А.В.Муравьёв: «Если бы приход большевиков к власти был случайным, то всё быстро вернулось бы на круги своя»

В ноябре 2017 года наша страна отмечает драматическую годовщину — 100 лет со дня октябрьской революции. За последние месяцы на нашем сайте опубликованы многочисленные мнения старообрядческих авторов, посвященные событиям столетней давности. Эти материалы собраны в разделе «Старообрядцы и революция».

Сегодня своими размышлениями на эту тему с нами поделился преподаватель Высшей Школы Экономики, завуч Московского старообрядческого Духовного Училища в 2007–2014 годах Алексей Владимирович Муравьев. 

***

Революция эта была большой социальной и культурной катастрофой, вызревшей на экономических и политических предпосылках. Конечно, как любая катастрофа, она была частью исторической эволюции. В Российской империи копились проблемы, которые не решались веками. Верхушка государства позволяла себе жить не на один-два, а на 20–30 порядков выше, чем жил остальной народ, в результате возникло две России: одна —  народная, другая — аристократическая. При всем том, что вся наша большая культура, которую мы проходим в школах, — Пушкин, Чайковский и Боровиковский — это, конечно, больше культура аристократическая, чем народная.

Поэтому я отношусь к революции как к большой катастрофе, обрушению мира, строившегося три века. Конечно, лучше бы ее никогда не было — любая эволюция менее травматична, чем революция. Страдания, огромные жертвы, огромный социальный эксперимент западного типа. Это была неудачная попытка исправить беды, которые накопились в государстве при помощи методик, предложенных западными теоретиками: т.е. марксизм, «диктатура пролетариата», классовая борьба, экспроприация и национализация имущества — все эти вредные и опасные вещи, надолго затормозившие развитие страны.

 

Я думаю, что нет. Все это копилось веками. Сломы в истории России были постоянно: монгольское нашествие, Смута, Раскол… Но никогда не было такой программы социального передела, которая вызрела в кругах, недовольных результатами трёхсотлетнего правления романовской династии.

—————-

Если бы приход большевиков к власти был случайным, и революция была бы случайным событием, то тогда все быстро вернулось бы на круги своя.

—————-

Очевидно, что уже надломлен был хребет, на котором все это держалось, поэтому, несмотря на Временное правительство, которое выступило со своими лозунгами, предотвратить развитие энтропии уже не было возможно. Фактически это был шаг к гражданской войне, и она была неизбежна. Революция — это прелюдия к войне. Надо рассматривать революцию как одну из точек гражданской войны, была февральская революция 1917 года, после чего государство начало рушиться и большевики пришли к власти. Война последовала за февральской революцией, поэтому ничего случайного в этом не было. В истории, если ею заниматься на основе научных методик, вообще мало случайностей.

Теперь что касается духовной стороны вопроса, духовных уроков революции. Многие мыслители думали и писали на эту тему. Россия была де-юре христианской страной, но де-факто огромная масса населения уже потихонечку отваливались: кто-то в этническую религию, кто-то в секты, интеллигенция — в атеизм, например, часть моих предков, русских губернских учителей, в момент революции уже были атеистами, т.е. не революция их сделала атеистами, а они уже были атеистами до революции! А это были учителя, насадители просвещения, преподаватели математики, физики в губернских школах. И меня это всегда поражало, но случайного в этом ничего не было.

Если рассуждать о духовном смысле гонений на религию, надо понимать что репрессии обрушились не только на виноватых, но и на невиновных. Пострадала не только никонианская церковь, которая сама веками была вдохновительницей жестоких гонений на старообрядцев, но и все христиане России. Но неправильно думать, что мученики и исповедники были исключительно чадами господствующего исповедания. Много старообрядцев пострадало, и баптистов, и адвентистов, и русских католиков, и кого угодно. Но никонианская церковь была государственной, самой массовой на момент революции, а потому число пострадавших было так велико.

—————-

И надо сказать, что некоторые новообрядческие проницательные авторы писали, что теперь на собственном примере, наконец, поняли, что значит находиться под гонениями. Они оказались в положении староверов.

—————-

Но масса народа, повторю, уже не имела религиозных убеждений, поэтому так легко атеизировалась.

 

В 1990-е годы произошло освобождение в большей степени от коммунистической идеологии, которую на самом деле мало уже кто всерьез разделял. Патриотические чувства были у многих, любовь к Родине — да, война — да, но коммунизм, борьба классов, Ленин — это всем надоело, и произошло освобождение от этого чуждого наследия. Но рассматривать то, что произошло в 1990-х годах, как какое-то «осознание» кем-то чего-то, — это чересчур оптимистично. Осознание не произошло до сих пор. Если мы сейчас думаем, что мы что-то осознали, то этого нет. Осознание судится по результатам.  Да и как осознавать духовные итоги советского периода, если нет такой общественной и церковной задачи? Нет людей, способных встать на уровень такой задачи, — у всех корни там, у всех советский скелет в шкафу.

Сейчас сознание масс меняют при помощи телевизора, разагитированной толпы, и все это плачевно, потому что для того, чтобы что-то осознать, нужно долго и прицельно обсуждать что-то, и это обсуждение должно быть в несколько этапов, с подведением предварительных итогов. Что касается церкви, религиозных объединений, то здесь, конечно, итоги еще более плачевны. Выяснилось, что чистая либерализация, механическое освобождение от гнета атеистического государства ничего само по себе не дает. Многим еще в конце 1980-х годов казалось, что достаточно отменить давление государства, и автоматически придет возрождение духовности, и все срастется само по себе. Это была большая иллюзия интеллигенции и вообще элит. Но для историка ясно, что этого просто так случиться не может, потому что в XVII веке этой духовности подрубили ноги. Сегодня на наших глазах происходит создание нового религиозного типа, который инфантилен. Для того, чтобы воспользоваться настоящей религиозной свободной, надо повзрослеть. Аттестат зрелости — это практическое исправление ошибок, качественное изменение, а его нет.

Классическую синодальную церковь советская власть давила долго, где-то к 1950-м годам все старое содержание было во многом искоренено. Затем власти начали закачивать в новую оболочку новое содержание. После 1991 года началась совершенно новая история, многое происходило в виде реконструкции, и поскольку наша политическая элита стремилась реконструировать Россию времен Петра I, а еще лучше — Николая I. Соответственно, они пытались воссоздать старую картину общества, включив в нее РПЦ. Я помню, как к приезду генерала в нашей военной части траву красили зеленой масляной краской — вот это было оно. Но такая реконструкция не получится. Сталин создал новую организацию, той старой синодальной церкви уже давно нет.

—————-

Со времен Сталина господствующая церковь поддерживалась именно в том режиме, чтобы в случае отмены официального безбожия быстро стать идеологической опорой государства и власти.

—————-

А раз официальная церковь призвана быть официальной опорой, государственным институтом, то о каком-то духовном возрождении, духовных свободах, переосмыслении уроков революции и советского времени говорить не приходится. Такая структура не может сама себя кусать за хвост. Кто-то скажет, что есть же староверие. Но и оно нынче в руинах. Мы видим обломки величественного фасада, но среди обломков бастионов гуляет ветер, в запустелых пиршественных залах паутина, а среди обломков бродят одетые в азямы и косоворотки люди. Эти люди искренне хотят восстановить былое старообрядчество, но оно безвозвратно кануло вместе с исторической романовской Россией, которая его и породила.

А осознание и выводы делать некому — все наличные кадры заняты реконструкцией. Дошло до того, что среди старообрядцев появились поклонники ленинизма и революции, а то и прямо Сталина. Это показатель разложения, если называть вещи своими именами. Каждый год я бываю в канун Дня памяти политических репрессий у Соловецкого камня на Лубянке. Я читаю там, в частности, имена старообрядческих епископов и священников, расстрелянных сталинскими палачами. И слышу каждый год от некоторых пришедших туда людей:

Не забудем, не простим!

—————-

Это значит, война продолжается, революция продолжается, раскол продолжается, смута по-прежнему в нас. Ненависть люди могут в себе победить только сами, никакие реформы этого не изменят. Революция — это порыв, война — это надолго.

—————-

 

Осознавать надо не революцию, а ту войну, в которой мы все оказались задолго до революции. Солженицын говорил, что корни — в XVII веке. Это правда, но корни еще и в нашей общей незрелости, приведшей к катастрофе, обрушившей общество. Мы можем еще что-то долго строить на руинах, но не стоит удивляться, почему все наши постройки неустойчивы. Есть только один камень, на котором можно строить твердо. Этот камень — Бог, но мы как общество предпочитаем по-прежнему строить на песке.