О Духовной свободе человека: поморский наставник Дионисий Четвергов и его сочинения

Среди степей и гор Средней Азии вот уже более столетия продолжают существовать небольшие, но крепкие старообрядческие сообщества. Они складывались из нескольких волн миграции русского населения на территории бывшего Туркестана. Часть русских появилась здесь во время колонизационных войн Российской Империи в середине — второй половине XIX столетия. Это были казаки и солдаты, составлявшие население российских гарнизонов, а также вездесущие купцы. В более позднее время в Среднюю Азию, а оттуда дальше, в Китай, бежали крестьяне, особенно староверы Урала и Сибири, в поисках спасения от большевиков и раскулачивания. В советские годы республики Средней Азии активно пополнялись ссыльными. Вероятно, одним из этих путей в южнокиргизском городе Каракол (в советские годы — Пржевальск, в городе имелась поморская община) появилась семья будущего наставника и философа-самоучки Дионисия Ивановича Четвергова.

О биографии и ранних годах жизни отца Дионисия (или Дениса Ивановича, как его просто называют причетники и прихожане общины города Бишкек), к сожалению, сведений крайне мало. Родился он 25 июля 1918 года. Вероятно, получил как минимум среднее образование. По собственному свидетельству, ему даже «предлагали вступить в ком. партию и доверяли ответственные посты». Однако Четвергов отказался «от такой чести», и уже с 1950-х годов его жизнь неразрывно связана с церковью и поморской общиной города Фрунзе (ныне — Бишкек), куда он переехал из Пржевальска. В 1960-х годах он был избран помощником местного наставника, в отсутствии которого исполнял его обязанности — замолитствовал, читал Евангелие, кадил образа и молящихся. Судя по письмам Дениса Ивановича, он крайне щепетильно и ответственно относился к возложенной на него задаче:

Быть помощником отца духовного — это не просто быть безвольным орудием, исполнителем посторонней воли… Самое звание помощника отца духовного накладывает на него обязанность быть активным деятелем духовной жизни.

Обязанности помощника наставника Четвергов исполнял при духовных отцах бишкекской общины — Елисее Ивановиче Гритчине и Николае Евдокимовиче Трофименко. Перед своей кончиной в 1981 году Николай Евдокимович благословил Дионисия Ивановича на служение в чине духовного отца. С этого времени вплоть до 2000 года Д.И. Четвергов служил наставником поморской общины города Фрунзе (Бишкек), причем согласно документам советского периода официально он значился в должности сторожа, живя все это время при храме. В 1990-х Денис Иванович входил в Совет старейшин при Российском Совете Древлеправославной Поморской Церкви. Время наставничества Дениса Ивановича запомнилось прихожанам строгим исполнением правил церковного благочиния. Особенно настаивал бишкекский отец на проведении индивидуальной исповеди, что также отложилось в памяти нынешних членов общины. Ответственное отношение Дениса Ивановича к таинству исповеди подтверждается его письмами — в них он называет обычай проводить одну общую исповедь (без индивидуальной) «ересью, извращающей святое таинство покаяния». Скончался отец Дионисий в 2000 году и похоронен на русской части Бишкекского кладбища.

Примерно с конца 1950-х годов Д.И. Четвергов начинает вести активную литературную жизнь. В силу разных обстоятельств все его сочинения не могли быть опубликованы в условиях советского времени и не выходили за пределы Фрунзенской поморской общины. Исключения составляют, пожалуй, лишь письма, среди адресатов которых известные деятели поморского старообрядчества — И.И. Никитин, А.Л. Мурников, а также наставники соседних общин и духовные дети. Кроме писем, от Дениса Ивановича сохранились черновики выступлений на собрании общины, а также многочисленные разрозненные «Нравоучения» разных лет, вероятно, являющиеся записями религиозно-философских упражнений наставника. Они-то и представляют особенный интерес по следующим причинам.

При первом же прочтении обращает на себя внимание необычная для старообрядческой среды тематика «Нравоучений». В ней крайне мало затрагиваются привычные темы «антиниконианской» полемики, «прописной морали» и обличения грехов, либо обрядово-канонических тонкостей. Львиная доля сочинений Дениса Ивановича рассматривает вопросы этики, но с абстрактно-философских позиций. Во-вторых, большинство «Нравоучений» носят полемический характер и направлены на обличение советской идеологии либо некоторых лояльных к ней приверженцев старой веры. Вообще ярко выраженная «антисоветскость» сочинений Четвергова является их характерной особенностью. В-третьих, в сочинениях поморского наставника причудливым образом пересекаются два дискурса: церковный и советский, что, в принципе, не удивительно и хорошо известно нам как явление, благодаря публикациям аналогичных сочинений поморского наставника усть-цилёма С.А. Носова и авторов часовенного согласия ХХ в. Однако в сочинениях Четвергова эти дискурсы пересекаются по-особому: цитаты из отцов церкви Денис Иванович приводит для доказательства несостоятельности материалистического ответа на «основной вопрос» марксистской философии. В-четвертых, письма, выступления и разрозненные «нравоучения» бишкекского наставника являют пример своеобразной рефлексии представителя безпоповского старообрядчества относительно важных вех советской истории. В них есть отклик на события гражданской войны, хрущевские гонения на церковь, создание Всемирного совета мира, горбачевскую перестройку и антиалкогольную кампанию и т.д. При этом размышления на данные темы изначально не были рассчитаны на широкое распространение и огласку, поэтому они в значительной степени сохраняют искренность и сугубо личную оценку тех или иных событий, преломляющуюся сквозь религиозные убеждения автора.

«Нравоучения» Четвергова написаны довольно правильным языком, и лишь небольшие терминологические неточности, повторы, грамматические ошибки и следы дореволюционной орфографии выдают в нем самобытного философа-самоучку. Что, впрочем, нисколько не умаляет удивительной способности поморского наставника вполне логично и самостоятельно рассуждать о сложных абстрактно-богословских вопросах, до этого практически не становившихся предметом рассмотрения старообрядческой мысли. В связи с этим возникает справедливый вопрос о возможных источниках его рассуждений. То, что они являются целиком его детищем, не вызывает сомнений — многочисленные правки текста показывают, как мучительно Денис Иванович старался в точности сформулировать сложные мысли. Более того, наподобие «Retractationes» блаженного Августина, некоторые ранние записи сопровождаются более поздней редактурой либо надписями «неприемлемо».

Однако источники у поморского наставника, конечно, были. Прежде всего — это церковные сочинения. Четвергов цитирует Библейские тексты, творения Иоанна Златоуста, Василия Великого, Иосифа Волоцкого, вероучительные и канонические сборники «Цветник священноинока Дорофея», «Кормчая», «Альфа и Омега» и т.д. Кроме того, знаком он и с трудами старообрядческих начетчиков XIX — начала ХХ века Л.Ф. Пичугина, И.М. Кокунина, цитирует решения первых двух Всероссийских Соборов старообрядцев поморского согласия. Кроме них, автор демонстрирует знание светских писателей, чьи сочинения были посвящены старообрядчеству — Д.Л. Мордовцева, П.И. Мельникова-Печерского, историка С.М. Соловьева. Не ясно, откуда Четвергов черпал знания по марксистско-ленинской философии, но ее определение свободы, как «осознанной необходимости», он усвоил довольно точно. Кроме того, один раз Денис Иванович ссылается на пропагандистское интервью некоего пятидесятника, опубликованное в советской прессе. Вообще протестанты занимают второе место по упоминаниям в ряду идейных противников после коммунистов, и лишь третье место занимают никониане. Это объясняется, вероятно, слабым влиянием патриархийной церкви в мусульманской Киргизии, ввиду чего она и не рассматривалась в качестве основного противника, в отличие от тотальной и всеобъемлющей советской атеистической идеологии.

То, что на протяжении всей жизни Четвергов активно работал с религиозной литературой, подтверждается принадлежащими ему многочисленными тетрадями с выписками из совершенно различных источников, а также богатая библиотека, собранная им к концу жизни. Круг источников, которые прямо не цитируются в его сочинениях, но с которыми он был ознакомлен, можно дополнить сочинениями Ефрема Сирина, Аввы Дорофея, Амвросия Медиоланского, Барония, Захарии Копыстенского, каноническими и полемическими книгами «Синтагма Матфея Властаря», «Зонар», «Поморские ответы», «Щит веры», многочисленной житийной литературой, а также сочинениями начетчика А.А. Надеждина и неизвестных поморских авторов, печатавшихся на гектографах в конце XIX — начале ХХ века, старообрядческой поморской периодикой 1910-х годов.

Рассуждения Дениса Ивановича Четвергова не имеют некой системности и разбросаны во множестве тетрадей и разрозненных обрывков, черновиков писем и выступлений. Тем не менее, нельзя сказать, что поморский автор был совершенно чужд системности и создавал свои заметки спонтанно, по наитию. Важно отметить, что ключевые вопросы, занимавшие отца Дионисия, проходят сквозной нитью через все его творчество на разных этапах. Первый из них — вопрос свободы и несвободы человеческой личности и второй — вопрос взаимоотношения христиан и светской власти (власти коммунистов в конкретно-историческом случае).

Если в целом резюмировать сочинения отца Д.И. Четвергова, то многие мысли, высказанные в них, покажутся актуальными и сегодня. Денис Иванович подчеркивает независимость воли и поступков человека от внешних обстоятельств, считая, что в духовном смысле человек обладает абсолютной свободой выбора между добром и злом. В догмате о взаимоотношениях Ипостасей Троицы он видит выражение высшей свободы личности, в Исусе Христе — явленный Богом идеал, к которому должен стремиться каждый христианин. Свобода человека трактуется в духовном понимании, как свобода от рабства греху, материальным привязанностям и добровольное подчинение индивидуальной воли воле Божества.

В социальных взглядах Четвергова чувствуется резкое неприятие любого насилия, корни которого автор видит в действиях «духовных чиновников» 1666 года. Поморский наставник ограничивает власть государства правом вершить суд над преступниками и отказывает ему в праве навязывать какую-либо идеологию. Мирская власть, берущая на себя идеологические функции, превращается во «власть духовную» (в терминологии Дениса Ивановича). И вот такой «духовной» власти можно и нужно противиться, пусть и ненасильственно. Резко отрицая коммунизм, как основанный на материалистической идеологии, Четвергов проявляет удивительную непредвзятость и признает в том числе положительные элементы этого учения — готовность к самопожертвованию ради блага других и коллективизм.

Не разделяет Денис Иванович и взглядов буржуазного либерализма с его преклонением перед частной собственностью и индивидуализмом. Эти черты капитализма «от лукавого» он проницательно связывает с материалистической ориентацией протестантизма. Частная собственность, по мнению Дениса Ивановича, — зло, но допустима в качестве снисхождения к несовершенству человеческой природы, погрязшей в пучине греха. Наконец, в отношении к государству поморский наставник выступает резким антиэтатистом, призывает игнорировать общественную жизнь и законы государства, если они не совпадают с христианским вероучением. Примечательно, что большинство озвученных мыслей не вполне вписывались в официальную линию центральных органов управления Поморской Церкви того времени, что ни в коем случае не приводило принципиального наставника к конфликтам с ними.

Экклезиологические взгляды отца Дионисия отражают старые тенденции в старообрядчестве. В противовес «темному Вавилону», неправедной мирской и «коммунистической общине», Церковь — это сообщество, «община» людей, объединенных верой и жизнью по Божественным законам. Все члены Церкви равны в своих правах. В качестве арбитра в сложных ситуациях нужно обращаться исключительно к авторитету письменных источников — Св. Писания, канонических установлений и т.д., которые, благодаря правой вере, способны указать человеку «цель жизни». Отстаивая строгость в соблюдении формальных правил благочестия, Денис Иванович тем не менее призывал воздерживаться от «буквализма» и проявлять снисхождение к «замирщенным» членам общины. Бескомпромиссность следует проявлять лишь к отступникам от веры — еретикам. Кроме отступления от древнего благочестия Четвергов ставит в вину никонианской церкви усвоенный ею от запада «рационализм» и «властность». Будучи хорошо знаком со старообрядческой полемической литературой, поморский наставник отстаивает в своих сочинениях тезис о «духовном причастии» и наличии лишь трех таинств в последние времена.

Эсхатологическая тема также нередко звучит в сочинениях Дениса Ивановича. В качестве Божьих наказаний и признаков скорого конца света он рассматривает приход безбожной советской власти, идентифицируемой с антихристом, общее падение духовного уровня людей, внутрицерковные раздоры, войны ХХ века. Ни перестройка, ни потепление во взаимоотношениях государства и религиозных организаций, ни падение Советского Союза, кажется, не порождают в нем оптимистических настроений.

В целом рассуждения Д.И. Четвергова вписываются как в традиционную общую тематику христианского богословия, так и носят специфически старообрядческие черты. Любопытно при этом, что они удивительным образом сохраняют связь с ключевой проблематикой русской философской традиции XIX — ХХ веков — темой соотношения личности и общества, абсолютной свободы и моральной обусловленности действий, «кесарева» и «Божия» начал, социального насилия. Вполне возможно, что Денис Иванович все же был знаком с некоторыми произведениями русской философской мысли. Не ставя пока перед собой задачи детального рассмотрения взглядов Д.И. Четвергова, приведем несколько цитат из его «Нравоучений» и писем, которые показались нам наиболее характерными и интересными.

 

О свободе человека

«Личную свободу, духовное благополучие личности и общества нужно понимать и обосновывать в духовно-нравственном смысле, как свободу личности и общества от заблуждения и греха. Достигается и осуществляется эта свобода через жизнь по вере, через Богопознание, через борьбу с внутренними личными грехами, а также через борьбу с ложными учениями, заблуждениями. Свобода личности в духовно-нравственном смысле заключается не в своеволии, не в собственном личном произволении и желании, не в свободе слова, печати, вероисповедания, а свобода заключается в подчинении своей воли Воле Божией, в жизни по Вере и Закону Божию» (1950-е гг.).

«Мы не связаны никакой внешней необходимостью, всё зависит от Веры, душевного расположения и намерения» (1950-е гг.). «Мне кажется, что причина приспособления к условиям жизни кроется в нерадении о духовном и в стремлении к плотскому благополучию. Но Бог дал нам тело из земли для того, чтобы мы и его возвели на небо, а не для того, чтобы через него и душу низвели в землю. Мы должны не подчиняться условиям материальной жизни, а возвышаться над ними, чтобы удовлетворить идеальным запросам своей духовной природы» (1960-е гг.). «Личная свобода для христианина означает духовно-нравственное господство, господство над грехом, позволяющее сокрушать и уничтожать заблуждения» (1970-е гг.).

 

О христианской любви

«Православие в основу своих принципов кладет христианскую любовь, считая ее единственным возможным средством достижения своих целей. Раскрывая нам внутреннюю жизнь в Боге, христианство призывает нас приобщиться к Богу чрез претворение нашей природы, себялюбивой и эгоистичной, в любящую. Указанием на то, что во Св. Троице свобода лиц не нарушает единства существа, что в ней есть место и для свободной личности и нет безусловной самозамкнутости, учение о Св. Троице призывает нас к любовному братству со служением каждого другим и с полным сохранением нравственной личности каждого. Без этого догмата Евангельская истина о любви не имела бы для себя бесспорных и для всех очевидных оснований. Являя нам высочайший и побудительный пример любви, учение это имеет громадное влияние на развитие гуманных идей в человечестве, на характер христианской цивилизации с ее понятием любви, как руководящем принципе для людей в их взаимоотношениях» (кон. 1950-х гг.).

 

Об идеальном общественном устройстве

«Христианская идеология учит, что человек как существо духовное, созданное по образу и по подобию Божию, нуждается в устройстве такого общественного порядка и таких условий общественной жизни, которые бы соответствовали его духовной природе. Где бы государственная законность и нормы поведения людей в общественной жизни были бы поставлены на духовную основу. Христианский идеал в общественной жизни заключается в свободе от греха, в государственной законности, а также в нормах поведения людей в общественной жизни. Вопрос: может ли быть христианин духовно свободным в условиях, когда в государственной законности и общественной жизни господствует грех? Ответ: не пользуйся государственной законностью и правом, не живи по той нравственности в общественной жизни, которая чужда твоему убеждению, и ты свободен» (1950-е гг.).

 

Заблуждения материалистов

«По материалистическому учению поступки и деятельность людей в исторической жизни предопределяются условиями материальной жизни, поступки людей, их воля в исторической жизни не свободны, а подчинены материальным условиям жизни, природе. Таким образом, поступки человека несвободны, они причинно обусловлены. Если мы признаем духовное первичным, а материальные условия жизни, природу вторичным, тем самым мы показываем, что поступки человека зависимы от его воли, веры и неверия, они не предопределяются условиями жизни, внешней причиной» (1970-е гг.).

«По учению материалистов, человек несвободен в своих поступках, так как поступки предопределяются материальными принципами. Тогда, стало быть, вор несвободен в своих поступках, так как поступки его предопределились материальными причинами. И если спросят вора, почему он воровал, он ответит: «По материальной необходимости». А если ему скажут: «Но ведь ты, имея материальную необходимость, должен бы трудиться, а не воровать». Но вор может на это ответить, что «мои поступки не зависимы от моего желания и воли, я не свободная личность и мои поступки по материалистическому учению определяются материальными причинами» (1980-е гг.).

«Если человека лишать личной свободы в мирской, материальной жизни, то как же он будет проявлять добротворительность по отношению к другим? <…>  По существу принудительная коллективная жизнь лишает человека свободной добротворительности, лишает человека свободы исполнять заповеди Божии. <…> Ту коллективную жизнь можно одобрить, при которой люди добровольно по любви служат друг другу. <…> Отрекаться от своего имения, отрекаться от частной жизни и посвящать свою жизнь на служение обществу — это благородная цель, но к этой цели нельзя вести людей насилием, и «аще хощеши быть совершенен, продаждь имение свое и даждь нищим и следуй за Мной», но не законополагаю, а желаю. К духовно-нравственному совершенству нельзя вести людей насилием» (1950-е гг.).

«По закону св. Писания гражданская власть не имеет права вмешиваться в духовные дела, лишать людей духовной свободы, свободы личности, гражданских прав. Жить человеку частной обособленной жизнью или участвовать в общественной — это дело его совести. Коммунисты были бы правы, если бы они вели людей к своей цели методом убеждения, силой слова, но если они применяют насилие, то этим они нарушают гражданский закон» (1950-е гг.).

 

Заблуждения капиталистов

«Мирская, частнособственническая жизнь связана с грехом, «твое» и «мое» — эти слова от диявола введеся. Частнособственники, капиталисты противятся коллективной жизни по своему духовному несовершенству, они находятся во власти греха» (1970-е гг.).

«Коммунистическая и протестантская идеологии ставят личную свободу на материальную основу. Они ставят ее в зависимость от материальных условий жизни. Разница между этими идеологиями только та, что протестанты связывают личную свободу с индивидуализмом, основанным на частной собственности, а коммунисты связывают ее с коллективизмом, основанным на общественной собственности. То и другое — понятия материалистические» (1970-е гг.).

 

О комитете борьбы за мир

«В виду различных мировоззренческих убеждений, чтобы не быть участниками зла, мы, старообрядцы поморцы должны порвать всякую связь и сотрудничество с советским комитетом защиты мира, чтобы не быть общниками их греха и неверия. Международный мир — это дар Божий, дается этот мир людям за сохранение и соблюдение заповедей Божьих. Но как же может Бог дать людям этот дар, когда люди вооружились против Него? И если люди разорвали союз и мир с Богом, то они и будут преданы по Божьему суду взаимному истреблению за свое нечестие и отступление. И никакими словесными заклинаниями и выступлениями и пожертвованиями в защиту мира невозможно предотвратить Божественного возмездия» (1970-е гг.).

 

Всякая ли власть от Бога?

«Камнем преткновения является то, что братия не могут отличить гражданскую власть, о которой пишет в Послании к Римляном св. апостол Павел, от духовной власти, о которой он пишет в другом послании: «Несть наша брань к плоти и крови, но ко властем, к миродержителем тмы века сего». Та власть, которая в своем основании имеет материалистическое мировоззрение и философию, идею и нравственность, и при том не совместимую с христианской идеологией и нравственностью, не есть власть гражданская, но духовная. <…> Те законы власти, которые направлены на претворение в жизнь марксистско-ленинского учения в общественной жизни, не есть законы гражданские, но законы, основанные на духе заблуждения.

В самом деле, что значит не противиться власти? Это значит жить по марксистско-ленинскому учению, по коммунистической морали, за торжество коммунистических идей. Вольно, а не за страх, отдавать свои голоса во время всеобщих выборов за кандидатов коммунистического блока, разжигать социальную вражду и ненависть между народами, убивать, грабить, насиловать и угнетать людей ради общественного материального благополучия. Может ли это быть одобрено с христианской точки зрения?» (1950-е гг.).

 

О советской власти

«Если христиане, в силу сложившихся условий и обстоятельств, вынуждены бывают принимать участие в общественной жизни, основанной на коммунистической идеологии и морали, то это участие они должны рассматривать не как гражданский долг и обязанность, а как вынужденное невольное явление. И если человек будет иметь отвращение к обществу морально разложившихся людей и будет принимать все средства и усилия к тому, чтобы избежать общения с этим злостным миром, который во св. Писании именуется тёмным Вавилоном, и это отвращение и враждебность скоро приведет его к полному разрыву с коммунистическим обществом» (1950-е гг.).

«Вопрос: на утренней службе некоторые наши христиане читают тропарь: «Спаси, Господи, люди своя и благослови достояние Свое», и вместо «победы православным христианом на сопротивныя даруй», читают «победы державе нашей на сопротивныя даруй». Кто живет настоящей жизнью, тот знает, что держава наша в настоящее время ведет идеологическую, духовную, межгосударственную борьбу за торжество материалистического мировоззрения, за торжество коммунистических идей. Держава наша хочет сделать всех людей всего мира атеистами (безбожниками), и мы от Бога испрашиваем ей помощи на сопротивные, а сопротивные державе нашей — это люди христианского образа мышления. Таким образом, мы эту молитву обращаем против самих себя». (1960-е гг.).

———

Автор: Илья Мельников