Алексей Белас: «Получилось охватить пласт совершенно неизвестной культуры»

Старообрядчество в течение уже нескольких веков является одним из хранителей русской народной культуры. Благодаря староверам мы имеем сегодня возможность видеть бережно сохраненные старинные иконы, книги, предметы народного быта и фольклора. Сегодня мы публикуем интервью с собирателем и знатоком народных традиций юго-западных регионов Руси, старообрядцем из г. Новозыбкова Брянской области Алексеем Беласом.

Алексей, какова сфера Ваших собирательских и научных интересов?

Не первый год я занимаюсь исследованием и коллекционированием старинных рушников. Помимо этого я интересуюсь ручным ткачеством, вышивкой и старинной одеждой, в первую очередь женскими рубахами. Если говорить о регионе, то прежде всего — это Брянская область, районы, где сохранилась архаика.

Этот регион интересен еще и тем, что здесь соединяются культуры трех славянских народов: русских, украинцев и белорусов. В произведениях искусства, местном фольклоре есть влияние всех трех традиций, и это очень необычно и интересно. Есть рушники со специфически белорусскими узорами, есть типично украинские, а есть и такие, где виден синтез этих культур.

А какие есть особенности в этих орнаментах?

Конечно, орнамент орнаменту рознь. Отличаются не только северные или южные орнаменты, но и орнаменты разных районов одной местности, а порой и деревень. Вроде бы рядом две деревни, но в них две отличительные традиции ткачества. Например, еловская — красно-белая и верещагская — чёрно-красно-белая. Иногда даже узоры имеют разные наименования. В одной узор называется «самовары», а в Еловке то же самое называли «погонами и самоварами».

Вроде бы один орнамент, но уже другое название. А бывает и так, что две деревни не признают рушники друг друга. Вплоть до полного отрицания, обвинения в нарушении «традиций». Можно даже сказать, что по орнаментам можно определить старинные границы деревень и районов.

Чтобы правильно «читать» и распознавать орнаменты, нужно знать их семантику, которая, между прочим, уходит своими корнями в очень древние времена, в том числе и языческие. Среди узоров, например, есть такой известный символ, как «лапа Велеса», или так называемые «колёсья в погонах». А на этом рушнике видно, что из «лапы» росты пошли. Такой узор встречается в северных рушниках, но и у нас он тоже есть, но изменённый, можно сказать обработанный. Еще популярен орнамент гусиной лапы. Встречал я в нашей местности и натуральный солнцеворот — «свастику».  

Через мои руки прошли сотни и тысячи рушников, большинство приходится продавать, оставляю лишь имеющие особую историческую и научную ценность. Сейчас в моей коллекции около 150 единиц рушников. В этом году предполагаю провести свою выставку в Москве. Дату и место уточню позже.

Что можно сказать о ткачестве как направлении в народном искусстве, не умерло ли оно совсем, превратившись в музейную редкость?

До музейной редкости рушники еще не дожили. К тому же я сам тку, поэтому если будут заказы, могу исполнить в любом стиле.

Тку на большом ткацком станке. У меня он достаточно старый, 1940-го года. Привезен из деревни, которой уже сегодня не существует на картах. Можно сказать, что станок стал памятной реликвией, символом этой старинной, умершей деревеньки. Так вот, навивается продольная основа, заправляется в ниты, потом в берды  (это, конечно, надо видеть), от великого навоя через ниты, берда и товар.

Буду делать небольшие рушники, чтоб они были доступны людям. У нас в регионе есть одна ткачиха, ей 84 года,  Анна Григорьевна Прищеп. Она меня и  учила этому старинному ремеслу. Ну и в Беларуси учился у некоторых ткачих, до чего-то сам доходил опытным методом. В таких деревнях как Еловко, Верещаги и соседних ткали очень много вплоть до 70-х годов XX века.  Потом поколения сменились, промышленность текстильная стала развиваться, что нанесло удар по народным ремёслам

Встречаются ли особые раритетные экземпляры?

Да, в моей коллекции таких немало. Имею право первого выбора. Есть, например, редкая рубаха второй половины XIX века, я ей дорожу, не стирал даже. Стараюсь, чтобы коллекция жила, а не была мертвым  музейным грузом. Даю некоторые вещи на фольклорные выступления.  Даю своему брату, который  выступает в Доме культуры, в фольклорном народный коллективе.

Многие знакомые мне люди говорят: «Если бы мы знали, что ты собираешь рушники, тебе бы отдали, мы много сожгли». Просто так выкидывают. К сожалению, молодежь этим не интересуется. Поколение бабушек умрёт, и ничего не останется. Поэтому я хочу максимально схватить, записать, сохранить…

Бывают и забавные случаи. Вот, например, история, как мы попали в деревню Елох, где нашли много интересных рушников. Мы ехали по делам в Красную Гору. Заезжаем в деревню Елох, а там идёт толпа, бабушки поют,  видимо, похороны. Я смотрю, что-то слишком быстро они идут. Оказалось, что не просто шли, а, как называется в этих местах, «переносили свечу». Это один из архаических моментов церковной жизни местных жителей.

Человек дает некий обет, на время которого ему дозволяется взять из церкви икону. Она неделю стоит у него дома, в это время перед ней молятся молебны, затем устраивается обед и икону торжественно переносят  назад в церковь. Так вот мы и  застали этот обряд. Одна бабуля от толпы откололась. Мы подошли и спросили у неё, не ткёт ли кто-либо рушники в деревне. Оказалось, это она и ткёт, эта 89-летняя бабулька.

И вдруг за нами бросилась другая бабка, стала кричать, обвинять нас в воровстве. Было стыдно по деревне идти, казалось, каждый из двора глядит на меня. Пришлось объяснить, показать документы, музейные удостоверения. Когда же разобралась, собрал всех бабушек по деревне, поговорили с ними.

Теперь же когда я звоню, что приеду, чтобы записывать песни, то эта самая бабушка муштрует их по два дня подряд, чтоб спели хорошо. Есть у них хорошие древние песни. Теперь я уже кроме ручников занимаюсь фольклором, записываю песни, разные обряды по ткачеству. То есть теперь получилось охватить пласт совершенно неизвестной  культуры, которая уходит на наших глазах.

Песни молодёжь не поёт, поют бабки. На Вознесение Христово у них есть праздник «стрела», может слышали? Это остатки язычества. Интересно посмотреть со стороны, как бабушки закапывают, хоронят стрелу Перуна, поют древние песни…  

Будете ли издавать книгу или каталог коллекции?

Каталог придётся издавать, потому что коллекция есть. Не хочется, чтоб это ушло и было забыто. В музее вещь висит мёртвая, пришёл-посмотрел. А хочется, чтоб люди этим пользовались. Это часть человека.

Что такое ручник? Помимо бытового использования, это народный символ дороги от земли на небо. Архаический ручник являет собой символическую просьбу женщины к Богу. Эта просьба идет по небесным ступеням, проходит путь, возвращается к женщине с тем, что та просила.   

Поддерживаю  отношения и с некоторыми сотрудниками  Ветковского музея в Беларуси. Я взялся проверить ту работу, которую делают они. Оказалось, что они из нашего региона перевозят в Беларусь рушники и выдают за их ветковские.  (Ветка – район современной Гомельской области, где в конце XVII – начале XVIII века существовали крупные старообрядческие поселения — прим. ред).  Я всё понимаю, и я за то, что вы собираете, но нужно в описании и атрибуции находки точно указывать местность происхождения, нельзя обманывать. Они перевозят наши книги и иконы и говорят, что это ветковская школа. А на самом деле, это уже другая школа, потому как писали в  Клинцах, в Новозыбкове писали. Нельзя так делать…