Как объяснить описание в книге Царств про Давида и Саула?

Здравствуйте, Александр! Хорошо, что Вы изучаете вечное слово Божие и пытаетесь найти ответы на сложные вопросы. На этом пути, особенно при чтении священного Писания Ветхого Завета, приходится встречаться с противоречиями, с такими фрагментами, которые вызывают недоумение. Одна из причин этого в том, что мы смотрим на Ветхий Завет, так сказать, «новозаветными глазами», пытаемся этой меркой судить то, что происходило в древние времена. Надо сказать, что это обстоятельство вызывало большие споры еще в первые века христианства. Были такие еретики (маркиониты), которым казалось, что Бог Ветхого Завета — грозный и жестокий, а в Новом Завете — милосердный и любящий. В итоге они приходили к выводу, что Писание говорит о разных Богах, и вообще отрицали Ветхий Завет. Это же мнение в XIX — нач. ХХ вв. выражали, например, либерально-протестантский теолог А. фон Гарнак и Л.Н. Толстой. Но соборный разум Церкви отверг это лжеучение. «Все Писание боговдохновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности» (2 Тим. 3:16).

И мы, православные христиане, должны при чтении Священного Писания опираться на святоотеческое понимание его смысла, руководствуясь известной формулой блаженного Августина: «В Ветхом Завете сокрыт Новый, а в Новом раскрывается Ветхий». О непротиворечивости Ветхого и Нового Завета говорил сам Спаситель:

Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить (Мф. 5:17).

И вот как эти слова понимали учителя Церкви.

«В самом деле, Его учение не уничтожало прежнего закона, но возвышало и восполняло его. Так, например, заповедь: «не убивай» не уничтожается заповедью: «не гневайся»; напротив, последняя служит дополнением и утверждением первой. То же самое должно сказать и о всех прочих. Бросая первые семена Своего нового учения, Христос не навлек на Себя никакого подозрения; но теперь, когда Он начал сравнивать ветхий закон с новым, тем более мог быть подозреваем в противоречии первому, почему предварительно и сказал: «Не нарушить пришел Я, но исполнить». (Святитель Иоанн Златоуст).

Теперь перейдем к вашим примерам. В первом из них Вы спрашиваете об убийстве Давыдом Голиафа. Прочите еще раз внимательно этот фрагмент Библии (1 Цар. 17:40-51). Голиаф упал от удара камнем, однако, очевидно, что Давыд не был уверен в его смерти. Поэтому он обезглавил врага. Нельзя сказать, что это было сделано «с особой жестокостью». Фелистимлянин был в полном вооружении, а Давыд имел только пастушескую суму с камнями. И это была битва во время войны, точнее даже, она решала исход войны между Израилем и Фелистимлянами. Сам Голиаф говорил: «Не Филистимлянин ли я, а вы рабы Сауловы? Выберите у себя человека, и пусть сойдет ко мне; если он может сразиться со мною и убьет меня, то мы будем вашими рабами; если же я одолею его и убью его, то вы будете нашими рабами и будете служить нам» (1 Цар. 17: 8-10). Поэтому здесь нет противоречия христианским ценностям. Вспомним хрестоматийную историю битвы Пересвета с Челубеем.

Что касается наказания Саула за проявленное снисхождение к некоторым «персонажам» (1 Цар. 15:9), то этот вопрос разрешается в той же 15-й главе 1-книги Царств. Саулу Сам Господь заповедал: «Так говорит Господь Саваоф: вспомнил Я о том, что сделал Амалик Израилю, как он противостал ему на пути, когда он шел из Египта; теперь иди и порази Амалика [и Иерима] и истреби все, что у него; [не бери себе ничего у них, но уничтожь и предай заклятию все, что у него]; и не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла» (1 Цар. 15:2-3). Но Саул преслушал Господа, в этом был его грех, на что указал ему пророк Самуил: «Неужели всесожжения и жертвы столько же приятны Господу, как послушание гласу Господа? Послушание лучше жертвы и повиновение лучше тука овнов; ибо непокорность есть такой же грех, что волшебство, и противление то же, что  идолопоклонство; за то, что ты отверг слово Господа, и Он отверг тебя, чтобы ты не был царем [над Израилем]» (1 Цар. 15:22-23).

Почему же Господь дал такое повеление, тогда как в Новом Завете Он же повелевает молиться за врагов (Мф. 5:44)? Признаем недостаточность наших сил решить этот вопрос и обратимся за разъяснением к ученому епископу Михаилу канадскому (Семенову) (1873-1916). Вот что он пишет по этому поводу в статье «Книга книг»:

«Как это? — Господу Милостивому. Тому же Самому, Который явился и в лице Благостного Христа, приписываются жестокость и убийство?

Именно по отношению к этим местам особую осторожность и внимательность рекомендовали отцы третьего века. Бог времени Моисея и Бог Христа — Один и тот же, но не одним и тем же слушателям открывал Он волю Свою, и Его повеления народу отличны от заповеди «с горы», потому что иных слов требовал тот народ, к которому Он говорил. Прежде всего нужно сказать, что образ ветхозаветного Бога как Бога, «дышащего огнем», мстительного до третьего колена, далеко не соответствует библейскому образу, Иегова изображается как грозный Судия греха, но вспомните, как долго терпит Господь, указывая времена и сроки покаяния. Он отнимает гневную руку свою даже тогда, когда она уже занесена. Сто двадцать лет дает Он допотопным людям, конечно, для покаяния, после того как увидел, что они «пренебрегают Духом Его» (Быт. 6, 3). И только тогда, когда земля окончательно «растлилась и покрылась злодеяниями», совершается суд.

Суд над Ниневией отменяется Господом ради «не умеющих отличить правой руки от левой» и даже ради «скота» (Ионы 4, 11). «Мне ли не пожалеть Ниневии», — говорит Господь. Не без причины Моисей в песне своей (Второз. 32, 22) изображает, применяясь к образу покаяния человеческого, гнев Божий, как бы стихийным, необходимым, неизбежностью, какую создали люди. «Огонь возгорелся, жжет до ада преисподнего и поедает землю, и попаляет основания гор».

Господь хотел бы изгладить самую память о грешном народе (в этот раз об Израиле), но он милосерд (ст. 36) и ждет, будет ждать, пока даже и язычники возвеселятся с народом Божиим (ст. 43).

Люди изменили Господу, и народ израильский один сохранил, несмотря на частые измены Господу, истину веры в Него, правда, хромая «на обе ножне» и часто позоря имя Господне.

И Господь хочет спасти от последней гибели эту малую часть. Но соблазн и гибель окружает его со всех сторон. Этот слабый народ — как Лот в Содоме. Израиль поступил в среду, соприкосновение с которой грозило ему потерей Бога. А что были те народы, к каким шел Израиль?

История говорит об угасающих народностях, о народах обреченных. Это народы, которые не способны к жизни, изжили себя: и жизнь историческая устраняет их. Так сошли со сцены многие из народностей прошлого. Религиозное сознание верит, что так называемый суд истории есть суд Божий — дело Промысла Божия. Этот промысл Божий судил прекратить бытие хананеян. Тут не может быть речи о несправедливости и жестокости: сама необходимость творит свой суд. Вопрос сводится к тому, зачем имеющий право давать жизнь и брать ее привлекает к делу суда человеческую волю; для чего делает людей орудием суда, жестокого с точки зрения человеческой, и как будто внушает им понятия, не согласные с вечной истиной, позже выраженной тем же Господом через Сына Божия?

Отвечаем: и для этого были свои причины. Народ Божий должен был быть свидетелем гибели отпавших от Бога народностей. Он должен был участвовать в суде над ними, чтобы факт суда отпечатлелся в их памяти, был всегда перед взором их. Нет сомнения, что для иного народа, для другого времени повеление Господа было невозможно. Чтобы понять его возможность, нужно помнить, что такое был сам народ израильский. Он делал только первые шаги к усвоению начал Царства Божия. Его нужно было поднять на первую ступень жизни в Боге, привести в законы справедливости, возмездия, повиновения Богу, хотя бы ради страха сделать из него слугу и исполнителя закона. То, что было злом с точки зрения абсолютной (истинно Божией), было добром для человеческой души, еще далекой и от предчувствий Христовых откровений. Закон справедливости («око за око»), законнический обряд, суровое послушание под угрозой казни — все это было подъемом, движением вперед для Израиля, и перейти к высшим понятиям, не перейдя этих нехристианских и не Божьих ступеней, он не мог.

Можно выразиться так: жестокий закон Ветхого Завета был выражением первых проявлений ищущей правды, совести, хотя грубым, элементарным, получеловеческим. И этот голос совести все же от Бога, хотя еще далекого, недоступного в истинном законе своем, и потому изображается как заповедь Божия.

Видеть в этом законе противоречие закону Христа странно: Христов закон есть абсолютная, последняя правда жизни. Люди Христовы — люди иного духа. Евангелие дано для людей, которые перешли закон справедливости и введены в жизнь сынов Божиих. Мы знаем, что тому же закону Моисея уже не чужда заповедь даже любви к чужому, к врагу, но к этим предчувствиям Христовой правды народ проведен через своего рода страшный суд над грехом и грешными народами, через закон, грозящий скорпионами и огнем, через годы войны с грехом, в которой Израиль, в лице других, карал и свою собственную жестоковыйность, склонную к блужданиям волю.

Чтобы народ помнил угрозу 28-й главы Второзакония, ему показан суд над народами. «И все, что делает Бог для охранения веры в народе израильском, его наказания народу Божию и соседям его, огонь и меч — все это средства Божественной педагогики, те средства (иногда суровые, как хирургия), которые требовались для спасения истины в этом народе, по жестоковыйности, жестокосердию его.

При всем несовершенстве ветхого закона в нем все же есть общественный закон, закон общественных отношений в первой ее половине, закон справедливости, и христианство должно было прибавить только другую половину, более великую — закон любви. А пророки поднимаются уже очень близко к заветам и этой великой заповеди» (Еп. Михаил Семенов. Собр. соч.; Т.4. - М.: Криница, 2015. – С.259-261).

Рекомендую Вам также прочесть творения преподобного Максима Исповедника «О различных трудных местах (апориях)», святителя Кирилла Александрийского «Глафиры Глафиры, или объяснения избранных мест священного Писания», Толкование на Ветхий Завет блаженного Феодорита Кирского. В них Вы найдете возвышенные аллегорические толкования трудных мест Священного Писания.