В наши дни, когда любой пост уже давно перестал быть чем-то особо напряженным, когда в магазинах даже в говенье можно найти множество продуктов, с которыми стол в строгие дни воздержания от животной пищи может быть и без того прекрасным по своему содержанию, мало кто задумывается, каково было нашим предкам несколько десятилетий тому назад, когда кроме грубой соли и травы (а точнее горчицы и макарон, кои и сегодня украшают великопостные столы малоимущих слоев населения) на столе не было ничего, а люди и тому радовались. Одна трава была в особом почете — ее люди постарше помнят и по сей день. И не прочь полакомиться ей…
Жизнь за траву
Есть среди уральских старообрядцев — тех, конечно, кто постарше, кто повидал и пережил на своем веку немало неприятных моментов и периодов — такая традиция: ежегодно с середины июня по середину июля собирать пиканы. Это трава такая, из семейства борщевика — тот, кто не знает, ни за что не определит ее по внешнему виду, а тот, кто знает, мимо равнодушно никогда и ни за что не пройдет.
Пиканы… Когда-то в голодные тридцатые и сороковые годы ХХ века эта трава спасла от гибели сотни, если не тысячи людей — преимущественно старообрядцев. Во всяком случае я всего пару раз слышал о сборах пиканов людьми неверующими… Ее собирали в период, предшествующий цветению: брали молодые побеги, стебли — самые мягкие, с приятным ароматом, который, ощутив один раз, больше ни с чем не спутаешь.
Старинное староверческое блюдо
О пиканах я, по всем временным показателям, знать бы не должен: ни возраст, ни экономическая ситуация в стране в период моего детства и взросления не подвигали на сборы этой удивительной травы. А я узнал. И так «зацепилась» она в моей душе, так понравилась и так сблизила с теми старообрядцами предшествующих поколений, которым в жизни приходилось куда хуже, чем нам, современным православным верующим, что теперь уж не забуду о ней никогда. И, гуляя по лесу, вблизи заболоченных мест, в первой половине лета мой взгляд снова и снова из обилия лесной растительности выискивает эту приметную — невысокую до цветения и высоченную, едва ли не с человеческий рост, во время такового, траву.
Тем, кто не понимает, о чем речь, опишу ее кратко: она, как свидетельствуют ботанические энциклопедии, — это дальний родственник привычного всем, известного садового укропа, однако же сколь по вкусу отличается укроп от сельдерея или петрушки, столь и пикан отличается от укропа и вкусом, и внешним видом.
В голодные годы эта трава была спасением, позволявшим семьям раскулаченных и явных бедняков продержаться месяц-полтора — обычно после молодой крапивы, которую, как известно, на суп и салат собирают с конца апреля и в мае. Пиканы собирали в больших количествах — дети тут же, у зарослей, ели стебли, очищая от кожицы — и делали это не из удовольствия, а сугубо из-за голода, подобно бананам, о которых тогда даже и не слышали, а взрослые, более выносливые, приносили домой, тщательно промывали и варили. Запах стоял терпкий, ощутимый, но не противный. Зато после полутора-двух часов трава становилась совершенно мягкой и, в сравнении с современными аналогами, очень походила на вареные или тщательно пропаренные виноградные листья. И по внешнему виду, и по вкусу.
Узнал об этой траве от деда
А узнал я о пиканах от деда… Сначала не придавал им значения, но рассказы дедушки Никифора Семеновича Кетова, его почтительное, даже трепетное отношение к этой траве, обильно растущей в сырых уральских лесах, по которым он водил меня с весны до осени, воспитывая во мне интерес к природе и знания о деревьях и растительности, приметах, поверьях, все же со временем обратили на себя мое внимание.
Хорошо помню, что тогда я не придавал его мудрым, поучительным рассказам значения, а сейчас понимаю, что все, что он давал мне в своих знаниях и воспоминаниях, мой мозг тотчас впитывал. И о пиканах — в подробностях.
— Сваренную траву, — говорил дед, — подавали с крохами хлеба или без него на стол в больших мисках, как в горячем виде, так и остывшую — ее наматывали на вилку или брали руками, обильно макали в соль и тем утоляли голод.
Никифор Семенович говорил, что бывало время, когда пиканы ели по неделе-полутора без перерыва. Надоедали? В условиях, когда ничего другого на стол было не подать, об этом не думали. В отличие от того же одомашненного укропа, от лука, пиканы не заготовляли — в сухом виде они были в пищу непригодны, сваренными вне холодильников не портились буквально сутки-другие, поэтому люди ограничивались употреблением их в пищу «здесь и сейчас». В невареном виде трава лежала ровно столько, сколько лежит любая другая трава — несколько дней. Но — увядала, размякала и теряла свою привлекательность. Конечно, в конце тридцатых, когда на Урале бушевал голод, траву «растягивали» надолго, невзирая ни на что. И именно это позволило людям протянуть подольше, выжить.
А спустя шестьдесят лет мой дед, уже не маленький мальчишка, а пожилой, убеленный сединами, с прекрасной бородой, вспоминал безусую молодость. Когда он рассказывал мне об этом, понятное дело, нужды в пиканах уже не было: в достатке был хлеб, картошка, крупы, овощи, но вечная благодарность и вкусовая любовь к пиканам не оставила его и в новых условиях. Я тоже их ел, наверное, точно так, как мои предки — и вареными, и сырыми. Закуска — прекрасная! Мы собирали траву несколько раз за сезон — ходили «по пиканы» с авоськами, набивали в лесу по две сумки, и после этого нас ждали несколько дней оригинального кулинарного пиршества. Поскольку обычно пиканы «в соку» во время Петрова поста и, частенько, неделю после него, трава эта была не только лакомством, но и одним из основных продуктов на столе нашей семьи начала и середины девяностых…
Это не было только нашей привычкой. Любовь к пиканам была чувством всестарообрядческим в общинах на Среднем Урале. Сборы пиканов обсуждали в храмах и на встречах в общинах, спорили: пришла ли пора их собирать? Те, кто уже сходил и запасся этим странным вроде бы продуктом, не только обсуждали, но и делились добытым. Не у всех в пожилом возрасте была возможность выбираться в лес, поэтому такие дары принимались со светлой радостью и благодарностью.
Очень хорошо помню, как однажды в день исповеди, пока ждали своей очереди «на дух», вспоминали в Екатеринбурге и пиканы, и событие, вынудившие людей собирать их, и их вкус несравненный и несравнимый ни с чем другим. Одна старушка побойчее принесла собранное в храм — к ней выстроились те, кто хотел бы взять себе небольшой пучок — вспомнить молодость, хотя и не особо радостную.
Помнят ли о пиканах сегодня?
Скорее всего, о пиканах знали и в Сибири, и на Дальнем Востоке, а вот о старообрядцах Центральной России говорить не буду — не удивлюсь, если они ничего не знали о них и их миновала необходимость выживать на этом, по сути, подножном корме.
Недавно в Москве по пути на Рогожское в троллейбусе неожиданно для себя услышал, как две старушки что-то говорили о пиканах. Подумал было, что они старообрядки, но нет, они проехали дальше и даже не взглянули на архитектурный ансамбль, притягивающий староверов со всей России. А нынче в мае даже вздрогнул от неожиданности, когда услышал подобный диалог в автобусе в Екатеринбурге. Переговаривались две не старых еще женщины и тоже обсуждали пиканы, которых «с килограмм» накануне набрала одна из них. Значит, об этой траве знают…
А кроме пиканов люди ели лебеду, «саранки» и что-то еще. Пробовать мне приходилось и последние — в отличие от вершков пиканов, у «саранок» ели корешки — находили по внешнему виду стебель, выкапывали корень, вроде луковицы, только «сто одежек без застежек» там особый, на лук не похожий, а вот вкус у них мало запоминающийся, водянистый, поэтому и не оставили саранки у меня, а значит, и у моего деда, столько теплых воспоминаний, сколько пиканы. Хотя вся эта растительность вкупе и позволила нашим бедным предкам-старообрядцам выжить в непростые годы советской власти, когда о хлебе и картошечке приходилось только мечтать…
…А сейчас я с радостью рассказываю о пиканах своим родным, близким и друзьям. Они об этом ничего не знают, слушают с интересом, а вот попробовать их решаются далеко не все. Почему-то брезгуют дарами леса. А я их не понимаю.
Фото автора
Комментариев пока нет