Николай Досталь: Власть не усвоила уроков XX века. Мы наступаем на те же грабли

В Ельцин Центре, в рамках проекта журналиста Валерия Выжутовича «Другой разговор», состоялась творческая встреча с режиссером Николаем Досталем, автором широко известных фильмов «Облако-рай», «Штрафбат», «Завещание Ленина», «Раскол», «Монах и бес» и других. Общение началось с просмотра одной из частей многосерийного фильма «Россия. ХХ век. Взгляд на власть», в котором Досталь, опираясь на архивные документы и общеизвестные факты, обвиняет советских вождей в бесчеловечном отношении к своему народу. Таким образом, встреча сразу приобрела отчетливое политическое звучание. Вашему вниманию — ответы Николая Досталя на вопросы ведущего и аудитории.

***

«Не было бы раскола, может, и РПЦ была другой — сдержанней, умеренней»
 

Когда я сейчас смотрел на экран, были мысли, что эту картину надо показывать в школах — старшеклассникам, которые не знают своей истории, не знают прошлого. Когда Путин недавно проводил заседание Совета по правам человека, Николай Сванидзе приводил цифры, которые говорят, что школьники вообще не знают, что такое «репрессии» и что они были, что такое «сталинизм». Кто-то не знает, кто у нас был первым космонавтом, думают, что первыми в космос полетели американцы и так далее. Поэтому нужна обильная просветительская работа. И этот фильм помог бы просветить наших детей, внуков — что же было в XX веке?
 

Это абсурд. Грустно, очень грустно. Афганистан — это уж совсем неправильная война, абсолютно. Воинам-афганцам поклон и память за то, что они, так сказать, беспрекословно выполняли приказы своего командования. Но само командование надо просто судить за то, что погибло столько людей. Восемь человек собрались в Политбюро и решили: надо помочь Афганистану, введем туда войска. Ну и чем все это кончилось?

Александр Солженицын говорил, что, если бы не было XVII века, скорее всего, не было бы 17-го года. Он считал, что мощная трещина раскола, которая пролегла в России в XVII веке между старообрядцами и никонианами, дошла и до 1917 года, и до наших дней.  

Вообще, этот век называли бунташным: был медный бунт, восстание Степана Разина, Соляной бунт и, главное, раскол православной церкви. А что знает об этом веке широкий читатель, зритель? У нас ведь так: Иван Грозный, Борис Годунов, потом сразу Петр 1 и дальше до Николая II. Между тем в XVII веке было многое сделано для укрепления российского государства, при царе Алексее Михайловиче, отце Петра I, Украина была присоединена к России. И все это — в тени. Протопоп Аввакум и боярыня Морозова считаются сектантами. Никакие они не сектанты, глубоко верующие люди, но старообрядцы. Протестовали против новин, которые каленым железом вводил Никон. Аввакума за неповиновение новым канонам в конце концов сожгли на костре.  

«Камни прошлого — это ступни прошлого». Пока мы эти камушки не изучим, нет нам дороги к светлому будущему. Историю надо знать. Знание своей истории — это и есть скрепа. Поэтому нам и хотелось сделать этот фильм.
 

На картине Сурикова Морозова не сказать что старая карга, но что-то около этого. На самом деле она была красивой, привлекательной женщиной. Поэтому я, наоборот, не хотел, чтобы в «Расколе» были какие-то ассоциации с картиной Сурикова, у меня Морозову играет замечательная актриса Юлия Мельникова. Я старался, чтобы наша боярыня Морозова была интересной, статной женщиной, и мне кажется, у нас получилось.

Вообще, я хорошо погрузился в историю старообрядчества, часто бывал на Рогожской заставе (старообрядческий центр Москвы — прим. ред.), и их митрополит Корнилий благодарен мне за то, что я рассказал народу, кто такой Аввакум. Даже было лестно, что после этого на Рогожскую заставу к митрополиту Корнилию приехал Путин. До него там не был ни один глава советского и российского государства.

А в Троице-Сергиевой лавре стали факультативно преподавать историю старообрядчества, обратили внимание на них. По сравнению с РПЦ они, мне кажется, туда (показывает пальцем наверх — прим. ред.) поближе: никто не пьет, не курит, все худые. Не то что… Не было бы раскола, может, и РПЦ была другой — сдержанней, умеренней.
 

Тот же Солженицын все время об этом говорил: что не покаялась, что должна покаяться. Думаю, сейчас может идти речь не о покаянии, а об осмыслении того, что было. Сейчас осмысление важнее покаяния.
 

«Сегодня «Штрафбат» на больших, федеральных телеканалах не вышел бы»
 

Наверное, срабатывает преемственность, «честь мундира»: это наши предшественники, наши прадеды, наши отцы, разве они могут быть преступниками? Внук Молотова, депутат Госдумы [Вячеслав Никонов] постоянно ставит под сомнение секретные протоколы [пакта Молотова-Риббентропа]. Ну как так можно? Мы своими глазами видели эту карту, когда делали фильм «Россия. ХХ век. Взгляд на власть». Нам с большим трудом удалось достать ее с помощью соратника Горбачева [Александра] Яковлева. Благодаря его вмешательству нам дали эту карту, а на ней рукой Сталина проведена линия раздела Европы и подпись: И. Сталин. Вот, настоящий документ истории, а внук Молотова говорит, что с протоколами что-то не так.

Поэтому и не была осуждена верхушка КПСС, которая подписывала расстрельные списки — Сталин, Молотов, Хрущев, Каганович. А еще потому, что, вообще-то, ее поддерживали и рядовые коммунисты, все мы за нее голосовали. Вы спрашивали о скрепах. В советское время была одна большая скрепа — КПСС, за нее все и держались.

Вообще, я не очень понимаю, что такое «скрепы». Как это — скрепа патриотизма? Я считаю, что патриотизм — дело интимное, как любовь к отцу, матери, к крылечку, дому, городу, где ты родился, вырос. Это чувство идет как бы с генетического уровня, само собой. Мы же не выходим на Красную площадь и не кричим: я люблю свою мать! Зачем же кричать «я люблю Россию»? Как же не любить, если ты здесь рос, учился, женился и так далее.

Когда слово «патриотизм» употребляют по всякому поводу, его девальвируют. Как и слово «демократия», которое уже затрепали. И тот, кто много говорит о «духовных скрепах», тоже делает ошибку. Меньше говорите, честно излагайте историю, воспитывайте так, чтобы жить не по лжи, чище, осмысливайте и скорбите. Я вспоминаю Виктора Астафьева, который говорил, что войну мы выиграли бездарно, мясом миллионов погибших, и называл День Победы не праздничным, а скорбным, днем траура по погибшим, считал, что в этот день нужно не радоваться, а помнить и скорбеть. Почитайте его роман «Прокляты и убиты», это большая работа о войне. Он вообще великий писатель.
 

Я тоже удивлен тому, что он сказал. Он еще хуже сказал, он сказал: даже если это миф, не трогайте, это святое. Что не трогать? Миф не трогать? Что святое? Но ведь от этого героизм советских людей, солдат не становится меньше. Сколько еще было героических битв и поступков. Очень странная политика Мединского и Военно-исторического общества, которое он возглавляет. Я ее не понимаю.
 

Да, Мединский в свое время говорил, что фильм очень талантливый и актеры тоже, но все неправда. И я даже написал в «Российскую газету» открытое письмо к нему, был у нас такой «закадровый» диалог.

А дело было так. Прочитал я сценарий нашего знаменитого драматурга Эдуарда Володарского и говорю ему: «Эдик, у тебя там столько несоответствий с уставом! Очень много. Например: офицеры должны быть отдельно от уголовников, командовать может только не разжалованный и так далее». Но он мне возразил: гладко было на бумаге, да забыли про овраги, потому что, когда «все на фронт! ни шагу назад!», когда штрафбаты только появлялись, было столько отклонений от устава.

А когда фильм был готов, мы показали его одному бывшему штрафнику, замечательному писателю, журналисту (его уже нет в живых), и он сказал: «Да, кое-что у вас не по уставу, за что-то вас будут пинать, но вы, исказив частности, не соврали в главном — что штрафники несли свои кирпичики в огромный фундамент под названием «Победа»». И это было для нас самой главной оценкой. Потому-то мне этот фильм близок и дорог. 

В основном штрафники, конечно, гибли. Ведь что такое разведка боем? Минное поле, они идут и взрываются, а уже за ними идут регулярные войска. Если вы помните, в конце «Штрафбата» мы дали список — сколько было рот, батальонов. Это было «пушечное мясо».
 

На каких-то кабельных каналах он шел, а на больших, федеральных, думаю, что не вышел бы.
 

«Раскол» — в связи с украинскими событиями — тем более могут не показать. Хотя в 2020 году будет 400 лет со дня рождения протопопа Аввакума, и уже есть оргкомитет по празднованию этой даты на государственном уровне. Надеюсь, может, тогда «Раскол» покажут по федеральному каналу.

Есть там такая сцена: когда царю Алексею Михайловичу говорят, что с Украиной что-то нехорошо, он вспоминает своего шута Ваньку. «Часто его вспоминаю. Говорил же мне Ванька: не бери Украину, в нужный момент подведет, как фальшивая монета». Это не выдумка, мы нашли, что Алексей Михайлович однажды такое сказал. Так что на Украине этот фильм сейчас тоже, наверное, не покажут.

Что касается «Завещания Ленина», то это еще одна моя просветительская картина (снятая по биографии и «Колымским рассказам» Варлама Шаламова — прим. ред.). Варлама Тихоновича мало читали и знали, он всегда был в тени Александра Исаевича Солженицына. А я считаю его более сильным — как писателя, как поэта. Шаламов — настоящий большой писатель. Уже потом я узнал, что Солженицын предлагал ему вместе писать «Архипелаг ГУЛАГ», он понимал, что лагерный опыт Шаламова несравним [с менее тяжелым опытом Солженицына]. Но тот был волком-одиночкой, отказался, работал один и оставил в нашей литературе большой след. Я рад, что мне удалось снять о нем «Завещание Ленина». Потом мне говорили, что после показа сериала его произведения стали брать в библиотеках, читать школах. Это здорово.

Кстати, в этом фильме Шаламов читает начало своего стихотворения «Аввакум в Пустозерске»:

Не в бревнах, а в ребрах
Церковь моя.
В усмешке недоброй
Лицо бытия.

Когда я прочитал все это стихотворение, сразу решил почитать что-то про Аввакума и понял, как «рифмуются» обе биографии: Шаламов — 15 лет на Колыме, Аввакум — 15 лет в яме, тот выжил, этот был сожжен. Так я перешел к работе над «Расколом», стихотворение Шаламова подтолкнуло меня к нему.
 

«Мой опыт пессимистичен, но моя вера оптимистична»
 

Не многое, а все зависит от родителей. На школу надеяться нельзя. Воспитывает не двор, не школа, а родители. А начинать надо уже с 3-4 лет: обучать красоте, читать. Сейчас, когда у меня два сына и двое внуков, я уверен в этом на 100%. К сожалению, сейчас никто не читает. Я сам-то не так много читал, начал поздно, а уж дети, внуки вообще не читают. Это стыд, стыд.

Однажды я сказал, считаю, правильно, что России повезло с народом, люди все талантливые, но при этом полная непруха с властью: вроде бы прошел огонь и воду, а о медные трубы, кого ни возьми, спотыкаются. Власть очаровывает, и начинают работать не на народ, а на себя, на свою семью. И сейчас с властью не очень хорошо. Она не усвоила уроков XX века. И в результате мы наступаем на те же грабли. А следствие — раскол: между богатыми и бедными, между Москвой и провинцией, в уровне жизни, образования и всего прочего. Печально, очень печально. Власть должна брать на себя ответственность за этот раскол и стараться его нивелировать с нашей помощью. Но что мы можем? Мало что можем.

Мне сложно сказать, какая у всех нас перспектива. Мой опыт пессимистичен, но моя вера оптимистична. А когда произойдут радикальные изменения? Может, нескоро, не в моей жизни, но в вашей. Надо надеяться. Россия такая живучая держава, думаю, не пропадем. Хотя тех, кто уезжают отсюда, я не осуждаю. Если есть возможность выбора — учитесь там, работайте там, все равно к концу жизни вернетесь, мне так кажется.

Лично у меня запасной родины нет, второго гражданства тоже нет, куда деться, надо жить и работать здесь по-честному. Все-таки я не думаю, что мои усилия напрасны. Если хоть у нескольких человек что-то екнуло, шелохнулось… Надо просто делать свое дело, а там уж будь что будет.

—————————

Материал подготовил Александр Задорожный при участии Юрия Гребенщикова.
Источник: znak.com