Савва Морозов — личность в истории российского предпринимательства сколь легендарная, столь и трагическая. Вряд ли в истории русского предпринимательства есть фигура более противоречивая и трагическая, чем Савва Тимофеевич Морозов (1862–1905). И, если вдуматься, более современная.
Он учился за границей, вернулся, чтобы продолжить семейное дело, в которое старался внедрить то, что успел освоить на Западе. А еще он считал, что в России богатеть легко, а жить трудно. Разве сейчас, больше чем через 100 лет после его смерти, это не так?
Савва Тимофеевич Морозов прожил всего 43 года. Он ворочал миллионами и ходил в стоптанных туфлях, доставлял на собственную фабрику революционные прокламации и строил здание МХАТа в Камергерском переулке в Москве, был известен как человек волевой, решительный и… увлекающийся, да еще со странностями. И погиб он при таких обстоятельствах, которые до сих пор толкуются по-разному.
Савва-Первый
Родоначальником, пожалуй, самой известной в России династии промышленников и меценатов был крепостной крестьянин села Зуево Богородского уезда Московской губернии Савва Васильевич Морозов, родившийся в 1770 году в семье старообрядцев. Сначала он работал ткачом на небольшой шелковой фабрике, получая на хозяйских харчах по 5 руб. ассигнациями в год. В 1797-м он завел собственную мастерскую, процветанию которой очень способствовал московский пожар 1812 года, уничтоживший всю столичную ткацкую промышленность. В послевоенные годы в разоренной России ощущался громадный спрос на льняные и хлопчатобумажные изделия, на миткаль и ситец, и предприятие Морозовых стало быстро богатеть.
Сначала Савва-первый сам носил в Москву свои ткани, продавал их в дома именитых помещиков и обывателей. Потом дело расширилось и пошло настолько хорошо, что в 1820 году Савве удалось выкупиться у помещика Гаврила Рюмина на волю вместе с семьей за 17 000 руб. К этому времени на морозовском предприятии уже работали 40 человек. В 1830 году Морозов основал в Богородске красильню и отбельню, а также контору, в которой раздавал пряжу ткачам-надомникам и принимал готовую продукцию. Она и стала началом будущей Богородско-Глуховской хлопчатобумажной мануфактуры. В 1838 году на землях, выкупленных у того же Рюмина, была открыта одна из крупнейших в России по размерам Никольская механическая ткацкая фабрика.
В середине 40-х годов XIX века Савва-первый, доживший без малого до 100 лет, но не научившийся ни читать, ни писать, передал процветавшее дело младшему сыну Тимофею Морозову, который надежды отца в принципе вполне оправдал, но потом так и не смог оправиться после известной Морозовской стачки — двухнедельной забастовки рабочих Никольской мануфактуры в январе 1885 года. На суде над ее участниками, на котором Тимофей Морозов выступал как свидетель, он, разволновавшись в крайне агрессивной, недоброжелательной атмосфере от криков Изверг!, Кровосос!, споткнулся, упал и сильно разбил голову. Проболев месяц, Тимофей Морозов, настроение которого очень переменилось, решил продать Никольскую мануфактуру. На сохранении дела настояла супруга Мария Федоровна, и Тимофей отошел от дел, переписав все фабрики на жену. Сыновей же — Савву и Сергея — он счел тогда для этого еще слишком молодыми и неопытными.
Наёмный менеджер
Савва же Тимофеефич после окончания физмата Московского университета (диплом, однако, он так и не счел необходимым получить, потому что не собирался идти на государеву службу, но сдал все экзамены и был выпущен со званием действительный студент) отправился в Кембридж штудировать химию. Одновременно с работой над диссертацией он изучал организацию текстильного производства в Англии. Из-за болезни отца в 1887 году ему пришлось вернуться в Москву и принять управление делами.
Никольская мануфактура тогда уже полтора десятилетия была паевым предприятием (вплоть до 1918 года) и имела основной капитал в 5 млн руб. Формально все важные решения большинством голосов принимало собрание пайщиков (акционеров), но фактическими владельцами являлись сначала Тимофей Морозов, а потом Мария Федоровна, которая владела более 90% паев.
Участвовать в принятии решений мог каждый пайщик Никольской мануфактуры, владевший 10 и более паями: 10 паев приравнивались к 1 голосу, 25 — к 2, 70 — к 3, 75 — к 4, 100 — к 5. В перерывах между собраниями делами мануфактуры руководило правление, состоявшее из 7 директоров и избиравшее директора-распорядителя. Именно им и стал в 25 лет вернувшийся в Россию Савва Морозов. Фактически он был наемным менеджером с годовой зарплатой, как считают историки, в четверть миллиона рублей.
Он отличался поразительной трудоспособностью, неиссякаемой энергией и вникал в каждую мелочь. «Возбужденный, суетливый, — вспоминал один из инженеров Никольской мануфактуры, — он бегал вприпрыжку с этажа на этаж, пробовал прочность пряжи, засовывал руку в самую гущу шестеренок и вынимал ее оттуда невредимой, учил подростков, как надо присучивать оборванную нитку. Он знал здесь каждый винтик, каждое движение рычагов». Савва-второй обладал большой властью и часто сначала принимал решение и только потом ставил основного собственника — свою мать — перед фактом. Та была от этого не в восторге, но решительных мер не предпринимала — дела-то шли хорошо.
Возвращение Саввы Тимофеевича совпало с кризисом и обострением конкуренции в текстильной промышленности. Ему пришлось на ходу менять устаревшее оборудование на современное английское, строить турбинную электростанцию и предпринимать немало других решительных шагов.
Морозов активно применял изученные в Англии, тогдашней мастерской мира, технологии с учетом российской специфики. Большая часть прибыли шла на развитие производства. Немалые деньги тратились на улучшение качества продукции, разработку новых тканей и расцветок, усовершенствование оборудования и технологий. Отлично разбираясь в химии, Савва Тимофеевич значительно расширил заводские лаборатории и повысил жалованье технологам. В отличие от отца, бравшего молодых и семейных, он при приеме на работу в первую очередь обращал внимание не на возраст человека, а на его опыт, знания и умение работать и лично беседовал с каждым.
При Савве-втором Никольская мануфактура вышла на третье место в России по рентабельности. Морозовские изделия отличались высоким качеством и конкурентоспособностью. Они доминировали не только на внутреннем рынке, но и шли на экспорт, успешно конкурируя с английскими тканями. На рубеже веков на морозовских фабриках трудились около 13 500 рабочих и инженеров. Мануфактура давала ежегодно до 440 000 пудов пряжи и почти 2 млн метров ткани.
Пришлось перестраивать и испорченные отцом отношения с рабочими. Новый директор отменил высокие штрафы — главную причину стачки 1885 года и повысил расценки. Солидные деньги тратились и на улучшение условий жизни и труда. Цеха на новой фабрике были усовершенствованной планировки, строились новые жилые бараки и больница с самым современным по тем временам оборудованием, учреждались стипендии для учащихся. Для престарелых рабочих Морозов открыл богадельню. Он разбил в Никольском парк для народных гуляний, организовал библиотеки, начал строить театр.
Савва Морозов уделял большое внимание этике отношений с рабочими. Он никогда не разговаривал в приказном тоне, пытался создать видимость их соучастия в процессе производства, используя фразы типа: По-моему, лучше было бы, Будьте добры и т. д. Савва Тимофеевич сделал для рабочих немало, но это была лишь мизерная часть того, что он задумал. Осуществлению грандиозных планов мешала Мария Федоровна, не разделявшая любви сына к рабочему люду. На этой почве они ссорились особенно часто.
В феврале 1905 года волна стачек докатилась и до Никольской мануфактуры. Для переговоров с забастовщиками Савве была нужна полная свобода действий. Однако мать не только не дала сыну доверенность на ведение дел, но и уволила его в марте с поста директора-распорядителя.
«У меня нет биографии»
Вынужденное безделье для такого сильного, волевого и энергичного человека оказалось самой страшной бедой. Незадолго до смерти Савва грустно сказал:
У меня нет биографии. Я ведь не человек, я — фирма. Меня надо преподавать в университете по кафедре политической экономии.
Морозов оказался совсем один. Жену он давно разлюбил, настоящих друзей среди купцов и промышленников у него никогда не было, а у большевиков, как он ясно понял в эти тоскливые дни, интерес к нему был сугубо коммерческий. (Только на ленинскую Искру Морозов выделял каждый месяц по 2000 руб., его деньги шли на побеги заключенных и ссыльных, закупку литературы для местных партийных организаций и оружия, помощь Красному Кресту и особенно нуждавшимся революционерам.) У Саввы Морозова началось то, что сегодня мы называем депрессией.
По настоянию матери и жены Саввы Морозова был созван консилиум. 15 (28) апреля психиатры нашли у него тяжелое нервное расстройство, выражавшееся то в чрезмерном возбуждении, беспокойстве, бессоннице, то в подавленном состоянии, приступах тоски и прочее, и посоветовали лечение за границей.
В мае 1905 года Савва Морозов уехал с женой на юг Франции, в Канны. Там, в номере гостиницы Роял он и застрелился после обеда 13 (26) мая. (Есть версия, что он был убит Леонидом Красиным, преследовавшим даже не партийные цели, а личную выгоду.) Большая часть состояния отошла вдове.
Христианская церковь запрещает погребать самоубийц по церковным канонам, поэтому родственникам Саввы пришлось заплатить много денег, прежде чем было получено разрешение на его достойное захоронение. Тело фабриканта привезли в Москву в закрытом металлическом гробу и похоронили на Рогожском кладбище на семейном участке, где покоятся останки четырех поколений династии Морозовых.
В знак уважения рабочие Никольской мануфактуры заказали на свои средства икону Саввы Стратилата, которая сейчас висит в церкви Рождества Богородицы села Нестерово под Орехово-Зуевым. На латунной табличке, прикрепленной к низу иконы, выбита надпись:
Сия святая икона сооружена служащими и рабочими в вечное воспоминание безвременно скончавшегося 13 мая 1905 незабвенного директора Правления, заведовавшего фабриками Товарищества, Саввы Тимофеевича Морозова, неустанно стремившегося к улучшению быта трудящегося люда.
В Морозове чувствуется сила не только денег. От него миллионами не пахнет. Это русский делец с непомерной нравственной силищей.
Н. Рокшин, московский журналист
В послевоенные годы в разоренной России ощущался громадный спрос на льняные и хлопчатобумажные изделия, на миткаль и ситец, и предприятие Морозовых стало быстро богатеть. Горяч Саввушка! Увлечется каким-либо новшеством, с ненадежными людьми свяжется, не дай Бог.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА МОРОЗОВА, МАТЬ САВВЫ ТИМОФЕЕВИЧА МОРОЗОВА
Комментариев пока нет