XVII столетие, начало которого ознаменовалось появлением царской династии Романовых, а затем церковным расколом, для русского искусства стало временем больших перемен: благодаря европейским влияниям, стали изменяться сюжеты русских иконописцев, а в творчестве столичных мастеров произошли радикальные стилистические изменения. Кроме того, это время расцвета старых и молодых региональных иконописных центров, когда иконное письмо во многом стали определять эстетические пристрастия новых заказчиков — жителей крупных городов, представителей торговой и промышленной среды.
Этой теме посвящена выставка «Век перемен. Иконы XVII столетия из собрания Константина Воронина», которая открылась в музее Андрея Рублева и будет проходить с 23 декабря2021 — 20 февраля 2022 года.
О выставке мы побеседовали с ее куратором Натальей Игнатьевной Комашко, ученым секретарем Центрального музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева.
Эта выставка охватывает икону всего XVII века, это второй этап в большом проекте, который музей осуществляет совместно с коллекционером Константином Ворониным. Это одна из наиболее интересных коллекций, которую собирает профессиональный историк и археолог Константин Воронин, и, естественно, его подход к подбору икон немножко отличается от того, как это делают другие коллекционеры, он отличается музейным подбором. В прошлый раз мы выставляли древнюю часть его коллекции, а сейчас это второй этап, который представляет иконы XVII века. Выставка называется «Век перемен», потому что XVII век — это переломная эпоха для русской культуры в целом, это эпоха, которая стоит на грани Средневековья и Нового времени и подготавливает русскую жизнь для перехода в новое качество, которое произошло с петровскими реформами. Это был естественный исторический ход времени, и реформы Петра завершили все то, что шло, начиналось при его отце царе Алексее Михайловиче.
Эта выставка показывает нам икону эпохи первых Романовых, когда начинается новая династия, когда в стране начинается новая жизнь, и во многом меняется ситуация в самой стране, меняется сословное соотношение заказчика икон, то есть расширяется круг заказчиков, это уже представители крупной торговли, промышленного мира, купечество крупных поволжских и не только городов, даже больших городов. Это торговое сословие, третье сословие, которое начинает оказывать очень серьезное влияние на искусство в силу того, что оно становится массовым.
И мы получаем очень интересное явление, когда с одной стороны — это Москва, это генератор художественных идей, это Оружейная палата, а с другой стороны — это живопись русской необъятной провинции. Самое интересное, что при всей разнице вот этих двух потоков (Москва — это более строгое искусство, сосредоточенное на стилистических поисках), а провинциальное искусство — декоративное, более консервативное с точки зрения восприятия новых стилистических явлений, но зато очень восприимчивое к новым иконографиям, гораздо больше, чем Москва, в том числе и западного происхождения.
В первой половине XVII века, когда был кадровый голод после Смутного времени, в Москву приглашались мастера, которые должны были возвратить художественную жизнь. Там были единичные мастера, те, которых называли строгановскими в то время, уже следующие поколения, Назарий Истомин Савин — мастера экстра-класса, они возвышались на несколько голов над уровнем среднестатистического иконописца того времени. Мы это видим по произведениям 1620-х годов. И вот 1630-40-е годы — это время, когда русское искусство начинает постепенно подниматься, развиваться, генерировать новые идеи, поддерживаемое новым заказчиком.
В Москве в середине века происходит уже стилистический слом (вероятно, по причинам в том числе связанным и с церковным расколом — прим. ред.), в регионах такого заметного стилистического слома нет, новый посадский заказчик воспринимает новшества осторожно, он должен их проверить, насколько это нужно, это поступательное, спокойное, со здоровым консерватизмом продвижение вперед, но делают и то, и другое искусство одни и те же мастера, на крупные работы (создание иконостасов, росписей московских храмов) приглашаются мастера из разных городов, они обмениваются идеями, они видят, как работают мастера, живущие в Москве.
Новые привлекательные, необычные сюжеты провинция очень любила. Ярославские купцы в этом отношении были впереди всей планеты. Купцы Никитниковы первыми стали использовать Лицевые Библии в росписи храмов. Это первый пример использования в росписи западной композиции.
Из поствизантийского, из критского искусства были. Дело в том, что отношения Москвы и греческого мира активизируются при Иване Грозном, приезжали из монастырей, с Афона, Святой Земли, из разных, захваченных турками территорий. Приезжали монахи, иерархи, которые искали поддержки у русских единоверцев. Греки протоптали дорожку на Москву, они привозили какие-то иконы и увозили иконы, русские иконы очень ими ценились. У Строгановых в росписях есть цитаты из критских икон. Западноевропейское влияние через гравюры начинается в конце XVI века, книжно-листовая гравюра, она же ничего не весит, привезли ее, а потом использовали с них изображения. Так возникает новая иконография, это никого не смущало тогда, привозили новый сюжет, значит, была жажда новых композиций, обновления художественного языка.
Меняется колорит, постепенно меняется манера письма ликов, уходит условность, но еще в мягкой форме проникают черты натурализма в написании ликов, это влияние живоподобия. Колорит меняется за счет того, что применяются новые пигменты, меняется сюжетика, возникает большой интерес к повествованию, причем это не такое аллегорическое повествование как в XVI веке, а это беллетристический рассказ, когда человек смотрит и связывает в многосоставной композиции один сюжет с другим, сюжет, который увлекает. И отсюда любовь к развернутым циклам на стенах храмов.
Реализма в иконе никогда особо и не было. Даже то, что делал Симон Ушаков, это не реализм. Если мы говорим об академической иконе, то это XVIII век. Симон Ушаков делал пропорции тела естественными, детализировал изображение лика, появились ресницы, подчеркивались веки, появились слезник внутри глаза, блик на зрачке. И даже у Симона Ушакова при этом остался некий зазор для условности, потому что он понимал, что икона — немножко другой мир.
Также на наши вопросы ответил собиратель и меценат Константин Воронин, который и предоставил иконы для этой выставки:
В юности я посетил Серпуховский краеведческий музей, известный своими богатым собранием икон. Также большое впечатлений произвела обнаруженная на чердаке у бабушки икона Всех святых и первые две старообрядческие иконы, которые попали ко мне конце 1980-х годов.
Да, даже чуть больше. Какие-то иконы попали ко мне в позднешкольное время, а в 1990-е годы все это выплеснулось на рынок, какие-то иконы я видел на скупках, в городах на вокзалах, в том же Мышкине, который сейчас является центром мышей, а тогда он был совсем другим городом. Городом старины и антикварных находок.
Я собираю произведения досинодального периода. Меня интересует икона, максимально отстающая от Нового времени, а для меня Новое время начинается с позднепетровского периода, когда Церковь становится частью государственной системы, когда Священный Синод оказывается вписан в административную структуру государства.
А тут мы имеем другой статус Церкви и другую ментальность человека.
Также икона для меня является консистенцией истории, эстетики, помимо духовной составляющей. Это то, что мне нравится, всегда чувствуется концентрация эпох. Если икона не отреставрирована, на ней есть поздние записи, вы видите на ней движение времени, потому что верхний слой — XIX век, на ней присутствуют записи XVIII века, это такой жизненный пласт, интересно бытование памятника, бытование дает энергию восприятия для меня.
Несомненно, имеются. Они довольно разные, например, совершенно декоративный образ Архангела Михаила, который является списком иконы, хранящейся в Третьяковской галерее, из Архангельского собора города Ярославля. Она создана в конце XVII века, что любопытно, тогда существовала традиция почитания старых иконы. Точно такой образ хранится в Ярославском музее. Это из высокодекоративных памятников.
А если взять вещи с исторической нагрузкой, то это икона Спаса Смоленского с ярославскими князьями и преподобными Зосимой и Савватием. В ней собраны персонажи разных эпох: ярославские князья — это исторические персоны домонгольской Руси, Зосима и Савватий жили в XV веке, а образ Смоленского Спаса сформировался в 40-е годы XVII веке. Таким образом, икона находится вне времени, она объединяет в себе разные временные пласты. В пространстве выставки с иконой можно общаться личностно, не связанно с авторитетом храма, здесь любой человек может ею любоваться или благодарить Бога за что-то, это допустимо и правильно.
У меня довольно большая коллекция, в ней несколько сотен икон. В 2017 году была выставка в музее «Ранние памятники XV-XVI веков», они были связаны с Русью другой эпохи, например, когда была Московская Русь и Новгородская земля, были разъединенные, диаметрально противоположные пространства, потому что Новгород более тяготел к Ганзейскому союзу, нежели к московскому князю. Здесь мы видим совсем другую историю, видим Московское царство — объединенное государство, из которого в итоге развилась Империя. Здесь объединены памятники эпохи начала Романовых, а все финишируют иконы рубежа XVII-XVIII веков. Можно увидеть эстетические изменения, стилистические. В советской историографии XVII век был недооценен, считался неким вторичным явлением. Приятно, что сейчас его самоценность становится более актуальной, я надеюсь, что эта выставка привлечет внимание к иконе XVII века.
Я историк, закончил истфак МГУ. У меня есть научный подход, для меня вещь должна вызывать историко-культурную ассоциацию, а когда это дополняется эстетикой — это очень хорошо. Кто-то любит нарядные иконы, а кто-то — в архаичном стиле, в итоге формируется синтез, как у меня. У Григория Лепса великолепнейшая коллекция, но она у него немножко другого аспекта, шикарнейшие образцы старообрядческой иконы XIX века, отличная иконография, он очень талантливый собиратель, который сделал коллекцию аналитически очень хорошей. Но надо понимать, что у него все основано на личном вкусе, это очень хорошо, когда собиратель имеет вкус.
Да, они все отреставрированы довольно неплохо, я считаю. Идет многолетняя работа, у меня есть собственная реставрационная мастерская, где работают выпускники ПСТГУ, они проделали потрясающую работу, готовили 60 памятников к выставке, это длилось 3 месяца, самоотверженная работа.
Беседовал Глеб Чистяков
Комментариев пока нет