В декабре исполнилось 400 лет со дня рождения протопопа Аввакума — самого замечательного русского писателя XVII века. Его письма — ярчайший литературный памятник, на несколько веков опередивший свое время.
«Житие», впервые ставшее доступным массовому читателю лишь в конце 19-го века, переводилось на многие европейские языки. За свои выступления Аввакум всю жизнь провел в ужасных лишениях, последние 14 лет провел в заключении в Пустозерске, и в конце жизни был сожжен. Аввакум — не только писатель, он, прежде всего, — религиозный деятель. Идеолог церковного раскола, дерзкий бунтарь. Об этом непросто говорить, потому что все категоричные исторические оценки часто приводят к искажениям в ту или иную сторону. Такой своеобразный «исторический фотошоп».
Личность творит историю, но если заглянуть в галерею портретов исторических личностей, то окажется, что все ключевые фигуры эпохи в действительности мало походили на свои парсуны. Различные, современные им источники, будут свидетельствовать о полярных оценках — от почитания до ненависти. К сожалению, сегодня Аввакум зачастую воспринимается как талантливый чудак, вступивший в неравный бой с ветряными мельницами.
В преддверии юбилея протопопа Аввакума, мы беседуем с композитором Павлом Турсуновым, написавшим музыку к знаменитому литературному памятнику, а также с Секретарем Комиссии по делам старообрядных приходов и по взаимодействию со старообрядчеством протоиереем Иоанном Миролюбовым, которые поделились своем собственным опытом соприкосновения с удивительной личностью протопопа.
Музыкальное приношение
Павел Турсунов — композитор, окончивший Московскую консерваторию в 1987 году в классе Тихона Хренникова. Учитель отзывался о нем так: «Турсунов — высокопрофессиональный композитор, владеющий всеми средствами музыкальной выразительности: великолепно оркеструет, обладает настоящим мелодическим даром (что бывает весьма редким качеством композитора) и точным театральным образным чувством».
Среди сочинений П. Турсунова — произведения для симфонического, камерного и струнного оркестров, камерно-инструментальная музыка, балеты «Ходжа Насреддин», «Летучая мышь», «Синяя птица», музыка к спектаклям и кинофильмам, песни. Не так давно увидела свет новая запись: «Симфонические картины к Житию протопопа Аввакума», о ней и пойдет речь.
Моя супруга занимается древнерусской литературой. Несколько лет назад жена прочитала «Житие» протопопа Аввакума, и предложила почитать мне. После прочтения я, в свою очередь, был, мягко говоря, шокирован открывшимся мне историческим горизонтом. Удивительно глубокие вещи, написанные ярким, простым и очень современным русским языком. Не случайно Лев Николаевич Толстой назвал Аввакума первым русским писателем.
Как для писателя, для Аввакума не существовало важного или неважного. Главное только искренность, только она одна и имела для него цену. Аввакум в своих заметках тщательно фиксировал детали. Так описывает он свою встречу с царем после своей ссылки: «поцеловав руку, пожал ее в руках своих, чтобы и впредь меня помнил». Сколько в этом кратком замечании трогательной простоты, порыва, затаенной надежды!
Бесспорно, личность протопопа Аввакума сложна для понимания сегодняшним поколением. Что в нем притягивает? Это его бескомпромиссное подвижничество. А мы с Вами живем во время компромиссов. И многие люди, соприкасаясь с его творчеством, разводят руками и говорят: разве так можно жить?! Это противоречит всему на свете. А другие, напротив, восторгаются — а стоит ли жить иначе?! Если человек во что-то верит, но не идет за этим — то как личность он теряет свою цельность.
Нам сейчас категорически не хватает подобных примеров. У нас примеры несколько другого характера: как приспособиться к этой жизни? Мы говорим о том, что жизнь меняется, и, порой слишком быстро. Реактивность, динамизм, пластичность, возможность синтеза — вот что выходит на первый план.
Разумеется, я взялся за работу. Когда музыка к балету была окончена, я начал осознавать, что личность Аввакума, возможно, будет слишком сложна для постановщиков и вряд ли когда-нибудь балет будет поставлен. Переработав форму произведения, я сделал из него симфоническую повесть.
Наступил год 400-летия со дня рождения протопопа Аввакума. Тогда моя супруга предложила записать симфоническую поэму в студии на собственные средства, лишь бы музыка жила. На «Мосфильме» мы записали произведение вместе с замечательными музыкантами.
Я был бы очень рад, если бы моя работа пригодилась бы для этого. Мою музыку трудно назвать современной. Своими учителями я считаю мастеров ушедшего столетия: Танеева, Глазунова, Гаврилина, Свиридова. Мое произведение далеко от авангарда, от вычурности и эпатажа. И для того, чтобы музыка стала популярной и привлекательной для современного слушателя, я не стану ничего в ней ничего менять. Тут есть определенного рода упрямство.
Но давайте вернемся к личности протопопа Аввакума. я много думал над тем, что ему пришлось пережить. Да, тогда было жестокое время. Но мы все-таки слабо представляем себе силу воли наших предков. То, что невозможно для нас, для них было обыденностью.
Я задумывался над тем, можно ли назвать Аввакума религиозным фанатиком? В то же время, слово «фанатик» часто употребляется в словосочетании «фанатически преданный». Если мы говорим о человеке, преданном своему делу, то это вызывает безусловное уважение.
Масштаб личности Аввакума в настоящее время, на мой взгляд, недооценен, о нем мало знают. И я рад, что в связи с юбилеем этой исторической личности предпринимаются конкретные шаги по заполнению лакуны в общественном восприятии. Как бы то ни было, протопоп Аввакум — замечательный русский писатель, его творчество нужно изучать более широко, и я был бы рад внести в это свой личный вклад.
Музыка пишется человеком для человека: не для себя, не для критиков, не для общественного признания. Главная цель: коснуться человеческого сердца. И пусть это касание заставит человека задуматься, что-то понять и почувствовать, прояснить то, что было неясно. Это самый главный критерий. Меня спрашивали: почему ты не использовал, например, знаменные напевы? В старообрядчестве до сих пор бережно сохраняются музыкальные традиции столповых распевов, и они очень красивы. Но мне было важно отразить именно мое собственное отношение к Аввакуму, то, что чувствую именно я, читая его произведения, полные обезоруживающей искренности. Это очень адресное, личное послание.
Совершенно верно. Это прежде всего диалог двух людей. Кстати, в своих посланиях Аввакум использовал такой прием: он задавал читателю вопрос и оставлял несколько пустых строк. Туда читатель вписывал свой ответ — и так велась эта беседа.
Мы подбирали несколько строк из «Жития», которые отражают те или иные события или мысли Аввакума, для того, чтобы слушатель, даже незнакомый с творчеством протопопа Аввакума, представлял, о чем написана музыка. По-моему, получилось убедительно.
Благодарю за такое определение. Хотя я — полукровка. Мой отец — таджик, а мать русская. Родился я в глубокое советское время, и бабушка меня не крестила, потому что отец был мусульманином. В 16 лет я пошел в Церковь и принял Православие сам.
Книги. Моя мама была библиографом и она приносила мне книги, которые я с удовольствием читал. Я прочитал всего Толстого, всего Достоевского. И после этого я понял, что больше не могу жить вне Церкви, мне нужно креститься. Так я принял Православие. Православие — это то, что наполняет мою жизнь и мое творчество. Это особенно понятно для каждого верующего человека: жить по совести, трудиться по совести, творить по совести.
Аввакум и его эпоха
Без преувеличения можно сказать, что Аввакум — родоначальник русской художественной литературы. В любой стране, где бы ни начинали изучение русской филологии, обязательно говорят об Аввакуме: это явление мирового масштаба, его переводили на огромное количество языков. До него у нас был только житийный, летописный язык, богослужебный язык. А тексты Аввакума можно читать, ими можно наслаждаться, они живые, и в этом состоит их несомненное достоинство.
Когда я учился в Ленинградской духовной академии, там был предмет стилистика русского языка. Помню, писал сочинение на тему: «роль природы в жизнеописании протопопа Аввакума». Аввакум не только писатель, но и поэт. Как он видит окружающий мир: и река, и скалы и лес — все играет роль. Это настоящая художественная проза. Безусловно, он был новатором.
Он был сыном священника, и потому грамотен. Сейчас бытуют такие мнения, что и священники в то время не всегда были грамотны. Но я в это не верю. Невозможно читать наизусть Евангелие, ну, разве что самые известные зачала. И Аввакум был не только грамотен, но и хорошо начитан. Он постоянно ссылается на творения святых отцов, которых он, несомненно, читал, а не слышал в пересказе. Все это относит его к элитарному образованному кругу. С того времени, как он вошел в знакомство с царем, он уже переставал быть рядовым священником, пусть даже и благочинным.
Я родился в старообрядческой семье, был воспитан в почитании личности протопопа Аввакума, с уважением отношусь к нему и по сей день.
Обратимся к историческому контексту, потому что вне контекста рассматривать деятельность Аввакума было бы не совсем корректно. В середине XVII века Русь переходила от позднего средневековья к новому времени, и сама жизнь требовала обновления. Внедрялись новые технологии, заимствованные из западных стран. Это касалось и книгопечатания, архитектуры, военного дела и других жизненных аспектов.
Кружок ревнителей благочестия, куда Аввакум вошел наряду с будущим патриархом Никоном, был сформирован молодым царем Алексеем Михайловичем в конце 40-х годов XVII столетия, и имел задачей своей церковное реформаторство в самом широком смысле этого слова.
Все понимали, что Церкви нужны определенные реформы, нужно обновление духовной жизни общества. Дело в том, что из смутного времени российское общество вышло с некоторыми потрясениями, это создало проблемы, которые нельзя было решить ни экономическими, ни военными методами. Давайте коснемся этого подробнее.
В общем поверхностном понимании Русь была отсталой вплоть до воцарения Петра I. До него — дремучая безграмотность и дикость.
В этой связи было бы интересно уделить внимание деятельности Московского печатного двора в 17-м веке. То есть в конце столетия должен был произойти качественный скачок в книгопечатании и по ассортименту и по количеству издаваемой литературы. Однако, это совсем не так. Оказывается, пик книгопечатания на Руси пришелся гораздо раньше — при патриархе Иосифе, предшественнике Никона. По тем временам это были огромные тиражи. Издавались не только богослужебные книги, но и поучения отцов Церкви и богословские сочинения современных авторов. Я говорю о «Книге о вере» и о «Кирилловой книге». До этого такие сборники на Руси не издавали.
Сейчас мало известно, что до митрополита Петра Могилы, издавались сочинения и других известных богословов, например Захарий Копыстенский, игумен Киево-Печерской лавры, инок Иван Вишенский, афонский постриженик.
В основном, они выступали против католицизма. Вот-вот был окончен период Смутного времени, польской интервенции, были попытки внедрения унии в Москве. Москва только пережила пожар, предательство со стороны бояр и, отчасти, со стороны Церкви. Например, немного найдется упоминаний о патриархе Игнатии, который поддержал поляков. Оказывается, и в церковной истории существуют страницы, о которых не принято вспоминать.
Авторитет книги в то время был огромен. Это сейчас, в море литературы, мы можем выбирать, что нам читать, какой точки зрения придерживаться. Мы можем сравнивать, анализировать и мыслить критически. А тогда книга была сенсацией. Она зачитывалась до дыр, она пересказывалась, являлась предметом ожесточенных споров, и, как мы видим, даже вполне серьезных конфликтов.
Надо сказать, что в то время в письменной речи не было такого понятия как кавычки. В «Кирилловой книге» и текст Кирилла Иерусалимского, и толкования на него Стефана Зизания, например, шли как сплошной текст, и, соответственно, воспринимались как прямое побуждение к действию или определенному образу мыслей.
Литература того времени носила выраженный эсхатологический характер: в воздухе витали сценарии самых негативных событий. Говорилось о планах антихриста по постепенному захвату Церкви Христовой. Даже была предсказана дата: в 1666 году состоится решающее сражение.
Совершенно верно. Но наряду с ожиданием конца света, с Запада шла волна, поднятая искусством эпохи Возрождения. Новое слово — «антропоцентризм», то есть человек, а не Бог в центре вселенной, — зазвучало и в музыке, и в живописи. Русский человек еще не был знаком с такой системой ценностей, на тот момент он воспринимал мир совсем иначе, но поневоле вовлекался в происходящее. Все новое будоражило сознание. Менялась система нравственных координат.
Исторические карты свидетельствуют о том, что православное пространство того времени было сосредоточено в пределах Московской Руси. И в обществе середины XVII века на Руси царило понимание, что завоевание Церкви антихристом произойдет вот-вот, не сегодня-завтра.
После тысячелетнего благополучия Церкви происходит отпадение Рима (1054 г.), затем принимается Ферраро-флорентийская уния (1439 г.), в результате которой отпали греки (к ним и так относились с предубеждением на Руси), а потом и Брестская уния (1596 г.).
Есть такое устойчивое выражение: «Москва — третий Рим». Мы привыкли воспринимать его как нечто позитивное: Рим как отдельная вселенная — оплот государственности, где царит порядок и кипит жизнь. Однако знаменитая фраза, как это часто случается, вырвана из контекста.
Вот как она звучит в первоисточнике: Псковский старец Филофей в послании дьяку Мисюрю, озаглавленном «О неблагоприятных днях и часах», пишет: «Так знай, боголюбец и христолюбец, что все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, это и есть римское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать».
То есть ни о какой позитивной коннотации в сравнении Московского царства и Римской империи на тот момент речи не шло. То есть мы — Московское царство — это последний Рим. После него придет антихрист: ни шагу назад! Держи то, что осталось. И Аввакум был проводником именно таких смыслов. В таком контексте с учетом происходящего в Московском царстве, его позиция перестает выглядеть как простое упрямство и самодурство.
Назревала острая потребность сохранить свою национальную идентичность. Церковная реформа по мнению ревнителей благочестия призвана была оживлять, оживотворять церковную жизнь, которая к тому времени находилась в упадке.
Аввакум выступал за живую проповедь. В то время на службах читали прологи или учительную литературу, во время которых рассеивалось внимание паствы. Будучи замечательным проповедником, Аввакум понимал, как важно живое слово проповеди, какой отклик оно находит в сердцах людей. Он выступал за то, чтобы понимание богослужения было доступно каждому. В то же время произошло важное изменение в церковной музыке: это переход от наонного к более понятному для народа наречному пению (разновидности знаменного распева).
Назревала дилемма — все заимствованное справедливо воспринималось обществом как «Троянский конь». Приезжие греки-митрополиты зачастую даже не понимали русского языка, но указывали, как «правильно верить», так как мы якобы отстали во всех отношениях: делайте как мы и у вас будет все хорошо.
С другой стороны — нужно было оживить церковное богослужение, сделать так, чтобы люди любили свою веру, а не только боялись наказания за свои грехи. Таким образом, это был вопрос гораздо более широкий, чем обрядовая сторона — это был вопрос выбора дальнейшего пути развития.
Конечно, нужна и атрибуция, и почерковедческие экспертизы. Предстоит очень много интересной научной работы. Можно говорить о том, что Аввакум допускал богословские ошибки, его суждения были не всегда корректны. Но он был всего лишь продуктом своего времени, не более того. Я считаю, что церковная культура, как и любая другая, не должна быть изолированной, это всегда продукт естественного синтеза. В то же время, если мы будем постоянно перенимать чужой опыт, то рано или поздно будем вынуждены начинать все сначала. Согласитесь: сейчас и пение, и богослужение, и одежды, и обрядовая сторона вновь сильно отличаются от греческих, от которых изначально были заимствованы.
В конечном счете, все Поместные Церкви, несмотря на то, что имеют общую конфессиональную принадлежность, сохраняют национальную идентичность, свои особенности. Иначе вся почва под ногами теряется. Церковь по природе своей консервативна, укоренена в национальной культуре и традиции.
Все церковное служение построено на уважении к традициям. Собственно, это идет еще из детства, из семьи. Вот почему так важна роль семьи в воспитании духовности в обществе. И Церковь сегодня открыто об этом говорит: кризис христианской цивилизации связан с кризисом семейных отношений.
Да, семья участвовала во всех его походах. Они мучились, голодали, и на глазах умирали их дети. Для современного человека — это жуткая, ни на чем не основанная жестокость. Но если мы уберем верность из человеческой жизни, то что там останется? Пока существуют на земле люди, которые могут увидеть помимо жестокости еще и подвиг мужества, и верность и настоящую любовь — Церковь будет жива.
Давайте обратимся к сухим фактам. Церковь совершает богослужения на антиминсах, на мощах святых мучеников. То есть в основании Церкви буквально находятся те люди, которые и были фанатично, до самой смерти преданны Ей. Но поймёт ли современный человек мотивацию их поступков, их фанатичной веры? Неужели нельзя было просто промолчать? Или не вмешиваться? Или не «искать себе проблем», как бы сейчас выразились? Между ними и нами — пропасть. Так что понимать под фанатизмом? Если тупое следование, которое не воспринимает реальность, то, разумеется, это нездоровая тенденция. Но если мы с вами выйдем из условностей нашего времени, и спросим себя, а стоит ли со всем подряд соглашаться? Без этого внутреннего камертона мы никогда не поймем Аввакума.
В настоящее время ведется подготовка к юбилейным торжествам по случаю 400-летия протопопа Аввакума и со стороны министерства культуры, и со стороны старообрядцев. Существуют различные мнения, в том числе и такое, что Русская Православная Церковь не должна принимать участия в этих мероприятиях. Я с этим не могу согласиться. Сейчас не время для вражды. Уверен, что правильнее было бы воспринимать Аввакума как часть нашего общеисторического и культурного кода.
В заключение было бы интересно было бы обратиться еще к одному факту. Так, Аввакум пишет в своем «Житии» о моровом поветрии 1654 года, в котором умерли в Москве двое его братьев с семьями: «Излил Бог фиал гнева ярости своей <…> за раскол церковный, да не захотели образумиться. Говорил прежде мора (Иван) Неронов царю (Алексею Михайловичу) и прорицал три пагубы: мор, меч, разделение».
Сегодня мы с тревогой констатируем рост антихристианских настроений во всем мире. Об этом заявляют не только религиозные, но и политические лидеры с международных трибун. Мор, меч, разделение: разве не на наших с вами глазах все это происходит? Я не хотел бы лишний раз говорить о конце света, но с некоторой осторожностью проводить параллели, думаю, не составит труда.
Предлагаем к прослушиванию музыкальное произведение П. Турсунова «Житие Аввакума. Симфонические иллюстрации».
Материал подготовила Дарья Стрижова
Комментариев пока нет