В отличие от некоторых современных предпринимателей, создавших состояния «из воздуха» в течение считанных лет или даже месяцев, промышленники-старообрядцы шли к своему деловому успеху многими десятилетиями. Дело передавалось из поколения в поколение, прежде чем достигало серьезного масштаба. Да и задачи были у старообрядцев другие. Прежде всего — сельское хозяйство и реальное производство.
Трудолюбивые, смекалистые и предприимчивые, они стали жертвой революционного молоха, уничтожавшего всякую инициативу и самостоятельность. Об этом говорится в статье нашего постоянного автора, историка подмосковного старообрядчества Юрия Исаева.
Фрагменты судеб
В начале XX века у крестьян-фабрикантов Исаевых из сельца Богородское, как, впрочем, и у многих активных старообрядцев того времени, были тесные деловые связи со многими гуслицкими, московскими, рязанскими, калужскими, нижегородскими, воронежскими, самарскими купеческими и крестьянскими родами. Но, к сожалению, составить представление об этой живой, крепкой и добротной ткани старообрядческой жизни мы сегодня можем только по страшным документам, косвенно зафиксировавшим процесс ее безжалостного уничтожения.
Иван Никифорович Исаев, внук крестьянина-фабриканта Федора Моисеевича Исаева, родился в сельце Богородское 23 мая 1903 года. Два года он учился в Практической академии коммерческих наук. Обучение прервала революция. Он успел закончить бухгалтерские курсы Ф.В. Езерского. Работал конторщиком и счетоводом на отцовской фабрике до 1921 года, затем до 1928 года ткацким техноруководителем на той же фабрике. Затем с семьей переехал в Москву и работал в той же должности на московской фабрике «Росторг». Жил с семьей и родителями в деревянном одноквартирном доме.
В ноябре 1929 года Иван Никифорович был осужден в первый раз. С его слов (дело ГАРФ, Дело № П-38851): «В то время я проживал в доме отца и был обвинен в том, что во время производства обыска не указал на сарай во дворе, в котором при вторичном обыске была обнаружена краска, оставшаяся от производства отца». Отбывал наказание в Таганском домзаке и Бутырском изоляторе и был досрочно освобожден 19 мая 1930 года».
В 1931 году он был снова арестован и судим по статье 58/II УК РСФСР. Власти не понравилось то, что представители неблагонадежных классов регулярно собирались и вели какие-то разговоры. В протоколе допроса от 2 декабря 1937 года записано: «Я был осужден как соучастник в контрреволюционной группировке по статье 58/II УК. Вместе со мной были осуждены 4 человека моих товарищей — братья Ивановы Лаврентий, Сергей и Петр Михайловичи, Бриллиантов Александр Михайлович. Братья Ивановы Лаврентий, Петр и я были приговорены каждый на 10 лет. Иванов Петр имел наказание 3 года, Бриллиантов Александр на 5 лет.
Во время следствия я виновным себя не признал, так как ни в каких контрреволюционных группировках не состоял. По постановлению Кол ОГПУ СССР я был досрочно освобожден от дальнейшего наказания 5 марта 1934 года. Всего я отбыл 3 года». ГАРФ, Дело № П-38851).
По делу № 23485 вместе с Иваном Исаевым также были осуждены еще 13 человек:
Иванов Лавр Михайлович, 1905 г.р., сын кустарного заводчика и торговца из сельца Богородского;
Иванов Сергей Михайлович, 1906 г.р., брат Лавра Михайловича;
Иванов Петр Михайлович, 1909 г.р., так же брат Лавра и Сергея;
Лукин Александр Михайлович, 1897 г.р., из Самарской губернии, бывший служащий Рябушинских;
Сергеев Константин Васильевич, 1893 г.р., из купцов Калужской губернии, бывший крупный торговец;
Чугунов Сергей Васильевич, 1894 г.р., из Рязанской губернии, сын крупного торговца, бывший офицер;
Лебедев Ефим Петрович, 1889 г.р., из крестьян Воронежской губернии;
Лазарев Ферапонт Тимофеевич, 52 лет, из крестьян Самарской губернии, старообрядческий дьякон;
Бриллиантов Александр Михайлович, 1896 г.р., сын фабриканта, работал счетоводом на заводе «Электропровод»;
Сергеев Василий Васильевич, 1890 г.р., из купцов калужской области, бывший крупный торговец, строевой офицер;
Рунов Георгий Семенович, 1895 г.р., из московских торговцев;
Головин Егор Артемьевич, 1891 г.р., из сельца Богородское;
Садеков Жафар, 1890 г.р., бывший торговец-татарин из Нижегородской губернии.
Старшие по возрасту обвиняемые были расстреляны как «члены старообрядческой контрреволюционной повстанческой группировки, ставящей своей целью свержение советской власти путем восстания в стране». Их тайно захоронили на Ваганьковском кладбище в Москве. Младшим дали от 10 до 3 лет. Жафара Садекова выслали в Казахстан. Иван Никифорович Исаев был осужден на 10 лет лагерей.
Жители Богородского
Братья Ивановы — Лавр, Сергей и Петр — были детьми зажиточных крестьян сельца Богородское. До 90-х годов XX века на кладбище сельца Богородское можно было увидеть множество высоких и красивых гранитных памятников. Среди них было немало Ивановым. В 90-е могилы их предков были осквернены, а все (за исключением одного, к которому не смог добраться кран) гранитные памятники были украдены с кладбища новым поколением «новых русских» коммерсантов.
На последнем оставшемся громадном гранитном памятнике Елисея Тимофеевича Иванова, скончавшегося 3 июня 1917 года в 7 часов вечера на 27 году жизни, хорошо сохранилась надпись: «Прохожий, ты идешь, но ляжешь, как и я. Присядь и отдохни на камне у меня. Сорви былиночку и вздумай о судьбе. Я дома — ты в гостях. Подумай о себе». Это известная эпитафия, приписываемая перу Панкратия Сумарокова. Впервые была опубликована в 1802 году.
Горе-коммерсанты, разорявшие могилы на Богородском кладбище, получили хорошее светское образование, которым так гордилась страна. Они изучали множество дисциплин, которые не изучали их предки век назад. Программа, по которой их учили, была пропитана гуманистическими идеалами. В школе их учили не только читать, но и понимать прочитанное. И, оскверняя могилы, они должны были знать, что они делают. Но вследствие того, что формально хорошее светское образование было абсолютно бездуховным и атеистическим, полученные знания не пошли им на пользу. Они смотрели — и не видели, слушали — и не слышали, делали — и не сознавали того, ЧТО они на самом деле делают.
Большинство из них, как, собственно, большинство из поколения коммерсантов 90-х, как говорится, «плохо кончили». Они так и не вняли сумароковскому призыву, запечатленному на памятнике, не поняли, что эти памятники нужны не мертвым, а живым. Не просто нужны, но насущно необходимы. Нужны не для того, чтобы, украв, набить собственный карман звенящей медью, а для того, чтобы пробуждать в живых память о смерти и благоговение к столь мимолетной и быстротечной жизни, отпущенной нам для очищения сердца и подготовке к вечности. Нужны, чтобы сохранить, сберечь собственную идентичность и традицию, бережно передаваемую от детей к родителям в течение тысячелетий, традицию, наполняющую жизнь смыслом.
Кроме Ивана Никифоровича Исаева и братьев Ивановых по этому коллективному делу был осужден еще один житель сельца Богородское — Егор Артемьевич Головин, которого приговорили по этому делу к принудительным работам, сроком на один год. Бабушки-старожилы Богородского еще помнят его. В моленной, как рассказывают они, Егор Артемьевич смотрел за порядком. Бабушки, тогда еще молоденькие, его побаивались, так как он был «здоровый». Когда заговорили об аресте, одна из бабушек сказала: «Да кто его арестует…».
В этом списке мы видим также много известных старообрядческих фамилий. Фабриканты Руновы были главными попечителями строящихся старообрядческих храмов в деревнях Новая и Барская Дубрава (Церковь. Журнал. №25. С. 798. 1908 г. и №28. с. 869. 1909 г.).
Отец и брат Георгия Семеновича на момент ареста уже были «сосланы в концлагерь».
Для самого Георгия Семеновича Рунова мучения не ограничились 5-летним заключением. 27 августа 1937 года он был снова арестован и по обвинению в «принадлежности к контрреволюционной группировке сектантов-старообрядцев, занимавшейся контрреволюционной деятельностью», был расстрелян 27 сентября 1937 года.
Рунов Георгий Семенович (1895, Москва — 1937.09.27, Москва, † Бутово) русский, образование среднее, б/п, Володарский жилсоюз Пролетарского р-на Москвы: гл. бухгалтер, житель: г. Москва, ул. Володарского, д. 24, кв. 2. Арест: 1937.08.27. Осужд. 1937.09.26 тройка при УНКВД по Московской обл. Обв. в принадлежности к контрреволюционной группировке сектантов-старообрядцев, занимавшейся контрреволюционной деятельностью Расстр. 1937.09.27. Место расстрела: Москва Реаб. 1958.02.03 (Москва, расстрельные списки — Бутовский полигон).
В списках расстрелянных на полигоне в Бутово также есть, по всей вероятности, брат Георгия Семеновича — Рунов Владимир Семенович (1902, Москва — 1938.02.28, Москва, † Бутово). Расстр. 1938.02.28. Место расстрела: Москва, Бутово (Москва, расстрельные списки — Бутовский полигон).
Братья Сергеевы
Стараниями отца Константина Васильевича и Василия Васильевича Сергеевых (арестованных с Иваном Исаевым) и его братьев — Федора, Кирилла и Викулы — в 1911 году в селе Поречье была построена одна из самых красивых в Калужской губернии старообрядческих церквей в стиле неоклассицизма (Михаил Панкратов. Старообрядцы села Поречье, Калужской области).
Константин Васильевич Сергеев, арестованный вместе с Иваном Исаевым, был расстрелян 2 марта 1931 года.
Среди расстрелянных по этому делу значится также Сергей Васильевич Чугунов — сын крупного торговца из Рязанской области, бывший офицер.
Остоженская и Замоскворецкая старообрядческие общины
Известно, что у знаменитого купца, начетчика и писателя Михаила Ивановича Бриллиантова был сын Александр. Правда, дата его рождения, указанная в следственном деле Михаила Ивановича, не совсем совпадает с датой рождения Александра Михайловича Бриллиантова, осужденного по делу № 23485 вместе с Иваном Исаевым. К сожалению, фото Александра Михайловича в деле также отсутствовало, поэтому сравнить фамильные черты нам не с чем.
Тем не менее, эти известные фамилии присутствуют здесь не случайно. Возможно, все арестованные, за исключением разве что Жафара Садекова, могли быть членами Остоженской старообрядческой общины. В журнале Церковь за 1910 год есть упоминание об избрании о. Ферапонта Лазарева диаконом старообрядческой остоженской общины города Москвы. Председателем общины был П.П. Рябушинский, служащим которого значится осужденный А.М. Лукин.
Отец Ферапонт родился в 1879 году в селе Теликовка Самарской губернии в крестьянской семье. Рукоположен был епископом Арсением (Швецовым) Уральским в сан диакона 30.03.1908 года к Успенскому храму города Царицына. В 1910 году переводится в Москву, и с 1914 по 1918 год служит в Москве на Остоженке.
С 1918 по 1923 год отец Ферапонт служит в Саратове, деревне Калагреевке, с 1923 года — в Астрахани, и с 1927 года до времени ареста — снова в Москве, в Замоскворецкой старообрядческой общине. Расстрелян 2 марта 1931 года.
Виктор Боченков в статье «Священнослужители Церкви Христовой, погибшие в ходе репрессий с 1918 по 1940-е гг.», ссылаясь на книгу Г.А Мариничевой «История Рогожского поселка — центра старообрядчества. М., 2004. С.64, 66-68) приводит следующие воспоминания:
«Сыновья диакона Михаил и Василий Лазаревы — знатоки старообрядческого пения. Вернувшись с фронта по окончании Великой Отечественной войны, они пели в хоре Покровского кафедрального собора на Рогожском кладбище». М.Ф.Лазарев, «обладая исключительно большим голосом, в хоре…никогда не выделялся — значит, был хорошим хористом. Но если ему приходилось исполнять сольные песнопения, здесь он поражал всех и силой, и красотой своего голоса, умением им владеть в самых различных нюансах пения: и там, где требовалась мощь и торжественность, и там, где нужно было проявить самые мягкие, самые нежные оттенки голосовых звучаний». (Путь Русской Голгофы. М., 2013. С 371-372).
Также известно, что у о. Ферапонта Лазарева осталась дочь, которая тоже была певчей на Рогожском. О. Александр Панкратов в комментарии под статьей, в которой упоминались расстрелянные о. Ферапонт и К.В.Сергеев, вспоминает, что в конце 1980-х — начале 1990-х она ещё «вовсю пела и читала на правом клиросе, отличалась сильным, высоким голосом, правда, уже «дребезжавшим» от старости. Весьма часто ей давали сказывать (объявлять) стихеры, особенно хвалитные на утрени».
Покровский храм Остоженской общины был закрыт 15 октября 1932 года. На официальном сайте РПСЦ опубликованы следующие сведения: «С 1966 года внутри храма помещался Всесоюзный научно-исследовательский биотехнический институт (ВНИИ «Биотехника») Главного управления микробиологической промышленности при Совете министров СССР.
Глава храма и главка открытой «псковской» звонницы были сломаны, а колокола исчезли, сделано несколько пристроек, внутренность полностью переделана, отгорожены этажи. На улице сохранились ограда и чугунная решетка, в каменных столбиках ограды — остатки цветных изразцов. Внешний вид был запущенный, давно не было ремонта. На государственной охране здание не числилось, хотя представляет собою редкий образец церковной постройки стиля модерн «в древнерусском духе».
Покровский старообрядческий храм Замоскворецкой общины, в котором вплоть до самого ареста служил о. Ферапонт, закрыли в 1932 году. Сначала здесь находилось отделение Осоавиахима, а с 70-х годов в здании разместился ОРС Метростроя. В 1990 году администрация передала храм Покрова Богородицы на Новокузнецкой улице общине РДЦ.
«Не исправление, а истребление»
Для Ивана Никифоровича Исаева, так же как и для Георгия Рунова, заключение в лагере было лишь ступенью пути на Голгофу.
После досрочного освобождения в 1934 году, Иван Никифорович устроился работать помощником уполномоченного отдела общего снабжения Дмитлага. 29 ноября 1937 года он был снова арестован. Иван Никифорович был единственным кормильцем в семье, и после осуждения и родители и жена Ивана — Анастасия Федоровна, 29 лет (1908 г.р.), оказались в очень трудном положении.
В следственном деле сохранилось письмо от 8 июля 1940 года, в котором «отец и жена приносят жалобы, в которых просят пересмотра дела Ивана Никифоровича в порядке надзора, ввиду того, что он является единственным кормильцем в семье». Помощником прокурора Шеркаловой и прокурором УКТЛ и КТЛ УНКВД МО Минским наложена резолюция: Отказать.
Следователи обвинили Ивана Никифоровича в закупке партии испорченных консервов и, несмотря на то, что он выполнял прямые указания своего начальника Гехтмана и начальник произвел пробы присланных образцов, следствие, даже не проведя очной ставки, осудило исключительно только Ивана Никифоровича. Возможно, дело решили показания свидетелей П.И. Панькова и М.С. Клейтмана, донесших, что Иван Никифорович как-то говорил, что: «исправительно-трудовая политика ставит своей задачей не исправление, а истребление людей…».
Вот выписки из протокола допроса Ивана Никифоровича:
Вопрос: До какого года вы являлись компаньоном своего отца в эксплуатации текстильной фабрики?
Ответ: Я компаньоном в эксплуатации текстильной фабрики не был. Отец арендовал фабрику с 1922 по 1927 год. В это период я жил вместе с отцом и выполнял его поручения.
Вопрос: Укажите количество рабочих на фабрике отца в дореволюционный период.
Ответ: В дореволюционный период число рабочих на фабрике отца я не помню, но примерно четыреста человек. В 1927 году число рабочих на фабрике отца доходило до 100-110 человек.
Вопрос: Вы среди заключенных ББК систематически проводили контрреволюционную пропаганду, как-то, в контрреволюционном духе истолковывали исправительно-трудовую политику, распространяли пораженческие настроения и клевету на коммунистическое движение. Дайте по этому подробные показания.
Ответ: Я никогда и нигде никакой контрреволюционной агитацией и разговорами не занимался и в мыслях никогда не имел.
Вопрос: Вы, являясь на работе по вольному найму в Дмитлаге, не прекратили контрреволюционных действий, вы, работая заготовителем, закупили около десяти тысяч банок фруктовых консервов, зная, что эти консервы были негодные к употреблению. Вам известно, что эти консервы уничтожены. Дайте по этому факту показания.
Ответ: На основании распоряжения начальника ПОС Гехтмана, после соответствующей им пробы присланных образцов консервов в отделе общего снабжения, последний дал распоряжение закупить десять тысяч банок по цене 1 рубль за банку. При покупке консервов в Главконсерве мне заявили, что консервы вполне пригодные в пищу и такого же качества, как были закуплены».
3 декабря 1937 года (то есть через 4 дня после ареста!) было подписано постановление Тройки при Управлении НКВД СССР по МО о расстреле Ивана Никифоровича Исаева, и 8 декабря 1937 года он был расстрелян на бутовском полигоне НКВД.
Помощник прокурора Шеркалова и прокурор Минский в 1940 году, в ответ на запрос родственников, цинично подписали отказ пересмотра дела уже убитого 3 года назад человека и не потрудились сообщить семье Ивана Никифоровича правду. Годы шли, и родные жили надеждой на возвращение сына, брата, мужа и главного кормильца семьи.
Большая благодарность за помощь в подготовке цикла статей: родным и близким репрессированных богородцев и жителям села: Е.Л. Исаевой (+1990), Е.А. Исаеву, М.А. Исаеву (+2013), А.И. Исаеву, С.В.Мозалеву, А.Н.Пименовой, Е.Поляковой, О.Бичаговой, Н.Н.Мерзликиной, Е.Евтеевой, Н. Калинину, краеведам М.Е. Рыбину, Евгению Голоднову, сотрудникам Государственного Архива Российской Федерации, а также Глебу Чистякову, Олегу Хохлову и Мелитине Макаровской.
Продолжение следует.
Комментариев пока нет