по готовности отвечать на требования времени?! Ясно одно: церковь внутренне ждала перемен. И они были неизбежны…
В Екатеринбурге блаженной памяти владыка Алимпий бывал неоднократно. За это время он лишь раз дал интервью одной заштатной газете. Каким же сенсационным стало для старообрядцев поведение нового митрополита, успевшего за пару лет дважды побывать в столице Среднего Урала и в дни своего приезда становиться, пожалуй, самой медийной персоной! В Екатеринбурге к нему выстроилась очередь из пишущей братии. И он, как набирающий силу пастырь большого стада, все увереннее отвечал на вопросы, понимая: вечером о старообрядцах будут говорить все местные СМИ. И не важно, что его старательно сталкивали с «официальным православием» — задавали каверзные вопросы, записывали беседы скрытыми камерами, провоцировали на заочные духовные конфликты. Он это чувствовал и ловко маневрировал, придерживаясь своей позиции: о старообрядцах рассказать и ни кого не обидеть. И не важно, где он был — в храме ли, где на фоне древних икон отвечал на вопросы, или в церковной ограде под «прицелом» сразу нескольких камер, на «чужой» территории, у резиденции правящего «никонианского» епископа. Он везде чувствовал себя уверенно, осознавая, что именно его отождествляют сейчас со всей Старообрядческой Церковью.
И как же менялось отношение самих прихожан — вчерашних боязливых староверов — к журналистам! Сначала это было массовое любопытство, когда говорящего «на камеру» предстоятеля христиане обступали со всех сторон и слушали его слова, обращенные к телеаудитории. Смотрелось это простецкое поведение, конечно, даже забавно. Но затворники поняли, что им выгоднее заявить о себе, чем продолжать молчать! Затем это стало повседневностью — в обороты священников вошли доселе нехарактерные слова «пресс-релиз», «согласовать», «вечерний эфир» и тому подобные. Со временем даже бабушки, которые раньше бы спрятались где-нибудь в пристрое храма или осуждающе глядели на журналистов, стали сами давать тем интервью!
В годы пастырства высокопреосвященного Андриана мы стали современной Церковью со строгим хранением своих канонов. А его визиты — стремительные, несмотря на то, что длились по несколько дней, стали притчей во языцех.
И сейчас, вспоминая события десятилетней давности, я не устаю удивляться силе и выносливости покойного владыки. В то же время он взвешенно принимал судьбоносные решения, стараясь, с одной стороны, восстановить справедливость, с другой — никого не обидеть. В Екатеринбурге, например…
Впрочем, здесь необходимо важное замечание. Христорождественский храм в столице Урала, вымоленный молодым священником Иоанном Устиновым с горсткой уставших от необходимости молиться на квартирах верующих, и возвращенный старообрядцам в начале девяностых, был на особом счету как у владыки Алимпия, так и у митрополита Андриана. У первого — в силу того, что староверы-екатеринбуржцы, только-только вернув себе храм, стали ходатайствовать о настоятеле — ездили в Москву чуть ли не каждый месяц — просили, объясняли, что без пастыря им «никак», активно развивали свою общину, украшали храм, советовались с митрополитом. Все это производило на предстоятеля впечатление: и, понимая, что со священниками пока трудно, а своих кандидатов у общины нет, на праздники он старался отправить на Урал кого-то из иереев. Частыми гостями здесь были брат и племянник владыки, протоиерей Леонид Гусев, перед смертью принявший иночество с именем Ливерий, и отец Георгий Гусев… У владыки Андриана теплое чувство к екатеринбургскому приходу было вызвано тем, что когда-то — впрочем, незадолго до своего предстоятельства, — именно он писал иконостас для этого храма.
И неудивительно, что, узнав о готовности местных христиан создать вторую общину, он в 2005 году незамедлительно благословил это благое дело с условием, что та будет стремиться к возвращению здания протовотуберкулезного диспансера, где ранее располагалась Свято-Троицкая церковь. Предстоятель, конечно, пожелал осмотреть этот комплекс зданий, попутно оглядел руины усадьбы купца-старовера Якима Рязанова, а затем побывал на приеме у екатеринбургского архиепископа Викентия (Мораря), где заявил о притязаниях старообрядцев, после чего выступил в эфире «православного» телеканала «Союз» — ему и там дали слово!
День апостолов Петра и Павла в 2005 году надолго останется в памяти уральцев: этот праздник стал последним «Петровым днем» в жизни владыки Андриана, а Екатеринбург — одним из последних мест его официального пребывания. Та его проповедь после Литургии врезалась в сердца христиан — и вроде бы не было в ней ничего такого, чего не знали верующие раньше, но тон, которым она была произнесена, — кроткий, невольно призывающий к точному следованию того, о чем говорилось, запомнился надолго. Когда меньше чем через месяц во время Великорецкого крестного хода стало известно о великой трагедии, сказанное в тот праздник с амвона многократно усилилось!
…Потом была бесконечно-длинная очередь из желающих благословиться — люди еще не успели «избаловаться» визитами митрополитов, поэтому каждый стремился сказать теплое слово и попросить у владыки помолиться за своих родных и близких. За праздничным обедом — к слову, вторым с митрополитом Андрианом в Екатеринбурге (первый был за год до этого), он напутствовал уральских старообрядцев — словно чувствовал, какие огромные перспективы ждут епархию и какие, вместе с тем, испытания придется пройти общинам на пути к возрождению духовности.
Церковь было уже не остановить в своем развитии. Съезды молодежи, праздники древнерусского пения, летние лагеря, крестные ходы — все это получало свое развитие. И, участвуя позже в одном из мероприятий, до сих пор с улыбкой вспоминаю одного молодого уральского священника, который долго не мог переучиться — в ектении о здравии он машинально поминал «высокопреосвященнейшего Андриана». Сначала его поправлял чтец, затем второй священник, а потом он сам, вспоминая, что теперь владыку надо поминать «за упокой», исправлялся. И это ни у кого из молящихся вместе с ним не вызывало удивления. Потому что смерть владыки была столь неожиданной, а последствия его управления кораблем церковным настолько необратимыми, что поверить в это действительно было непросто. А новому соборно избранному митрополиту Корнилию не оставалось ничего другого, как подхватить этот мощный ритм. И, надо сказать, сделал он это достойно.
Фото автора
Комментариев пока нет