О. Андрей Марченко: «Если будут приходы в Риме и Италии, то и Римского древлеправославного папу мы обязательно поставим»

От редакции: 22 сентября 2017 г. в рамках проекта по укреплению межстарообрядческих связей, организованных культурно-паломническим центром протопопа Аввакума, в Археографической лаборатории МГУ прошла лекция протоиерея Андрея Марченко: «История и современное состояние старообрядчества в Кемеровской области». Однако в ходе этой лекции были затронуты многие другие вопросы, включая не обсуждавшиеся до этого публично, в том числе касающиеся восстановления патриаршей кафедры в Русской Древлеправославной Церкви. В нынешнем 2017 году исполняется 15 лет со дня этого события. Торжества, посвященные восстановлению Патриаршей кафедры, прошли в приходах РДЦ и непосредственно в кафедральном соборе Покрова Пресвятой Богородицы, что на Павелецкой в Москве. Это событие, наделавшее в свое время немало шума и вызвавшее неоднозначную реакцию в других конфессиях, сейчас уже воспринимается как определенная данность. Сегодня мы публикуем материалы состоявшейся на эту тему беседы.

***

Провозглашение патриаршества было оправдано уже в тот момент, когда это было сделано. Изначально это было необходимо для самоидентификации. Если говорить откровенно, то каждое старообрядческое согласие считает себя наследниками именно той настоящей, истинной дораскольной Русской Православной Церкви. И если мы так считаем, мы должны это видимым образом подтверждать. Если, например, при власти Романовых и советском режиме мы не могли публично зафиксировать это свое право на дораскольное церковно-каноническое наследие, то в наше время к этому нет препятствий.

В XVI веке был проведен Собор Русской Церкви, подтвержденный Собором вселенских патриархов,говорящий о том, что русская кафедра должна управляться патриархом. Было установлено патриаршее устройство на все времена. И если в прошлом к восстановлению патриаршества были помехи, то в наши дни эти помехи исчезли. (О том, что в старообрядчестве может быть восстановлено патриаршество, начали говорить еще во второй половине XIX века. Эти разговоры особенно усилились после известных указов императора, подписанных в 1905 году, когда ряд новообрядческих авторов указывали на угрозу восстановления патриаршества у старообрядцев — прим. ред.).

Так вот, в конце XX — начале XXI веков помех к восстановлению канонического устройства церкви уже не было. Какие вообще могут быть причины, почему мы не восстанавливаем каноническое, историческое устройство Церкви? Потому что нас мало? Но в Иерусалимской новообрядческой Патриархии духовенства и мирян еще меньше. Там патриарх, пара митрополитов, десяток-полтора попов, и никто от этого не комплексует. Им достаточно и этого. Поэтому численность не может являться причиной не двигаться в этом направлении.

Для наших христиан восстановление исторической канонической структуры было важным событием, потому что мы видели, и я уже об этом говорил, какие угрозы существуют ныне: размытие богословских догматических границ и между старообрядческими согласиями, и между христианскими конфессиями вообще. Люди теряют канонические ориентиры. Патриаршество как раз было призвано обозначить исключительное положение Древлеправославной Церкви на планете земля. Как бы это пафосно не звучало, но мы должны понимать, что любые старообрядцы: поморцы ли, филипповцы, федосеевцы, белокриницкие, часовенные также считают, что они и есть подлинные наследники древнерусской Церкви. Хотя они об этом и не говорят вслух, но все так считают.

————————

Каждое старообрядческое согласие так же, как и новообрядцы, как и католики, считают, что истинная Церковь — только их, и только их позиция единственно правильная.

————————

Пускай они и из-за духа толерантности, существующего в современном обществе, не говорят об этом вслух, но это факт. И когда касаются вопросов веры, вопросов взаимодействия с внешними, все конфессии соответствующим образом себя ведут. Например, через крещение, через разного вида чиноприемы они принимают представителей других исповеданий, других согласий, что подчеркивает их особенность и обособленность от других религиозных объединений. То есть то, что все конфессии думают про себя, мы сказали открыто «на кровле», «на крыше», как говорит Священное Писание.

Конечно, некоторыми это было воспринято как какой-то вызов, хотя это было наше чисто внутреннее решение. Оно было важно для того, чтобы наши христиане почувствовали, осознали, чем для них является Русская Древлеправославная Церковь — историческая Церковь Руси.

Конечно, для исследователей, представителей других конфессий это звучит как безумие. Но позиция любой из конфессий в доказательстве своей истинности безумна для других конфессий, будем так говорить.

Какие плюсы дало восстановление патриаршества нам в практическом отношении, скажем, на внешнеполитической арене?

Во-первых, патриаршество нас защитило от где-то может быть излишней опеки Русской Православной Церкви. Так исторически сложилось, что именно РПЦ позиционирует себя в Российской Федерации как некий гегемон, религиозный лидер, патронирующий все остальные религиозные объединения на территории России. Поэтому они проявляют, безусловно, определенную «опеку» по отношению к другим религиозным конфессиям, и в наибольшей степени эта «опека» ощутима в отношениях с конфессиями, близкими по вероучению — такими, как старообрядцы. Русская Православная Церковь себе присвоила права старшего брата, пытаясь опекать все старообрядчество. Прежде всего, это поповские направления, и прежде всего Русскую Древлеправославную Церковь по той причине, что священство, которое у нас имеется, историческими корнями уходят именно в синодальную церковь, откуда берет свои корни и РПЦ. Поэтому, когда наши контакты с РПЦ были более спокойные, их представители так и говорили: «белокриницкие — они же греки, а вы же наши, доморощенные».

Конечно, в предыдущие времена такая опека вынужденным образом была терпима. Но в последние десятилетия это уже стало явной угрозой для нас по той причине, что это начинало дезориентировать наших христиан. Стали размываться богословские и догматические границы. Люди стали терять реальные представления о вероисповедальном смысле того общества, в которое они входят. Это, кстати, касается всех старообрядческих согласий. Человек думает: «Зачем мне тогда прятаться, молиться дома перед иконой со свечкой, когда во дворе у меня прекрасный храм с золотыми куполами? Так я пойду туда».

Вот нам и пришлось как бы обозначить суть своего исповедания некоторыми действиями и решениями, одним из которых и стало учреждение патриаршества. Надо отметить, что восстановление патриаршества в синодальной церкви на соборе 1917–1918 году имело те же цели — самоиндефикация и указание на историческую преемственность.

Но, к сожалению, вопреки принципам толерантности, учреждение патриаршества в РДЦ новообрядческой церковью было расценено как какой-то вызов против них. Хотя для нас это была оградительная мера, мы таким образом реально оградились от опеки РПЦ МП. С тех пор они стоят перед определенной дилеммой: либо возобновлять дипломатические отношения, признавая новую реальность, либо остаться в стороне. Пока обращаться к нашему предстоятелю, как патриарху, они не решаются. Хотя почему — непонятно. У нас даже в документах обозначено «древлеправославный патриарх». РПЦ же не смущает, что в других местах есть самые разные патриархи, например, у католиков есть маронитские патриархи и т. д.

В свое время священник Валентин Асмус выступил с публичным заявлением, прокомментировав, что восстановление титула патриарха в РДЦ — это неуважительно по отношению к Московской Патриархии. Он привел в пример, что у них есть структура епископата Великобритании, но они не ставят архиепископа Кентерберийского из уважения к местной конфессии. На это мы ответили, что если у нас будет приход в Великобритании, в Лондоне, то мы поставим обязательно и епископа Кентерберийского древлеправославного. Если будут приходы в Риме и Италии, то и Римского древлеправославного папу мы обязательно поставим. И смотреть на то, как к этому отнесутся инославные и иноверные, не члены нашей Церкви, мы не собираемся.

Древняя Церковь руководствовалась теми же принципами. Новые епархии, по сути, основывались на базе семейных общин. Одно из посланий Иоанна Богослова написано к одной обычной семье, а это, замечу, целое богословское сочинение, которое является назидательным для многих поколений христиан, и никого это абсолютно не смущало и не смущает. Церковь борется за душу даже одного человека.

————————

Однако новообрядцы ревниво восприняли это как вызов, как попытку претендовать на какое-то влияние в государстве. После того, как мы просигнализировали, что это наше внутреннее мероприятие и приобретать себе какой-то политический капитал в отношениях с государством мы не собираемся, они немного успокоились.

————————

Конечно, учреждение патриаршества создало заминку в отношениях с РПЦ. Какое-то время они перестали поздравлять нас и нашего предстоятеля с какими-то праздниками, как им раньше это было свойственно. Какие-то письма они отправляли с обращением «архиепископу Новозыбковскому, Московскому и всея Руси». Когда мы им указали, что официально на государственном уровне признан перенос кафедры из Новозыбкова в Москву, они, скрипя сердцем, исправились. Надо отдать должное, отец Иоанн Миролюбов указал на эту оплошность. С одной стороны, они не хотели признать патриаршество, а с другой стороны — не могли потерять статус «смотрящего», функцию выступать от лица религиозной общественности в связях с государством.

Не то, чтобы нам сильно обидно. Но если люди приходят и говорят, что хотят с нами наладить какой-то диалог, то они должны признавать наш статус де факто. А иначе как?

Получается, мы должны признавать, с нашей точки зрения, может быть, даже некрещеного патриарха Кирилла патриархом. Признавать его иноческий постриг, рукоположения и прочее. Вы знаете, как старообрядцы к вопросам крещения относятся, и если поповцы будут рассуждать «Кто его и как крестил?», то безпоповцы и рассуждать не будут, он для них просто мирянин Владимир Михайлович Гундяев и все. Если таким образом подходить, то это вообще никаких контактов не будет, не будет диалога. Это будет конфликт. Зачем его порождать?

Надо понимать, что признание религиозных структур в орбите своих религиозных координат не так важно, как светское признание. Больше в этом отношении нас беспокоило признание государственной власти, чтобы не было конфликта в этом отношении. Мы — зарегистрированная организация, и вынуждены по тем или иным вопросам обращаться в органы государственной власти. Здесь возникало смущение, каким образом надо подписывать документы, юридическая коллизия получалась.

Одно время чиновники в кулуарах прямо говорили, что патриаршество не будет признано, что «даже не пытайтесь», а лучше «созывайте Собор, чтобы отыграть все обратно».

С церковной точки зрения, архиепископ и патриарх — это титулы тождественные, то есть архиепископ — это старший епископ. И архиепископ, и патриарх — это руководители поместных Церквей, поэтому не так страшно подписывать патриарха архиепископом. А вот если бы мы поставили митрополита, а вынуждены были его подписывать архиепископом, то здесь возникло бы каноническое противоречие. Однако все в жизни встречается. Например, митрополит Белокриницкий Амвросий подписывался «Архиепископ и всех древлеправославных христиан митрополит». Патриарх Константинопольский до сих пор называется «Архиепископ Константинопольский», это тождественные термины, поэтому нас это не сильно заботило.

————————

Так вот, с государственным признанием вышло не сразу. Мы периодически обращались в соответствующие инстанции, где нам прямо говорили: «Не думайте и не пытайтесь». Но, как говорится, «время лечит», ситуация политическая, религиозная в России тоже потихонечку менялась.

————————

Во-первых, все стали привыкать, что древлеправославная патриархия никуда не денется, что ее дела так или иначе затрагивают общественную жизнь в России. Например, был такой инцидент. В 2007 году, 5 лет спустя после провозглашения патриаршества, мы освящали поновленнный храм в селе Казашко в Болгарии. Событие, безусловно, неординарное. Собрались многочисленные представители русской общины, и, конечно, такое мероприятие русский посол пропустить не мог. А раз был официальный представитель посольства Российской Федерации, то, естественно, об этом МИД должен был сделать информационное сообщение. И российское дипломатическое ведомство сообщило, что приехал патриарх древлеправославной Церкви, они так прямым текстом на сайте МИДа и написали. А редактора информационных ресурсов РПЦ МП без изменений перепечатали эти информационные сообщения. В итоге, когда представители РПЦ нас упрекали, я сам лично давал отсылку на сайт Московской Патриархии, что даже там нашего предстоятеля именуют патриархом. Мол, разберитесь как-нибудь между собой.

Время шло, сменялись чиновники. В ведомствах появились новые люди, которые были не в курсе запретительных установок, данных в 2002 году, когда была дана команда органам государственной регистрации не регистрировать нас ни при каких обстоятельствах.

Да, пожалуйста. Мы будем к этому относиться не хуже, чем вообще к институту наставничества. Наставничество признаем, как объективную данность, хотя, с нашей канонической точки зрения, законным его признать не можем. Но это уже вопрос полемического характера.

Если мы говорим о межстарообрядческом диалоге, мы должны воспринимать друг друга по самоидентификации. Иначе никакого диалога не получится. Это как сейчас на политической арене конфликт с Северной Кореей, ясное дело, что если сейчас начать навязывать свои представления о мироустройстве, то это все кончится очень плохо. Точно так же и здесь. Если мы хотим договариваться, мы должны уважительно относиться к санам, титулам и званиям. Перевод диалога в полемическую плоскость только все испортит. Все согласия написали огромные тома с доводами в свою пользу, и ворошить это в ходе дипломатического диалога бессмысленно и вредно.

————————

Если хотите в ДПЦ назначить «ВРИО Патриарха», то пожалуйста. Я отношусь к этому совершенно нормально, хотя звучит это, конечно, необычно, но потом привыкну.

————————
 

Четверо.
 

Нет. Двенадцать епископов должны судить патриарха, а это разные вещи. Судить должны все вселенские патриархи, это касается только духовного суда. Поставлять технически вообще может один, главное, чтобы было согласие региональных епископов.

Так вот, заканчивая тему. Буквально год назад мы смогли зарегистрировать патриаршество в органах государственной регистрации, быть может, надо было поменьше об этом говорить, потому что эта информация имела слишком большой резонанс. Конечно, это произвело впечатление, нам уже в регионах говорят:

Вы везде с патриаршеством носитесь.

Мы не ставим патриаршество во главе угла, а упоминаем о нем в необходимых случаях. Но до сих пор из-за этого у нас сложности в некоторых регионах возникают. Видимо, где Московская Патриархия РПЦ использует какие-то рычаги влияния на местную власть.

Мы прекрасно понимаем психологическую подоплеку, ясно, что они недовольны, им это неприятно. Долгие годы они воспринимали себя гегемонами, единственными историческими наследниками русской церковной традиции, включая дораскольную. И когда кто-то заявляет, что также претендует на эту традицию, это их всегда психологически травмирует.

Продолжение следует