90 лет назад, в мае 1932 года, на Дальнем Востоке вспыхнуло крупное вооруженное восстание местных старообрядцев, которое карательные органы сталинского режима не могли усмирить целых четыре месяца. Что так возмутило русских людей, которые до этого в течение полувека сумели обустроить в диком таежном краю Приморья самобытное процветающее сообщество? Зачем к восстанию староверов примкнули бывшие красные партизаны, сражавшиеся в Гражданскую войну за советскую власть? Почему чекисты обвиняли повстанцев в связях с японскими властями и русскими эмигрантами в соседней Маньчжурии? О причинах и последствиях Улунгинского (Кхуцинского) восстания «Ленте.ру» рассказал кандидат исторических наук Вадим Караман, ведущий библиотекарь Музея истории Дальнего Востока имени В. К. Арсеньева (Владивосток).
***
«Антихристова власть»
Вадим Караман: После церковного раскола XVII века многие православные христиане, не принявшие реформу патриарха Никона (их потом стали называть старообрядцами, или староверами), уходили в регионы, неподконтрольные царским властям, — на Русский Север, на Северный Урал, в Сибирь. Впоследствии старообрядцы мигрировали все дальше, и к XIX веку староверческие общины появились и на Дальнем Востоке. С 1880-х годов переселение старообрядцев в Приморский край приняло наиболее интенсивный характер. Для проживания они, как правило, выбирали наиболее глухие и незаселенные районы, чтобы как можно меньше соприкасаться с государством.
Отношения с властями у старообрядцев не отличались от отношения остального крестьянства к любым властям вообще. Говорить о какой-то изначальной непримиримости к советской власти или о существовании среди старообрядцев скрытых врагов большевистского режима оснований нет. Я подчеркну, что речь здесь идет не о конкретных людях (таковые есть всегда и везде по отношению к любому режиму), а именно о старообрядческом сообществе как таковом.
Улунгинские соборные уложения, принятые в период 1923-1932 годов, предписывали в том числе и правила отношений с властями. В основном же все сводилось к религиозной обрядности. А вопрос о советской власти полностью укладывался в догматы о светской власти вообще.
«Всякая власть — от бога». Но такое отношение к государству существовало у старообрядцев только до тех пор, пока из-за его политики не возникал вопрос об их физическом выживании. В этом случае принцип «всякая власть от бога» немедленно отбрасывался в сторону и заменялся формулировкой про «антихристову власть».
Да, у меня такое же мнение. Причины Улунгинского восстания ничем не отличались от причин других крестьянских восстаний — не только крестьян-старообрядцев. А в 1920-1930 годы воинствующее безбожие больше касалось городских слоев. Анализ донесений и приказов военного штаба Улунгинского восстания свидетельствует о том, что его участников никак нельзя назвать религиозными фанатиками.
Мало того, в восстании участвовала в основном молодежь, чьи религиозные воззрения можно называть старообрядческими только по самоназванию. Например, начальнику штаба повстанческих отрядов, бывшему секретарю Улунгинского сельсовета Антону Кулагину (приговорен к расстрелу тройкой ОГПУ в ноябре 1932 года, реабилитирован на основании указа Президиума Верховного Совета СССР в марте 1991 года — прим. «Ленты.ру») было всего 22 года. Назначение столь молодого человека на такую высокую должность полностью противоречило патриархальным старообрядческим обычаям, по которым молодежь должна подчиняться старшим.
Во время восстания его участники часто нарушали статьи Бикинского соборного уложения, если они мешали ходу вооруженного выступления. Самые религиозные старики восстание не одобряли. Как и их предки, они больше были склонны уйти дальше в тайгу, но дело осложнялось тем, что бежать уже было некуда. В целом менталитет старообрядцев, участников Улунгинского восстания, почти ничем не отличался от мировосприятия остального русского крестьянства.
Гроздья гнева
Отчасти это верно. Скорее всего, причиной стало то, что бывшие красные партизаны были наиболее пассионарными людьми, в том числе это были и жители тогдашнего Приморья. Именно они острее других почувствовали себя обманутыми. Ведь они воевали за советскую власть, трудились с малых лет, и тут вдруг какой-то городской бездельник (а именно так они воспринимали коллективизаторов) называет их эксплуататорами чужого труда и указывает, как им работать на земле.
Вдобавок у них еще со времен Первой мировой и Гражданской имелся военный опыт, а это, разумеется, повышало их ценность как бойцов и командиров. Да и вообще социальный состав участников Улунгинского восстания говорит о том, что непримиримых врагов советской власти среди них практически не было. Более того, некоторые его руководители, вроде уже упоминавшегося выше Антона Кулагина, ранее занимали ответственные должности в низовых советских учреждениях.
Основным мотивом неприятия советских школ было то, что дети староверов получали доступ к «соблазну», и родителям казалось, что взрослые утрачивали контроль над ними. Просто школа, как и больница, в глазах староверов ассоциировалась со всей тогдашней политикой советской власти, особенно с коллективизацией.
По моему мнению, именно это стало для них последней каплей. Если бы не жестокая и несправедливая по отношению к крестьянству в целом сплошная коллективизация, староверы не стали бы так сильно протестовать против советских школ.
Такие контакты действительно ставились в вину староверам, однако подтверждающих это данных в уголовном деле о старообрядческом восстании в Приморье не обнаружено. Староверы жили изолированно и сами на такое вряд ли пошли бы. Хотя, наверное, русские эмигрантские организации и японцы были заинтересованы в подобных контактах, тем более что восстание случилось вскоре после Мукденского инцидента и последующей за ним японской оккупации Маньчжурии.
Однако численность приморских староверов и их замкнутость делали бы такие контакты малоперспективными. Но это лишь мое логическое построение. Чтобы знать точно, нужны серьезные документальные подтверждения. Для этого необходима работа с архивными документами — как отечественными, так и зарубежными. Серьезных научных работ на эту тему я пока не встречал, поэтому вопрос остается открытым.
По российским меркам это не очень большой район. Он охватывал бассейн реки Бикин, часть Тернейского и Ольгинского районов Приморского края. В обвинительном заключении следствия — материалы архивно-следственного дела № 229 хранятся в Государственном архиве Приморского края — ареал восстания описывался так (орфография сохранена):
В мае месяце 1932 года на Северном побережье Приморья (Тернейский и Ольгинский районы) и по р. Бикину (Сихото-Алиньский Туземный районы), вспыхнуло массовое вооруженное выступление староверов. В процессе ликвидации этого выступления и следствию по делу, вскрыта крупная повстанческая организация. Эта организация охватила своей сетью повстанческих ячеек 75 населенных пунктов: от бухты Самарга на Севере до бухты Ольга на Юге (450 километров) и за перевалом хребта Сихото-Алин в бассейне реки Бекин.
Здесь, по-моему, все понятно. С момента появления на земле войн, а то и раньше, известно, что самый лучший солдат — тот, кто защищает свой дом. Староверы сражались за свое право жить на земле, на которой они родились и выросли. Что касается подавлявших восстание войск ОГПУ, то они просто выполняли приказ.
Спецпоселок Свободный
Население явно сочувствовало восставшим. Это даже признавало потом и следствие. В обвинительном заключении ПП ОГПУ ДВК и составленной на его основе справке МГБ за 1950 год говорится:
Восставшие 7 мая [1932 года] открыто выступили в селе Улунге, захватили кооператив, магазин Госторга, сняли советские флаги и провели митинг, объявив населению, что советская власть свергнута, и объяснили цели и задачи восстания. Население поселка отнеслось сочувственно, все мужчины от стариков до молодежи присоединились и дали согласие поддержать таковое.
Это, кстати, отчасти и ответ на ваш предыдущий вопрос. Без массовой поддержки местных жителей восставшие не смогли бы четыре месяца успешно сопротивляться войскам ОГПУ.
Если речь идет о крестьянских восстаниях в целом, то я считаю, что нет. Классический пример: крестьянские бунты 1920-1921 годов хотя и были жестоко подавлены советской властью, но вынудили (вкупе с другими факторами) большевистский режим радикально поменять свою политику в деревне и ввести там продналог вместо грабительской продразверстки. Что касается Улунгинского восстания, то к 1932 году пик крестьянских выступлений уже прошел. И в этом случае шансы у восстания приморских староверов были значительно меньше, чем у происходивших по стране годами раньше.
Ваше сравнение с восстанием 1920-1921 годов под предводительством братьев Антоновых не совсем корректно. Тамбовское восстание — это один из эпизодов Гражданской войны. Но восстание староверов в Приморье в 1932 году было вооруженным выступлением в уже мирной стране.
Отдельно добавлю, что в 1976 году в Дальневосточном книжном издательстве вышла книга приморского писателя Льва Николаевича Князева (он долгое время возглавлял Приморское отделение Союза писателей СССР), которая так и называлась — «Рейд обреченных. Крайняя мера». В ней, как ни странно, чувствуется некая симпатия к восставшим. Лев Николаевич рассказывал мне, что с делом ему было разрешено ознакомиться (а это были 1970-е годы), и он писал по живым документам.
Здесь тоже все ясно. То, что армейские части не участвовали в подавлении Улунгинского восстания, как раз и говорит о том, что организаторы коллективизации (отмечу, что не все партийные и советские работники были за подобную коллективизацию) не очень-то доверяли Красной армии. И, судя по донесениям ОГПУ, у них были на то серьезные основания.
То, что в 1932 году не произошло свержения советской власти (образца 1932 года), вовсе не означает, что этого не могло быть в принципе. Я полагаю, что вполне себе могло быть.
Даже Сталин так считал, судя по воспоминаниям Черчилля. Британский премьер-министр писал в своих мемуарах, как во время его визита в Москву в августе 1942 года Сталин откровенно признался, что годы коллективизации, когда ему противостояли десять миллионов крестьян, для него были страшнее войны с гитлеровской Германией.
Очагами их назвать сложно. Это скорее были отдельные вспышки уже разгромленного восстания. Я не буду здесь приводить точные цифры, лишь отмечу, что треть участников Улунгинского восстания приговорили к расстрелу, остальных — к различным срокам заключения и высылки.
Семьи восставших тоже подверглись репрессиям. В 1933 году значительная их часть была выслана в Хабаровский край, в спецпоселок Свободный. А еще через год в опустевших домах депортированных улунгинцев разместили ссыльных крестьян с берегов Амура. К 2000-м годам все участники восстания были реабилитированы.
Сегодня территория, на которой 90 лет назад случилось Улунгинское восстание, ничем не отличается от других районов Приморья. Поселок сохранился, но в 1972 году в ходе кампании по борьбе с китайскими топонимами (хотя названия местных деревень и сел даже близко не были китайскими) был переименован в поселок Охотничий. Людей там теперь живет очень мало, как и в большинстве других удаленных сел Приморья. Но это связано не столько с восстанием 1932 года, сколько с общей депрессивной экономической ситуацией.
Источник: lenta.ru
Беседовал Андрей Мозжухин
Комментариев пока нет