Представляем рецензию единоверческого публициста Василия Клинцова на книгу церковного историка А. Кострюкова о РПЦЗ времен митрополита Филарета.
Новая книга о Русской Зарубежной Церкви
В мае этого года исполняется 15 лет воссоединению Русской Православной Церкви Заграницей и Московского Патриархата. Это событие имеет и явное старообрядческое измерение — первым архиереем РПЦЗ, хиротонию которого по новому порядку утвердил Патриарх в Москве, стал вл. Иоанн (Берзиньш), епископ Каракасский и Южно-Американский, викарий первоиерарха Русской Зарубежной Церкви по окормлению единоверцев и преемник владыки Ирийского Даниила (Александрова). Он и является единственным официальным архиереем старого обряда в РПЦ сегодня. Особо важно, что вследствие объединения с зарубежниками в 2007-м г. частью «большой РПЦ» стал крупный старообрядный приход в честь Рождества Христова в г.Ири, шт.Пенсильвания, США. В этих двух прямых следствиях Акта о каноническом общении 17 мая 2007 года выразительно и символично то, как обретенное единство двух частей разделенной Церкви малыми шагами помогает исцелять и более древнюю рану — обрядового Раскола XVII века.
Однако дорога к 2007 году была долгой и тернистой. Едва ли этот сценарий развития событий виделся возможным хотя бы двадцатью годами ранее, в 1987 году, накануне празднования 1000-летия Крещения Руси. Именно к тому времени, в перестроечные и кризисные для СССР годы, эмигрантская РПЦЗ уже представляла собой оформившийся духовно-политический полюс непримиримости и бескомпромиссности в остро-конфликтных вопросах веры, идеологии и историософии, что предопределило невозможность механического объединения с «отравленной» сергианством и экуменизмом Патриархией (просто по факту неизбежного краха коммунистической диктатуры, как мечтали первые эмигранты) в 1991 году. А складывалась, нагнеталась эта идеологическая поляризация еще раньше, в «брежневский» период Холодной войны.
Именно этому периоду посвящена новая монография историка, доктора наук А. Кострюкова «Русская Зарубежная Церковь при митрополите Филарете (Вознесенском): 1964–1985 гг.» (М.: Изд-во ПСТГУ, 2021. — 496 с.). Книга продолжает серию исследований автора о Русской Зарубежной Церкви и является четвертой — после книг о РПЦЗ в первой половине 1920-х гг., в 1925 — 1938 гг. и в 1939 — 1964 гг. соответственно. Новинка содержит несколько авторских глав, посвященных различным сторонам жизни РПЦЗ в указанное двадцатилетие, а также редкие документы той эпохи.
Следуя как хронологическому принципу, так и тематическому, автор вводит читателя в церковно-политический контекст времени, подробно останавливаясь на самых важных аспектах внутренней и внешней жизни РПЦЗ «филаретовского» периода. Уже в аннотации этот этап назван временем «принятия важных решений». Подробно и глубоко рассматриваются такие события, как канонизация новых святых (Иоанна Кронштадского, Ксении Петербургской, оптинских старцев, российских новомучеников и Царской семьи), отношения зарубежников с Церковью в Отечестве, с другими поместными церквами, а также с «катакомбниками» в России и греческим старостильным движением. Подробно описывается ситуация в двух других эмигрантских юрисдикциях — Западноевропейском экзархате приходов русской традиции («евлогиане») и Североамериканской митрополии РПЦ (в дальнейшем ставшей Православной Церковью в Америке).
«Радикальный курс»
Путь Зарубежной Церкви в 1964 году «начался с того, что искрений и ревностный иерарх принял РПЦЗ в состоянии смуты», его (вл. Филарета) «избрание стало началом радикального курса», которому сопутcвовало множество интриг и перипетий, прежде всего, связанных с «влиянием на митрополита Филарета архимандрита Пантелеимона (Метрополуса) и протопресвитера Георгия (Граббе)». В Синоде утвердился «канцелярский стиль управления», а идеологией заправляли ультраконсерваторы, такие, как еп. Аверкий (Таушев) и архим. Константин (Зайцев). Несмотря на поддержку Сербской Церкви, РПЦЗ при митр. Филарете все больше предпочитала «замкнутость, помноженную на консерватизм», которые вели ее «к самозоляции, невозможной при первых митрополитах… Предпочтя каноническим Церквам старостильников, Зарубежная Церковь становилась заложницей проблемы, присущей всем отколовшимся сообществам. Такие группы рано или поздно начинают дробиться, соревнуясь в „чистоте“ и „истинности“, запрещая и анафематствуя друг друга».
Как видим, автор не избегает оценочных суждений и лексики, что впрочем нормально для честного исследователя, имеющего позицию, тем более, что иная точка зрения приводится в обширных цитатах из архивных документов и периодики, давая читателю возможность самому составить представление и согласиться (либо нет) с точкой зрения автора. Так, критикуя признаки изоляционистского вырождения в РПЦЗ, связанного с «избыточной ревностью», Кострюков подмечает, что «имели место и светлые исключения»: «К сожалению, здравые идеи [еп. Антония (Бартошевича), иером. Серафима (Роуза) и др. — прим. В.К.] не были услышаны. Зарубежная Церковь стремительно неслась в водоворот анафематствующих друг друга „зилотских“ течений». Несколько раз употребляются и производные слова «секта», или вот еще пример оценочного пассажа: «Склонные к изоляции „матфеевцы“ попытались утянуть за собой на дно…» И еще: «Филарет не успел приобрести «здоровой духовной широты»», присущей его предшественникам-первоиерархам, а также однозначно светлому персонажу истории РПЦЗ — архиеп. Иоанну (Максимовичу), чья кончина также пришлась на тот период.
Противопоставление «здоровой» церковности и «болезненной» аутизации весьма подробно рассматривается в соответствующих главах: «Экклезиология РПЦЗ ужесточалась. Положение усугублялось… РПЦЗ все больше вытеснялась на периферию церковной жизни… МП воспринимается миром как настоящая, главная Русская Церковь… Чрезмерная ревность ставила РПЦЗ на грань разрыва даже с симпатизирующими ей Церквами». Происходило движение «в ловушку, заманившую и погубившую не одну группу ревнителей. Рано или поздно все зилотствующие встают перед вопросом: если Поместная Церковь, из которой они ушли, еретична, то относится ли это и к другим Церквам, допускающим сослужение с „еретической“ структурой?». Хороший вопрос и для сегодняшней МП, ведь после известных действий Фанара вообще непонятно, кто «в расколе», а кто нет — неужели русские единственные остались истинными христианами?
Фактически «зарубежники» при Филарете стали осознавать себя не не просто экклезиологически самодостаточной «единственной Церковью», но и радовались этой своей свободе, не видя в отрыве от остальных никакой проблемы. На Архиерейском соборе 1981 г. главный идеолог «карловчан», уже епископ Григорий (Граббе) заявлял: «Фактически только наша Зарубежная Церковь продолжает хранить Православие». Как хорошо знакомо это самоощущение собственной правильности, чистоты и единственности некоторым приверженцам древлеправославия!
«Свет свободного православия»
Впрочем, была от твердокаменной позиция РПЦЗ и польза: «Ее взгляд на экуменизм, ее антикоммунистическая деятельность — все это позволяло православным христианам России сквозь безбожный советский морок видеть свет свободного православия и идеалы исторической России». Со своей стороны руководство МП из СССР взывало к «братьям по вере», обвиняя их во вражде и озлоблении, в отщепенчестве, подтягивая духовную риторику к пропагандистским шаблонам Компартии, в русле внешней политики Союза, как, например, в обращении патриарха Пимена 1974 г. или в интервью митр. Алексия (Ридигера) 1971 г.: «Карловацкие руководители и западные религиозные советологи объединяются бесцеремонным обращением с фактами, используя в своих неблаговидных целях…» и т.д., прямо «шершавым языком» советского МИДа.
Естественно, подобные выступления только подпитывали идеологические установки «белой» Зарубежной Церкви в отношении «красной» МП, «всецело подчинившейся атеистической антихристианской власти» (по причине «страха и сервилизма»): Церковь на родине «порабощена, ее иерархия действует по указке богоборческой власти» и т.д. Кострюков не без одобрения пишет о том, что на фоне быстрого полевения международных элит «Русская Зарубежная Церковь фактически осталась главным социальным институтом, твердо отстаивавшим принципы антикоммунизма и восстановления исторической России по примеру Германии после свержения нацизма. Непримиримое отношение ко злу оставалось основой идеологии РПЦЗ на протяжении всех 20 лет управления Церковью митрополита Филарета».
Как видим, в политическом и нравственном отношении автор скорее солидарен с противостоявшей злу коммунизма РПЦЗ, которая в своей печати обличала и «смрад разложения „свободного мира“» (слова митр. Филарета), «начиная с наркомании и содомии и завершая религиозным равнодушием и заискиванием перед носителями левых идей».
Однако ту тонкую грань, которая отделяет политическое (мирское) от религиозного (духовного), Кострюков проводит не там, где отцы РПЦЗ, впрочем и не там, где МП 1970-х. Для него, исследующего эту проблему спустя десятилетия, восприятие карловчанами причисления Царской семьи к лику святых как «удара по коммунизму и духовного оружия против мирового зла», или обвинение ими МП во «внедрении в церковный организм элементов марксизма» выглядят скорее эксцессами идеологизированности, чем достойным «казусом белли» для вероисповедных войн двух русских юрисдикций ХХ века.
«Тонкие нити» времен церковного разделения
Диалектике взаимных проклятий и оправданий РПЦЗ и Москвы уделено в книге наибольшее внимание. Удивительно и промыслительно то, что обе ветви Русской Церкви, неся в себе огромный взрывоопасный потенциал окончательного и необратимого разрыва, буквально балансируя на грани взаимных анафем и отлучений, сумели воздержаться от официальных прещений канонического плана и утверждений вероучительного характера и ограничились порицаниями и жесткой критикой, хотя к дисциплинарному осуждению подталкивали как «ультраправильные» в эмиграции, так и соответствующая группировка в советской власти в России, давившая на митр. Никодима (Ротова): «Вне всякого сомнения, если бы власть митрополита Филарета и его „серого кардинала“ Граббе была всеобъемлющей, а их сторонники составляли бы в РПЦЗ большинство, „анафем“ МП бы не избежала. Однако параллельно с радикализмом имел место и спокойный взгляд…»
Кострюков пишет: «В принципе, растопить лед в отношениях с Церковью в Отечестве часть паствы РПЦЗ была готова. Сохранять тонкие нити, связывающие Москву и Зарубежный Синод, было необходимо. И именно благодаря этой части своего клира Русская Зарубежная Церковь так официально и не объявила Московскую Патриархию безблагодатной. Балансируя на грани анафем, занеся ногу над пропастью, последнего шага не сделала». Именно эти «тонкие нити» — горизонтальные связи не иерархов, но частных лиц, мирян и священников, и притянули в итоге объединение 2007-го года. Этот урок следует учесть и тем, кто мечтает о воссоединении РПЦ со старообрядцами: стройте мосты и переправы между берегами, а не вавилонские башни благочестивых фантазий.
Общий вывод: «Архипастыри [РПЦЗ] отказывались окончательно осудить Московскую Патриархию по той же причине, по которой и она воздерживалась от прещений в отношении РПЦЗ. И в том, и в другом случае было опасение „вместе с плевелами вырвать пшеницу“». Решительности не хватало: «Грубые высказывания зарубежных зилотов перемежались с обтекаемыми и достаточно мирными формулировками». В итоге именно миролюбивые интенции победили, были приняты мягкие полумеры, «здравый смысл восторжествовал», — пишет Кострюков. К сожалению, в случае со старообрядцами и РПЦ этот вариант уже не рабочий, поскольку имели место официальные объявления ересей и анафемы. Однако «тонкие нити» могут сыграть свою роль и здесь, впрочем, совсем не так, как это было в истории, ведь ничто не повторяется буквально.
«Решение старообрядческого вопроса»
Своеобразным было отношение РПЦЗ к главному по влиятельности противнику советской власти — великому русскому писателю и мыслителю А. И. Солженицыну, который был принудительно выслан из СССР в 1974 году. С одной стороны, его взгляды хорошо коррелировали с платформой «зарубежников»: «Его патриотическая антисоветская позиция, оценка страданий русского народа как расплаты за безбожную революцию — все это соответствовало идеологии РПЦЗ». С другой стороны, Солженицын вел себя в изгнании независимо, не примыкал ни к одной из церковных группировок, общался и с «карловчанами», и с о. А. Шмеманом и Н. Струве, скептически смотрел на многие аспекты повестки дня РПЦЗ: можно упомянуть его отличное от верхушки зарубежников отношение к Дому Романовых, к «катакомбному» подполью в СССР (вернее, к «поиску некоей истинной, неповрежденной Церкви»), к эксклюзивной роли зарубежников в чаемом ими духовном возрождении России, а также глубокий интерес к староверам, о котором я недавно упоминал в одной из статей.
Лично митр. Филарет относился к Солженицыну с недоверием, а окружение владыки подчеркивало некомпетентность писателя в церковных делах. Но разве неискушенность писателя в экклезиологических перипетиях столь уж существенна? Он смотрел на вещи реалистично и видел единственное желательное развитие событий как «путь к будущему слиянию всех ветвей русской Церкви» в духе свободы и любви. Действительно, сердце русского православного человека, патриота и христианина, не может не болеть о разделении церковном, о разрыве хитона Христова: «Разделиша ризы Моя себе…»
В этой связи немаловажна роль Солженицына в подготовке снятия клятв на старые обряды на III Всезарубежном соборе 1974 году. Задержим внимание на этом сюжете, с которого и начали материал. В зарубежье давно следили «за решением старообрядческого вопроса на родине». В августе 1964 года «Архиерейский Синод [РПЦЗ] постановил, что дониконовский обряд является древним богослужебным чином и не может рассматриваться как ересь». Затем последовала иерейская хиротония Дмитрия Александрова («одного из лидеров единоверия», в будущем — епископа Даниила Ирийского). Затем последовали Поместный Собор РПЦ 1971 г. и Всезарубежный — в 1974 г.
Кострюков предполагает, что изначально III Всезарубежный собор не собирался снимать анафем трехсотлетней давности со старообрядцев, однако на это решение повлияли и Собор МП, и знаменитое письмо Солженицына. Ну а важнейшим «следствием просветительских трудов архипастырей и пастырей (прежде всего, иереев Димитрия Александрова и Феодора Юревича) стало присоединение к РПЦЗ большой группы старообрядцев-беспоповцев, состоявшей из нескольких сот семей. Община была принята архиепископом Лавром через миропомазание, а ее наставник Пимен Саймон был рукоположен во диакона и иерея по старопечатным книгам». Это произошло в 1983 году. А в дальнейшем, в 2000-м году Зарубежная Церковь принесла перед старообрядцами покаяние, выпустив очень трогательное «Обращение», которое я цитировал в статье «Русский покаянный плач».
Кстати, Кострюков полагает, что снятие клятв со старых обрядов на Поместном соборе РПЦ 1971 г. было призвано «смягчить отрицательное впечатление от суровых канонических мер в отношении „зарубежников“» в качестве «миролюбивого решения»«: «Автор проекта прекрасно понимал, что такое „миролюбие“ ни к чему не приведет: о нежелании старообрядцев объединяться с „никонианами“ знали все». Итак, митрополит РПЦ Никодим (Ротов) подготовил и провел важнейшее решение относительно «клятв» Московских соборов середины XVII века, приведших к Расколу, преимущественно ради смягчения эффекта от критики зарубежников, для пиар-поддержки Патриархии? Что ж, очень возможно, но это не отменяет пользы данного деяния для русского народа.
Итак, мы рассмотрели новую книгу историка Андрея Кострюкова о «филаретовской» РПЦЗ. В ней представлен богатый, хорошо выверенный фактический материал, который, несомненно, представляет интерес для тех, кого волнует тематика церковных разделений. И конечно, с огромным интересом читатели данной книги, и я в их числе, будут ждать пятой в серии монографии, которая охватила бы «понтификаты» митрополитов Виталия и Лавра. Как бы ни относиться к оценочным суждениям автора насчет пагубности зилотства и изоляционизма, монографию следует признать строго научным трудом, прекрасной пищей для ума, в том числе в контексте самого древнего и не преодоленного церковного разделения на Руси — следствия никоновских реформ.
Параллелей между двумя «расколами» имеется множество. Если при митр.Филарете РПЦЗ вошла в состояние «антагониста» Московской Патриархии, подобно тому, как некоторые староверы сегодня строят свою идентичность на противопоставлении никонианам, то в дальнейшем последовали события, приведшие к кризису, турбуленции и в конечном итоге воссоединению с Церковью в Отечестве. Но единству предшествовали неуклюжие попытки «карловчан» создать в России параллельную иерархию, вообще играть роль альтернативной, более чистой и правильной «юрисдикции», остро-критической по отношению к патриарху Алексию II и церковной иерархии МП, что обостряло конфронтацию верующих. Само по себе воссоединение мая 2007 г. не остановило кризиса в РПЦЗ, даже привело к новым расколам в буквально каждой епархии и приходе Зарубежной Церкви.
Однако это не перечеркивает главного — стремления русских православных людей в любви к своей земной Родине, «страждущей стране Российстей», к единству во Христе. «Да будут все едино», — молился Спаситель (Ин. 17.21). Что же мы, Его последователи, предъявим в ответ на этот императив? «Тонкие нити» разодранного хитона и слабое единоверие? Но это уже тема для особого разговора.
Автор: Василий Клинцов
Комментариев пока нет