Почему в сознании российского общества старообрядцы не разделяются на согласия? Как преодолеть образ РПЦ как монопольной религии? Нужно ли в конституции упоминание Бога и что происходит с религиозными свободами в России? Об этом и многом другом мы беседуем с доктором политических наук, замдиректора Института Европы РАН, главным редактором журнала «Современная Европа» Романом Лункиным.
***
В сознании российского общества старообрядцы не разделяются на согласия, нет четкого понимания, кто такие поповцы и беспоповцы, кто староверы, а кто старообрядцы. Старообрядчество воспринимается как исторический пласт российской культуры, исконной духовности, уходящей вглубь веков. Однако при этом старообрядческий пласт сейчас остро актуален, так как является уникальной частью православия, не похожего на то православие, которое мы привыкли видеть вокруг нас — в храмах и по телевидению. В этом смысле даже некоторая маргинальность и малочисленность представителей старой веры очень естественна: а каким еще может быть такое православие?
Таким образом, информационной концепции, представляющей старообрядчество как некое единое явление, в каком-то смысле нет альтернативы. В общественно-политическом пространстве сами иерархи и наставники разных церквей являются заложниками концепции старообрядчества как единого целого. Практика показала, что многие готовы выступать именно как часть большого движения, пусть даже не обладающего монолитностью. Было бы даже ошибкой добиваться абсолютного единства в рядах староверов, всех стараться привести к единому мнению об отношениях с властью и РПЦ и т.п.
В случае с разными направлениями старообрядчества единый информационный ресурс в каком-то смысле даже важнее формально существующего межстарообрядческого совета, где больше риск переругаться между собой. Сайт «Русская вера» выполняет важную миссию, рассказывая о героях старообрядческого прошлого и формируя будущий образ «старой веры» в общественно-политическом пространстве.
Старообрядческие медиа, и прежде всего сайт «Русская вера», помогают выстраивать диалог старообрядческих активистов и общества. Думаю, что это главная задача, а совсем не единство всех согласий. Поморская церковь или Древлеправославная патриархия, белокриницкие старообрядцы в общем-то не нуждаются в медиа для налаживания диалога между собой. Они и так хорошо знают все свои сходства и различия. А вот общие темы в контексте истории, культуры и политики приобретают все большее значение. Такие проблемы могут широко обсуждаться на понятном читателям языке только в рамках межстарообрядческих медиа.
В дальнейшем это позволит выйти из «старообрядческого мира» на более широкие просторы светской журналистики, когда тема старообрядчества перестанет восприниматься только через призму чего-то давно вымершего, но возродившегося почти из ничего (как казачество). Причем даже исторические темы, как юбилей протопопа Аввакума, воспринимаются в политическом контексте как возрождение старообрядчества, «традиционного православия». И главное, что никто не может оспорить этот статус у старообрядчества в целом (тогда как отдельные группы и представители РПЦ могут при желании назвать «сектантскими»), его нельзя назвать «западной» силой на службе США и т.д.
Сама по себе тема старообрядчества интересна российскому обществу и власти. Это стало понятно после посещения президентом В. Путиным Рогожской слободы и неоднократных встреч с митрополитом Корнилием. На очереди, я надеюсь, встреча президента (В. Путина или его преемников) с советом старообрядческих церквей. Внимание государства к старообрядцам вызвало волну конспирологических слухов о том, что власть ищет альтернативу РПЦ.
Однако на самом деле интерес в медиа к старообрядчеству связан с тем, что общество стремится не сокрушить РПЦ, а скорее преодолеть образ РПЦ как монопольной религии, как одного единственно возможного выхода для религиозного человека (если он не мусульманин, не буддист, не иудей). Убежден, что в современном уже секуляризованном обществе такая «альтернативность» в виде старообрядчества послужит только на пользу РПЦ, сделает ее образ более демократичным в каком-то смысле. Хотя само по себе это, наверное, не очень приятно для самолюбия духовенства и церковного руководства.
Это историческое и межправославное напряжение заставляет часть российского общества искать альтернативный духовный путь в старообрядчестве. Конечно, с точки зрения Евангелия или требований христианской жизни, эти поиски могут восприниматься по-разному, и в большинстве случаев это не приводит людей к крещению и Церкви. Но старообрядческое мировоззрение хорошо тем, что оно способно ответить на главный запрос нашей современной российской реальности — это запрос на гражданские ценности.
Дело в том, что в старообрядчестве генетически заложены темы, которые являются больными для общества до сих пор. Во-первых, это противостояние с государством и властью в силу их жестокости и вмешательства в духовную жизнь. Во-вторых, это осознание ценности каждой личности, каждого верующего. Именно человек важнее власти и любой структуры. В-третьих, способность к самоорганизации на демократических началах (самостоятельные общины, своенравные священники и наставники) и принципиальное свободомыслие с критикой начальства.
В старообрядчестве нет сакральности государства и власти, иерархии, структур и их лидеров. Наложите эти принципы на идущую трансформацию государственного устройства в России, и вы поймете, что энергичное взаимодействие гражданского общества и старообрядцев предопределено и неизбежно. В отличие от начала ХХ века, когда многие старообрядцы были готовы поддерживать революционное движение, нынешний период практически всех ограничивает рамками позитивного созидания.
Упоминание о Боге в любом случае полезно в стране, где государство десятилетиями устраивало репрессии против верующих. Никакому светскому характеру нашего устройства это не помешает, государственно-конфессиональные отношения не ухудшит. Об установлении какой-то единой идеологии речи вообще не шло. Я не вижу ничего плохого и в том, чтобы упомянуть наши исторические конфессии и религии в Конституции. Это православие (РПЦ и старообрядчество), протестантизм, католицизм, ислам, иудаизм, буддизм. Не так уж это и много слов, чтобы отягчить текст Конституции. Однако власти пошли другим путем, в каком-то смысле более простым и безопасным, в том смысле, что «на нет и суда нет». Упомянута вера в Бога — и все. Кто ж с этим спорить будет? А если обозначить все важное, то это надо обсуждать и этим надо заниматься, налаживать диалог со всеми. Но это слишком сложно и пока государству не нужно.
В связи с этим и есть пока что ряд перекосов:
- Конституция соединяет несоединимое: новую традиционную Россию и нечто «хорошее» от СССР (Победу, прежде всего);
- Культуру и брак утверждать можно, как ценности, а религию нельзя, так как к религии выработано стойкое подозрение в советские годы;
- Вера в Бога в этой связи в рамках Конституции поставлена в жесткие гуманистические рамки: общечеловеческие ценности представлены на первом месте — почитание предков и «идеалы». Перед Богом и верой нет никакой ответственности (во многих европейских конституциях заявлено, что нация ответственна перед Богом). Заявлен только момент хранения и передачи веры в Бога.
В 2000-е годы происходило закручивание гаек в общественной жизни, и в религиозной сфере также. Власть действовала целенаправленно, но медленно. Пиком запретов в сфере религии стали принятие Закона Яровой, который стал активно применяться в 2016–2017 гг., и ликвидация организаций Свидетелей Иеговы Верховным судом РФ как экстремистских объединений (при этом мировоззрение Свидетелей Иеговы запрещено не было, в этом есть правовая коллизия и противоречие с положениями Конституции).
В 2019 г. стало ощущаться изменение ситуации — общество больше настроено на смягчение самых жестких запретов, духовенство РПЦ уже не против, по крайней мере, диалога с другими конфессиями, все религиозные объединения состоят из активных граждан (там, где есть молодежь). Все это требует свободы вероисповедания и большой работы с этими направлениями. Общество стало намного более демократичным, чем с большим скрипом меняющаяся государственная машина. Но это скорее мое собственное интуитивное социологическое чувство, связанное с несколькими факторами: интервью со священнослужителями разных конфессий в регионах, коллективное письмо духовенства РПЦ в защиту обвиняемых в московских протестах осени 2019 г., довольно мрачный фон кампании против иеговистов и штрафов по Закону Яровой, что не может нравиться никому из верующих.
В церковном мире сложно предсказывать развитие событий, так как многое зависит от личностного фактора, от отношений тех или иных иерархов между собой, в том числе от скрытых от наших глаз финансовых интересов. Проблему раскола следует разделить на две части. Во-первых, в Украинской Православной Церкви никакого раскола не произошло, и Московский Патриархат этот раунд противостояния выиграл. Поместная церковь Украины — это модернизированный Киевский Патриархат. Однако среди сценариев для украинского православия по-прежнему есть и угроза частичного распада Украинской Православной Церкви. Но это возможно, если власть снова захочет поиграть в религиозные игры и захватывать храмы у УПЦ, если сторонников полной независимости от Москвы наберется много.
Но если власть в Украине будет на самом деле европейской и толерантной, то постепенно и сама Украинская церковь захочет отделиться от Московского Патриархата и стать в ряду поместных церквей, не враждуя с Москвой. Последствия для РПЦ состоят в следующем: надо налаживать отношения с европейскими институтами, чтобы помогать УПЦ и своим приходам в Европе, надо консолидировать внутрироссийское православие — привлекать больше верующих, вести диалог со старообрядцами, вовлекая их, насколько это возможно, в орбиту своего влияния.
Беседовал Глеб Чистяков
вопрос вообще ребром — как может и может ли традиционное общество существовать в нынешнем информационом пространстве.
Теоретически — азиатские гос-ва это доказывают (Индия, Эмираты и т. п.)
Но в России с этим капут полный
А выводы то каковы! Постепенно готовят общественное мнение к возможному полному отделению УПЦ от Московского патриархата, одновременно призывают через диалог вовлекать старообрядцев в орбиту своего влияния. Как будто мало на Руси невоцерквленного народа — вот и вовлекайте!