Л. Севастьянов. Православное осмысление проблем социального неравенства и роли Церкви в борьбе с бедностью на постсоветском пространстве

Доклад исполнительного директора Фонда Григория Богослова, постоянного члена комиссии старообрядных приходов в составе Московского патриархата Леонида Севастьянова на международной конференции «Церкви перед лицом богатства, бедности и истощения природных ресурсов». Ассизи, Италия, 29 июля – 4 августа 2018 г.

Под влиянием марксизма, которое до сих пор ощущается на постсоветском пространстве после семи десятилетий его функционирования в качестве обязательной государственной идеологии, а также по мере роста популярности радикальных левых доктрин на Западе, начиная с 1960-х годов проблемы преодоления социального неравенства и борьбы с бедностью нередко отождествляются. В рамках вульгарного, «народного» марксизма способ борьбы с бедностью представляется чрезвычайно простым: «Взять все и поделить», как говорит герой знаменитого романа Михаила Булгакова «Собачье сердце». 

Механизмы практической реализации такой идеологии также очень просты: национализация всей частной собственности не только в сфере природных ресурсов, но и средств производства, а в наиболее радикальных случаях — и личного имущества, когда любое частное производство и любая деловая инициатива становятся априори бессмысленными и даже опасными. Исторический опыт реализации социального учения марксизма показывает, что этот подход не решает проблемы бедности, а напротив, приводит лишь к увеличению числа бедных и ухудшению качества их жизни. После первых экспериментов по экспроприации имущества «господствующих классов» советская власть вынуждена была ввести карточную систему обеспечения населения минимумом жизненно необходимых товаров, пережила несколько массовых голодов, жертвами которых стали миллионы граждан СССР, и завершила свой исторический путь тотальным товарным дефицитом и пустыми прилавками магазинов в конце 1980-х. Подобные тенденции мы наблюдаем в ряде современных стран Восточной и даже Западной Европы. Некоторые экономисты-теоретики уверены, что увеличение налогового бремени способно решить проблемы неравенства, но на практике оно порождает дальнейшее обнищание так называемых социально незащищенных групп населения (в том числе безработных, инвалидов, сирот), так как бизнес и капитал, спасаясь от избыточного бремени, уходит в страны с более благоприятным налоговым климатом.

Православная этика, основанная на прямо противоположном марксистскому философском базисе, дает и принципиально иной ответ на вызовы социального неравенства. В православной этике человек рожден в социуме, но напрямую обращен к Богу в призыве стяжания Богоподобия через творческую деятельность. Как Бог творит и привносит в универсум добавочную стоимость, так и человек через реализацию своего творческого потенциала уподобляется Богу. В этой парадигме деньги и богатство есть всего лишь коэффициент творческого процесса. Но как раз через творческий процесс блага творчества изливаются и на окружающее общество и среду. Иными словами, блага, сотворенные человеком, так же как и Богом, имеют ценность через их признание не столько субъектом, но больше объектами восприятия. Именно поэтому поистине творческим людям прежде всего была присуща скромность и смирение. Преподобный Сергий Радонежский, реализуя свой творческий потенциал, строил монастыри, которые становились основой русских городов и в итоге — особой русской цивилизации, отличался глубоким смирением и скромностью, понимая, что ценность продуктов творчества оценить может только окружающее общество, включая окружающую нас природу и животный мир и, в конечной инстанции, только Сам Бог. Часто изобретение атомной бомбы нам пытаются представить великим изобретением человечества, но данное благо не является таким, именно по причине непризнания его благом окружающим нас большинством. Иное дело — изобретение телефона, интернета, системы спутниковой навигации и антибиотиков. Данное благо является благом через общественное восприятие, так как пользующиеся этими продуктами имеют прямую пользу и улучшение качества жизни. Коммуникации с любимыми и родными становятся проще и дешевле. Информация и здоровье, залог благосостояния, доступнее для всех.

Специфика же нынешней социально-психологической ситуации на постсоветском пространстве и, прежде всего, в России заключается в том, что элементы этого традиционного христианского мировоззрения порой довольно искусственно встраиваются в «матрицу» марксистского, «уравнительного» способа мышления. Это порождает такие постмодернистские фантомы, как «православный сталинизм», «христианский коммунизм» или даже «православный атеизм». 

Было бы ошибочно обвинять в возникновении таких фантомов и в системном искажении православного социального учения на постсоветском пространстве одних лишь «советских людей» или, скажем, «государственную пропаганду». Свою ответственность за «левый уклон» постсоветского христианства несет и Церковь, которая больше сосредотачивается на критике социального неравенства, чем на практических инициативах по помощи в преодолении бедности. Церковь на постимперском и постсоветском пространстве не имеет достаточного опыта самостоятельной хозяйственной деятельности. Разорвана историческая традиция, которая обеспечивала бы связь нынешней господствующей Церкви России с ее допетровской предшественницей, которая обладала признаками экономической субъектности. Превращение России в абсолютистскую империю при Петре Первом превратило Церковь в обычный государственный департамент, экономически целиком зависимый от казны. Очевидно, такая «реформа» была призвана сделать Церковь рупором государственной имперской пропаганды, и неудивительно, что Церковь оправдывала и крепостное рабство, и полностью сословное по рождению общество, где рожденному в бедности было невозможно из нее вырваться до смерти. 

Совсем иную социальную и экономическую роль играла Церковь в допетровской, Московской Руси. Золотым веком русского православия, классическим периодом гармоничного взаимодействия почти равных по субъектности Церкви и государства в России мы считаем весь XVI век. Тогда моральный авторитет Церкви, ее способность и право обличать власть и несправедливость в обществе во многом базировались на ее экономической самостоятельности. Знаменитый спор между последователями Нила Сорского («нестяжателями») и Иосифа Волоцкого («осифлянами»), который  сводился к вопросу об экономической правосубъектности Церкви: должна ли она быть «богатой», то есть экономически независимой, или «бедной», реально имел один и тот же посыл: церковь может быть бедной или богатой, но экономически самодостаточной и независимой.

Природа Церкви радикально отличается от природы «институтов гражданского общества» — политических организаций и социальных объединений. Церковь, как Теофания, являющая собой Присутствие Бога в творении, соединяющая людей в единое Тело Христово, несет в этом мире прежде всего пророческое служение. Метафорически церковь призвана быть не только устами, но и руками Бога. А это значит, что сама природа Церкви исключает ее самозамкнутость, закрытость от мира и в том числе от экономической жизни общества. Рабское, безгласное положение Церкви в России эпохи Романовых, начиная с XVIII века, привело к ограничению ее деятельности чрезвычайно узкими рамками идеологической пропаганды и ритуального культа. Живое сопротивление церковного Тела этому процессу в ходе никоновско-алексеевской реформы привело к многочисленным жертвам жесточайших государственных репрессий против старообрядцев, ставших прообразом репрессий против верующих людей вообще первых лет советской власти. Лидеры русского старообрядчества — протопоп Аввакум, боярыня Морозова и многие другие — имели совершенно иной, отличный от «имперского православия» взгляд на церковное служение. По их мнению, Церковь призвана изменить мир не только словом, но и праксисом — деятельностью. Уже к середине 19 века в руках последователей старообрядчества было сосредоточено 70 процентов всего капитала страны, который использовался для бурного строительства больниц, школ, театров, фабрик и заводов, где создавались почти идеальные условия для трудящихся. Культурное меценатство, зародившееся в кругах русских староверов, не имело прецедентов в истории. Те самые капиталисты-староверы, уничтожать которых призывали Ленин и большевики, создавая капитал, преображали общество и постепенно преодолевали проблему бедности, при этом показывая личный пример самоограничения и аскезы. Это и вынуждало так называемый «революционный класс» спешить, ведь в России на глазах исчезали предпосылки для классовой вражды и революционной смены власти. Но это тема для отдельного доклада…

Современное пристрастие деятелей Церкви к экономическому иждивенчеству и «уходу из мира», как я уже сказал выше, связано с отсутствием позитивного экономического опыта, с подавлением здоровой экономической инициативы в России последних трех веков. Современный епископат стремится говорить на языке популизма, воспроизводя приемы политической пропаганды, что является убедительным симптомом секуляризации, нивелирования пророческой миссии Церкви и превращения ее в рядовой институт гражданского общества с ограниченным набором ритуальных и психотерапевтических функций. Такая позиция кажется «удобной» для выстраивания отношений с политическим и бизнес-истеблишментом,  но она серьезно грозит Церкви превращением, по слову Христову, в «соль, потерявшую силу».

Церкви, в силу пророческой природы своего служения, ради преображения мира, призваны выходить из области проповеди в область практической экономики, не только предлагая модели, но и реализуя их через подконтрольные Церквам институты. Церковь призвана войти в банковский и реальный секторы экономики, в страховую и пенсионную системы, создавать свои продюсерские студии и фармацевтические компании. На наш взгляд, этому весьма способствует тот «режим максимального благоприятствования» хозяйственной деятельности Церкви, который создан, в частности, в России, Беларуси, Украине, Молдове, Грузии, Казахстане и других постсоветских государствах. Законодательство этих стран позволяет Церкви учреждать собственные кредитные организации, страховые и пенсионные фонды и другие предприятия, активно создавать рабочие места, не ограничиваясь традиционными «сбором пожертвований» и «поиском меценатов». Экономическая пассивность Церкви, ее епархий, монастырей и приходов справедливо воспринимается светским обществом как стремление к «паразитическому» способу хозяйствования, который не только негативно влияет на духовное состояние «профессиональных» церковников, но и провоцирует заметное падение авторитета Церкви в обществе, подобное тому, что наблюдалось в начале ХХ века, накануне Русской революции.

К сожалению, «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», принятые ее Архиерейским Собором 2000 года, отводят достаточно скромное место проблемам хозяйственной деятельности, сводя их лишь к темам труда и собственности. Вопросы призвания Церкви к непосредственному участию в экономическом развитии общества, к созданию собственных моделей бизнес-активности, формированию христианской бизнес-этики обходятся в «Основах» вниманием. Испытывая определенное влияние левых идеологий, «Основы социальной концепции» все же признают, что «в Священном Писании не содержится порицания богатства как такового» (VII.2). 

В отличие от марксизма, христианство не преследует цели создания «общества всеобщего равенства» на Земле. Христианское мировоззрение иерархично, и в этом контексте оно воспринимает социальное неравенство как естественное состояние земного общества, как одно из проявлений общего иерархического мироустройства. В ряде протестантских доктрин богатство вообще рассматривается как видимый знак благословения Божия, даже как залог вечного спасения. В православной традиции богатство — это, скорее, форма служения Богу через преумножение того евангельского таланта, который Творец дает человеку при рождении. Как мы помним из евангельской притчи, и сам талант, и процент, которым его приумножил человек, принадлежат Богу. Но сам процесс приумножения таланта становится актом приобщения человека к процессу творения, синергии с Богом, через которую происходит восхождение человека от образа к подобию Божию, то есть обожение. 

Христианская метафизика базируется на категории неравенства, которое не является предустановленной «данностью», результатом принадлежности неким роду или классу по самому факту рождения, а возникает в силу личного подвига и труда или отсутствия таковых. Каждому Бог ниспосылает то, что он заслуживает своим трудом, вступая в синергийную связь с человеком. У каждого человека, вне зависимости от условий его рождения, имеется данность, Божественный залог, свой личный и индивидуальный талант, который делает его совершенно равным с другими людьми в возможности стяжания подобия Божия или того богатства, которое делает этого человека гражданином Царствия Божия, вечности и сонаследником вечных благ.

Современная экономическая система, декларируя равенство в возможностях, вместе с тем всячески защищает монополии, ограничивая свободную конкуренцию. Попробуйте пробиться куда-либо, где бы то ни было, начиная от Лос-Анджелеса до Москвы, если вы не принадлежите каким-то образом к тому или иному истаблишменту! Каждый из нас чувствует реальные преграды в процессе нашего профессионального карьерного пути. Не имея собственной экономической базы и идеологии, основанной на непосредственном экономическом опыте, к сожалению, через проповедь бедности как идеала Церкви часто становятся инструментами в руках господствующего класса, не допуская равный доступ всех людей к общим экономическим возможностям. Не имея своей экономической базы, церковь легко манипулируема другими игроками современного глобального экономического процесса. 

На наш взгляд, Церковь призвана прекратить пропаганду бедности, которая на деле лишь увеличивает страдания бедных. К примеру, ради пиара церковный деятель отказывается ездить на Мерседесе, выбирая автомобиль другой марки. Но ведь на концерне «Мерседес» трудятся тысячи рабочих, которые содержат свои семьи, а, с другой стороны, компания Мерседес инвестирует в разработки новых технологий, которые в конечном итоге каким-то образом облегчат жизнь и самих бедных. Следование примеру «отказа от Мерседеса» приведет к уничтожению жизни рабочих «Мерседеса» и откат в технологическом рывке. 

В своей книге об идеологии старообрядчества, которая учит экономическому успеху в рамках общины, я пишу:

Только в труде человек выступает как со-творец, в чем состоит его высшее предназначение. Традиционно старообрядцы отличались трудолюбием, которое порой приносило им богатство. Но богатство требует евангельского отношения, иначе оно подчиняет человека себе, становится страстью и порождает множество грехов. Старообрядческое отношение к богатству основано на том, что, во-первых, оно считается принадлежащим не человеку, а Богу, во-вторых, его накопление и употребление происходят в рамках общины, в-третьих, главной статьей расходов являются не потребности человека-богача, а поддержка малоимущих, всего общества, окружающей среды — более разумное и чистое, по заповедям Божиим, устроение всей земной жизни.

Талант дается человеку Богом не для тривиального его сохранения и тем более не для расходования, а только для приумножения. Отказ от приумножения таланта равнозначен отказу человека от своей высокой природы и отпадению от Творца и со-творчества. Поэтому призыв к бедности часто понимается именно как кастрация творческого потенциала. В данном случае человек, как ни странно и как ни скандально это звучит, выбравший путь бедности, отказывается от пути Богоподобия в творческом процессе. Церковные лидеры любят цитировать Евангельские слова с призывом Христа к Богатому юноше раздать все и следовать за Ним. Ответ мой очень прост: «Чтобы было, что раздать, надо сперва заработать». «Раздать» можно расценивать как добродетель, только как верх экономической пирамиды. Вначале христианин призван в подобии Богу создать и заработать, а потом излиять эти блага на окружающих людей. Христос не осуждает богача за богатство, а только за то, что, заработав, он не поделился с Лазарем, который исключительно в силу своей болезни не мог участвовать в экономическом процессе. Даже в Божественном творческом процессе человек является высшей ступенью. Бог сперва создает мир, а уже потом делится им с человеком. Достоевский напрямую называет нищету пороком. Здесь же, конечно, надо разграничивать бедность, которая является следствием труда и желания к труду и, с другой стороны, искусственных человеческих барьеров, направленных на ограничение равных возможностей для всех, и нищету как лень и отказ от участия в экономическом процессе. 

Таким образом, задача Церкви в современных экономических условиях состоит в стимулировании творческой активности своих чад и вообще всех людей в деле умножения талантов, которое, на наш взгляд, органически совмещает умножение духовное и материальное. «Левое» постсоветское христианство нередко обнаруживает грех в богатстве самом по себе, в то время как грехом является неправильное отношение к богатству или неправильное использование его, а также преграды, строящие для других в его приобретении. Те церковные идеологи, которые говорят об «евангельском идеале бедности», сознательно или бессознательно обслуживают интересы бизнес-кругов, заинтересованных в монополизации мировой экономики, в ограничении конкуренции и свободного доступа всех людей, стремящихся приумножить свой талант, к бизнес-активности. Подобно тому, как марксистская пропаганда «всеобщего равенства» вела к умножению бедности и страданий, псевдоправославная пропаганда «евангельской нищеты» ведет к социальной пассивности, отказу от своих богоданных талантов и морально-психологической деградации личности.

Поскольку в рамках изложенной выше концепции богатство не является личным грехом человека, а есть форма служения Богу, Божий талант, который человек призван умножать, монашество также призвано играть важную роль в формировании христианской экономической системы. Монашеское состояние лучше позволяет избегать соблазна «индивидуализации» богатства — ответственность за имущество, его эффективное использование, как в форме умножения, так и в форме служения нуждающимся, распространяется на монашескую общину как целое, освобождая каждого ее члена от узко-персонального чувства собственности, могущего перерасти в страсть. При таком понимании монашество не является формой отказа от экономической активности, а, напротив, призвано предложить обществу новые, более «продвинутые» модели такой активности. Вместе с тем ложно понятое монашество обслуживает страсть индивидуализма не хуже, чем ложно понятое богатство. 

Не могу не привести пример одного моего знакомого, весьма богатого человека, который под влиянием «проповеди старцев» принял монашество на Святой Горе Афон. При этом он ликвидировал свою компанию, уволил огромное количество сотрудников, которые оказались безработными и впали в нищету. Трудно поверить, что Богу угодно спасение души одного человека ценой нищеты и страданий тысяч других людей.

В заключение — несколько конкретных предложений. Задача Церкви в экономической сфере, то есть в деле преодоления бедности, состоит во внедрении христианских экономических моделей. Почему церкви не могут стать учредителями ethical investments funds, к примеру?  Во времена императора Константина Великого Церковь сделала христианство, выражаясь современным языком, «мировым брендом», не насилием и дешевой пропагандой, а примером более современных социальных моделей и технологий. Церкви не следует закрывать свои банки, декларируя свою экономическую несостоятельность, а наоборот, открывать их на новых началах, внедряя христианские моральные принципы в свою банковскую деятельность. Церковь должна создать и продвигать экономическое образование для всех, а не только для способных заплатить. Церковь должна обратить внимание на современные технологии и возможности, внедрение которых уравнивает людей в своих возможностях, к примеру, технологии блокчейн: создавая банки, страховые компании и биржи на основе технологий блокчейна, Церковь должна создавать фармацевтические компании, где бы разрабатывала не только выгодные с точки зрения прибыли препараты, но такие, которые необходимы обществу. Церковь должна открывать современные каналы и информационные агентства, где могла бы показать, что миром информации должны двигать не фейковые, а истинные новости. Церковь сделает мир более моральным и более справедливым, доказывая практическую полезность и ценность ее морального учения. Наконец, церковь должна бороться не с богатством, а с искусственно созданными барьерами и всевозможными лобби, которые препятствуют людям не из «лобби» участвовать в полноценном конкурентном экономическом процессе. Замысел Божий о мире воплотится не через всеобщую «уравниловку», а через предоставление всем людям равных возможностей для самореализации, независимо от места рождения. И только Церковь может дать это.

Источник: www.portal-credo.ru