В музее Пушечного двора Казанского кремля с начала 2018 года проходит выставка «Демидовы и металл. Сплав на века».
Рассказывает о выставке руководитель Музея Пушечного двора Александр Расходчиков: «Пушки, железо с клеймом «Старый соболь», образцы сортового металла демидовских заводов, макеты доменных печей, чертежи заводского оборудования позволяют проследить развитие техники и технологии производства металла с XVIII до XX века. Центральным экспонатом выставки является «рудная пирамида».
На горке представлена эталонная коллекция образцов медных и железных руд из тридцати восьми уральских и Алтайских месторождений, принадлежавших Акинфию Демидову.
У горнозаводского хозяйства Демидовых были налажены тесные экономические связи со многими регионами страны. В Казани находилась одна из центральных демидовских контор, она занималась продажей железа на внутреннем рынке и отчасти сдачей железа по казенным поставкам. В Казани проводились промышленные выставки, на которых получал награды и Демидовский металл. Металл, бомбы, снаряды и пушки железными караванами шли по рекам Кама, Волга через Лаишево и Казань в Москву. Демидовы — уникальное явление во всемирной истории, создатели эффективного с точки зрения производства и грандиозного по мировым масштабам горнозаводского и промышленного комплекса на Урале, превосходившего по своей территории многие европейские государства.
Деятельность заводчиков Демидовых способствовала тому, что в кратчайшие сроки уральский регион стал участником мировых торгово-рыночных отношений. Поражает размах и содержание их деятельности: горное дело, черная и цветная металлургия, добыча золота и платины, производство оборонной и гражданской продукции, обустройство огромных территорий и заселение: устройство дорог и рациональной системы землепользования, развитие торговли, многоступенчатой системы политехнического образования, строительство и содержание больниц, приютов, храмов и т.д. Демидовы были энергичными предпринимателями, видели проблему во всей полноте, с государственной точки зрения. На их заводах сформировалась уникальная социально-культурная среда».
Династия мастеровых
Род Демидовых ведет свое начало от тульского кузнеца Демида Григорьева, сына Антюфеева. Фамилия в те времена передавалась от дедов внукам. Сын Демида, Никита Антюфеев (1656–1725), оружейных дел мастер, был лично знаком с Петром I. В 1720 году за заслуги перед Отечеством он получил дворянство с фамилией Демидов. Именно Никита Антюфеев положил начало мощному родословному древу Демидовых.
Старший сын тульского оружейника Никиты — Акинфий (1678–1745) по большому счету первый Демидов и есть. Фамилию отца — Антюфеев — он не унаследовал, но вместе с дворянским титулом обрел фамилию Демидов. Акинфий успешно развивал металлургическое дело в Петровской России. Судьбой своей явил он уникальной силы великий русский характер, жизнь свою положил ради промышленной мощи и славы Отечества.
Сын Акинфия от первого брака — Прокофий (1710–1786) характера отца не унаследовал. Деньги он отдавал под проценты, открыв в России банковское дело. Прокофий был чудаком и меценатом: пожертвовал миллионную сумму на строительство Московского воспитательного дома, открыл первое в России коммерческое училище, делал многотысячные пожертвования Московскому университету. Нескучный сад, основанный Прокофием Демидовым, радует москвичей до наших дней. Второй сын — Григорий Демидов тоже увлекался ботаникой, долгое время жил во Франции, был знаком со знаменитым естествоиспытателем К. Ламарком, переводил его научные труды на русский язык.
Только младший сын от второго брака — Никита продолжил отцовское дело и уже в 19 лет обладал недюжинной деловой хваткой и необходимыми знаниями в области горной промышленности и металлургии. Полученные от отца заводы Никита не только не растерял, но и значительно приумножил.
Широко известен правнук Акинфия Демидова — Анатолий Николаевич (1812–1870), который в 1841 году женился на племяннице Наполеона I принцессе Матильде и, купив княжество Сан-Донато близ Флоренции, стал называться князем Сан-Донато за границей. (На выставке в Казани представлена его переписка с братом Наполеона Бонапарта).
Старообрядческое царство Акинфия Демидова
Акинфий Демидов жил в Петровское время, когда не только поменялся век, но изменилось и мышление российского человека — с церковно-патриархального на светское, европейское. Великий царь-реформатор строил новое государство «на обломках» древней Руси. Его отец — Алексей Михайлович начал гонения на свой народ, на лучших граждан, кто хранил духовные традиции «древлего благочестия». Исповедники шли на мучения, бежали в леса, горели в срубах, лишь бы только не предать православную веру. По сообщению Сената при Петре I: «…русских людей находилось в побегах более 900 тысяч душ».
Валентин Распутин писал: «Собором 1666-1667 годов и петровскими реформами раскол был оформлен окончательно и доведен до грани, от которой примирения не предвиделось. Это была трагедия народа, но в то же время она повлекла за собой необычайный подъем, твердость, жертвенность, соединение и братство отделившихся, готовых за веру и убеждения претерпеть все, что придумано человеком для унижения и мучения человека. В трудное, исчервленное пороками и брожением время часть народа, собравшись по человеку, явила силу и убежденность, какой никогда ни до, ни после в России не бывало, показав и способность к организации, и нравственное здоровье, и духовную мощь. Восхищение ими способно доходить до ужасания, и ужасание до восхищения. Они подняли человека в его физических и духовных возможностях на такую высоту, какой он в себе не подозревал».
Происходящие перемены люди воспринимали как апокалипсис, как последние времена при антихристе. В глухих отдаленных местах России возникали тайные поселения и скиты. Важным общероссийским центром беглопоповщины в XVII в. стала местность по реке Керженец в Нижегородских пределах. Хранители веры втайне молились, стремясь сохранить неоскверненной и чистой духовную традицию богоизбранного русского народа. Но их убежища одно за другим были обнаружены и разгромлены. Оставшиеся в живых и не сменившие убеждений бежали дальше вглубь России, на Урал, в Сибирь…
«Русь от новых порядков бежала в леса. При Бироне это было третье после Алексея Михайловича и Петра массовое укрывательство в пустынной и таежной глухомани. «Зверопаственные места населялись, и вместо дерев умножались люди». Менее чем за столетие число раскольников в одной лишь Сибири возросло, по подсчетам, до ста тысяч. В действительности их было больше, учесть можно было ссыльных, но не беглых… Это была колонизация, имевшая для российских окраин не меньшее значение, чем столыпинская реформа, но, в отличие от последней, она составлялась отборным народом. Словно потерянный рай, искал и утверждал он свою старую родину, приносил в новую обительность ее цельность в народном устройстве и обычаях, во всем родовом облачении». (Распутин В.Г. Смысл давнего прошлого. // Россия: дни и времена. Иркутск, 1993)
По Божиему промыслу за Уральскими горами старообрядцы оказались под защитой привилегий, полученных в 1702 году Демидовыми для развития отечественной металлургии. Пути первых русских промышленников и беглых подвижников православной веры пересеклись. Акинфий был выходцем из народа и не мог представить развитие промышленности без использования опыта русских мастеровых, без духовной основы каждой личности в православной традиции. Демидов энергией напоминал царя Петра. Трудился самозабвенно, не жалея сил, и от своих рабочих требовал того же. Слабые не выдерживали его требований и бежали с заводов, жаловались на «тирана». Оставались только настоящие крепкие сильные люди! В большинстве своем это были старообрядцы.
«Старовер не курил, не пил вина, а в Сибири и чай пили лишь из трав и кореньев, строго соблюдали посты и моральные уставы, и лишь в одном не знал воздержания — в работе. Это был тот же человек, что и рядом с ним в обычной православной деревне, и все же далеко не тот: по-другому живущий и верующий, по-другому смотрящий на мир — все основательно, весомо, тяжеловато. Отлученный от ортодоксальной церкви и судорожного общественного развития, он и их отлучал от себя, обвиняя в греховности и несамостоятельности, в пляске под чужую дудку. Со временем он выделился в особый тип русского человека, который вопреки всем бедам и обстоятельствам упрямо хранил в себе каждую косточку и каждый звук старой национальной фигуры, в тип, несущий живое воспоминание о той поре, когда человек мог быть крепостью, а не лавкой, торгующей вразнос.
Губернатор Трескин, правивший Восточно-Сибирским краем в начале XIX века, после первой же инспекционной поездки по своим владениям, которые, разумеется, оставили в нем тягостные впечатления, о староверах отзывается: «они и камень сделали плодородным». (Распутин В.Г. Смысл давнего прошлого. // Россия: дни и времена. Иркутск, 1993)
Старообрядцы составили костяк, основное население Акинфиевых уральских заводов. Демидовская горная империя стала неожиданно и «царством старообрядческим». Невьянск, а затем и Нижний Тагил превратились не только в горные, но и «раскольничьи» столицы.
«Раскол дал удивительные результаты своего союзничества и братства в организованной и хозяйственной деятельности. В невольной соревновательности с государственной системой, пользующейся, казалось бы, передовой структурой, раскол не открывал Америк, не искал чужедальнего опыта, а взял за основу институт земства с его практикой советов, сходов, выборного самоуправления, принципами общинного пользования капиталом — и во всей этой старозаветной общественной и хозяйственной сбруе выехал из лесов на большую дорогу экономики…
Братство и общинность раскола, свободно складывающиеся и свободно развивающиеся, обязательная взаимоподдержка, спаянность и культ труда привели к неожиданному повороту, когда в рыхлой и плохо управляемой стране — в стране, которая отринула во имя обновления и благополучия отсталую часть народа, эта часть народа повела хозяйство и быт лучше, чище и выгодней. С 80-х годов XVIII столетия капиталы и торгово-промышленная доля староверов получают перевес над «передовой» российской оборотистостью, еще раз подтвердив тем самым истину, что во всяком деле нет ничего передовей народного настроения. Среди староверов больше грамотных, хотя и учат они почти исключительно по церковнославянским книгам; они открывают свои печатальни, первыми в стране заводят книжные лавки». (Распутин В.Г. Смысл давнего прошлого. // Россия: дни и времена. Иркутск, 1993)
Укрепленное в «заводской» ограде старообрядчество, благодаря своим высоким нравственным и профессиональным качествам, богатело и развивалось. Многочисленные потомки первых беженцев сами становились зажиточными людьми, вкладывали приобретенное честным трудом богатство в сохранение и укрепление традиционной русской веры. На Урале и в Сибири строились старообрядческие храмы, обустраивались новые скиты.
Гармония в мире и в душе
Среди оставшихся строений Нижнетагильского музея-заповедника «Горнозаводской Урал» сохранился дух первого российского предпринимательства. Здесь нет насилия над окружающим миром, но благодаря простоте инженерных решений гармонично сочетается Божественное и рукотворное пространство. Само определение «завод» становится здесь понятным. Цеха стоят «за водой», у плотины, чтобы использовать силу падающего потока для работы нужных механизмов. Акинфий Демидов и его мастеровые мягко, по-сыновьи используют природу. Как у матери, берут они необходимые для производства богатства, бережно тратят их на пользу государства Российского. Не с целью собственной выгоды, а ради славы и силы Отечества. Нет жесткости, нет авторитарности и в стиле общения Акинфия Демидова с окружающими людьми, с рабочими, которые трудились на его заводах. Уважением и любовью к ближнему пронизаны многие его письма.
Есть легенды, что помогали Демидовым находить руду в горах местные жители. Некоторые называют их «чудь», сам Акинфий именует их вогуличи или вогуляки. Возможно, это были предки современных манси. Знатоков, которые помогали разыскивать месторождения, Демидов щедро награждал. Так, в феврале 1738 года он приказывает выдать «вогулякам Никите Анюткину с братом за показание признаков медных руд для повадки их по два рубли. Если же могут сыскать и показать надежные руды, то и паки награждением от нас оставлены не будут. Однакож, и за оные показания я ими благодарен».
В письме приказчику Нижнетагильского завода от 22 января 1739 года Акинфий Демидов пишет: «И они тою гору не указывают тебе за твою к ним скупость. Ежели они укажут тебе подлинно оную гору, подлежит тебе за них заплатить ясатчику за их ясак».
Доброта к людям соединялась в промышленнике с любовью к природе, с привычной и искренней верой в Бога. В письме господину Сидорову Акинфий пишет: «Письмо твое и притом камешек медной руды с Жеребцовой горы сего ноября 19 дня получил. Оная руда весьма не худа. На присылку оной благодарен. Нежели во оной горе руда вся такова добыча идет — и о том я славлю Бога».
Акинфий Никитич хорошо знал природные богатства своих заводских земель. Найденные руды подвергались пробным плавкам, результаты которых сразу докладывались заводовладельцу. Он лично осматривал руду, оценивал результаты проб, особо следил за чистотой их проведения. Письма Демидова свидетельствуют о том, что он мог по внешнему виду руды оценить ее качество, но окончательно полагался только на серию проб.
В одном из писем Демидова читаем: «Из новоприобретенной руды полосу железа и две штычки чугуна получил. Славлю Бога моего, из которой руды чугун а из него железо по усмотрению моему весьма явилось изрядно, дай Боже и впредь от ней тож видеть. Ты же в ярлычке написал, что чугун работы в горнах лучше высокогорского чугуна. Работает без ломки. И о том я паки славлю Бога».
Другое письмо: «токмо тому то удивительно, что у вас весьма его, железа, много ломается. Ибо у нас ныне того не видно. Хранит Бог с того времени, как его обжигать зачили…»
Письма показывают, что Акинфий Демидов был творцом и мастером, неустанно искал способы получения качественного и недорогого металла. Процесс производства требовал не только профессиональных знаний, но и творчества, экспериментального поиска наилучших способов плавки руды. И все этого ради того, чтобы «железо делать самым добрым мастерством».
Крепость русского характера и русского металла
Высокие личные профессиональные качества, поддержка Петра I и его венценосных наследников, активное сотрудничество со старообрядцами — все это помогло Демидовым создать огромную промышленную империю, центром которой уже в середине XVIII века стал Нижнетагильский завод. Взявший под контроль Уральскую металлургию, Акинфий Демидов в короткий срок довел количество уральских металлургических заводов до двадцати двух, а качество выплавляемого чугуна — до почти современных показателей.
Летопись Демидовских заводов — одна из самых ярких страниц в 300-летней истории отечественной металлургии. В XIX веке Урал стал мировым лидером по производству металла. Старый Тагильский Демидовский завод за 262 года выдал 14 миллионов тонн чугуна. Становление нового Нижнетагильского комбината пришлось на годы Великой Отечественной войны. Главным вкладом уральских металлургов в победу стала броневая сталь для танков, в которую был одет каждый третий советский танк военного времени. И новый танк, показанный на семидесятом Параде Победы, ставшая легендой «Армата», — тоже детище Нижнетагильской металлургии и отечественной научной мысли. В России создана новая броневая сталь марки 44С-св-Ш. Она на 15% прочнее прежней танковой брони и не становится хрупкой даже при арктических морозах.
Акинфия Демидова помнят и любят россияне. Не случайно в Невьянск стекается огромное количество туристов. Кроме экскурсий в Невьянском музее проходят праздники и викторины, спектакли и конкурсы. Баснословное богатство, созданное и приумноженное трудами ряда поколений, искренняя любовь Демидовых к Отечеству предопределили поистине небывалый размах их благотворительной и меценатской деятельности не только у себя на родине, но и за ее пределами. Пожертвования сыновей Демидовых произвели большое впечатление на русское общество, стали предметом для всеобщего подражания и заложили основы настоящей Российской благотворительности.
Староверы опиралась на принципы взаимовыручки, информационной закрытости и приоритета православных ценностей. По традиции, введенной еще Акинфием Демидовым, деньги давались взаймы без процентов и даже без расписок, на длительный срок. Под честное слово мгновенно собирались значительные суммы на экстренные нужды. Благотворительность была не разовой акцией, а образом жизни, главным и непреложным законом, обеспечивавшим успешное существование всего общества. Именно христианская заповедь добра и милосердия, рождающая уважение и доверие к ближнему по духу, и была тем столпом, который служил опорой всему старообрядческому братству. Христова идеальная любовь воплотилась в материальные достижения государственного масштаба.
В последние годы Российская благотворительность и промышленность удалились от Демидовских принципов. Принцип сохранения веры и духовной независимости русского народа сменился глобальными идеями толерантности и социальной справедливости. Просвещенный дух Европы — тот самый антихристов дух, которому противостояли староверы, — в наше время одержал незримую, мало кем осознаваемую победу.
Тайный подвиг Акинфия Демидова
Память о многих великих сынах нашей родины, особенно когда они так или иначе связаны со старообрядчеством, нередко очерняется, обрастает множеством нелепых мифов. Биография Акинфия Демидова тем более дала обширный повод для легенд, что жизнь его действительно была таинственной и неоднозначной. О великом промышленнике писали, что он вел незаконные дела: потайную добычу золота и серебра, продажу оружия башкирским отрядам, печатал собственные рубли, заводил «дипломатические» связи с зарубежьем, вел политические интриги при дворе. Современники действительно не знали, сколько у него работает людей, сколько плавится чугуна, железа, меди.
Акинфий Демидов старался оставить о своей деятельности как можно меньше информации. Отчеты, которые он отсылал в Москву и Петербург, скорее скрывали, чем отражали его реальные дела. Документы исчезали странным и непонятным образом. Некоторых «проверяльщиков» он просто выгонял со своих заводов или, подкупив их, сам оформлял бланки ревизий и переписей. Главный Невьянский архив Демидовых исчез при пожаре. Сохранилась только часть документов и писем на Нижнетагильском заводе.
Мамин-Сибиряк писал о «странном характере» Акинфия Демидова. Авторы книг и советских фильмов часто «обнаруживали» признаки жадности и жестокости в его душе. Потомки не могли понять Акинфия Демидова потому, что не видели той духовной реальности, в которой он жил. Не придавали значения той великой трагедии, которая происходила в ту эпоху на Руси. Более двухсот лет пребывало старообрядчество в гонениях. Они временами то ослабевали, то снова усиливались, но никогда не прекращались.
Указ 1685 г. гласил:
- Раскольников, которые… будут продолжать упорствовать, «по трикратному у казни допросу, буде не покоряться, жечь в срубе»;
- Если покорятся, то отсылать под строгий надзор и испытание в монастыри; в случае вторичного совращения их в раскол казнить смертию;
- Тех, кто совершал вторичное крещение над людьми, уже раз крещеными, детьми и взрослыми (таковых казнить смертию), о тех, кто перекрещивались у раскольников сами, если раскаялись, то отсылать для исправления в монастыри, в случае же упорства казнить смертию… обвиняемых в расколе, но в нем не сознавшихся, а позднее уличенных, бить кнутом и ссылать в отдаленные города. Того, кто только укрывает раскольников, если сознается, то, смотря по вине, бить только кнутом или же ссылать в отдаленные города.
Позднее были введены другие наказания: «…за изготовление просвирок с четверосоставным (восьмиконечным) крестом с копием и тростию и со словами «Исус Христос» просвирницы (женщины, которые пекли просвирки, или просфоры — прим. авт.) сажались в монастырях, скованными на цепь». За пение вслух молитвы «Святый Боже, Святый Крепкий…» при погребении усопших старообрядцев поющих предписывалось арестовывать, после чего назначалась тюрьма или каторга. За произнесение соборной молитвы: «Господи, Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас» вырезался язык. За осенение себя двуперстным крестным знамением отрубалась рука.
При Петре первом исповедники старой веры стали источником доходов для правительства и для духовенства, никакими гражданскими правами в государстве они не пользовались. Старообрядцы делились на так называемых «записных» и «незаписных». Записными назывались те, кто состоял на особом учете и платил двойной налог; незаписные жили тайно, их ловили и ссылали на каторгу как врагов церкви и государства.
Акинфий Демидов укрывал «незаписных» на своих заводах, давал им работу, приют, позволял развивать свое дело, сохранять духовные традиции, молиться по древнему чину. Сохранилось немало свидетельств, что многие тульские мастера, Демидовы в том числе, исповедовали в душе и поддерживали долгие годы старую православную веру. Именно это могло быть причиной таинственной «скрытности» Акинфия. Любовь к Отечеству, родной культуре, а не к богатствам и деньгам, сделала его «тайным противником» новых, равнодушных к России, государственных деятелей — выходцев из Европы.
В годы правления императрицы Анны монарший фаворит Бирон ради личной выгоды использовал силу своей тайной власти против Демидовых.
«В 1728 году в ночь на 14 мая в третьем часу средний брат Демидовых Григорий был злодейски… «немыслимо кто, умысля воровски» застрелил его выстрелом «из ружья з затылку в голову до смерти». («Демидовы. Столетие побед». Юркин И. Н).
Трагичную историю гибели младшего брата Акинфия Бирон превратил в позорный суд над сыном Григория Демидова — Иваном. «После многочисленных жестоких пыток Иван «признался», что застрелил отца за то, что он хотел лишить его наследства… В 1728 году Ивана дважды пытали… от вышеупомянутых розысков имелся быть в жестокой болезни. Провел в тюрьме три года. Казнен был в Туле в феврале 1730 года». («Демидовы. Столетие побед». Юркин И. Н).
Татищев и государственные промышленники писали жалобы на Демидовых. Рудники в районе горы Благодатной, которые исследовал и разработал Акинфий, Бирон записал на себя. Ревизии шли одна за другой… Построить промышленность, может быть, было легче, чем выдержать особые духовные испытания…
Из письма Прокопия Демидова к императрице Анне мы узнаем даже об аресте Акинфия: «Сего 1735 году ноября 14-го дня господин капитан Лавров… не объявя Вашего Императорского Величества указ, сказал отцу моему словесной домовой арест и приставил… дву человек солдат… и поныне отца моего держат под жестоким арестом и под таким запрещением, чтобы отец мой о себе, куды надлежит, что он содержитца под арестом, не писал».
Акинфий Демидов вынес все испытания и дождался лучших времен, когда на престол взошла Елизавета. Тогда промышленник вошел в ближайшее окружение «дщери» Петра, снискав ее личную «протекцию». Гражданский подвиг Акинфия и заслуги перед Отечеством были увенчаны к концу жизни заслуженными наградами и почетом.
О Демидовых написано много. Авторов различных публикаций чаще всего интересуют экономические аспекты их деятельности. Но жизнь православного человека не определяется только внешними обстоятельствами. Акинфий явил своей жизнью подлинный крепкий характер настоящего русского патриота. Он творил благо для родины не только посредством богатств и умений, но всеми силами своей души, по совести, ради Бога.
Одно из писем, написанное незадолго до смерти, хранит свидетельство той скорби, которой сопровождался незримый подвиг уральского промышленника. Скорби до срыва, до малодушного отречения. Читая подлинные искренние строчки, напечатанные в «Демидовском временнике», мы понимаем, как было тяжело самому Акинфию скрывать на заводах беглых старообрядцев, как страдал даже сильнейший и могущественнейший сын нашего Отечества от гонений на русский дух, на русскую веру.
«А ежели при котором заводе явится пришлой, — писал Акинфий, — и будут в том на нас челобитчики, истинно будут отдавать ко ответом вашу братию без всякого отлагательства, понеже и сами вы совестно можете рассудить, что вины моей в том не имеется. А меня здесь за таких так обеспокаивают, что сказать невозможно…»
Послесловие
Благодаря духовным и гражданским подвигам Демидовых и старообрядцев многие современные жители Урала и Сибири до наших дней хранят бесценные сокровища русского православия, совершают богослужения так, как до Никоновских реформ молились люди на Руси.
«Отдельные районы Забайкалья и Горного Алтая, освоенные русской старобытностью, превратились в острова изобилия и строгонравственности, в них нечего было делать ни исправнику, ни уряднику. Уже в наше время остатки старообрядчества из последних сил удерживались своих традиций, и даже в эпоху застоя и запоя в колхозах и совхозах, возникших на земле раскольничьих общин, коровы недоеными не оставались и хлеба под снег не уходили. Что лишний раз доказывает, что нигде и никогда дух не может иметь прикладного значения.
Мы должны быть благодарны старообрядчеству за то, в первую очередь, что на добрых три столетия оно продлило Русь в ее обычаях, верованиях, обрядах, песне, характере, устоях и лице. Эта служба быть может не меньше, чем защита отечества на поле брани.
Что завещала Русь? Самую себя и завещала — себя, собранную предками по черточке, по капельке, по клеточке, по слову, по шагу. Свою самобытность и самостоятельность, свое достоинство, трезвость и творческие возможности… А осталось ли в нас хоть что-нибудь от этих заветов, способное остановить повальную распродажу, и готовы ли мы оставить заветы от себя?» (Распутин В.Г. Смысл давнего прошлого. // Россия: дни и времена. Иркутск, 1993).
«Нашу самую древнюю ветвь я наблюдал в богослужениях и беседах менее года назад в московских храмах, — и я свидетельствую вам о ее поразительной стойкости в вере (и против государственного угнетения — много стойче нас!) и о таком сохранении русского облика, речи и духа, какого уже и сыскать нельзя нигде больше на территории Советского Союза… сегодня в Сергиевом Посаде при стечении верующих идет вечная неумолчная служба над мощами преподобного Сергия Радонежского, — но богослужебные книги, по которым молился святой, мы сожгли на смоляных кострах как дьявольские. И это непоправимое гонение — самоуничтожение русского корня, русского духа, русской целости — продолжалось 250 лет (не 60, как сейчас) — и могло ли оно не отдаться ответным ударом всей России и всем нам? За эти столетия иные императоры склонны были прекратить гонения верных подданных — но высшие иерархи православной Церкви нашептывали и настаивали: гонения продолжать! 250 лет было отпущено нам для раскаяния, — а мы только и нашли в своем сердце: простить гонимых, простить им, как мы уничтожали их. Но и это был год, напомню, 1905-й — его цифры без объяснения сами горят, как валтасарова надпись на стене…» (Солженицын А. И. Третьему Собору Зарубежной Русской Церкви // Публицистика. Т. 1. Ярославль, 1995. С. 199).
Комментариев пока нет