В России на сегодняшний день около одного миллиона старообрядцев. В течение 400 лет они существовали обособленно, фактически вопреки государству, внедряли в общинах собственные правила и распорядки, которые способствовали созданию крепких производств и надежной экономики предприятий. Консерваторы в духовной сфере, они тем не менее всегда тянулись к новинкам производства и легко внедряли последние разработки на мануфактурах и заводах.
Экономика догм
Чтобы понять, почему староверов так часто ассоциируют с экономическими успехами, необходимо обратиться к некоторым основополагающим принципам, которыми они руководствуются.
Старообрядчество — консервативное ответвление и так консервативного православия, что делает его близким к фундаменталистским сектам. Нежелание принимать политически обусловленные религиозные нововведения, унифицировавшие русскую и греческую православные церкви, вынудило староверов бежать.
Члены Управы Московского купеческого общества
Убежали, однако, недалеко. Основные общины находились в Нижнем Новгороде, Карелии, Великом Новгороде, близ Кирова и в Польше. Но с окончанием наиболее кровавых гонений многие староверы вернулись в крупные города, в основном в Москву, основав общины и центры своей веры в городах.
Основной принцип консерватизма, как ни странно, привел к новациям. Появлялись различные ветви старообрядчества, самое известное из которых — беспоповцы, отказавшиеся от религиозной иерархии. Их уклад жизни часто сравнивают с прогрессивным по своей сути протестантизмом. Общий дух аскезы, общинное взаимодействие и экономия в итоге приводили к процветанию и зажиточности.
Иван Аксаков, славянофил и публицист, во время своих миссионерских поездок по стране отмечал, что села старообрядцев всегда были чище и богаче. Он пояснял, что такая ситуация сложилась в силу их замкнутости и трудолюбия, а также прямого отвращения и неприятия праздности. Безделье, по мнению старообрядцев, — «училище зла».
Духовная элита с самого начала благословила торговлю в качестве благого дела. Ростовщичество не порицалось. Что интересно, староверам приходилось скрывать своих духовных лидеров, и в итоге авторитетом и лидером общины обычно и был самый зажиточный купец или бухгалтер — со священником никто бы не стал вести дел. Отсюда и другая тема — староверы были грамотнее своих официальных православных коллег, ведь им приходилось самим вести учет и службы, что подтверждается скрупулезными ревизиями в XIX веке.
Староверы основывались на том, что пришествие антихриста уже случилось, однако эсхатологическое чувство конца всего лишь подстегнуло интенсивность труда и самоуверование. Религиозная праведность должна была сохраняться в мелочах: когда ты ешь, пользуешься благами цивилизации, ведешь бухгалтерский учет. То есть религиозная практика максимально переносилась в бытовую жизнь, а изменяющаяся конъюнктура заставляла религию отвечать на новые вопросы, связанные с экономикой, менеджментом и прогрессом в целом. В старообрядчестве парадоксальным образом сочеталось неуемное «поглощение» экономических нововведений и религиозный консерватизм, граничащий с фундаментализмом.
Община и мануфактура
Причины экономической успешности подробно описал в своей автобиографической работе «Судьбы русского хозяина» Владимир Рябушинский (сын Павла Михайловича, брат Павла Павловича). Главные качества русского предпринимателя — хладнокровие и интуиция. «Настоящий» русский купец не игрок, как, например, английские предприниматели. У него нет азарта, но есть осторожность в принятии решений, даже некоторая медлительность, тягучесть, желание взвесить все «за» и «против» во время сделки, даже если время работает против них.
Успехами старообрядцы могли похвастаться главным образом в текстильной промышленности. Староверам в XIX веке (практически золотом для них, если не считать правления Николая I, лишившего их права собственности на 25 лет) удалось вернуться в большие города и основать мануфактуры.
Но и до этого, в XVIII веке, указами Екатерины II старообрядцам были гарантированы некоторые права в судебных разбирательствах, возможность занимать должности и записываться в сословия.
С отменой двойной подати (налога) в старообрядческие центры потянулись именитые купцы и промышленники — за обучением грамоте и науке ведения дел. Так они становились образцами подражания и способствовали распространению религии через собственные экономические достижения:
«Раскольников на Урале умножилось. На заводах Демидовых и Осокиных приказчики — раскольники, едва ли не все! Да и сами промышленники некоторые — раскольники… И ежели оных выслать, то конечно, им заводов держать некем. И в заводах Государевых будет не без вреда! Ибо там при многих мануфактурах, яко жестяной, проволочной, стальной, железной, почитай всеми харчами и потребностями торгуют олоняне, туляне и керженцы — все раскольники», — рапортовали в столицу тайные соглядатаи на Урале в 1736 году.
Староверам принадлежало порядка 60-80 предприятий по производству текстиля и шерсти, что составляло около 18% этой ниши. Почему именно текстиль? Конечно, староверы брались и за другие виды бизнеса, но изготовление конкретно этой продукции не требовало частых контактов с государством, а приносило при этом немалые деньги при умелой организации мануфактурного производства.
Кроме отдельных фамилий вроде Щукина (основного наполнителя французских коллекций Эрмитажа), Солдатенкова (финансировавшего издание западных исторических книг на русском), Громова (основателя Санкт-Петербургской консерватории), истории больше всего запомнились целые династии, которые состояли полностью из староверов или имели старообрядческое происхождение.
Морозовы, Рябушинские, Прохоровы, Марковы, Мальцевы, Гучковы, Трындины, Третьяковы… По данным Forbes, совокупное состояние этих семей на начало XX века составляет около 150 млн золотых рублей (не все из них вошли в рейтинг). На сегодняшний день общий капитал этих семей мог бы составлять 115,5 миллиардов рублей.
«Меня всегда поражала одна особенность — пожалуй, характерная черта всей семьи, — это внутренняя семейная дисциплина. Не только в делах банковских, но и общественных каждому было отведено свое место по установленному рангу, и на первом месте был старший брат, с коим другие считались и в известном смысле подчинялись ему», — вспоминал один из богатейших предпринимателей Михаил Рябушинский в мемуарах Павла Бурышкина «Москва Купеческая».
Образчиком экономико-социальной культуры старообрядцев может служить Никольская мануфактура «Саввы Морозова и Ко». Пока Комитет министров Александра II решал, что делать с периодическими вспышками холеры на заводах численностью более 1000 рабочих, Морозов в начале 1860-х основал собственную деревянную больницу на 100 коек. Вскоре лечебные учреждения появились при всех его заводах: четыре больницы обслуживали почти 6,5 тыс. рабочих-ткачей. На них Морозов тратил в среднем 100 тысяч золотых рублей в год. Позже государство начнет обязывать мануфактуры строить свои больницы.
В конце XIX века рабочие мануфактуры семьи потомков староверов Красильщиковых были поголовно безграмотны. В 1889 году при фабрике открывается начальное училище. Там обучались как сами заводские работники, так и члены их семей. За 10 лет число неграмотных мужчин на фабрике снизилось до 34% (1901 год), а к 1913 году неграмотных осталось всего 17%. В начале XX века фабричные школы обучали и женщин, сократив количество безграмотных с 88% до 47%.
Общины староверов вкладывали деньги в богадельни, народные дома — чайные на 400 человек с библиотеками, выставками. У тех же Красильщиковых подобный дом находился в Родниковском районе, там проходили собрания различных обществ и предпринимателей.
Однако иногда, несмотря на все предосторожности и попытки создания замкнутых структур с собственными школами и больницами, с государством староверам все же приходилось иметь дело. По мнению профессионального «борца с расколом» публициста Николая Субботина, «продажное чиновничество в значительной степени парализовало силу распоряжений» Николая I, направленного против старообрядчества в первой половине XIX века. Можно констатировать, что контакты староверов с чиновниками сводились к коррупционным сделкам. А так как они фактически были выведены из официальной политической и социальной жизни, привлекать их к ответственности было еще сложнее.
Тем не менее взятки составляли чуть ли не основную часть расходов общин в первой половине XIX века. Коррупционные схемы были распространенным явлением на Урале, в Польше и северных территориях, но самым ярким примером служит ситуация в Москве. Субботин пишет о целом бизнесе по доставке секретных бумаг из министерских канцелярий мелкими чиновниками купцам-староверам. Таким образом те узнавали о планируемых против них рейдах, новых подзаконных актах и успевали подготовиться и спрятать деньги различными способами.
В коррупции были замешаны не только государственные служащие. Право исполнять обряды «выкупалось» у священников синодальной церкви, о чем известно из данных полиции по Монинской общине в Москве, которая росла как на дрожжах без должного юридического оформления. Официальная церковь в личном порядке предоставляла помещения для моления, выступала арендодателем и т.д.
О коррупции мы также знаем и из записей самих староверов. Руководители фабрики Гучковых (уже в конце XIX века) вели отдельные «черные» бухгалтерские книги, в которых содержались записи примерно такого содержания:
«Следовало расходов кассы Е.Ф. Гучкова:
— «В Канцелярию обер-полицмейстера» (в каждом месячном счете 5-10 руб.),
— «Надзирателю за прописку»,
— «За Угощение служащих в Думе и Сиротского Суда»,
— «Писарям 3-го квартала»,
— «Части подарено»,
— «Надзирателям в Думе»,
— «На масляницу роздано разным».
Старообрядцы не различали понятий взяток и налогов, объединяя их под общим словом «дань». Дань можно было давать и «нечестивым», однако только лишь за сохранение веры. Показателен в этом плане спор в письмах между двумя общинами федосеевцев и филипповцев, в котором вторые обвиняли первых в чрезмерной страсти к торговле и деньгам. Объяснялось, что дань нельзя платить государственным чиновникам, если это чисто экономические отношения. Но все, что касается веры, — необходимо в удовлетворении прихотей вынужденного зла в виде неверующих государственных работников и священников:
«Дабы никто не имел на нас гнева, во еже до конца обидети: аще требует враг злата — дадите, аще ризу — дадите, аще почести — дадите, аще веру хощет отьяти — мужайтеся всячески. Мы в последнее время живем и потому всяку дань даем всякому просящему, дабы не предал враг на муку, или бы не заточил в незнаемое место…»
Показателен и стиль ведения дел староверов. Благодаря налаженной круговой поруке и коллективной ответственности, а также семейной преемственности, общины староверов выступали в качестве банков. В период действия запретов Николая I они действовали фактически незаконно, ссуживая огромные суммы либо на подставных лиц, либо и вовсе под честное слово. Таким же образом староверы (в частности польские) работали и с западными купцами. Никто не видел в этом ничего рискованного — общины дорожили своим именем.
Генерал-майор русской императорской армии Иван Петрович Липранди, более известный как автор воспоминаний о Пушкине, на рубеже 1850-х занимался исследованием вопроса угрозы экономической безопасности Империи, якобы исходящей от нескольких общин в Курской, Орловской и Тамбовской губерниях. По свидетельству Липранди, представление о собственности у староверов было «как бы (симбиотическое) учреждение капитализма и социализма». Впрочем, он так и не нашел никаких признаков враждебности староверов к государству и прекратил следствие.
Консервативный прогресс
Староверы активно вмешивались и в политику. После принятия царского Манифеста 1905 года старообрядцы получили полную свободу вероисповедания, что означало и изменение экономической модели. Фактически прекращает свое существование общинная модель — капиталистическое полностью вытесняет социалистическое начало.
На основе общин и религиозных центров организуются концерны и синдикаты. Начинается сращивание банковского и промышленного капиталов. Таким образом банковские активы были объединены в Санкт-Петербургском банке, Нижегородско-Самарском банке семьей Марковых, Северном страховом обществе, плашки которого до сих пор можно найти на множестве московских домов.
С принятием Манифеста ряд старообрядцев, а именно Павел Рябушинский, Александр Коновалов и Александр Гучков (председатель III Созыва Государственной думы), организовали «Партию прогрессистов» для защиты интересов буржуазии. Более того, Рябушинский и его товарищи стали идейными противниками экономически консервативно настроенных лидеров московских предпринимателей, отстаивали новое видение капитализма в условиях конституционной монархии.
Старообрядцы сотрудничали с «Союзом 17 октября», «Торгово-промышленной партией», мирнообновленцами, открывали собственные газеты для пропаганды буржуазного уклада политической жизни в стране.
Именно они косвенно или прямо способствовали множеству политико-экономических изменений в стране, в том числе принятию Столыпинской аграрной реформы, закона о земстве (где поляки получили фактическую автономию), участвовали в жизни Временного правительства.
Их уход в сторону жесткого, буржуазного капитализма во многом предрешил судьбу староверов во время Революции 1917 года, отбросив этот фактически обособленный народ назад на 200 лет, заставив снова сначала скрываться, а потом и страдать, а затем заново обустраивать себе место под солнцем.
«…В середине 19 века в правительство России пришло осознание, что никакого индустриального рывка не будет с такой элитой, потому начали привлекать иностранный капитал. Но главное опираться на свои собственные таланты. И они появились — староверы Морозовы, Рябушинские, промышленники Громовы, Авксентьевы, Бурышкины, Гучковы, Коноваловы, Морозовы, Прохоровы, Рябушинские, Солдатенковы, Третьяковы, Хлудовы. Ни одного хохла в списках! Зато их полно в элите. Почти все, стоящие у кормила правления империи имеют корни на Украине. А уж графов из хохлов, хоть пруд пруди.
Та промышленность, что была в Российской Империи — это то, что выросло снизу из старообрядческих слоев плюс иностранный капитал. Участие аристократии было минимально.
В дореволюционной России наиболее богатыми и предприимчивыми людьми являлись именно поборники старой веры. На рубеже XX века в России существовали только три финансово-состоятельные группы людей: старообрядцы (купцы и промышленники), иностранные бизнесмены и дворяне-помещики. Причем на долю старообрядцев приходилось более 60% всех частных капиталов империи. Неудивительно, что с ростом капитала они серьезно задумались о своих взаимоотношениях с не признававшей их светской властью. Параллельно назревал конфликт с иностранными компаниями за право доминирования на финансовом и промышленном рынках царской России.
Вопрос встал ребром: или страна превращается в иностранную бизнес-колонию, или опирается на старообрядческий капитал и выстраивает новую национально ориентированную буржуазную экономику. Староверы взялись за реформирование романовской военно-сельской монархии, имея все перспективы стать страной ведущей во всем мире. Готовилась революция сверху. И она почти произошла, когда к власти в 1917 году пришел крупный русский капитал. Вспомните Временное правительство — в нем присутствуют все крупнейшие капиталисты России из староверов…»
Источник: www.kramola.info
«…Убежали, однако, недалеко. Основные общины находились в Нижнем Новгороде, Карелии, Великом Новгороде, близ Кирова и в Польше…»
Не знаю как на счет «основных общин», но в Западной Сибири, Забайкалье и на Дальнем Востоке староверов наверное поболе будет. И они «далеко не убегали» их просто сослали под конвоем на Алтай, в Забайкалье и др. отдаленные регионы. Особенно много в Забайкалье проживает компактно семейских более 200 тысяч человек, где есть еще такое количество??? Второй анклав староверов это современная Румыния около 100 тысяч староверов, но никак ни Польша. Так что автор плохо знает географию расселения староверов. Были богатые староверы и в Сибири, например купеческий род староверов Кушнаревых в Якутии и многие другие. Но в целом статья в правильном направлении, автору нужно ее доработать с учетом всего староверия, а не только европейской части. Как говорится: «Москва — это еще не вся Россия»