У старообрядцев на многострадальной Луганщине

Городище. Раньше я бывал здесь при каждом посещении Донбасса, а на сей раз колебался. Умер прежний настоятель храма о. Савелий, стал епископом Дальневосточным о.Патермуфий, который тоже здесь настоятельствовал. Кто сейчас — не знаю. Не хотелось нарываться на инцидент и портить впечатление об этом дорогом для меня месте. К тому же старообрядцы из соседнего Чернухино называли меня еретиком. Как-то некомфортно в таком статусе появляться здесь. На всякий случай взял с собой гражданскую одежду, чтобы меньше светиться.

С удовлетворением отметил, что поклонный крест при въезде в поселок уцелел.

С большой тревогой  въезжал в поселок, знакомый мне вот уже полстолетия. Я опасался, что местный деревянный старообрядческий храм претерпел серьезные разрушения. Его сияющие купола могли быть прекрасным ориентиром для обстрела артиллерией. Подумал:

Если увижу руины, сердце может не выдержать.

К счастью, храм не пострадал. Бросились в глаза новые роскошные въездные ворота (изготовлены они были до последних трагических событий).

Из калитки выкатывается коляска с сидящей в ней женщиной, ее двигает священник аскетического сложения с длинными волосами, белый, как лунь. Видя его прозрачность от сугубого поста, я подумал:

Не обломится ли от такого усердного воздержания, дотянет ли до Светлого Христова Воскресения?

И еще:

Вот сейчас подымется более-менее сильный ветер, и батюшку «аки листвие» понесет.

Познакомились, оказалось, что о.Владимир местный, родом из Стаханова. Меня давно знает, читал мои воспоминания, какие-то статьи, смотрел видеоматериалы. На моё желание пообщаться отреагировал так:

Было бы неправильно делать это в то время, как в храме читается великая павечерница.

При входе в храм на дверях текст грозного постановления Стоглава: «Иже не крестится двумя персты, яко же и Христос, да будет проклят». В храме умиротворяющая тишина, неторопливо звучит ручей молитв. О.Владимир с крылоса читает канон Богородице. Каждое его слово, раздающееся из алтаря и крылоса, слышится во всех уголках храма. После службы заявляет:

Я ничего не вкушаю после павечерницы, как положено по уставу, и Вас искушать не буду.

Ожидаю прихода батюшки. Трапезница предлагает квасу. Я мнусь — неудобно монаху «падать лицом в грязь», пасовать перед белым священником. Квас все-таки принимаю. Новое предложение — кусочки сушеной тыквы в сахаре («наши конфеты»). Потом орешки с мёдом. «Может быть, супчику и картошки с огурцами?» Стоп, дальше не надо, спешу расправиться с тыквой и орешками до прихода о.Владимира. Не успел. Батюшка добродушен и снисходителен. В нем чувствуется интеллигентность, даже некоторая аристократичность в манерах. Почему-то считает меня личным другом Патриарха Кирилла.

Ну что Вы, отче. Это, мягко говоря, преувеличение. На одной из последних встреч Патриарх меня даже пожурил: «Надо быть мудрее, отец Кирилл». — «Отче, я вижу, Вы человек непростой, расскажите, пожалуйста, о своём жизненном пути» — прошу я.

О.Владимир заметно стушевался, на его лице явственно отразилось внутреннее борение.

— «Вы назвали меня непростым человеком — для меня это слышать огорчительно, ибо я стремлюсь к простоте». Не спеша, пропуская каждое слово через сердце, он поведал о дивном промысле Божием в своей жизни. «Вот видите, разве могло это быть случайным?» — часто повторял он в процессе своего повествования. По настоятельной просьбе батюшки об этом я умолчу. Интересуюсь у него последними событиями. Вот что услышал:

Когда у нас начались тревожные события, мы стали служить ежедневно. Я просто боюсь остановить молитву, чтобы не вернулся кошмар последних недель. Как солдат сидит в окопе в любую погоду и бдительно следит за противником, так и я опасаюсь, что если ослабить молитву, то силы зла неожиданно атакуют.
 

Многие из нашего поселка уехали. Разрушено несколько домов, но не погиб ни один человек. Кто-то пошел к соседу, кто-то спустился в погреб, парень прошел прогуляться, а в это время в их дома попадают снаряды. Одна женщина вышла в другую половину своего дома. Раздался грохот, часть дома рухнула. Вдруг перед нею вырастает человек. Удивившись, она его спрашивает, как он здесь оказался, ведь двери дома были закрыты. Оказывается, что он вошел через разрушенную часть дома.
 

Над деревянным (!) храмом пролетали снаряды, но ни один из них не задел самого здания церкви. И это притом, что благодаря сияющим куполам он представлял собой прекрасную цель. Стены храма, однако, дрожали от разрывов. Я, совершая Литургию, усердно молился, чтобы успеть причаститься. Однажды во время обстрела одной прихожанке на руки упал образ преп. Иоанна Огородника. Образ вставили на место. Придя домой, эта женщина ужаснулась огромной воронке от разорвавшегося снаряда у себя на огороде, именно на огороде. Причем дом при этом остался цел. Так святой отплатил рабе Божией за её благоговейное отношение к его образу.
 

Городищенский храм многострадальный. Его несколько раз грабили.  В общей сложности утащили около 80-ти икон. Был такой случай: однажды во время службы (!) здоровый мужик схватил две иконы и ринулся вон из храма. Женщины ничего с ним не могли поделать. Одна из них упала, и убегавший вор протоптался по ней. Вскоре она умерла.
 

Два месяца в Городище стояла Национальная гвардия. Её подразделения занимали господствующие высоты вокруг. Об украинских гвардейцах местные жители ничего плохого не рассказывали — в Городище они вели себя спокойно. Хотя по соседству, в другом поселке, со стороны тех же подразделений были зверства. Многие в поселке болеют тяжелой формой гриппа. Недомогаю и я. Псаломщица вообще с воспалением легких. Особенность заболевания в том, что вылечившиеся от него снова вскоре заболевали. Есть подозрение на искусственно спровоцированную эпидемию.

Беседа приближается к полуночи, я начинаю ёрзать, зная, что в 3 часа ночи о.Владимиру предстоит начинать богослужение. «Вы отдыхайте, Вам трудно будет после дороги встать», — говорит он мне. Какой ни есть я монах, а подтягиваться надо. Пришлось заночевать, так как ополченец, сопровождавший нас, сказал, что нам надо возвращаться засветло, так как ночью могут нападать рассеянные после разгрома Дебальцевского котла группы «укров». Еще до выезда в Городище я напрягся и с робкой надеждой в голосе спросил:

— «А как насчет мин? Дорога к Городищу и сам поселок разминированы?» В ответ услышал:
— «Всякое бывает. Периодически в разных местах подрываются на минах животные, случается, что гибнут дети».

Вывод после долгого общения с о.Владимиром: добрейший души человек, тонкий, тактичный, любвеобильный. С одной стороны, кажется трогательно беззащитным, с другой — чувствуется в нем стержень и принципиальность. Всецело устремлен к молитве. Служит неспешно и благоговейно, в некоторых моментах службы чувствуется недостаток опыта, но это дело наживное. В ответ на призыв настоятеля приходить в храм на службы, бабушки так реагировали: «А если попадем под бомбы?». А он им:

А если бомба настигнет вас в подвале? Если в храме — тогда в рай, а если в подвале?

Приезжавшие из Москвы люди говорили батюшке: «Ты только молись, а мы всем необходимым тебя обеспечим». Много задавал мне вопросов о моем видении ситуации в Донбассе, о перспективах её развития, интересовался жизнью в России. Получилось так, что за несколько десятков часов общения с самыми разными людьми в Донбассе больше всего довелось поговорить с о.Владимиром. И это при таких долгих службах у него на приходе, при таком строгом его воздержании и проблемами со здоровьем. Поразительно: не спит, почти ничего не ест и — бодрый. Уверен почти на 100 процентов: в том, что храм уцелел и то, что в поселке никто не погиб — огромная заслуга настоятеля местного храма. По возвращению в Москву скажу своим:

Вот мы считаем себя одними из самых-самых, но должен вам сказать, что Городищенскому старообрядческому приходу мы в подметки не годимся, настолько их ревность превышает нашу.

Когда я видел светящегося, быстро перемещающегося по пространству о.Владимира, опять стало неловко за свой заметно выступающий живот. Наши прихожане меня утешают: «Да это у вас из-за проблем с сердцем» и пр. Тяжело вздыхая, я охотно соглашаюсь, но в то же время знаю, что от лишнего пирожка с капустой не откажусь. Хотелось обнять отца Владимира и сказать:

Пастырь добрый, досточтимый авва, уважаем и любим тебя, преклоняемся пред твоим молитвенным подвигом, но в полном объеме ему последовать не сможем (99% старообрядческого духовенства и 99 и 9 сотых процента новообрядческого). Лично я в следующую ночь, когда ты будешь опять бодрствовать, творить множество земных поклонов, честно планирую один поклон «во всю кровать».
 

Мегаобъемы глубоких молитвословий, которые ты с небольшой группой поддержки будешь усердно воссылать к Всевышнему, не коснутся моего сердца, пройдут мимо лежащего на одре немощи и лености с трещащими по швам после перенесенного напряжения артериями и венами на больных ногах, а тебя закалят еще в большей степени. И будет глупо с моей стороны при возможной следующей нашей встрече изображать из себя «ученого инока», свободно рассуждающего по широкому спектру тем как богословского, так и общественно-политического плана. Это будет неубедительно и неадекватно. Твой опыт молитвенного созерцания, благоговейного предстояния перед Творцом затмит и посрамит наработанный мною потенциал умственного рационального познания.

…В начале четвертого я уже стою при входе в храм. Заканчивается полунощница, начинается утреня. Во время двупсалмия о.Владимир кадит храм, лихо занося кадило на третий крестообразный взмах. Подумал: «Делая так, я бы давно рассыпал угольки и ладан». Кстати, не чудо ли: заканчиваются в храме ладан, свещи и календари, и вдруг в самый критический момент все это поступает в изобилии. Реально исполняются слова Спасителя: «Ищите прежде Царствия Божия и правды его, и все остальное приложится вам». Так было и по окончании службы: только она закончилась, а во дворе храма уже разгрузили большую партию досок.

…Проникновенно, особой погласицей читаются эксапсалмы. Иногда проскальзывают плаксивые нотки. Возникло даже опасение, как бы чтица не разрыдалась. Легкой пушинкой настоятель творит многочисленные метания и земные поклоны, иногда даже зашкаливая за норму, предписанную уставом. Промелькнула шальная мысль: «А почему не я здесь служу, в этом одном из самых любимых и дорогих для меня храмов? Ведь я уже полвека связан с Городищем». После кафизм наступила пауза. О.Владимир объясняет:

Сейчас должен начаться канон, псаломщица сама не справится, вот-вот должны подойти певцы. Вы либо посидите, либо пойдите отдохнуть.

Вываливаюсь из храма, вокруг еще темнота. На добрый час «вырубаюсь» на скромном одре. Раздается краткий трезвон. Вскакиваю и опрометью спешу в храм. Читают первый час, также «с чувством, толком, расстановкой». Подумал:

При таком качественном, неторопливом и осмысленном чтении и пении должны умолкнуть голоса людей, выступающих за перевод наших богослужебных текстов на более понятный язык.

Закончилась служба к 12 часам. Проповедь о святом дня и интересный рассказ о том, как вымолили дождь. Суть была в том, что из-за долгого отсутствия дождя наметили служить молебен пророку Илие. На это же время в Городище было намечено собрание актива всего района для рассмотрения текущих вопросов. О.Владимира просили провести экскурсию по храму. Из-за молебна он не дал согласия, но все-таки вышел к ним из храма во время молебна. Спрашивают его:

— Ну что, будет дождь в 13:00?  О.Владимир:
— Бог не связан временем, мы не можем Ему диктовать.

Ровно в 13.00 пошел дождь — небольшой и всего лишь на полчаса. В это время батюшка был в районе Брянки и Стаханова, там не было ни капли, только над Городищем. Решил еще раз служить молебен, и пошел обильный дождь! Самым печальным для пастыря было то, что никто из новых людей не пришел в храм благодарить Бога за эту милость. Как и за то, что никто не погиб, тоже почти никто из них не пришел в храм.

Придя из храма, от усталости бездыханно рухнул на постельный одр. Старец же был неутомим: после службы у него было долгое общение с прихожанкой из Чернухино, затем он кого-то «исправлял» (т.е. причащал на дому). За обедом я «уплетал за обе щеки», он же почерпнул 3–4 ложки первого блюда и «затормозился». Заговорил с ним о том, как он понимает концепцию своего пастырского служения, конкретно в его миссионерском аспекте.

Он:

Я стараюсь исполнять все как положено и реагирую на приходящих ко мне с вопросами. Специально кого-то переубеждать — думаю, что это напрасный труд. Человек с помощью Божией должен сам прийти. Разговорами его вряд ли убедишь.

Я:

У меня несколько иное мнение. Я бы, если уж не в первый день своего пребывания на приходе, то на второй или третий день точно со всеми бы перезнакомился, узнал бы об окружающем контексте вдоль и поперек. Похвалил бы настоятеля соседнего храма (в с. Малоивановка) за установку массивного, строго восьмиконечного креста, возвышающегося над куполом восстановленной колокольни. Одновременно пожурил бы его за отсутствие до сих пор в храме баптистерия для погружательного крещения взрослых. Нагрянул бы с поздравлениями по случаю дня ангела к другому соседу, настоятелю новопостроенной Казанской церкви г.Зоринска, вручил бы собравшимся на торжество его собратьям «Правила благочестивого поведения в храме». Пригласил бы сотрудников Учебно-просветительского центра из г.Алчевска в свой храм на экскурсию, рассказав при этом о трагических событиях середины ХVII века и т.д.

Ну что ж, каждому своё. Я при всей своей любви к уставным службам и способностью мобилизоваться на долгую службу, будучи у о.Владимира, уже бы на следующий день запросил пощады и утек бы под благовидным предлогом. На обратном пути прошу водителя дать мне кофту и темные очки, а он разводит руками. Я ему: «Ну что же получается? Я просил делать контрольный осмотр вещей перед отъездом, а Вы этого опять не сделали. Я вот столько часов был на службе и общался, а Вы в основном отдыхали и прогуливались, неужели было трудно собрать все вещи?» Водитель предлагает вернуться обратно. Я, устало вздохнув, говорю ему в ответ: «Ну, нет, уж как-нибудь в другой раз».

О.Владимир еще и года нет, как настоятель. Его матушка говорила: «Жаль, что мы не были приобщены с детства к древнему благочестию, как местные». Несмотря на то, что у неё действует только одна рука, она делает прекрасные гербарии из засушенных цветов. Один из них она подарила мне.

Обычно, общаясь с людьми, в зависимости от их интеллектуального и культурного уровня, я настраиваюсь на соответствующую волну. На самом примитивном уровне — общение на уровне междометий. Есть еще упрощенный уровень и средний. Беседуя с о.Владимиром, я настроился на самый высокий штиль.

Посетил в Городище Покровскую часовню. Когда-то на этом месте была деревянная Покровская церковь, она была древней Успенской. Я еще ее застал в 70-е и 80-е годы. Потом ее подожгли. Не сохранились и плиты на могилах казаков-старообрядцев («бандиты утащили»). Старушка из соседнего дома, завидев меня, посетовала, что в часовне долго не было служб со священником, и что территория вокруг запущена. «А при Пете (Патермуфии) было по-другому. Некоторые его ругают, а он столько сделал! Вот передайте там, кому надо». Интересуюсь у нее, как она пережила войну: «Трубу повредило и стекла повылетали».

Наблюдая местных старообрядцев за богослужением и в быту, наверное, я был похож на архидиакона Павла Алеппского — сына Антиохийского Патриарха Макария. О.Павел побывал с отцом в России и оставил записки, преисполненные восхищения и изумления по поводу благочестия русских людей того времени.