Одним из главных книжных бестселлеров прошлого года стал новый роман петербургского филолога и писателя Евгения Водолазкина «Оправдание Острова» (М., 2021. — 416 с.). Представляем отзыв на книгу единоверческого публициста Василия Клинцова.
Хроника-метафора
«Хронисты не имели права на изменения: созерцать реку нужно
сидя на берегу. Этого не понимают нынешние историки,
плывущие вместе с рекой. Идущие в ногу со временем.
Для описания текущего нужна неподвижная точка — где-то на
пересечении Добра и Зла. Эта пара переодевается в разные
одежды, но суть ее неизменна».
Е. Водолазкин
Любимой темой писателя Евгения Водолазкина, по всей видимости, является соотношение времени и вечности в судьбе народов и отдельных личностей. В его прозе это часто повторяющийся, отчасти киношный прием: прямоту линейного времени то и дело взрывают вторжения вневременного «благопременительного» начала, причем силы не хаотичной, а сознательной и освобождающей. Вечность вмещает вообще все время, при этом она не поддается охвату обыденным человеческим сознанием из-за своей «одновременности» и вездесущности. В интервью Т. Элькиной (YouTube, 2021) Водолазкин так прокомментировал фразу «времени — нет»: «Хотя события средневековых сочинений во времени расположены, они стремятся к преодолению времени. Время — это как маленький фрагмент вечности». Для художественного выражения этой коллизии в своих текстах Водолазкин применяет, например, такие средства, как упоминание «потускневших пластиковых бутылок», лезущих из-под тающего снега вместе с прошлогодней листвой (в самом знаменитом произведении Водолазкина — стилизованном под древнерусское житие «Лавре»), — и это на Руси в начале XVII века!
Слои разных языковых стилей и примет времени перемежаются у него в произведениях, подобно тому, как в романе «Брисбен» чередованием глав автор описывает два периода в жизни героя-музыканта, с разницей лет в сорок, и читатель далеко не сразу замечает смысловые рифмы и ритмические циклы (события советской юности всплывают в памяти, а записи в дневнике, ведущемся в наши дни, отражают настоящее время). Похожий прием используется и в «Оправдании Острова», где непрерывную хронику комментируют из дня сегодняшнего главные участники и свидетели всех описываемых в «летописи» событий, княжеская чета Ксения и Парфений. В их лице встреча давнего прошлого и современности происходит без разрывов в повествовательной канве, ведь они физически живут более трехсот лет, переходя из условного Средневековья в наши дни без всяких машин времени. Но это не роман о «попаданцах», ведь разрывы эпох залечиваются цельностью вечности, органически усвоенной средневековым человеком, сохраняющим христоцентричный взгляд на мир.
В своих интервью после выхода книги автор характеризовал роман-хронику как «метафору европейской истории», а стиль текста — как «средневековую интонацию исторических текстов». Не станем пересказывать сюжет, желающие без труда отыщут многочисленные рецензии и интерпретации метафор и аллюзий. Отметим яркий аромат романа и порекомендуем к прочтению всем, кто любит умную и красивую прозу. Помимо тонких афоризмов, в «Оправдании острова» немало языковых игр, вот, например, очень изящный пример поэтической аллитерации (повторения однородных согласных): «Играя с благочестивой четой в чет и нечет, чудесные чада уже в ранние годы научились отличать одно от другого, в то время как даже отмеченные чинами различают их неотчетливо». Уверен, что внимательный читатель обнаружит и другие филологические «шутки».
Скажем еще, что этот роман — притча не только о европейской истории, но и о человеческой душе, ее связи с общественными явлениями, с душой другого человека и, безусловно, с Богом. Номинант и лауреат множества литературных премий, признанный в России и за рубежом мастер слова, ученик академика Д. С. Лихачева Евгений Водолазкин по своему «бэкграунду», конечно же, в первую очередь филолог-медиевист и литературовед-русист. И вполне естественно, в силу профессиональных ли занятий Древней Русью и ее словесным наследием, по своим ли глубоко личным основаниям, автор «Лавра» и «Оправдания Острова» тонко и умно передает богословскую глубину и красоту христианского мироощущения.
В самом романе, в комментариях к стилизованной «летописи» вымышленного Острова умудренные 347-летним возрастом Ксения и Парфений делают весьма яркие, афористичные замечания, отражающие, вне всякого сомнения, позицию самого Водолазкина: «Не нужно сравнивать время разных людей или говорить: тот прожил долго, а вот этот нет. Каждый прожил столько, сколько ему благопотребно для достижения жизненной цели. Ведомо всем, какая путаница наступает, едва лишь мы начинаем говорить о времени, возрасте и тому подобных материях. Тут же выясняется, что время у каждого свое, и оттого-то так трудно людям находить общий язык».
Водолазкин и старообрядчество
В романе нет намеков на русское церковное разделение, но медиевист Евгений Водолазкин не раз высказывался о старообрядчестве в других публикациях. Так, в 2014 г. в интервью К. Лученко («Человек в центре литературы») он говорил о Расколе XVII века как об одном из «самых-самых страшных периодов в истории России»: «Его (Раскол) не принято в качестве такового рассматривать, но на самом деле это драма, сопоставимая с переворотом 1917-го года, и, может быть, даже больше… Знаете, если бы я жил в XVII веке, и мне бы вдруг сказали: „Вот, теперь делай так“ [молись по-новому — прим. авт.], я не уверен, что я бы стал делать. По своему типу, я полагаю, я скорее остался бы со старым».
В беседе с журналисткой И. Шихман (YouTube, 2021) Водолазкин отмечал: «Новое часто путают с лучшим. Но новое обычно оказывается худшим в сравнении с существующим, по крайней мере, на первых порах… [Как созвучно это с цитатой выше, о выборе в пользу старого! — прим. авт.] История, если угодно, это до некоторой степени покаяние, это не только отчеты о победах, это и покаяние в поражениях, в грехах… Принимая поражения за победы, мы придем к еще большим поражениям в той области, в которой ошиблись».
Выступая в Белгороде в 2018-м году, Водолазкин вновь озвучил свою позицию о Расколе: «Я с огромным почтением отношусь к старообрядцам. Россия очень виновата перед старообрядцами, и нужно всерьёз задуматься о том, чтобы попросить прощения действием и поддержкой. В перспективе я верю, что мы воссоединимся и будем в единстве, как прежде. Это была огромная трагедия — разделение на старообрядцев и никонианцев, сравнимое с семнадцатым годом. Этот ужас надо окончательно преодолеть любовью друг к другу».
Кроме того, писатель недавно стал участником «Литературного собрания» к 400-летию протопопа Аввакума, где выступил с мини-лекцией. В ней он, между прочим, сказал: «Аввакум меня многому учил, с точки зрения стиля, он же помнил множество цитат, он человек книжной культуры, но вместе с тем он был и человеком народной культуры». А выступая в Белгороде, Водолазкин назвал «Житие» Аввакума «величайшим произведением гения»: «Это тот пласт культуры, который нам нужно обязательно поддерживать».
Благовременне и безвременне
Но вернемся к роману «Оправдание острова». Это не первый случай, когда автор переносит своих персонажей из одной эпохи в другую: так, в «Авиаторе» герой из начала ХХ века попадает в его окончание, пройдя через эксперимент с заморозкой тела в криокамере. Но расстояние в триста лет — не слишком ли критично, умопомрачительно? Вообще, возможен ли в принципе реликтовый средневековый человек в ХХI веке? С точки зрения биологии это полная фантастика, но что насчет психологии, веры, убеждений и образа мысли?
Старообрядцы и единоверцы не без оснований скажут: вот мы-то — наследники и хранители Святой Руси, ее древнего уклада и традиций. Но перебрось дораскольного русского к староверам XXI века (или наоборот), найдут ли они общий язык, увидят ли друг в друге общность религии, сознания и облика? Многие исследователи подмечали как раз новизну и «современность» староверия, его адаптивность к текущему времени, в разные эпохи по-своему. Так, по С. Зеньковскому, «вожди сопротивления Никону и епископату на самом деле вели своих последователей не обратно к древнемосковской вере, а к вере новой, вере, основанной на желании более горячей, более активной и более целостной религиозной жизни». Зеньковский, да и многие другие, указывал на связи старой веры с ростом «русского народного хозяйства, в частности русской промышленности, причем технологически — самой прогрессивной». А историк Костомаров писал, что «Раскол расшевелил спавший мозг русского человека». Так что нет ничего удивительного в том, что и современные приверженцы церковной старины зачастую смотрят на мир и на Бога глазами людей своего века, а не так, как водолазкинский Парфений. В наше время старообрядец может быть даже марксистом или леволибералом, и это воспринимается нормально. Хотя что же в этом хорошего?
В интервью Т. Элькиной Водолазкин говорил: «Утопий в Средневековье не было, потому что взгляд был назад, а не вперед. В Новом времени, особенно в коммунистической России, в воплощении утопии, взгляд был вперед, все лучшее было в будущем. Настоящее просто не принималось в расчет, да и прошлое тоже. А в Средневековье все лучшее было в прошлом. Вершиной истории было воплощение Христа, с тех пор было только ухудшение… Будущее — это фикция, будущего нет, потому что будущее приходит в виде настоящего, а до тех пор, пока оно не пришло, оно является чистой фантазией». Действительно, как убедительно показывает Водолазкин в своем христоцентричном романе, никакие имитации прошлого и фантазии о будущем неуместны, если ощущение Бога Живаго истинно переживается, как отражение вечного в повседневном, как соприсутствие Абсолюта.
И хотя многие грезят консервативной утопией, русским реваншем, традиционалистской контрреволюцией, но в конце времени — хоть личного, хоть всеобщего — у каждого будет возможность убедиться в правоте средневекового взгляда, который хранят «несовременные» христиане: «В центре средневекового мира был Бог, а в центре нынешнего — человек. Бог один для всех, и потому взгляд Средневековья — это взгляд сверху, ведь только сверху можно охватить всех. Он отражает единственного Бога, и оттого тоже единственный». Эти разошедшиеся по пабликам в соцсетях и рецензиям критиков слова Евгения Водолазкина — концептуальная основа не только данного конкретного произведения, но и целого пласта средневековой европейской культуры и теоцентричной философии, в том числе русской. Ведь то, что Марина Цветаева называла «правом не быть своим современником», апостол Павел облекал в форму призыва: «Проповедуй слово, настой, понуди, благовременне и безвременне. Обличи, запрети, умоли, со всяким долготерпением и учением. Будет бо время, егда здраваго учения не послушают…» (2 Тим 4:2). И это время — сейчас. А может быть, — всегда. Итак, вперед, в прошлое, на Остров, к самим себе.
Автор: Василий Клинцов
Комментариев пока нет