Сотворение мифа

Исследователям старообрядчества хорошо известны «противораскольничьи» мифы, зародившиеся и пустившие мощные корни в официальной среде. Примечательно, что эти легенды бытовали и приводились как неоспоримые факты на протяжении XIX столетия на самом высоком законодательном уровне[1]. К сожалению, корни мифов настолько мощны, что легенды эти живут в умах людей до сих пор. Частным примером этого стал документальный фильм «Стены», снятый телекомпанией «Сретение» в 2019 году. Фильм посвящен соборной Успенской моленной Преображенского богаделенного дома, он также затрагивает историю передачи мужского двора единоверцам. Подробный разбор фильма не входит в задачи этой публикации. Цель данной статьи — на конкретном примере рассмотреть процесс создания «антистарообрядческих» лжеисторий.

Ранее ряд мифов был в очередной раз опровергнут Е.М. Юхименко в отдельной главе ее фундаментального труда «Старообрядчество: история и культура»[2]. Особое внимание Е.М. Юхименко уделяет мифам относительно «измены» старообрядцев в войну 1812 года, а именно: преподнесение старообрядцами Преображенского кладбища хлеба-соли Наполеону, отправка Наполеону огромного быка и тарелки с золотом, охрана Преображенского кладбища французским отрядом и проч. Как отмечает автор, иллюстрацией этих легенд стала юбилейная открытка, выпущенная в 1912 году. Однако несообразность сразу бросается в глаза: за воротами во главе мнимой процессии старообрядцев изображен архимандрит в новообрядческом высоком клобуке[3].

Федосеевцы, отнесенные указом от 9 декабря 1842 года к «вреднейшим сектам» как «отвергающие брак и молитву за Царя»[4], удостоились особого внимания мифотворцев XIX века. Энциклопедией черного PR в отношении московских федосеевцев можно считать хорошо известный исследователям текст «Дневные дозорные записи о московских раскольниках»[5]. Поясним, что это донесения полицейских агентов, составленные в период с 11 ноября 1844 по 2 июля 1848 года. Разнообразие тем по цинизму не уступает современным СМИ: жестокое обращение и умышленное умерщвление младенцев в «палате подкидышей»[6]; сокрытие смертей рожениц, младенцев и призреваемых[7]; гнусные истории о сожительствах и различных формах усыновления собственных незаконнорожденных детей[8].

Отдельным сюжетным направлением у лжеисториков стало мифотворчество о неимоверном размахе грабежей старинных икон, совершаемых федосеевцами. Приведем несколько цитат из «Дневных дозорных записей».

Запись от 25 марта 1846 года:

«Разведания между федосеевцами раскрывают, что они и поныне похищают много древних образов из церквей в Москве, ее окрестностях и даже отдаленных губерний. (…)».

Запись от 1 июня 1846 года:

«Уже известны средства, которыми беспоповщинская секта пользуясь похищает из православных церквей иконы, древнего писания памятники, украшающие московские храмы…»

Запись от 26 июня 1846 года:

«Наблюдая за действиями Преображенского кладбища, оказывается, что мест, откуда беспоповщинские секты достают, или, лучше сказать, похищают древние иконы, весьма много; иконы во множестве добываются: из Кирилобелозерского монастыря (что на Белоозере) и Савинского подле Звенигорода Московской губернии. (…)».

Далее эту тему развивает П.В. Синицын в сочинении «Никольский единоверческий мужской монастырь в Москве, что в Преображенском»[9].

О соборной Успенской моленной на мужском дворе он пишет:

«В этом храме находится очень много (большей частью похищенных раскольниками) древних икон…» (стр. 10, сноска 2).

Далее, ссылаясь на «предание», П.В. Синицын пересказывает легенду о неправедном приобретении части икон для Успенской моленной:

«В иконостасе главного Успенского храма иконы остались те же, какие были и раньше в этой молельне и которые, говорит предание, основателем Преображенской общины Ковылиным были подменены и похищены из церкви св. Анастасии (теперь уже не существующей), что на Неглинной, близ Кузнецкого Моста…»[10].

Ниже на странице в сноске 3 детально пересказывается «история похищения икон».

Истоки этой легенды анализирует в своей статье Елена Смирнова:

«Удалось выяснить, что при довольно большом количестве написанных «Историй Преображенского кладбища», в которых сообщается о приобретении И.А. Ковылиным в конце XVIII века икон из церкви св. Анастасии, все они, хотя во многом и повторяют друг друга, но довольно четко распадаются на две редакции. Одна из них имеет в основе сочинение протоиерея Андрея Иоаннова, бывшего беспоповца, — «Полное историческое известие о древних стригольниках и новых раскольниках», опубликованное в 1795 году, т.е. приблизительно через десять лет после описываемых событий. Другая редакция, видимо, восходит к рукописи «Предания о московских беспоповщинцах», составленной в 1844 году старообрядцем поповского толка»[11].

Описывая здание конторы Богаделенного дома, Синицын приводит в сноске очередное «предание» о хранении в ней икон, «награбленных в православных церквах и домах»[12].

Далее у Синицына следует краткое описание братского корпуса, по сути верное:

«Братские кельи монастыря находятся в каменном двухэтажном уже ветхом здании. В этом доме, имевшем молельню и состоявшем до открытия монастыря в ведении беспоповцев, помещались беспоповщинские старики»[13].

Однако к данному описанию также имеется «разоблачающая» сноска:

«Иконы из этой молельни были похищены самими же федосеевцами на женский двор, чтобы они не достались православным» (стр. 13, сноска 2).

Как мы видим, в последней сноске автор даже не ссылается на некое предание, а сообщает очевидный для него факт. Поэтому остановимся на ней подробнее и на ее примере детально разберем механизм создания антистарообрядческого мифа. В этом нам помогут документы из Центрального государственного архива Москвы.

Перед нами обложка «Дела о переводе призренников из мужского на женский двор Преображенского Богаделенного Дома и о передаче мужского двора, со всеми на оном строениями, в ведение единоверцев, для устройства мужской единоверческой обители». Дело датировано 1865 годом и хранится в ЦГА Москвы, в фонде Конторы Преображенского кладбища (фонд № 157).

Напомним, что в 1866 году у федосеевцев была отнята вся мужская половина, призреваемые мужчины были переведены на женскую половину, а на бывшем мужском дворе разместился Никольский единоверческий монастырь. Документы данного дела рассказывают, как готовилась эта передача.

Сразу поясним некоторые особенности этого источника: в московском архиве хранится не сам оригинал документов 1865 года, а их машинописные копии 1907 года. На иллюстрации представлен один из первых листов дела, где сообщается о том, что в 1907 году машинописная копия передана настоятелю единоверческого монастыря. Оригинал дела, вероятно, хранится в Российском государственном историческом архиве в Санкт-Петербурге. Кроме того, листы дела прошиты шнуром, поэтому часть текста на оборотах листов попала в корешок и на фотографиях не видна.

На страницах этого дела, как в художественном произведении, разворачивается настоящая борьба между насельниками Преображенского богаделенного дома и митрополитом Филаретом (Дроздовым) за иконостас, находившийся на мужской половине, в моленной братского корпуса, где проживали призреваемые мужчины. Именно этот иконостас подразумевал Синицын под иконами, «похищенными самими же федосеевцами».

2 декабря 1865 года в 5 часов вечера смотритель Преображенского богаделенного дома получил письмо от Совета императорского Человеколюбивого общества. Письмо извещало о необходимости перевода призреваемых мужчин на женский двор, а также содержало указания Митрополита Филарета о том, как готовить передачу мужского двора единоверцам. Поясним, что к этому моменту на мужском дворе проживало 25 призреваемых мужчин[14]. Приведем текст письма полностью.

---

Пол[учено] 2 декабря 1865 г. в 5 ч[асов] вечера

 

Совет императорского

Человеколюбивого общества

в Санкт-Петербурге

29 ноября 1865 года

№2702

 

Господину Смотрителю Московского Преображенского Богаделенного Дома

 

От 25 текущего ноября за №2680, объявлено мною Вашему Высокоблагородию Высочайшее повеление о переводе, при содействии Хозяйственного комитета Преображенского богаделенного дома, призренцов сего заведения с мужского двора, предназначенного для единоверческой обители, на женский двор и о передаче затем зданий сказанного мужского двора тому, кому указано будет Московским Митрополитом Филаретом.

Ныне Его Высокопреосвященство, от 24 сего ноября за №132, просит:

• Чтобы здания мужского отделения Преображенского богаделенного дома, поступающие на основании означенного Высочайшего повеления в ведение единоверцев, сданы были ходатайствовавшим об устроении единоверческого монастыря депутатам единоверцев: московским купцам Никандру Аласину и Алексею Зайцеву и мещанину Андрею Сорокину, при посредстве Единоверческого Благочинного священника Иоанна Березина;
• Чтобы при переведении призренцов из мужского отделения на женское, если окажется нужным, допущено было перенести находящееся в нем часовенное устройство, то есть иконы с их принадлежностями, а прочее внутреннее устройство здания оставлено было в целости (здесь и далее выделено нами — Т.И.).

О таковом распоряжении Высокопреосвященнейшего Митрополита Филарета извещаю Вас, милостивый государь, в дополнение упомянутого предписания моего за №2680 к немедленному исполнению.

Подписи

ЦГА Москвы. Ф.157. Оп.1. Д.35. Л.1Б-1Б об.

---

Обратим особое внимание на второй пункт предписания. Трудно сказать, было ли это распоряжение митрополита, именно в такой формулировке, некой фигурой речи или это был роковой просчет, но именно оно стало движущим механизмом этой истории.

Уже 4 декабря 1865 года смотритель богаделенного дома давал отчет митрополиту Филарету, как идет перевод мужчин-федосеевцев на женскую половину. Узнав о необходимости покинуть мужскую половину, призреваемые мужчина «предложили занять на женском дворе под свое помещение Богоявленскую палату, называемую Грачовою»[15].

Смотритель рапортует, что палата была довольно ветхая, т.к. более восьми лет она находилась пустой, печи и трубы в ней разрушились, окна пришли в ветхость, много стекол было выбито. Поэтому призреваемые просили, чтобы их не очень торопили и дали время: «просят милости только в том, чтобы их не очень торопить и дать им время исправить временною починкою хоть часть этой палаты, дабы безопасно можно было поместить в ней призреваемых до весны, а весною предполагают исправить и всю палату»[16].

На это митрополит ответил смотрителю со всем человеколюбием, что «для исправления печей и окон немного требуется времени и что в этом деле медлить нельзя, потому что на это дело обращено особое внимание государя императора»[17]. Напомню, речь идет о переводе в начале декабря месяца в заброшенное полуразрушенное здание 25 пожилых мужчин в возрасте за 50 лет[18].

Спешка была действительно очень большой. И митрополит следил за каждой мелочью в этом деле. Уже 21 декабря Мужской двор должна была принять в свое ведение единоверческая комиссия, но федосеевцы не успевали к этому дню вывезти все продовольственные припасы и личное имущество. На что митрополит распорядился: «здания передать, а имущество и продовольственные запасы вывозить постепенно»[19].

А то, что произошло дальше, смотритель будет неоднократно и очень подробно описывать в рапортах и различных объяснительных письмах и в Совет Императорского человеколюбивого общества, и в Канцелярию московского генерал-губернатора:

«Желая исполнить в точности и в самоскорейшем времени высочайшее повеление (…) о переводе призренников из мужского на женский двор и о передаче зданий мужского двора депутатам единоверцев (…),— я всеми мерами старался о скорейшем переводе на женский двор призренников, которые для своего перемещения избрали на женском дворе Богоявленскую палату, закрытую в июле месяце 1857 года, и так как из находившейся в этой последней палате молельни более 150 образов в 1860 году украдено[20], а остальные по распоряжению начальства вынесены для хранения в соборную закрытую часовню на женском дворе»[21]. При этом в Богоявленской моленной остался только пустой иконостас[22].

«В упомянутом же предписании (…) сказано, чтобы при переведении призренцев из мужского отделения на женское, если окажется нужным, допущено было перенести находящееся в нем часовенное устройство, т.е. иконы с их принадлежностями, то по сим уважениям призренники нашли не только нужным, но необходимым перенести в Богоявленскую палату все устройство их мужской молельни и перенесли иконы с иконостасом прежде, чем переместились сами»[23].

«Они, призренники, (…) заявили мне, что они не могут и одного часа оставаться без молельни, в Богоявленской палате нет ни икон и никаких принадлежностей молельни, то они пожелали перенести из мужской молельни в Богоявленскую палату все иконы и прочие принадлежности»[24].

«А так как иконы мужской молельни по размеру своему не могли подойти к иконостасу, оставшемуся пустым в Богоявленской палате, — то призреваемые перенесли таковыя иконы вместе с иконостасом и прочими рамами, в коих были устроены иконы в мужской молельне. Для успешнейшаго же устройства перенесеннаго иконостаса в Богоявленской палате они, призреваемые, во избежание потери времени, которое перед наступавшими праздниками Рождества Христова ценились дорого, не успели разобрать бывший в Богоявленской палате пустой иконостас и временно призренники прикрепили к нему перенесенный иконостас»[25].

Казалось, что все было готово к приезду единоверческой комиссии 21 декабря 1865 года: федосеевцы унесли иконостас и быстро покинули мужскую половину, смотритель подготовил все документы и описи, но… «Но депутаты прибыв означенного числа, отправились прямо в Палату, занимавшуюся призренниками и их молельнею, и не найдя там икон с иконостасом, отказались от принятия по описям зданий мужского двора, объясняя, что призренникам не следовало переносить иконы без их, депутатов, на то согласия»[26]. «При сём взяли и один экземпляр составленной мною описи, в которую они здесь на месте и не взглянули, для просмотра оной дома»[27].

Когда митрополиту Филарету открылся факт переноса древних икон из мужской половины, переходившей единоверцам, на женскую, оставленную федосеевцам, он попытался дать делу обратный ход. Он неоднократно вызывал смотрителя Богаделенного дома для отчетов и объяснений: смотритель был у Митрополита 1, 3 и 22 января 1866 года[28]. 31 января Митрополит Филарет написал отношение за № 48 Московскому генерал-губернатору, в котором среди прочего указывал и на факт переноски икон[29]. Вследствие чего 17 февраля 1866 года смотритель пишет подробнейшее объяснение по этому факту уже на имя чиновника особых поручений при Московском Военном генерал-губернаторе[30]. А 19 марта смотритель опять явился к Митрополиту, о чем сообщил в еженедельном рапорте в Императорское человеколюбивое общество:

«К господину Высокопреосвященнейщему Митрополиту Филарету явился я 19 числа сего марта и доложил о передаче зданий мужского двора в ведение единоверцев. Его Высокопреосвященство вновь выразил свое сожаление о том, что я допустил переноску икон из мужской молельни в Богоявленскую палату, куда переведены призренники мужского пола»[31].

Смотритель, допустивший перенос икон на основании того же второго пункта в предписании, чтобы не быть виноватым, начинает обосновывать правильность переноса икон со своей позиции: он таким образом старался ускорить переезд мужчин на женскую половину.

Об этих объяснениях с митрополитом смотритель неоднократно пишет в рапортах, которые он отсылал в Санкт-Петербург, в совет Императорского человеколюбивого общества:

«Его Высокопреосвященство вновь выразил свое сожаление о том, что я допустил переноску икон из мужской молельни в Богоявленскую палату, куда переведены призренники мужского пола. Я доложил Его Высокопреосвященству, что всяк на моем месте иначе и не мог поступить, как поступил я. (…) так как по отзыву Его  Высокопреосвященства допускалась в нужном случае переноска на женский двор внутреннего устройства из нынешней молельной, — то мог ли я принимать стеснительные меры, задержав иконы мужской молельни, не имея на то положительного приказания, тем более что в Богоявленской палате, куда переведены призренники мужского пола, не было ни одной иконы»[32].

Таким образом переписка о переносе икон зациклилась и всё время возвращалась к той первоначальной фразе митрополита, которая, по сути, сводится к следующему: если очень нужно, то можно.

В итоге, как пишет в очередном рапорте смотритель, «Его Высокопреосвященство сказал мне, что теперь не удобно требовать обратной переноски икон»[33]. Таким образом, иконостас остался у федосеевцев.

Однако желание вернуть перенесенные иконы не покидало Митрополита Филарета. Его переписка по данному вопросу с главным попечителем Императорского Человеколюбивого общества Митрополитом Новгородским и Санкт-Петербургским Исидором и Обер-прокурором Синода графом Дмитрием Андреевичем Толстым была опубликована в Прибавлениях к «Церковным ведомостям» в 1908 году[34].

В письме графу Д.А. Толстому от 17 мая 1866 года Митрополит Филарет опять возвращается к той самой роковой фразе:

«Имею долгом изъяснить, что означенное Высочайшее повеление произнесено не решительно, а условно “если будет нужно”»[35].

Однако, это совсем другая история. Как следует из известных на данный момент источников, перенесенный иконостас так и остался у федосеевцев. Единоверцам же осталось лишь кусать локти от досады и злости. Поэтому через 30 лет эти обстоятельства были представлены как миф о коварном похищении икон.

---

[1] Их можно найти, например, в таких изданиях: Сборник правительственных сведений о раскольниках, составленный В. Кельсиевым. Лондон, 1860. Вып.1; Материалы по законодательству о раскольниках: Журналы Временного комитета по делам о раскольниках. М-СПб., 1864-1884.
[2] Юхименко Е.М. Старообрядчество: история и культура. Глава «Мифы и факты. Дискуссионные вопросы истории старообрядчества». М., 2016. С.464-538.
[3] Там же. С. 464.
[4] Собрание постановлений по части раскола. Том 1. Постановления Министерства внутренних дел. Вып. 2. Лондон, 1863. С.281-282.
[5] Подробнее об этом источнике: Поплавская Х.В. «Дневные дозорные записи о московских раскольниках» как исторический источник // Проблемы изучения памятников духовной и материальной культуры. Материалы научной конференции 1989 года. Вып. 1. М., 1992. С. 78-84; Семенов М.Н. Установление авторства «Истории Преображенского кладбища» и «Дозорных записей о московских раскольниках» // Старообрядчество: история, культура, современность. Материалы XI Международной научной конференции. Том 2. М., 2014. С.122-129.
[6] Дневные дозорные записи о московских раскольниках. Записи от 27 декабря 1844 года; 7 сентября 1846 года.
[7] ДДЗ. Записи от 13 января 1845 года; 18 января, 21 января, 16 июня 1846 года и др.
[8] ДДЗ. Записи от 24 июля, 8 августа, 17 августа, 25 августа 1846 года; 1 января 1847 года и др.
[9] Синицын П.В. Никольский единоверческий мужской монастырь в Москве, что в Преображенском. М., 1896.
[10] Там же. С. 10.
[11] Смирнова Е. «Облачный» чин из Никольского Единоверческого монастыря. Легендарность и достоверность // Золотой рожок: сборник статей. №2. М., 1999. С.107.
[12] Синицын П.В. Указ соч. С. 13, сноска 1.
[13] Там же. С. 13.
[14] ЦГА Москвы. Ф.157. Оп.1. Д.35. Л.3.
[15] Там же. Л.10.
[16] Там же. Л. 10.
[17] Там же. Л. 10-10 об.
[18] Постановление МВД от 24 марта 1823 года относительно надзора за призреваемыми в Преображенском богаделенном доме в пункте 5 гласило: «Престарелых принимать также не возбранять: но при том возраст престарелости считать не менее пятидесяти лет».

Подробнее см.: Собрание постановлений по части раскола. Том 1. Постановления Министерства Внутренних дел. Вып. 1. Лондон, 1863. С. 55-56.

[19] ЦГА Москвы. Ф.157. Оп.1. Д.35. Л. 13 об.
[20] Подробности этой кражи описаны в рукописной книге «Материалы для истории Преображенского кладбища с 1854 по 1862 год» (ОР РГБ ф.98 №2011).
[21] ЦГА Москвы. Ф.157. Оп.1. Д.35. Л. 15 об.–16.
[22] Там же. Л. 32 об.
[23] Там же. Л. 15 об. — 16.
[24] Там же. Л. 34.
[25] Там же. Л. 35, 54 об. –55.
[26] Там же. Л. 16 об.
[27] Там же. Л.17.
[28] Там же. Л. 19 об.–20, 23–23 об.
[29] Там же. Л.30 об.–31.
[30] Там же. Л. 31об.–35.
[31] Там же. Л.71–71об.
[32] Там же. Л.71об. –72.
[33] Там же. Л. 21.
[34] Выражаю огромную признательность Александру Георгиевичу Дурнову за указание на этот источник. Подробнее см.: Из ненапечатанных мнений и отзывов митрополита Московского Филарета // Прибавление к «Церковным ведомостям». 1908 г. №22 С.1021-1024, №25 С.1185-1187, №27 С.1290-1291, №28 С.1330-1333.
[35] Из ненапечатанных мнений и отзывов митрополита Московского Филарета // Прибавление к «Церковным ведомостям». 1908 г. №25 С.1185.