«Нам рушили веру в делах старины». Лекция о патриархе Никоне и Церковном расколе собрала полный зал

«Я человек не верующий, от православия далекий», — так начал свою лекцию «Патриарх Никон и церковный раскол» историк, автор учебников по истории России, член Совета Вольного исторического общества Леонид Кацва. Его встреча, ориентированная на массового слушателя, прошла в медиа-зале екатеринбургского Ельцин-Центра и собрала около пятидесяти слушателей самого разного возраста.

Нейтрально, хотя и не без оценочных суждений, подробно, но не до лишних деталей, читал автор свою седьмую лекцию в рамках курса «Московская Русь XVI–XVII столетий».

Дониконианская Церковь отличалась длительными службами, которые в наши проводятся только в монастырях, — отчего-то полагает автор, добавляя, что к моменту церковного раскола храмы в стране, где служба совершалась на церковно-славянском языке, стали пустеть. — Сегодня нам кажется, что в XVII веке язык был ближе к нему, но это не совсем так. Многие люди тогда плохо знали Священное Писание, поскольку были не грамотны, минимальное образование было тогда только у священников.

По словам лектора, несмотря на то, что патриарх Никон занял престол в 1652 году, предпосылки для правок были созданы за 101 год до этого, в 1551 году во время Стоглавого Собора, в ходе которого было принято решение о правке церковных книг.

Книги были рукописные с кучей описок и ошибок и каждый следующий переписчик увеличивал их, — объясняет он, рассуждая и о том, что, чем ближе к нашему времени, тем меньше жизнь носителя информации.

Напомнив вкратце о появлении кружка ревнителей древнего благочестия, Леонид Кацва отметил, что у будущего патриарха Никона биография оказалось не совсем обычной.

Из семьи мордовского крестьянина, стал приходским священником, был женат, дети, — повествует историк и подчеркивает: так бы и остался он Никитой Миновым, но от поразившей село болезни разом умерли все его дети. — Он принял это, как знак свыше, и уговорил жену принять иночество. Сам уехал в Соловецкий монастырь, через несколько лет стал настоятелем Кожеезерского монастыря. Ему было тогда 36 лет, а с царем Алексеем Михайловичем у него разница 25 лет, то есть целое поколение, но Алексей тянулся к людям старшего поколения.

Историк напоминает, что в Москве Никон сблизился с кружком ревнителей, но потом отошел от него.

Поправки были незначительные, — полагает Кацва. — И вы сейчас наверняка со мной согласны. Но для людей того времени это было не так.

Он полагает, что на Руси не было богословия, поэтому якобы людям ничего не оставалось, кроме как заниматься обрядоверием.

Для русских того времени важно было креститься именно двумя перстами — я говорю серьезно, — подчеркивает он. — Поэтому начавшиеся никоновские реформы буквально рушили веру. Как у Варлама Шаламова: «Нам рушили веру в делах старины…» И все что исходило от Никона стало для старообрядцев неприемлемым. Они были уверены: греческие книги, по которым проходила сверка, писались в католической западной Европе. И надо ли удивляться, что яростными и непримиримыми оказались Никону его бывшие друзья по кружку благочестия.

«В первую очередь, фанатичный и беспощадный Аввакум», — особо заметил лектор и посвятил ему несколько минут.

Собор расстриг Аввакума, а он в ответ проклял собор 1666 года вместе со вселенскими патриархами. После этого он провел 14 лет в земляной тюрьме. Там он пишет об Алексее Михайловиче, как об отщепенце. И при этом остается загадкой, почему его сподвижников лишили возможности писать и диктовать, отрубив пальцы и вырезав языки, а самому Аввакуму нет. Показательно и то, что своего главного врага, Никона, Аввакум пережил…

Историк отметил, что старообрядцы на протяжении столетий вполне обоснованно возражали против термина раскольники, которыми называли их, считая, что главный виновник раскола — патриарх Никон, который, кстати, был не очень популярен у приходского духовенства. Однако Церковный Собор 1666–67 годов проклял староверов, причем все течение старообрядчества было приравнено к хуле на Господа Бога.

И староверы побежали на Урал, в Заволжье, на Север, — продолжает лектор. — В раскол пошли и монахи соловецкого монастыря, но царская власть не хотела сдаваться, поэтому устроила штурм, в результате которого из 500 иноков уцелели 60. Кстати, в расколе состояло много купечества, а вот дворянства почти не было, за исключением боярыни Морозовой и ее сестры княгини Урусовой — обе они урожденные Соковнины. Также в расколе не было иерархов, кроме епископа Павла Коломенского, который довольно быстро умер, и не успел рукоположить никого вместо себя, после чего у староверов не осталось епископов…

О разделении старообрядцев на попопцев и беспоповцев автор сказал особо. По его мнению, крайней формой отказа от священства и от любого соприкосновения с внешним миром стала история Лыковых.

А поповцы стали постепенно сближаться с официальным православием, так в XVIII веке возникло единоверие, — заявил он, отметив: с одной стороны, старообрядчество — это история борьбы и противостояния, с другой — это история фанатизма: — Чужому человеку в доме у староверов не подадут воды: не потому что воды жалко, а потому что кружку осквернят нечистые уста.

После лекции автор оставил время для вопросов — его спрашивали о необходимости пресловутой церковной реформы, об альтернативе греческих источников, взятых за основу реформы. И то, с каким вниманием люди слушали историка, наводило на мысли о том, что современные россияне чрезвычайно мало знают о расколе Русской Церкви, вслед за которым неизбежно стали происходить и другие потрясения в истории государства российского…

Фото автора

Понравился материал?

Лучшая благодарность за нашу работу — это подписаться на наши каналы в социальных сетях и поделиться ими со своими друзьями!

Комментарии (9)

  1. Иван Калашников

    Сегодня основоположниками русской истории являются великие «русские» «историки»: Готлиб Байер (1694-1738), Герард Фридрих Миллер (1705-1783), Август Шлёцер (1735-1809), Арист Куник (1814-1899), которые осчастливили нас норманнской “теорией” происхождения руссов.
    Ничего не меняется в России, достойный продолжатель Миллеров, Шлёцеров, Байеров и Кунов — историк, автор учебников по истории России, член Совета Вольного исторического общества Леонид Кацва. Это многовековая беда нашего общества, люди далекие от понимания истории России и чуждые ей пишут учебники и учат нас и наших детей нашей истории на свой лад полностью извращая историческую правду и несут полную ахинею. Кстати в современном ученом мире к сожалению – это сплошь и рядом. Вот такие ученые и те кто им присваивает научные степени опустили ниже плинтуса современное научное сообщество. Удивляет другое, что собралось так много народа, послушать ложную историю, видимо была хорошая дорогая реклама его бредовым лекциям.
    Один человек умно сказал: «Лживых историков следовало бы казнить, как фальшивомонетчиков».

  2. Все Рюрики-РАроки и Романовы не 72 АпоСтольная несоборная секта изменённая в Садокеев-Фарисеев. Евреи же это только Европейские цАРи, АшкенАЗИ это АЗИи самого большого континента цАРи, управляющие (х)АзАРией-АЗИОевропой. А СифАРды это не корневая группа, а малая подгруппа изгнанная в Африку Гиксосов 12 АпоСтолов короновавших Исуса, а 60 АпоСтолов Библейских из 72, которые есть 72 Торных Гаонов, они же 72 Кюранных хАвАриюн Судей Собора Мира Единого, Исуса-Исмаила-Игоря Рюрика-Хасана-Хулагу-РАмзеса2-дРАкулу2 определили не сыном и не наследником, а Соборным Мошенником… https://antikrest.ru/2019/09/28/592/

  3. протоиерей Иван Миролюбов

    Тут нечего обсуждать и комментировать. Абсолютно банальные перепевы «историков» синодального времени.

  4. автор учебников по истории России, член Совета Вольного исторического общества Леонид Кацва…. «так в XVIII веке возникло единоверие»…. НЕ ПОДГОТОВЛЕН ЛЕКТОР от слова ВООБЩЕ.
    А что предшествовало в истории термину ЕДИНОВЕРИЕ
    «Для переселения в Новороссийский край особый интерес для администрации представляли казенные крестьяне-старообрядцы, среди которых существовала значительная прослойка зажиточных и богатых хозяев. Для них и для заграничных старообрядцев правительство издало специальный императорский Указ 13 августа 1785 года. В нем указывались удобные места в Таврической губернии и право на специальные льготы.

    (РГАДА. — Ф. 16. — Д. 799. — Ч. 1. — Л. 171-171 об.

    ПСЗ РИ. — СПб, 1830. — Т. XXII (1784-1788). — С. 438-440.)»
    о сути, староверам санкционировали существование собственной церковной жизни (легализировались богослужение по старопечатным книгам и священство, утверждаемое местными Архиереями). Согласуясь с волею Екатерины II о широком распространении этих «свобод», Г.А. Потемкин выдал специальное распоряжение «придержащимся обряда старопечатных книг». По нему старообрядцы должны были отправить своего поверенного к правителю Таврической области В.В. Каховскому для выбора пригодных земель. Переселенцы освобождались от платежа подати на полтора года (ее должны были выплачивать те, которые не пожелали переселяться, но к которым переходили земли выбывших), могли свободно продать свои дома и срочно получить письменные разрешения. Они освобождались от платы за перевозы и переправы, бедным предоставлялась «некоторая помощь». Для постройки домов им обязаны были выдать колоды и латвины (жерди на кровлю) с обязательством выплаты их стоимости в течение 5 лет. На пропитание на месте поселения им выдавался годовой запас хлеба, который необходимо было вернуть в течение трех лет. И на три года переселенцы освобождались от постоя и налогов.
    Отдельный пункт этого Указа специально оговаривал, что «для поселения старообрядцев назначить места лежащие между Днепром и Перекопом с тем, что они будут получать попов своих от Архиерея в Таврической области определяемыми, приписав к Епархиям его и слободы их в Черниговской и Новгород-Северском наместничествах лежащие. И дозволяя всем им отправлять служение по старопечатным книгам, а дабы рассеяны вне границ империи нашей старообрядцы въезжали в Россию, вы можете опубликовать сии свободы им дозволенные».

    (РГАДА. — Ф. 16. — Д. 352. — Л. 143.)
    Воспользовавшись такими свободами, «из Турции» — Молдавии и из-за Дуная 50 семей старообрядцев перешли на Днестр, основав Троицкую слободу. Не позднее конца войны 1787 — 1791 года здесь уже существует община ревнителей «древлего благочестия».
    Налаживалась религиозная жизнь староверов в Южной Украине. Уже к 1789 году здесь действовали 4 старообрядческие церкви: Архангела Михаила вблизи Клинцовского посада, в самом посаде Клинцы, Покрова Пресвятой Богородицы в Еленском посаде, а также одноименная — в Воронцовском. Все они располагались в Елисаветградской округе. Возможно, что вне контроля администрации находилось еще какое-то количество храмов.
    На 1787 год старообрядцы уже проживали отдельно в 12 селах Екатеринославского наместничества. Из них 3 — в Александровском уезде, 4 — в Елисаветградском, 4 — в Новомиргородском и 1 — в Херсонском. Какая-то часть староверов проживала и дисперсно по другим городкам и селам региона.

    (Материалы для истории Новороссийской православной Иерархии // ЗООИД. — Одесса, 1875. — Т. 9. — С. 286.

    ГАОО. — Ф. 37. — Оп. 1. — Д. 342. — Л. 1-3.
    Пытаясь привлечь старообрядцев, правительство и администрация пошла даже на уступки в религиозном плане. Так, например, купцам в г. Вознесенске в 1795 году было дозволено «строить Монастыри, церкви по обряду своему в них производить службу богослужения по старопечатным книгам и содержать в Монастыре настоятелей и в Церквах священников

    по примеру стародубских посадов,

    поставляемых от преосвященного митрополита Екатеринославского и Херсониса Таврического».
    После получения такого позволения, группа купцов из Санкт-Петербургской губернии поселяется в данном городе.

    (РГАДА. — Ф. 16. — Д. 966. — Ч. 2. — Л. 306 об. — 307.

    РГАДА. — Ф. 16. — Д. 699. — Ч. 2. — Л. 20.)
    Ранний период «единоверия» непосредственно связан с южно-украинской территориальной группой старообрядческих сел. Сама мысль о получении старообрядцами священников от синодальной церкви была высказана в уже упомянутой грамоте Екатерине II в 1783 году. (ее тогда высказал инок Никодим).
    Развитию этой идеи способствовали настроения и в среде официальных православных архиереев. Так, например, к подобной же идее пришел грек — архиепископ Славянский и Херсонский Никифор Феотоки (1779 — 1786).

    ( Шлеев С. Единоверие // Христианство. Энциклопедический словарь. — М, 1993. — Т. 1. — С. 524.

    Ответы на Соловецкую челобитную, присланную бахмутскими раскольниками. Ответы на 15 вопросов иргизских раскольников и рассуждение о святом мире. — М., 1800;

  5. Н. Ф. Каптерев. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович.
    Глава VI. Исправление церковно-богослужебных книг при патриархе Никоне

    «После этого греческие книги напечатаны были вновь в латинских странах, продолжают там печататься и доселе, причем латиняне переправляют их на свой лад, и уже в переделанном виде продают их грекам, так как у греков в Константинополе, и вообще в турецкой империи, не было и нет своей собственной типографии, в которой бы они могли печатать свои книги в неиспорченном виде.[Русские однако не знали того очень важного обстоятельства, что в латинской Венеции в то время жило очень много православных греков, которые имели свои церкви, свой православный клир и свои православные типографии, в которых они, т. е. православные венецианские греки, и печатали свои церковный книги. Значит, хотя греческие книги и печатались в латинской Венеции, но печатались православными греками и в их собственных типографиях. Конечно, были и исключения, почему в то время и в самой Греции к венецианским греческим изданиям относились с осторожностию.] Сами греки подтверждали справедливость подозрений русских к греческим книгам, напечатанным в иноверных землях. В этом отношении особенно замечательна челобитная палеопатрасского митрополита Феофана, поданная им в Москве государю в 1645 году, после того как он исполнил поручение константинопольского патриарха и собора, которые, собственно, и послали его в Москву. В своей челобитной Феофан пишет: «буди ведомо, державный царю, что велие есть ныне безсилие во всем роде православных христиан и борения от еретиков, потому что имеют папежи и лютори греческую печать, и печатают повседневно богословные книги святых отец, и в тех книгах вмещают лютое зелие — поганую свою ересь. И клеплют святых и богоносных отец, что будто пишут но их обычаю, и тое есть нестаточно, потому что ныне есть древния книги и библии харатейные рукописьмены и благословение святых отец в монастырех во святой гори Афонской и в иных древних монастырех, и по тем библиям и книгам объявляетца их лукавство. Посем ныне они, которые книги печатали и составили по своему обычаю и вымыслу, теми же книгами они борются в странах, а где древних библий нет, и опаясаются орудием нашим, и являются они мужественны, и стреляют на нас нашими стрелами. И то чинитца, державный царю, для того, что турки не поволят нам печатать книги в Царьград, понежен немцы, которые пребывают в Царьград, мешают от зависти своей, и осиливают они своею мздою… Сердцевидец есть Господь свидетель, что велие веселие и радость восприяла душа моя, что Бог сподобил меня и видел такова православного царя и благочестие велие, и вспомянул смуты, что имеют христиане от еретиков и смущаются многие в умах, прочитаючи тех составленных книг. и надеютца, что такое есть составление святых отец и падают в прелесть их и погибают… Да повелиши, пишет далее Феофан царю, быть греческой печати (в Москве) и приехать греческому учителю учить русских людей философства и богословия греческого языка и по русскому, тогда будут переводить многие книги греческие на русский язык, которые не переведены, и будет великое надобе на обе стороны и великая доброта, да и гречане освободятца от лукавства еретиков, да исполнятца во всем мире православные христианские книги, и не будет нужды (пользоваться) темисоставленными римскими и люторскими книгами; здеся исполнятца древние книги, будут их. печатать и переводить на русский язык прямо, подлинно и благочестиво, и тогда будет великая радость во всем мир и во всем народ христианском, и прославитца великое имя царствия вашего по всей вселенной, но и паки — Птоломея царя».
    »
    «Если же русские и принимали греческие печатные книги, то только т, с которых существовали старые славянские переводы, и признавали их опять-таки настолько, насколько они согласны были с этими переводами, все же несогласное в них со старыми переводами отрицалось, как позднейшая латинская переделка. Вполне точно и определенно этот взгляд русских на греческие печатные книги был выражен игуменом Ильею и Онисимовым во время их собеседования с Лаврентием Зизанием. На замечание Зизания: «да у вас греческих правил нет», Илья и Онисимов говорили: «всех греческих старых переводов добрых, правила у нас есть, а новых переводов греческого языка и всяких книг не приемлем, потому что греки живут ныне в теснотах великих между неверными, и по своих волях печати им книг своих не иметь, и для того вводят иные веры в переводы греческого языка, что хотят. И нам таких новых переводов греческих ненадобно, хотя что и есть в них от нового обычая напечатано, и мы тот новый ввод не приемлем». На замечание Зизания: «да откуда у вас взялись греческие правила?» собеседники ответили ему: «Киприан митрополит киевский и всея Русии, егда прииде из Константина града в русскую митрополию, и тогда с собою привез правильные книги христианского закона греческого языка и перевел их на славянский язык, Божиею милостию пребывают и доныне без всяких смутков и прикладов новых вводов, да и многие книги греческого языка есть у нас старых переводов, а ныне к нам которые книги выходят печатные греческого языка и будет сойдутся с старыми переводами, и мы их приемлем и любим; а будет в них приложено ново, и мы тех не приемлем, хотя они и греческим языком тиснуты, потому что греки живут ныне в великих теснотах в неверных странах, и печатати им по своему обычаю невозможно». Таким образом русские, годность или негодность своих церковных книг, определяли вовсе не их сходством с греческими печатными книгами, а как раз наоборот: годность или негодность греческих печатных книг определяли сходством или несходством их с русскими книгами, не русское проверялось греческим, а греческое русским.»
    «Что при Никоне наши богослужебные книги исправлялись с печатных греческих венецианских изданий, это хорошо было известно первым противникам реформы Никона. Дьякон Федор пишет в челобитной государю: «а нынешные книги, что посылал покупать Никон патриарх в Грецию, с коих ныне здесь переводят, словут греческие, а там печатают те книги под властию богоотступного папы римского в трех градех: в Риме, в Париже и в Венеции, греческим языком, но не по древнему благочестию. Того ради и зде нынешные (переведенные) с старыми несогласны, государь, и велия смута». В другом месте он же говорит: «те прокаженные книги латиногреческие печатные Никон посылал покупать тамо (на востоке), и купил их на многие тысящи сребра. Сам ныне сказа всем во время отречения престола и патриаршества своего, и числом сказа, но аз забых то. И с тех новогреческих печатных книг печатал он на Москве новых нынешния книги: потому они и несогласны со старыми нашими. Арсений грек, враг Божий, научил его, Никона, покупать те книги еретические, он переводил их на наш язык словенский, и тем они разврат велий сотворили во всей земли Русской по всем церквам». Никита говорит, что в новоисправленных никоновских книгах «все таинственные в миропомазании приглашения нарушены злым еретическим вымыслом, последуя отпадшие веры римскому не православному крещению. А печатано с книг, иже греческия словут, а печатают их растленно в трех латинских градех: в Риме, и в Париже и в Венеции». »
    То есть РАЗНОЧТЕНИЯ БЫЛИ В КНИГАХ ИЗДАННЫХ ЛАТИНСКИМИ ТИПОГРАФИЯМИ.
    Но самое обстоятельное известие о том, что книги при Никоне и после его правились у нас действительно с греческих венецианских изданий принадлежит известному Сильвестру Медведеву, который некоторое время сам был книжным справщиком, и потому имел о книжной справе верные обстоятельные сведения, которые он и сообщает в первой части своего сочинения «Известие истинное православным и показание светлое о новоправлении книжном и о прочем».

    Отвечая на вопрос, откуда произошел раскол в русской церкви, Медведев решительно говорит: «ни откуду инуду таковое в Московском царствии в вере православнии сотворися разнствие, точию от новых греческих печатных книг, которые во градех латинския веры и лютерския и кальвинския ереси печатаются, и с греческими древними рукописменными книгами не согласуются». В объяснение того, каким образом могло случиться, что наши книги стали исправлять с венецианских греческих изданий, Медведев рассказывает следующее: Никон, решив исправить русские книги, созвал собор в 1654 году, который он и просил, указав предварительно на неисправности московских книг, составить решение: «новым ли московским печатным книгам последовати, в них же многая обретошася нами, от преведших и преписующих я неискусне, с древними же греческими и словенскими несходства и несогласия, явне же рещи погршения — или древним греческим и славянским, иже обои един купно чин и устав показуют, в них же святии Божии человецы и велицыи сих творцы восточнии богословцы и учители — Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоустый, Иоанн Дамаскин, Петр, Алексий, Иона и Филипп московские чудотворцы, и прочии святии поучающеся, Богови угодиша, и нам в пользу нашу незазорны я оставиша, и неврежденны блюсти повелеша?» По поводу этой речи Никона, Медведев делает такое замечание: «внимай, боголюбезный правоверный читателю, прилежно, како зде святейший патриарх Никон древние греческие рукописменные и словенские харатейные книги похваляет, и с ними весьма тщится во всем согласное имети; а еже с ними в книгах несогласное, и то, яко новое, отринути поучает, и чесо ради тако сотворити, и тому причину дает светлую: яко дабы нам всем спасете улучити — такожде, яко же наши российстии святии Петр, Алексий, Иона и Филипп московские чудотворцы». — На речь Никона, рассказывает Медведев, собор ответил решением: «достойно и праведно исправити словенские печатные книги противу старых харатейных российских и греческих книг». В силу такого соборного постановления из разных русских книгохранилищ стали собирать в Москву древние славянские книги, переведенные с греческого на славянский язык за 500 лет и больше, а на восток был послан старец Арсений Суханов, чтобы и оттуда привести в Москву старые рукописные греческие и славянская книги». Внимай, читателю, опять замечает по этому поводу Медведев, не о новых греческих у немец печатанных книгах промышление бяше, с которых бы согласную истину древних святых отец познатн, но о древних рукописменных», — Когда Сухановым действительно привезены были в Москву очень древние греческие рукописные книги, тогда в Москве снова был созван собор, на котором присутствовали: антиохийский патриарх Макарий и сербский Гавриил. На этом соборе тщательно сличены были древние греческие рукописные книги с древними же рукописными славянскими, и найдены между собою во всем согласными». «Зри, православный читателю», замечает Медведев, «прилежно, как на оном соборе вси разсмотриша наши словенския древния книги со древними греческими рукописменными во всем согласны быти, а не с новыми греческими у немец печатными книгами». В виду этого собор решил служебник «и прочия святые книги, в нихже некими от преписующих невниманием погрешения обретаются, во всем с древними греческими и славянскими священными книгами, в нихже не едино прегрешение обретается, согласити и исправити узакониша». Но это соборное постановление: исправить русские книги с древних рукописей греческих и славянских, на практике не было приведено в исполнение, книги в действительности стали править «с новопечатанных греческих у немец», древние же книги греческие и славянские были оставлены. Произошло это, по объяснение Медведева, таким образом: когда собор решил исправить служебник с древних греческих и славянских, тогда «коварнии человецы, прежде лестными своими словесы прельстиша святейшего Никона патриарха, начата самую ему правду о исправлении книг предлагати, а делом самым ино промышляти. И егда оных человек та хитрость их не познася, оставивше они греческия и славянския древние самые книги, начаша правити с новопечатных у немец греческих книг. А в сем предисловии книги служебника пишут они, еже ону с древними греческими и словенскими рукописменными достоверно исправиша и во всем согласиша, и народ православный увещают, во еже бы оный той книге, яко достоверной, верили и ни в чесом неусомневалися, зане справлена с греческих рукописменных и словенских книг. А та книга служебник правлена не с древних греческих рукописменных и словенских, но снова у немец печатной греческой безсвидтельствованной книги, у нее же и начала несть и где напечатана неведомо. И егда по малых летех, по указу великого государя, ради достоверного книжного свидетельства и справки, был на печатном дворе справщик из Афонския горы архимандрит Дионисий, иже обита в сем царствующем граде Москве в Николаевском греческом монастыре, и той, ону у немец печатную книгу служебник разсмотря, на страницах подписал своею рукою на обличениё тоя неправые книги словеса бранные, зде писати неприличные. А та книга и ныне обретается в книгохранительнице на печатном дворе. И которой служебник печатан и после сего в лето 7166, а в нем напечатано о святей литургии, яко напечатано по уставу константинопольския великия церкви и святые горы, — и он на той книге подписал своею рукою: «не хощу лгать на великую церковь и на святую гору Афонскую». В другом месте Медведев говорить: «все поведают книги правлены с древних греческих и словенских харатейных рукописных книг, а ни одна книга новоисправленная, яко служебник и иные, с древними греческими рукописменными и с древними же словенскими харатейными книгами может обрестися во всем согласна; но всякая имать, яко от древних греческих рукописных и славянских харатейных, тако и от славянских печатных и от Киевских и с новопечатными у немец греческими же книгами, разгласна. А еже далее правят, то вящше пременения по своим прихотям творят и тем православный народ смущают». Но кто же были те «коварнии человецы», которые, обманув Никона, стали править наши книги не по древним греческим и славянским, как хотел Никон и как решили соборы, а по греческим новопечатным у немцев? На это нет прямого ответа у Медведева. В разных местах своего сочинешя он глухо заявляет: «неции духовнии оставяще (славянские) оные правые харатейные древния книги, которыес древними харатейными книгами сходны, по нихже вси святии российстии Богу угодиша и благодать Его божественную себе чудотворения прияша, оставивше, возлюбили новые греческия у немец печатные книги и с тех, вновь преводяще, и то неискусными переводчики, начата, не справя и подлинно не осмостряся, печатати, и того ради едва не всядневно в книгах пременностию православный народ смущати. От ихже такового смущения, Бог весть, колико тем сот душ православных погибе… Нынешнии духовнии, еще замечает Медведев, сами ко известии священного писания и древних святых отец неискуствующе, яже вещи от российского народа по обыклости древней хранятся, обаче тии не суть противни Богу, ниже вере святей, ниже древним греческим рукописменным и словенским книгам, но тем согласны; они же, являющеся быти мудры и новым у немец печатным греческим книгам последствующе, старые правые греческия и славянския харатейные и на бумаге писменные книги, по которым древнии наши святии отцы спасошася, презирают и многия хулят. А иже им о сем правду глаголет, и они правды слышати не хощут. Ибо (а праведно рещи не есть сие грех) во истину самые правды и сами не знают, точно честию своею величаются и не хощут неведения своего людем ради себе стыда объявити, но точиюповелевают всем себе без всякого разсуждения, оставя правду, их, неправая мудрствующих, слушати; и всегда от всякия правды, противу которой противитися не могут, защищаются Христовым словесем, иже рече: слушаяй вас, мене слушает, а отметаяйся вас, мене отметается. А в чем подобает их людем слушати, того они не изъявляют, и теми словесы Христовыми неискусных человек в разсуждении неправедно устрашают». По заявлению Медведева тогда были безумные «неции духовнии», которые признавали неправыми не только книги московской печати, но «и вси наши древнии книги славянския харатейные», так как они будто бы неправильно и неискусно ранее были переведены, почему-де и следует держаться греческих книг и новых русских переводов с них.

    Таким образом Медведев, который сам был справщиком в течении десяти лет (1679—1689), решительно заверяет, что наши церковные книги при Никон, и в последующее время, правились будто бы исключительно только с новопечатных греческих венецианских изданий, причем Медведев указывает и самый греческий подлинник, с которого при Никон правили служебник. Этот греческий евхологий, венецианского издания, действительно и сейчас находится в московской синодальной библиотеке.

  6. Может сложится ошибочное впечатление, что в греческих книгах изначально были ошибки. Стоит обратится к книге Богданов А.П. Русские патриархи (1589-1700): В 2 т. М.: ТЕРРА; Республика, 1999. Т. 1. С. 371-386 .
    «Иосиф тоже был смущен этой странной смесью фанатизма и прозрения необходимости «свободных учений», между которыми колебалась при нем Русская церковь, прежде чем пасть в бездну раскола. Патриарх, конечно, признавал, что «ученье свет, а неученье тьма», однако возможные источники знаний представлялись подозрительными.
    Католический и в особенности протестантский Запад вызывал у «благочестивых» православных аллергию; сильно жаловавшиеся на наступление «немцев» жившие под турком греки и утесняемые в Речи Посполитой православные украинцы порождали опасения слишком явными притязаниями на роль «учителей». Те и другие издавна стремились просвещать богатых московитов с ясно выраженными меркантильными намерениями.
    Патриарха эти пришлецы расстраивали, как ясно показало дело «премудрого учителя» архимандрита великой константинопольской церкви Венедикта. Его прибытие в Москву было основательно подготовлено еще при Михаиле Федоровиче Палеопатрасским митрополитом Феофаном. От имени Константинопольского патриарха Парфения тот упорно доказывал государю необходимость завести в Москве греческую типографию и училище.
    Жалостная история о том, как католики и протестанты наводняют православный Восток своей печатной продукцией, смущая «греков» замаскированными в церковных и святоотеческих книгах ересями, произвела впечатление на московские власти.
    » Идея печатать в Москве «неповрежденные» книги для греков была привлекательна, но для царя Михаила несколько преждевременна. А мысль о греческом учителе для просвещения московских детей в области философии и богословия «на греческом языке и русском» выглядела подозрительно даже с точки зрения цели.
    Благодаря училищу, говорил митрополит, среди россиян подготовятся знающие люди, которые станут переводить неповрежденные греческие книги и исправлять по ним прежние переводы. Получалось, что именно милостынесоискатели владеют истиной, которой доселе полновластно обладало московское духовенство во главе с самим патриархом!
    Прибывший в 1646 г., уже после воцарения Алексея Михайловича, учитель Венедикт вполне подтвердил эти опасения. Он направлялся в Москву за милостыней для своего монастыря, где имел училище богословия, только задержался в Киеве для преподавания греческого языка в коллегиях митрополита Петра Могилы, пока Феофан не побудил его спешить в Россию «для учения и печати».
    Ученый грек не преминул высокомерно отозваться о москвичах, которые думают, что «они великие мудрецы и ученые», и получил суровую отповедь на тему талантов, которые даются исключительно от Бога. Никто не должен величать себя учителем и богословом, заявили Венедикту, но лишь принимать такую похвалу из чужих уст. Апостол Павел, напомнили греку, более других потрудившийся в богословии, считал себя меньшим из апостолов. Особенно же при патриархе неприлично и крайне дерзко младшему по сану называть себя учителем и богословом. Не следует забывать, как Господь обличал книжников и фарисеев, которые величали себя учителями!
    Посрамленный основательностью московского чинопочитания, ученый грек отбыл на родину с пристойной милостыней. Более преуспели киевляне, также претендовавшие на роль учителей. Еще в 1640 г. Петр Могила просил царя Михаила создать в Москве обитель для иноков Киевского Братского монастыря, где они могли бы обучать россиян славяно-греческой грамоте.
    При новом государе царский фаворит Федор Михайлович Ртищев создал такой монастырь и призвал с Украины «иноков, изящных во учении грамматики славенской и греческой, даже до риторики и философии». Царь, в свою очередь, просил в 1649 г. нового Киевского митрополита Сильвестра Коссова прислать в Москву знатоков греческого и латыни для подготовки к печати славянской Библии.
    Неизвестно, советовались ли в этом деле с патриархом Иосифом, но против деятельности новых справщиков Арсения Сатановского и Епифания Славинецкого, а также учителей из монастыря Ртищева архипастырь имел основания не возражать. На Печатном дворе при Иосифе был издан учебник «первой от семи наук свободных» — «Славянская грамматика» Мелетия Смотрицкого (1648), «Книга о вере» игумена Киевского Михайловского монастыря Нафанаила (1648), «Краткий катехизис» Петра Могилы (1649) и др. западнорусские сочинения (начиная с «Кирилловой книги» 1644 г.), сердечно принятые даже «блюстителями».
    Однако этим последним не понравилось, что киевляне быстро завоевали авторитет как богословы. Характерно доносительное дело 1650 г., наполненное подозрениями, что киевляне учат «греческой грамоте, а в той грамоте и еретичество есть», тем паче «кто по латыни выучится, тот с правого пути совратится». Смысл подобных разговоров состоял в желании пресечь просветительную деятельность киевских старцев: «И так они всех укоряют и ни во что ставят благочестивых протопопов Ивана и Стефана (то есть Неронова и Вонифатьева. — А. Б.)и других…»
    Ревность духовных фаворитов государя выплескивалась на светских приближенных Алексея Михайловича: помимо Ртищева обвинения в ереси коснулись всесильного царского дядьки боярина Бориса Ивановича Морозова. Иосиф, ни в коей мере фаворитом не являвшийся, оставался в стороне от нападок на ученых киевлян и от обвинений в приверженности «еретической» грамоте.
    Патриарх мирился с тем, что даже канонизация святых переходила в сферу деятельности самодержца (и его личного окружения). Мощи преподобного Александра Свирского были «свидетельствованы» (в 1641 г.) и затем перенесены (в 1643 г.) по указам Михаила Федоровича. Дело об открытии чудотворной иконы Божьей Матери Казанской велось в Патриаршем судном приказе, но по указам царя и патриарха, а перенесение ее иконы и установление всероссийского празднования 22 октября состоялись повелениями одного государя (в 1648 г.).
    Также дела о свидетельствовании мощей преподобного Кирилла Новоезерского (в 1648 г.) и благоверной княгини Анны Кашинской (в 1649 г.) велись светской и духовной властью совместно, но положение первых в новую серебряную раку (в 1651 г.) и перенесение последних (в 1652 г.) были личным, даже семейным занятием Алексея Михайловича. Преподобный Савва Сторожевский был причтен к лику святых освященным собором (в 1649 г.), открытие же мощей его стало делом царя и лишь вторым — патриарха (в 1652 г.).
    Единственное исключение — открытие мощей благоверного великого князя Юрия (Георгия) Всеволодовича 5 января 1645 г. Иосиф, видимо, воспользовавшись междуцарствием, благословил этот акт сам и лично прислал серебряную раку для этих мощей Успенскому собору родного города Владимира[11].
    При ревностном в вере царе Алексее и его еще более ревнивых духовных наставниках такой свободы патриарху не давали. Даже подготовленную в 1650 г. к печати «Кормчую» — главный свод церковного права — Иосифу издать не удалось. Книга, подчеркивающая значение русского патриаршества, была заново освидетельствована и издана только Никоном.
    Усиленно разогреваемый заинтересованными лицами, религиозный пыл Алексея Михайловича с годами не ослабевал, но разгорался до фанатизма в опасном сочетании с уверенностью в своей мессианской роли — смесь, дорого стоившая Русской православной церкви! А в 1649 г. к числу влиятельных богословов, кроме «ревнителей» и киевлян, прибавился еще хитроумнейший грек Паисий, патриарх Иерусалимский.
    Незаурядный мастер интриги и великий комбинатор, он отличался к тому же знанием Москвы, где побывал милостынеискателем в 1636 г. На сей раз Паисий за пять месяцев заложил прочную основу для кардинальной перемены традиционного полупочтительного-полупрезрительного отношения россиян к «грекам» (как называли вообще православных с Востока).
    Он, во-первых, втерся на всех церемониях на равное место с патриархом Московским. Во-вторых, доказал государю, что его, самодержца, заслугой может стать великая миссия искупления Гроба Господня (увы, из неоплатного долга туркам). В-третьих, Паисий убедил российские власти в необходимости тесного политического контакта с греками.
    Это удалось не сразу. Рассказы Иерусалимского патриарха, как он призывал поляков не притеснять православную веру, а Богдана Хмельницкого — не искать помощи у мусульман, не произвели в Москве впечатления. Паисий благословил Алексея Михайловича «приять превысочайший престол великого царя Константина, прадеда (в смысле предка. — А. Б.)твоего». И вновь почувствовал холод. Восточное духовенство часто использовалось Посольским приказом как орудие политических игр . «

  7. Цитата «Поправки были незначительные, — полагает Кацва. — И вы сейчас наверняка со мной согласны. Но для людей того времени это было не так. Он полагает, что на Руси не было богословия, поэтому якобы людям ничего не оставалось, кроме как заниматься обрядоверием» Чтобы понять прав лектор или нет, рассмотрим десертацию — Н.И. Сазоновой
    СТАРООБРЯДЧЕСКИЙ БОГОСЛУЖЕБНЫЙ ТЕКСТ XVII в.
    КАК ЯВЛЕНИЕ РЕЛИГИОЗНОЙ КУЛЬТУРЫ (НА МАТЕРИАЛАХ ЧАСОСЛОВА И ТРЕБНИКА)
    Статья посвящена богослужебным текстам XVII в., принятым в Русской православной церкви до реформы Патриарха Никона. Эти же тексты впоследствии воспринимались противниками реформы, старообрядцами как единственно правильные и, следовательно, во многом отражают особенности их мировоззрения, восприятия религии. В статье рассматриваются основные черты религиозности старообрядцев в связи с особенностями старообрядческих богослужебных текстов.
    Это корректное сравнение, так как исключаются книги выпущенные самими старообрядцами. Следует отметить тот факт, что значительную роль в старообрядческой духовной культуре играет богослужебный текст. В XVII в. именно он послужил отправной точкой раскола: текстовые разночтения дониконовской и никоновской редакций богослужебных книг вызывали острые разногласия сначала среди духовенства, затем и среди верующих. Это, в свою очередь, привело к возникновению такого феномена, как «старообрядческий богослужебный текст», хотя применительно к XVII в. речь можно вести не о «старообрядческом богослужебном тексте» как оригинальном богослужебном тексте, созданном старообрядцами (такого рода явления относятся уже к периоду самостоятельного существования старообрядчества в виде целого ряда толков, согласий), а об особенностях принятой до реформы Патриарха Никона редакции православных богослужебных текстов, которую поддерживала часть верующих, не принявших церковной реформы. И эти дореформенные богослужебные тексты представляют не меньший интерес, чем оригинальные старообрядческие тексты, так как позволяют понять фундаментальные основы мировоззрения, религиозных принципов старообрядчества как религиозного течения.
    В этой связи правомерно обратить внимание на особенности православного богослужебного текста вообще. С точки зрения православных богословов для верующего основным средством богопознания является не анализ и размышление, а непосредственное общение с Богом, которое происходит при помощи молитвы. При этом православный верующий обычно предпочитает обращаться к Богу не собственными словами, а словами канонических молитв, составленных отцами Церкви. Именно через такое общение с текстом и происходит богопознание: Бог открывает истину по вере молящегося. Следовательно, в таком случае молитва как средство богопознания должна содержать всю сумму догматичес-196
    ких представлений, формировать у молящегося представление о нормах и принципах религиозной жизни (понимание роли Божественного и своего места по отношению к нему). Функции и значение молитвы достаточно обширны, она сама является символом иной реальности и иного мира и вообще всего, с ним связанного. Вот почему одной из основных особенностей православной обрядности, в состав которой входит и богослужебный текст, является символизм, предполагающий многозначность всякого совершаемого действия, равно как и каждого элемента церковного устройства: символический смысл имеют все составляющие церковного обряда -облачение священнослужителя, церковный престол, и даже сам священник в определенные моменты литургии символизирует Христа.
    Многозначное понимание символа лежит в основе его восприятия, а это, в свою очередь, значит, что в рассматриваемом нами случае человек, погруженный в среду православного богослужения, всем его строем приучен воспринимать окружающие его символы неоднозначно и всегда, сознательно или нет, выстраивает ассоциативные ряды, видя в той или иной фразе, действии одновременно несколько смыслов. Вот почему значение богослужебного текста очень велико: именно он формирует у верующего представления, касающиеся как догматики христианства, так и общих понятий о религиозной жизни, т.е. отношения к молитве, храму, священству, семье и т.п.
    Важным также представляется то, что понятия и представления даются в богослужебном тексте, как правило, не в виде четко определенных правил или «тезисов», а неявно — в виде определенного набора символов, понятий, примеров из Священного Писания. Отсюда и огромное значение каждого слова в богослужебном тексте, важность каждого смыслового оттенка и отсюда же — большая сложность, которую представляет «расшифровка» богослужебного текста, всех «пластов» его восприятия. Однако тем важнее результат такой работы — понимание особенностей мировоззрения, формируемых данным текстом. При этом не избежать и вопроса о причинах обособления старообрядчества от церкви, о причинах церковного раскола. Такого рода особенности старообрядческого богослужебного теста могут быть выявлены при сравнительном анализе дониконовской и никоновской редакций богослужебных книг. Источниковая база этой темы — богослужебные книги, изданные до и после церковной реформы 1654 г.
    Выводы данной статьи основаны на анализе особенностей дониконовской редакции часослова и требника. Причина такого выбора — большая распространенность
    и «популярность» именно этих книг в среде верующих. Часослов содержит весь суточный круг богослужения, кроме литургии, и, таким образом, является настольной книгой в каждой православной семье. Содержание требника — последования наиболее важных таинств (исповедь, крещение, венчание, елеосвящение и др.) и обрядов, также сопровождающих человека каждый день. Таким образом, именно эти богослужебные книги в большой степени формировали особенности религиозного мировоззрения верующих XVII в., а изменения, вносимые в них, могли иметь серьезнейший резонанс, что, однако, не умаляет важности рассмотрения и особенностей дониконовской и никоновской редакций других богослужебных книг. Следует также отметить, что в наиболее тесном контакте с богослужебным текстом находились священнослужители и, следовательно, речь может идти в основном об особенностях их мировоззрения, что также важно для определения причин церковного раскола, ведь инициаторами его были именно люди, облеченные духовным саном. При рассмотрении дониконовских изданий часослова и требника можно выявить ряд характерных особенностей по сравнению с никоновской редакцией.
    Ряд особенностей касается грамматического строя текста. Одной из важнейших таких особенностей является преобладание в дониконовской редакции архаичных грамматических форм — аористные формы глаголов, краткие формы прилагательных и местоимений [1.Л. 3,17,21, 56; 2. Л. 5, 18,32,67, 198; 3. Л. 43,87,89, 186, 192; 4. Л. 76, 98, 134, 157; 5. Л. 98, 134, 234, 236; 7. Л. 13, 15, 18; 8. Л. 45, 78, 93, 96 и др.].
    Смысловое значение обеих форм не было идентичным. «Аорист выражает простое действие, предшествовавшее моменту повествования, без какой-либо характеризации действия, т.е. без обозначения длительности или недлительное™ или временной отдаленности действия».
    «Перфект выражает ретроспективную направленность говорящего, то есть воззрение назад… поставляет процесс, им обозначаемый вне основного контекста, составляющего действие рассказа и отражающего живое участие говорящего. Таким образом, говорящий пользуется перфектом для выражения тех или иных действий и фактов, которые в его сознании имеют объективное значение… значение объективности в перфекте можно было бы перефразировать словами «это неоспоримый факт» или «как всем это хорошо известно» — так трактуются смысловые значения времен аориста и перфекта А. Гамановичем [18. С. 200].
    К этим характеристикам Т. А. Иванова добавляет, что аорист «обозначал прошедшее действие, как конкретный факт, совершившийся до момента речи и служивший продвижением в повествовании», отвечая на вопросы «что стало?», «что случилось?», «что произошло?», в то время как перфект обозначал только состояние в настоящем как результат прошлого действия [19. С. 142-148]. Б.А. Успенский определяет перфект как обозначающий «состояние, отмеченное в своем конце, то есть то, что случилось, но более уже не имеет места» [20. С. 18].
    Аористные формы глаголов, употреблявшиеся при рассказе о недавно происшедших событиях, вышли из разговорного употребления еще в XII в., однако сохранялись в богослужебном тексте, в особенности там, где речь шла о евангельских событиях (напр., Пасхальный тропарь, начинающийся со слов «Христос воскресе» -аористная форма, сохранившаяся до наших дней) и, как представляется, оставались актуальными для части верующих, в особенности — священнослужителей, по роду деятельности постоянно соприкасавшихся с богослужебным текстом и воспринимавших архаичные, с точки зрения разговорного языка, формы достаточно остро. Необходимо отметить, что употребление, наряду с аористными формами глаголов, кратких форм прилагательных (обычно применяемых при упоминании впервые названного предмета или явления [18. С. 213]) создавало общее ощущение близости евангельских событий, а значит, влияло и на общий настрой текста.
    Другой особенностью старообрядческих богослужебных текстов является их больший, по сравнению с позднейшей никоновской редакцией, объем: это касается как объема отдельных молитв, так и целых чинов. И если в часослове объем отдельных служб практически одинаков как в дореформенной, так и в никоновской редакциях и различия в тексте в основном касаются отдельных слов, присутствующих в дореформенной редакции и отсутствующих в новой [7. Л. 19, 29, 48, 56; 8. Л. 34, 62, 64, 67; 9. Л. 128, 223, 229; 10. С. 162, 234, 279 и др.;
    11. С. 224, 234, 354; 12. Л. 169 об., 213, 215 и др.], то в отношении требника различия в объеме значительно более серьезны.
    Очень характерен здесь чин исповеди, в общей сложности превышающий объем исповеди в никоновском требнике в 3 раза. Так, в требнике дониконовской редакции перед исповедью священником читается 5 псалмов, тогда как в никоновском требнике-лишь 1. Существенно больше и перечень вопросов к исповеднику, в частности очень подробны вопросы священника к кающемуся по каждому из членов Символа веры — основы христианского вероучения. В никоновском требнике от кающегося просто требуется прочесть Символ веры. Исповедь в дониконовской редакции содержит также и вопросы о почитании креста, икон, мощей святых, отсутствующие в новом требнике. Кроме этого, существенно больше, чем в требнике никоновской редакции, и объем речи священника, обращенной к кающемуся. Большим является объем богослужебных текстов дониконовской редакции и в чинах основания церкви, таинства венчания (сравн. [1. Л. 2-15, 124-130; 2. Л. 1-6, 151-163; 4. С. 262-264, 98-105; 5. С. 256-258,123-134; 6. С. 267-270,324-337]).
    Больший объем дониконовской редакции богослужебных текстов объясним еще и тем, что в дореформенных богослужебных книгах существенно больше внимания уделяется детальному описанию действий священника (или диакона) по совершению обрядов и таинств. Особенно показателен в этом отношении требник. В чине исповеди, например, дониконовская редакция требника более подробно, чем послереформенная, говорит о том, как кающийся подходит к священнику, где должен стоять, как кланяться. В чине крещения, описывая действия священника при благословении воды, дониконовский требник указывает, что «иерей приемлет спичку из сосуда масленого с маслом и тою погружая в воде крестообразно трижь, поя с сущими ту: “Аллилуйя”». Никоновская же редакция требника ограничивается замечанием о том, что «священник, поя аллилуйя трижды с людьми, творит кресты три елеем на воде» (сравн. [1. Л. 89—89об.; 2. 97об.; 4. Л. 100; 5. Л. 89; 6. Л. 96].
    По-иному выглядит и описание самого акта крещения. Дореформенный требник: «Крещает его (младенца. — Я.С.),священник, погружая к себе лицем во Имя Отца и Сына и Святаго Духа…». Никоновская редакция: «Крещает его во Имя Отца и Сына и Святаго Духа, на коемждо приглашении низводя его и возводя», таким
    образом, реформаторами удалено упоминание о полном погружении в воду крещаемого во время таинства [1. Л. 24об.; 2. Л. 35; 3. Л. 45; 4. С. 35; 5. С. 44]. В этом случае реформаторы невольно спровоцировали обвинения в свой адрес по поводу якобы имевшего место введения в практику обливательного крещения, аналогичного католическому. Стоит отметить, что традиционное понимание слов «низводити» и «возводити» включало в себя не только собственно акт погружения при крещении, но и ряд нецерковных значений, среди которых такие, как «поднимать», «опускать» [17. Вып. 3. С. 37; Вып. 15. С. 45]. Это могло восприниматься как предписание священнику совершать погружение «символически», «низводя и возводя».
    Сократив подобным же образом описание облачения крестившегося до слов «облачает его священник» (в то время как дониконовская редакция описывает облачение подробно, с соответствующими молитвами на одеяние сорочки, на возложение креста и т.д.) [1. Л. 64об.; 2. Л. 55; 3. Л. 65; 4. С. 64; 5. С. 64; 6. С. 75], реформаторы вызвали новые обвинения со стороны оппонентов: якобы «никониане» запретили носить нательный крест, несмотря на то, что запрет на ношение креста никогда не вводился в церковную практику. Приходится признать, что подобные изменения во многом создали негативный образ реформы и успешно использовались в полемике оппонентами Патриарха: детальная регламентация действий священнослужителя не просто была более привычной для верующих, но показывала трепетность отношения к «великому и страшному» для человека таинству. В связи со сказанным представляется отнюдь не случайной иная, нежели в никоновской редакции, позиция священника, которую демонстрирует дореформенный требник в таинстве исповеди: священнику прямо рекомендуется с кающимся «говорить с тихостью и смирением, Бога свидетелем поставляя, себя же грешна именуя» [1. Л. 42; 2. Л. 48], то есть подчеркивается роль священника как свидетеля исповеди, а не судьи.
    Таким образом, особенностью старообрядческого богослужебного текста является формирование им обостренного восприятия религии: ощущения близости реальности евангельских событий, вследствие этого — достаточно высоких требований к верующему. Это касается как продолжительности богослужения и таинств, так и общего настроя молитв. В.Н. Лосский определяет старообрядческое восприятие религии как «экклезиологическое монофизитство» [21. С. 217-218], т.е. акцент на Божественную составляющую церкви в ущерб человеческой.
    Такой акцент на Божественную составляющую религии, на греховность человека, по-видимому, во многом и обусловливал резкую реакцию верующих как на сам факт исправления сакрального текста, так и на характер вносимых изменений, например сокращения богослужения. Эта особенность восприятия религии частью верующих могла стать одной из причин конфликта, а в дальнейшем обусловить многие особенности мировоззрения старообрядцев. Вопрос о дальнейшей судьбе богослужебного текста в старообрядческих общинах, о создании старообрядцами самостоятельных богослужебных текстов и эволюции их мировоззрения — предмет дальнейшего изучения исследователей.
    То есть лектор лукавил, все обстояло гораздо серьезнее.

+

Авторизация

* *
*

Регистрация

*
*
*
*

Проверочный код Time limit exceeded. Please complete the captcha once again.


Восстановление пароля